Голдэнэ юх

        - Пальчики будем облизывать, пока я готовлю... Потом, я знаю, что говорю, будете облизывать тарэлочки. Ми будем разделать курочку.
        - Самое главное снять с неё всю шкурку так, чтобы она била цельная. И жир тоже весь отдельно положим. Это ми потом шейку приготовим. - Ойц... Как моя мамочка готовила эту шейку! Приходили с того края колонии, чтобы хотя би попробовать! Там жили с одной стороны украинцы - они очень нас любили и даже учили идиш. А с другой стороны, там, за курганом, - бабушка показывала рукой, словно находилась в том самом месте, и в то довоенное время, - жили немцы. Они никого не любили...Странно. Я им ничем не обязана...
        - Шкурочку сняли и теперь целую курочку в кастрюльку положим. Положим цельную цибуле, только почистим и помоим. Мить надо всё! Как руки, когда с улицы зашёл.
        - Морковочку тоже почистим и помоим и тоже целенькую туда. Бетя кладет лавровий листочик и горошины черного и душистого перца. Ми будем её радовать без лаврового листочка... Не отравимся. Большую ложечку соли, водичка... Что за времена? Это когда водичка хлоркой пахла?
        - Абраша каждый день бидончик ставит на подоконник, тогда, вроде, она другая стала... Но не пахнет... Даже водой не пахнет... Она у меня будет пахнуть бульоном моей мамочки, всем на долгие годы... Абраша, засыпь ещё угля!
        Дедушка аккуратно складыает газету... Долго трёт руку чуть ниже локтя... Там у него, помню, кости почти не было... 
        - Память от немецкого снайпера... Только рукой махнул, что у меня патроны кончились... Мастер был своего дела...
        - Деда, а почему был? Ты убил его? - спрашиваю.
        - Нет, - кривясь от боли и смеясь, ответил дед, - а бил потому, что сегодня оно ему не надо, с нами воевать. Пусть живёт. У него тоже такие, как ты, любимые внуки есть, наверное... Это же хорошо? Мы с дедом идём в сарай, что во дворе. Наша парадная на улицу выходила. Дед аккуратно ставит ведро. Прижмёт его к полу, убедится, что крепко стоит, даёт мне лопату.
        - Насипай понемногу.
        Я хватаю лопатой, что есть мочи.
        - Нет... Ты немножечко возьми. Так, чтоби всё, что ты взял, не рассипалось. Героем бить не надо... Ты делай немножечко, но хорошо... Плохо - оно само появится...
        Бабушка стоит с большой ложкой возле кастрюли и вылавливает всё, что появляется в бульоне, кроме того, что она положила.
        - Этот юх (юшка, бульон)не будет золотым, если не будет прозрачным. Когда бульон закипал, бабушка закрывала все кольца на печке и неплотно прикрывала крышкой кастрюльку.
        - Вот, как твой картузик, немножечко набекрень, ми кришечку положим.
        Садилась на табуретку, брала мои руки и гладила... Дед поглядывал поверх очков и бормотал себе под нос на идиш:
        - Идише мазл... майн зисеркен... (еврейская радость, мой сладкий)
        Бабушка встала, положила руки, как и положено при обращении к дедушке, на бедра.
        - Абраша, принеси мне картошечку. Завтра прямо с утра будет суббота и ми должны что-то иметь на завтрак.
        Бабушка перемыла картошку и положила её возле печки на табуретку. Завтра дед встанет, как всегда, раньше всех и положит её в духовку, что за железной дверцей, в левом углу. А бабушка уже чистит селёдку. Отделяет её от косточек и складывает в баночку, пересыпая луком нарезанный кольцами и заливает подсолнечным маслом. Такой был завтрак по субботам. Печёная картошка, селедка. Деду сто граммов водки. На обед - бульон, который всегда горячий на печке, в углу. Чтобы не кипел и чтобы не остывал... Огонь бабушка по субботам не разводила. 
         Но самый вкусный бульон был на Песах... С мацой. Хрустящей мацой, которую накрошишь прямо в тарелку и, я вам обещаю,  тарелочки будут вылизаны.

        Приятного аппетита, ребята!