Гренадеры. Подвиг царской Гвардии. Пролог

                ГРЕНАДЕРЫ.
                (ЗАБЫТЫЙ ПОДВИГ ЦАРСКОЙ ГВАРДИИ.)


                ПРОЛОГ

          Улица Углекопов тянулась недалеко от станции, так что идти пришлось недолго. Свернув в переулок, Владимир узнал знакомые дома. Большинство из них пустовало. С полуоткрытыми ставнями, без окон и дверей, они выглядели заброшенными и одинокими. На краю пустыря стоял дедов дом. Четыре стены осели, окна почти касались земли. Исчез палисадник, покосились ворота. От лавочки, где когда-то собирались соседи, ничего не осталось. Входная калитка была ниже. Под навесом во дворе Владимир заметил свой детский велосипед и старые санки, на которых он катался с горок. Эти вещи вызвали у него тёплые воспоминания и улыбку.
       Полтора десятка деревянных домов на болоте возле станции появились в начале двадцатого века благодаря Транссибирской магистрали. Первые поселенцы, в том числе бывшие ссыльные, строили избы и бараки для рабочих, добывающих уголь. Сибирская железная дорога, проходя через Черемховское село с каменной церковью, способствовала развитию промышленности и получению статуса города. Помимо угольных копей, в посёлке появились литейный, механический и лесопильный заводы.
       Сначала уголь добывали открытым способом, измеряя его в пудах. С развитием промышленности открыли новые рудники и шахты. Добыча увеличивалась, росло население, и жилые кварталы начали строиться на старом болоте, которое засыпали и осушали горожане. Появились новые улицы, где поселились рабочие с семьями.
       Однако болотная жижа постепенно поглощала новые дома. Строения оседали, уходили в землю, и жители вынуждены были бороться с топью, поднимая полы.
       Небольшая изба с подворьем была особенно дорога Владимиру. Здесь он родился и провёл детство. Ранние годы на улице Углекопов он вспоминал с теплотой.
       Подойдя к дому, Владимир заглянул в окно. Внутри было темно и тихо. На стук никто не ответил, и он почувствовал тревогу. Но что-то подсказывало ему, что в доме есть кто-то живой.
       Внезапно дверь скрипнула, и на пороге появился сгорбленный старик. Он молча рассмотрел гостя, а затем произнёс:
 — Здравствуй, крестничек! Заждался я тебя.
       У Владимира сжалось сердце, но он постарался ответить спокойно:
 — Здравствуй, дед! Как ты?
 — Давно жду тебя, Володя, — голос старика дрожал. — Спасибо, что приехал.
       Дед обнял внука и незаметно вытер слёзы.

       До армии Владимир часто навещал деда Федота Гавриловича. Тогда он ещё был крепким и подвижным, но после смерти жены стал болеть и сильно сдал.
       Отслужив срочную, Владимир уехал в областной центр и устроился на завод. Работа и семейные заботы не позволяли ему навещать деда, но однажды он почувствовал тревогу и решил его попроведовать.
 — Может, врача позвать? — спросил внук.
 — У старости свои радости. Ты приехал, и врач мне не нужен. Просто будь рядом, — прокашлявшись, ответил старик. — Хочу успеть рассказать тебе о своей жизни.
 — Ты никогда не рассказывал о себе.
 — Не любил я вспоминать прошлое. А сейчас хочу поделиться болью и рассказать о душевных муках, которые меня преследуют.
 — Бабушка рассказывала, что ты долго мучился во снах от ужасов войны?
 — Война оставила отпечаток на каждом, кто там бывал.
 — Приходилось ходить в штыковые атаки?
 — Это самое страшное для психики. К этому невозможно привыкнуть. В жестоких боях мы были готовы умереть за нашего царя, но не знали, за что проливаем кровь. А при Советской власти были годы безбожия. Многие смеялись и осуждали тех, кто молился или ходил в церковь. Поддались неверию, отчего стали жестокими и беспощадными. Топтали иконы, избивали священнослужителей. За веру тогда могли арестовать и даже расстрелять.
 — Ты не участвовал в расстрелах?
 — Греха такого на мне нет. Но я считал, что религия — это тьма и пережиток царизма. Я перестал верить и молиться, отверг Бога и стал презирать верующих.
 — Сейчас никто в Бога не верит и не молится.
 — Бог каждого человека — его совесть.
       Дед замолчал, а затем продолжил.
 — Что же с нами происходило? Но мучает меня не только это. Мне стыдно за своё малодушие перед дитём и её матерью, которых я предал и от которых отрёкся.
 — Я не знал об этом, — удивился внук.
 — За все прегрешения придётся отвечать, — продолжал дед. — Но мои страдания не только от немощи.
 — Может, тогда не стоит вспоминать?
 — Надо! — резко перебил дед. — Бог даёт каждому свой крест, а без раскаяния нет спасения. За жестокость, предательство тех, кому сделал больно, а также за умерших детей, которых не смог уберечь.
       Вспоминать прошлое было невыносимо, но дед не щадил себя.
 — Сейчас стало особенно одиноко. Думы о прожитой жизни не отпускают меня.
 — Может, не стоит так близко принимать то, что давно прошло?
 — Знаешь, как раньше говорили старики? Присказками да прибаутками. Вот и я тебе отвечу пословицей: в чём молодой хвалится, в том старый кается.
 — О чём ты?
 — О себе, Володя. Вот только умирать приходится в одиночестве.
 — Ты что, дед, умереть собрался? — испугался Владимир.
 — У всех стариков один путь. В молодости я никогда не думал о смерти и верил в свою удачу.
 — Как ты выжил на войне?
 — Верил, что заговорен. Так мне бабка в детстве говорила. 
 — А в Гражданскую войну ты был за красных?
 — Воевал в партизанах против колчаковцев, потом служил во Второй Дальневосточной дивизии.
 — Интересно будет узнать о твоём боевом прошлом, дед, — улыбнулся Владимир.
 — Тогда слушай, — ответил Федот Гаврилович.