Эхо войны. Часть вторая

                ***
         Всю первую зиму войны немцы ни разу не вступали в Чечеренку. Очень глубокий снег  и река Десна были серьезной преградой. Весной всё пространство между деревнями затоплялось водой, добраться в деревни  можно было только на лодках, что в войну практически было невозможно, лодок просто не было. Когда река входила в свои постоянные берега, появлялась единственная дорога к переправе,  и тогда от деревни Вороново можно было проехать до действующего парома в Чечеренке. Дорога была выстлана природными небольшими валунами. При необходимости партизаны могли не вступая в бой, уйти в лес. Мы знали, что где-то в глубине леса была подготовлена площадка для приема малых самолетов.

           Все дороги,  ведушие к реке Десна, к деревне Жуково и лесу, были заминированы нашими войсками при отступлении,  и представляли  серьезную преграду для наступающих немцев и, к сожалению,  для местного населения тоже. Так, поздней осенью 1941 года на участке нижней дороги Вороново-Жуково на такой противотанковой мине подорвался муж бабушкиной сестры Рарыкин Кузьма, который на повозке ездил в село Троицкое в поисках кирпича для печи в своей землянке. На такую же мину чуть позже попал и погиб старший сын бабушки Андрюшин Иван, когда передвигался  на повозке.  На этом  же участке подорвался  немецкий легковой автомобиль, и    он   долго   лежал   на дороге.

         Еще первую зиму войны в Чечеринке я научился из бумаги делать небольшие крыльчатки, которые пускал по снегу и ветер быстро уносил эти крутящиеся бумажные колёсики. Было интересно наблюдать, как они быстро исчезали, особенно если они были из цветной бумаги. Однажны я занимался этим недалеко от штаба партизан. Мне никогда не хочется вспоминать этот день, потому что  я увидел, как убивают людей. Перед зданием штаба стояли мужчины,  их было человека четыре. Напротив них стояли два - три вооружённые партизана. Я  не слышал никаких слов, но видел,  как они что-то прочитали, держа  лист бумаги. Затем я отчётливо услышал выстрелы пистолетов. Как выяснилось, накануне  при нападении на немецкую комендатуру в районном центре Рогнедино,  партизаны захватили несколько полицаев, которых и  расстреливали  за измену Родине.

           Наступившим летом на переправе через реку в деревне водой размывало песчаное дно, и появлялись небольшие металлические ящики с кнопкой на крышке. Переход в брод тоже был заминирован. Перед лесом был выкопан противотанковый ров, а перед ним со стороны нашей деревне растянута проволочная путанка, где человек не мог пройти. Далее в начале соснового леса в землю был вкопан танк и склад снарядов. Все это мы увидели уже летом 1942 года, куда ранней весной вернулись в свою деревню. Однажды в проволочной «путанке» ребята нашли серого зайца. Заминирована была вся дорога по заливному лугу.

          Мы в своей деревне срочно сооружали жилище. Наш погреб, где раньше всегда хранилась солёная капуста, картофель и другие овощи, оказался в полной сохранности. Мы стали приспосабливать, чтобы можно было в нём жить. Так как погреб находился на склоне горы, выкопали сбоку ход, ведущий вовнутрь. Поставили примитивную дверь, внутри соорудили  что-то вроде полок, чуть выше земляного пола. В плане погреб был не более 3 х3 метра без окон, глубиной 2 м. Вверху был люк и соломенная невысокая крыша. Стены погреба укреплены дубовым частоколом и потолок тоже был из молодых дубков. Сверху был насыпан глиняный грунт, что зимой спасало от промерзания. Чуть выше на горе стоял деревянный сарай, где находилась наша корова и запас сена. Постоянные наши соседи рядом с нами из разных материалов соорудили что-то вроде шалаша  под раскидистой ракитой.

              В середине лета, находясь в погребе, на восходе солнца услышали рев самолётов. Раздался оглушительный взрыв, земля вместе с нашим погребом содрогнулась. Ничего не понимая, выскочили наружу. Несколько взрывов раздалось где-то рядом, дальше по деревне и в конце её. Теперь ясно был слышен гул удаляющихся самолётов. Чуть выше в 50 метрах от нас увидели семью соседей, лежащих на земле. Шалаш был снесён с места и разрушен взрывной волной от большой бомбы, разорвавшейся совсем рядом. Наш сарай остался без крыши. Верхние брёвна были смещены с наклоном в противоположную сторону от взрыва бомбы. На месте взрыва образовалась огромная воронка. Она была глубиной метра три и   в диаметре пять метров. Снизу шёл какой-то едкий запах, а рядом валялось большое количество осколков. Вскоре внизу, у реки, обнаружили свою корову. Из ноздрей у неё капала кровь. При взрыве бомбы, находясь на привязи в сарае, она, контуженная, оборвав верёвку,  сбежала через незакрытые на ночь ворота.
        Осколков от бомбы было огромное количество, но они  никого не задели. Бомба разорвалась чуть выше по склону от шалаша соседей и нашего погреба, и все осколки пролетели выше над нашими жилищами.  Больших и малых размеров, блестящие темно-синие железные осколки мы находили повсюду и в воде реки Десна, которая протекает под горой  ниже метров сто или чуть больше. Стало известно, что бомбы сброшены в нескольких местах, как бы по линии расположения строений. Наверное, это были самолёты с немецкого аэродрома, расположенного от нас в 30 км в населенном пункте  Сеща.
             Все жители деревни молились, говорили о Боге и  что он помогает нам. В этом военное время и мы, дети,  верили, что Бог оберегает нас от бед и спасает. Родственники и семья были очень верующими. Известно, что до войны бабушка Василиса пешком ходила на богомолье в Киево-Печерскую Лавру, а это  не меньше 600 километров.
             Помню случай,  как еще находясь партизанской деревне Чечеренка, за столом ужинала вся наша большая семья. Маруся, молодая жена Григория, пыталась рассказать что-то вроде анекдота. И дед, наверное не очень сильно, но ударил её по лбу деревянной ложкой. Мы,  сидя на печке, наблюдали эту картину. Все обошлось. В семье никогда не произносили непристойных слов. Бабушка строго соблюдала свой заведенный благочестивый порядок.
            Перед приемом пищи произносила молитву и только потом усаживалась за стол. Небольшая иконка с Николаем Чудотворцем, отделанная как бы золотом, всегда находилась с ней. Бабушка верила, что всё,  что просят у иконы Николая Чудотворца, будет исполнено при искренней вере в молитву.

              Чуть позже обычного времени мы успели посадить картофель, который  на семена просили  у других родственников в  других деревнях. Где-то достали и немного семян конопли.  Засеяли небольшой участок. Выросли растения выше двух метров с большим количеством веточек. Когда слышались звуки пролетающих высоко над деревней самолетов, мы, дети, быстро прятались в этих зарослях, а младший Володя,  которые ещё не ходил,  на четвереньках убегал и прятался в большом дупле старого дуба.
                В конце лета мать выдергала растения из земли, собрала семена, обмолотив  раскидистые ветки. Семена растолкла большой толкушкой  в деревянной ступе.  Получилась какая-то масса, которую мы съели. Стебли конопли связала в пуки, что-то вроде снопов, и опустила в недалеко расположенный пруд. Через 2 месяца вытащила из воды. Подсушив, измяв. получила пеньку, вытрясла,  а потом из волокна изготовила нити. На  небольшом ткацком станке руками изготовила грубое полотно и свила так необходимые верёвки.
          Хлеб был редкостью. Соли совсем не было. Питались в основном картошкой. Варили её два раза в день. Свежая, только что сварёная картошка, была   вкусней и приятней.
           Немцы систематические проводили карательные операции по уничтожению партизан. Когда возвращались из лесов, прилегающих к реке Десне, останавливались в нашей деревне Жуково. Теперь, хотя и не часто, в деревне немцы стали появляться вместе с полицейскими, останавливаясь ненадолго, допрашивали население. Бабушке доставалось чаще других, так как они знали, что её сыновья находятся в партизанах. Дважды её, пугая, допрашивали, угрожая расстрелом, но  почему-то отпускали. Она не могла им рассказать о местонахождении своих сыновей.

            Вначале осени 1942 года в деревню на 3 подводах прибыли партизаны, чтобы у населения собрать картошки, капусты. Другого ничего не выращивали на огородах. Так совпало,  в деревню двигался немецкий отряд, и на подходе в деревне их обнаружил партизан-наблюдатель, сидевший на крыше местной школы со снайперской винтовкой. Заметив немцев, он выстрелом убил их командира -  офицера. Партизаны немедленно покинули деревню. Как только в деревне  узнали о приближении немецкого отряда, все ребята старше 13 лет бежали за Десну, в лес, в расположение партизан. У многих там жили родственники или бывшие соседи.
           В это утро мать с двумя моими старшими сестрами ушли в лес, за Десну, заготавливать брёвна. Мы собирались строить новую землянку. Уже выкопали котлован глубиной 1м и  размером 5 на 5 метров.
          Дома остались мы, пятеро младших детей - это две сестры и нас, трое младших братьев. Младшему Володе было уже около 3 лет. Немцы, озверев от гибели своего командира, с пристрастием допрашивали жителей деревни, выясняя,  кто же стрелял? Ранее, встречаясь с нами, партизаны советовали нам в таких случаях всегда говорить одно: что были с автоматами десантники-красноармейцы. Партизаны у немцев считались бандитами, которых надо было обязательно уничтожать.
              Где-то в середине  дня к нашему погребу подошли немцы вместе с полицейскими и приказали срочно подниматься на дорогу. Здесь уже было всё население крайних домов. Нас присоединили к общей толпе и погнали дальше по деревенской улице, собирая жителей других домов. Собрали всех на колхозной площади у школы. Всех жителей большой деревни загнали вовнутрь школы. Прокричав команду,  выпустили несколько человек - родственников полицейских из других деревень. Мы, дети, ползали под партами, так как помещения всех классов были полностью забиты людьми.   

По нужде никого не выпускали, и все как кто мог, особенно дети, делали свои дела под партами.  Окна были закрыты, снаружи в них были направлены стволы пулеметов, и взрослые говорили, что стены школы обливают керосином. Они знали, что вот сейчас  школу подожгут, и мы все сгорим. 

           Но что-то случилось. Из школы стали выводить всех стариков и искать взрослых ребят. Прошло какое-то время,  вдруг двери, окна  открыли. Нас выпускали наружу. Обезумев, люди не знали, куда бежать, метались, а немцы всё это снимали, как кино. Мы пошли в деревню Вороново, что в трех километрах на запад. Наша сестра, которой было лет тринадцать, сказала, что там есть родственники бабушки.
 
             Через день наша мать и две сестры нашли нас в деревне Вороново, и мы снова вернулись в родную деревню. Возвратясь из партизанской зоны, они знали многие подробности прошедших двух дней. На склоне оврага, разделявшего деревню пополам, немцы собрали всех стариков деревни,  их было всего 17 человек и  всех расстреляли.  Наскоро присыпали землей. Растреленных надо было перезахоронить.  Родственники стариков перенесли их тела на деревенское кладбище и похоронили прямо в окровавленных ватниках, без гробов, не по-христиански. Расстрелянного нашего деда Андрюшина Антона бабушка  перезахоронила на деревенском кладбище. Никаких надгробий на кладбище деревни Жуково никогда не было. Чуть позже, партизаны, иногда посещающие своих родственников в нашей деревне, говорили, что о расстреле наших стариков писала газета «Красная звезда».

               Прошла целая вечность. Дети войны стали взрослыми, даже пожилыми. Менялась наша жизнь. Но в памяти постоянно встают все события военных лет. По ночам снятся кошмарные сны, возвращая в те страшные события. Иногда  бывая в родных местах, особенно понимаешь, что жизнь человека, моя жизнь, как всех, могла оборваться в любую минуту того страшного времени  - оккупации нашей территории немецкими фашистами.
              Иногда, редко, когда очень знакомому человеку пытаешься рассказать о пережитом времени, слезы застилают глаза  и голос становится невыносимо дрожащим, прерывающимся. Может,  и не надо никому рассказывать об этом? Может быть,  просто надо забыть это навсегда. Но память все равно всегда возвращает к трагическому прошлому.
                Поздней осенью этого года связной от партизан сообщил бабушке,  что ее сын, Андрюшин Григорий Антонович, погиб геройской смертью. Деталей гибели мы не знали до конца сентября 1943 года, когда Красная Армия освободила нас от фашистов. Не было никаких сведений  и о младшем сыне  бабушки Максиме. Вначале думали, он влился в действующую армию, куда вошли многие наши партизаны и  вернувшиеся только после  победы в 1945 году. Стало понятно, что и Максим Антонович Андрюшин, младший сын бабушки, погиб в партизанах и похоронен где-то в брянских лесах.
         Наступала вторая зима военного времени. Жить в  погребе становилось невозможно, и нас приютила семья в нашей деревне,  у которой была настоящая бревенчатая землянка с русской печью. Такое жилище было проще отапливать,  и в нём безопаснее жить,  так как наполовину оно находилось в земле. В войну семьи объединялись, и по многу человек жили вместе.
       Уход из деревни подростков при приближении к деревне немцев, стал постоянным явлением. Этому правилу следовал и единственный взрослый мужчина Алексей Иванович Ивашечкин, глухонемой от рождения. Ему было более 50 лет. Возвращаясь назад в свою деревню, где-то на полпути, в так называемом месте «кочкин луг»,  его схватили немцы. В деревне ничего не знали, он просто не пришёл домой в свою деревню. Спустя несколько дней его случайно обнаружили повешенным на дереве, без одежды. Всё его тело было исколото финкой. Видимо, его долго допрашивали как партизана. Но что им мог сказать он, глухонемой? У него был вырезан язык. Эту картину забыть никогда нельзя. Позже, зимой, подобное повторилось.       
             Шестнадцатилетний Семён Архипов, сирота, который воспитывался у родственников, был нездоров и, убегая из деревни, через километр, решил пересидеть, спрятавшись в овраге, чтобы  переждать, когда из деревни уйдут немцы. Они возвращались из операции по уничтожению партизан и появились в деревне, когда стемнело. Остановились в  землянках на краю деревни. Выставили караул у плетня огорода на горке и разожгли костер, невидимый снизу. Из одной землянки они  выселили хозяев, которых приютили на ночь жильцы других землянок. В свободной землянке у них было организовано что-то вроде штаба, где разместились офицеры.
           Семён через день, когда уже немцы покинули нашу деревню, домой не вернулся. Его искали везде в двух деревнях, на дороге, в кустах, но не нашли. В конце марта, когда стаял основной снег, его обнаружили в узком проходе между двумя плетнями соседних огородов,  буквально в 100 метрах от дома, где ночевали немецкие офицеры. Тело также было исколото финкой. Его приняли за партизана, долго допрашивали  и  уже мёртвого выбросили. Была сильная метель, и его сразу засыпало снегом.   
              Выкопанную в конце лета картошку мы хранили в буртах. Для этого выкопали яму на более высоком месте огорода во  избежание затопления водой. Дно ямы выстилали соломой. Засыпали картошку и  её опять укрывали соломой. Сверху насыпали небольшой слой земли и по центру ставили небольшой столбик, укутанный соломой для вентиляции. Картошка всегда хорошо сохранялась. Когда начинал таять снег, бурты вскрывали и картошку переносили в землянку.
         В  это время входная дверь в землянку часто оставалась открытой, и внутри становилось холодно. Может быть,  по этой причине, назавтра  заболел младший наш брат Володя, который недавно начал ходить, хотя ему уже сравнялось три года. Взрослые говорили,  что у него скарлатина. Он задыхался, очень тяжело дышал,  лежа на подстилке  на полке. Кто-то из соседней землянки принес  разогретый в ложке керосин, но он не мог проглотить. Вскоре он замолчал и умер. Наступил вечер, и его тельце в гробике из старых досок поставили на стол, чтобы утром похоронить.
В это время в деревне появился большой немецкий отряд лыжников,  которые возвращались из леса после преследования партизан. Они пытались их уничтожить. К нам в землянку поселили полицаев, их было человек десять.
         Войдя в помещение, они сразу приказали вынести гробик в  ветхие сени за дверь. Принесли охапки сена и,  расстелив  на пол,  заняли всё свободное пространство. Мы все вплотную друг к другу разместились на печи  и на полках. Было слышно,  как полицаи  разговаривали по-русски между  собой, вспоминая свой  неудачной поход. Стало понятно, что это власовцы, перешедшие на сторону немцев. Они как-то с усмешкой вели эти воспоминания своего похода. Утром они ушли из деревни.  Днём похоронили Володю и нас стало всего шестеро детей.
 
          В эту зиму в деревне появилось очень много мышей. Оставленный на полях неубранный урожай дал хорошую пищу грызунам. Они пробирались в землянку. Кошек ни у кого не было. Мы, дети, заострёнными палками пытались их уничтожать. Не боясь людей, днем приходили прямо к землянкам лисы.
       Наступало тёплое время года,  и мы опять вернулись в свой погреб. Сын бабушкиной сестры, подросток, взялся строить нашу новую землянку. Мы её называли полуземлянкой, так как она на метр возвышалась над уровнем земли, имела два маленьких окна и соломенную крышу. Русская печь располагалась посреди помещения,  а с боков были полки, на которых можно было спать. Кирпичи для печи собирали на пожарищах наших домов. Под полками обычно хранили картошку.
      
           В один из дней этого лета немцы проводили  очередную операцию по уничтожению партизан.  Имея большое превосходство, вошли в деревню Чечеринка и вели бой непосредственно среди домов.  Партизаны отступили, они укрылись в ближайшем лесу.   Пули попадали внутрь домов.
         В одном из них находились женщины с детьми, это было строение, где мы жили первую зиму. Там была и семья старшего сына бабушки, который  погиб раньше,  подорвавшись на мине, и семья другого сына Владимира, воевавшего  на фронте.

        Во время  этого боя пострадали даже те, кто укрылся в доме. Разрывной пулей в руку в локте была ранена жена Владимира,  получил ранение в грудь мой двоюродный брат Коля, ему было всего лет семь. Немцы их перевязали,  и раны начали зарастать. У Коли рана была, как говорили, лёгкой, на вылет, не задев костей и важных органов. После он нам показывал красноватое пятно у плеча. У жены дяди Володи ранение было серьёзное. Разрывной пулей была раздроблена кость, которая долго не срасталась. Из раны наружу выходили мелкие косточки,  иногда даже рана начинала гноиться. В конечном итоге рана зажила. Правда, рука в локте не разгибалась полностью и всегда находилась в положении, как будто привязана к груди.      
            Став взрослым, Николай отслужил 3 года в армии, все время прожил в деревне и никогда не вспоминал о своём ранении.

                ***

           В  средине зимы, как-то рано утром,  ещё в  потемках, к  деревне Чечеренка приближался немецкий карательный отряд. Как всегда, его целью было уничтожение партизан, которые постоянно совершали налеты на их комендатуры, уничтожали их пособников – полицейских, подрывали  эшелоны, взрывали мосты на важной железной дороге  Брянск-Смоленск.  В течение ноября-декабря этого года здесь они не вели своих операций.
В этот раз они двигались прямой дорогой  от деревни Вороново  на Чечеринку  к  переправе на реке Десна. Этот путь пролегал, минуя деревню Жуково, обходя ее справа. Зимой лед сковал Десну.  Паром, работающий в летнее время на переправе,  был вытащен на берег и частично разобран.  Для краткого  пребывания паромщика в период работы переправы была оборудована  землянка, полностью скрытая  в  песчаном спуске  к реке. Наверх выходила труба,  из которой иногда был виден выходящий дым. В этой землянке  зимой  никого не было. Но иногда около  нее партизаны выставляли свой пост для наблюдения за обстановкой на другом берегу.

          Не имея никакого жилья, в это время в землянке жила семья из нашей деревни. Их было четыре человека:  мать, девочки лет десяти и шести и  мальчик восьми  лет. В эту ночь был выставлен караул вооруженных партизан. Под утро  замёрзшие партизаны зашли в землянку, решили погреться и передохнуть. Наверное, они все же уснули.  Услышав шум приближающегося к  переправе отряда немцев,  босиком выскочили наружу и метнулись по дороге к лесному населённому пункту, называемому «совхоз». Немцы стреляли,  пытались догнать, но было еще темно и партизаны скрылись. Войдя в землянку, фашисты увидели две винтовки и, подняв сонных обитателей землянки, вывели наружу. Поставили их  рядом с землянкой и  решили немедленно их расстрелять. Встали мать и старшая девочка, а  сзади за ними младшие сын и дочь. Немцы направилн на них автоматы и  открыли по ним стрельбу. При первых выстрелах от испуга или обморока младшие  упали в снег в одно время со старшими. Очнулись, когда кругом уже никого не было. Дети вылезли из-под тел матери и сестры и пришли в нашу деревню. До конца войны жили они в семьях. Потом их направили куда-то в детский дом, и следы затерялись.
               Разные новости мы узнавали  только от партизан. Иногда они приходили в деревню к родным или родственникам, причем  только в ночное время.  Партизанский отряд уже имел хорошую связь с «большой землей»  - так называли наверное, имея в виду, Москву. Периодически прилетал маленький самолёт,  чтобы забрать тяжелораненых партизан, вывезти отсюда на лечение. Партизаны уже были хорошо вооружены, всегда появлялись с автоматами и гранатами. Достаточно было и боеприпасов. Но пушек и минометов я не видел. Наверное, так им легче было преодолевать большие расстояния при выполнении боевых заданий. От них мы узнали, где находится линия фронта, и мы чувствовали, что они радуются  приближению Красной Армии к  границе нашей области.
           В одну из сентябрьских ночей  стали слышны за лесом взрывы, шум. Слева нашей деревни,  где-то на северо-востоке, небо полыхало ярким светом, горела земля. Это наши «катюши» поливали огнём немецкие укрепления.  Готовилось наступление Красной Армии уже на территории нашего Рогнединского района в деревне Хотьмирово, что в шести километрах  от конца нашей деревни.

          Но случилось самое непредвиденное. Утром всё население верхней части нашей деревни, где все были связаны с партизанами, немцы погнали по деревенской дороге.
        Подходя к каждому жилищу, людей  хватали и присоединяли к толпе. Всех гнали к главной площади,  где раньше была школа. Партизаны ее сожгли после того,  когда немцы в ней пытались сжечь всё население нашей деревни. Толпа людей под конвоем  немцев подходила к оврагу, где год назад были расстреляны все наши старики. Люди столбенели, падали на колени, вслух молились, дети ревели в голос. Ждали неминуемого расстрела. От конвоиров поступила команда двигаться дальше. Остались живы. Далее,  подогнав к нижней части деревни,  где тоже было собрано население, нас всех вместе погнали в западном направлении. Пройдя деревни Вороново, Студенец оказались  на «большаке». Эта более широкая наезженная дорога соединяла районный центр Рогнедино и  Дубровка. В Дубровке была железнодорожная станция дороге   Брянск-Смоленск. Оставалось пройти несколько километров. Конвоиры всё время угрожали палками, кричали: «Быстрей, быстрей». Старые женщины не выдерживали такой ходьбы и останавливались. Сразу подбегали немцы, били дубинками,  и если это не помогало,  тут же на месте их пристреливали. Особенно зверствовал один рыжий немец. И его сразу все окрестили «Финном».

                Дети уже не могли идти,  взрослые их брали на руки, сажали на плечи и несли по очереди.  По мере движения дальше обстановка прояснялась. Взрослые говорили,  что на станции Дубровка нас хотят  загнать в вагоны и отправить в Германию.
          Наступал вечер. Были слышны разрывы мин где-то слева, где был большой луг. Мы остановились на спуске к небольшой речке. Вроде бы это место с небольшим количеством домов называлась Карловка. Сопровождающая нас команда немцев вдруг исчезла,  бросила нас. Почувствовав свободу, мы врассыпную бежали  к ближним лугам. Снизу копны или стога выдергивали сено,  делая углубление,  чтобы можно было залезть. Это позволяло спрятаться от дождя. Под копнами мы провели всю ночь. Вскоре нам сообщили,  что Дубровка освобождена от немцев нашими войсками, и мы стали свободными.
             Собравшись в небольшие группы, связанные родством, мы стали возвращаться домой. Навстречу нам плотным строем во всю ширину дороги  двигалась бесконечная колонна солдат. У них были темные лица; уставшие, они представлялись как цельное и непрекращающееся движение вперед. По-видимому, они только что вышли из боя, неся  на плечах длинноствольные пулеметы, личное оружие и катанки из шинелей через плечо. У некоторых были небольшие пулеметы на колёсиках. Наши женщины бросались им навстречу,  пытались обнимать, целовать. Но воинам нельзя было останавливаться,  и они без слов продолжали свое общее движение вперёд. Ни танков, ни артиллерии не было видно. Была одна пехота.  Вскоре они снова вступят в бой, не имея времени на передышку.
            Через километров семь мы свернули с большака на дорогу, ведущую нас в нашей деревне. К вечеру мы дошли до деревни Студенец, где вынуждены были заночевать у жены брата бабушкиной  невестки,  жены старшего сына Ивана. Утром вернулись в свою деревню Жуково. Надо было начинать новую жизнь на освобожденной от немцев земле.   
                Продолжение в следующих частях.