Бог любит вас!

   
     Я хотел было назвать этот небольшой рассказ «Три встречи», но тотчас вспомнив «Три встречи» Владимира Соловьева, боясь, что с моей стороны три разговора с людьми малопримечательными, если не сказать, очень простыми, будет слишком претенциозно. К тому же, на память будет неизбежно приходить его стихотворное повествование о «Трех свиданиях» во время путешествия по Африке, что с моей стороны тоже было бы очень-очень нескромно.
 
   А было вот что.
   Я вышел от дантиста. Чем может привлечь внимание человек с довольно хмурым и сосредоточенным лицом, словно со дня появления на свет он никак не может разрешить гнетущую его проблему? Тут честно нужно сказать, что я вообще чаще всего выгляжу хмурым и сосредоточенным, даже когда дантист ни при чём. И тем не менее, меня часто останавливают на улице по разному поводу. Вот дама, входящая в магазин:
- Мужчина, присмотрите, пожалуйста, за моим велосипедом!
- А вдруг я сяду и уеду? – Она пристально оглядывает мое лицо:
- Нет, не уедете! – Приходится пять минут сторожить чужую собственность. А то и вовсе странно, неожиданно и, как бы к родному:
- Слушай, друг, у тебя не найдется рубля? Я вот еду из Саратова, и у меня вытащили бумажник. – Надо же, встретить земляка! и где? Беглый взгляд убеждает, земляку, который, конечно, никогда не бывал в Саратове, срочно требуется опохмелиться.
- А где в Саратове живешь?
- Да там…
-Не в Глебычевом ли овраге?
-Во-во, там! – Откуда знать бедняге, что Глебычев овраг давно засыпан, а есть там сквер, скамейки, где бабушки с внучатами сидят. И я даю ему рубль, гуляй, Вася! Ну и так далее, начав рассказ, не кончить…

     Девический голос остановил меня. Снова Уитмен: «Прохожий, если тебе хочется подойти и заговорить со мною, почему бы не подойти и не заговорить?» И действительно, почему бы девушке не остановить меня и не заговорить со мной? Я замираю перед высокой стройной девушкой, рядом с таким же славным парнем – отличная парочка! И вдруг неожиданный вопрос:
- Что выдумаете о счастье? И сами, счастливы ли ? – это уже юноша. Как говорится, вовремя и к месту… Юноша представляется: он – чех, миссионер, и я ввязываюсь в дискуссию о существовании Бога, цитируя Протагора и Ницше, наконец-то даю волю выплеснуться наружу моему органическому пороку – с полчаса читаю им лекцию о счастье, а в качестве краеугольного камня беру стихи Пушкина: «На свете счастья нет, а есть покой и воля». Думаю, чешский парень был немало удивлен, неожиданно встретив мой поток красноречия, однако, вряд ли я его убедил.



     И в самом деле, что есть счастье?
     Я шел из магазина, несколько расстроенный тем, что моей воды не оказалось: что за торговля, еще и девяти нет, а… Пойти в «Любаву»? Не стоило по другой причине. Вода там была, это я знал точно, только она стоила на 30% дороже, чем в «New Студенте». Хозяин Любавы – жмот, и все у него дороже. Придется выйти завтра пораньше.
   
     Так я рассуждал медленно двигаясь через расплавленное утро. Даже в тени деревьев, посаженных при нас и нами вдоль стадиона, огороженного высокой металлической сеткой, было столь же душно, но хоть тень была… От этого казалось, что именно под эти деревья пробралась вся утренняя свежесть. Для того, кто не спешит в университет на службу или на экзамены, можно было присесть на скамейку, подышать прохладцей. Особенно приятно было знать, что в нашей аэродинамической трубе меж общежитиями штиль – редкое явление, и сейчас ветерок добавит удовольствия от движения еще не перегретого воздуха. И в самом деле, труба - не труба, а ленивый поток не обманывал нас.

     Я и подвигался к уютному квадрату, составленному из просторных лакированных скамеек без спинок, минутку бы передохнуть, хотя, казалось, что мне мешало растянуть это удовольствие на четверть часа. Навстречу мне двигался не сплошной поток студентов, а отдельные брызги его в виде маленьких группок – понятное дело – лето, сессия. Знакомые преподаватели желали мне доброго утра и шли дальше. Поздоровалась со мной и невысокая тоненькая девушка в голубом платье. Наверное, на нем были какие-нибудь цветы, но я не мог их видеть, как и ее лица, несомненно юного, по голосу. Я и не пытался этот сделать, зная, что ослабевшее зрение мне в этом деле не помощник, я лишь ответил на приветствие: должно быть, кто-то из библиотеки – кто? – Там меня все хорошо знали.

     Вот эта картина. В неподвижном прозрачном воздухе после взаимного приветствия застыли две фигуры, еще не закончившие очередного шага: старик лет семидесяти пяти, я, недавно отметивший эту дату, в белом льняном костюме, несколько просторном, возможно и мешковатом, и девушка в голубых тонах – прямо голубой период Пикассо.
- Бог вас любит!
    
     Так и не сделав полностью шага, я опустил ногу на землю, дополнительно придав себе устойчивость клюшкой и выгадав секунды для сочинения ответа:
- Откуда у вас такая информация? И почему? – Я имел в виду, почему Бог должен заниматься моей скромной персоной? Но девушка поняла:
- По молитвам вашим и по вашим достоинствам… - и мы сделали следующий шаг, каждый в свою сторону.
     Уже вдогонку я сказал:
- Спасибо!