Глава V Повышение

Расставшись той ночью у крыльца института со Стасовым, Саша и не мог себе представить, что не скоро теперь увидится с ним.
На следующий день, в пятницу, все пришли вовремя, не было только Иры и Стасова.
- Во-сколько вчера разошлись-то? – спросила Рита
- В половине двенадцатого, - ответил Саша.
- Готовила вчера, как дура этот проклятый пирог! Так он сегодня даже и спасибо не скажет, вот увидите! – сказала Ира, входя в комнату, запыхавшись и доставая из сумки хорошо упакованное блюдо.
- Как, он вчера опять начал петь свою любимую песню про пирог, и про то, как вкусно у тебя всё это получается? - спросила Фрида, ушедшая вчера раньше всех.
- Да Фрид. И я поддалась.
- Ну, и дура! Теперь расхлебывайте сами! Я для себя всё давно решила!
- Ну, вот и смотри, Ир, мы припёрлись сегодня все, как дуры, а его нет! Вот, где он? Скажите мне хоть кто-нибудь, а? – сказала Рита.
- Саш, вы, как там вчера хоть всё успели сделать-то, что Алексей Анатольевич говорил? – спросила Ира.
- Да, успели.
- Тогда, тебе одному придётся нести ему всё показывать, если наш не придёт к десяти, - предупредила Сашу Фрида.
- Схожу один. Всё равно сегодня всё уже будет по-другому. И, каждый день так меняется у него.
- С чем-пирог-то приготовила? – спросила Рита.
- С абрикосовым.
- Абрикосовое ему не нравится, - сказала Фрида.
- Да и хрен с ним! У меня не было другого ничего. Пусть жрёт, чего дают.
Фрида её слегка раздражала своим умением грамотно поставить себя пред руководством.
- Фрид, ты действительно решила увольняться? – спросила Ира.
- Да. Хотела ведь, как нормальная доработать. Но ведь сил-то нет никаких у меня больше. Довёл все-таки он меня. Теперь придётся пару месяцев дома сидеть.
- И я тоже за тобой уйду от него. Не могу больше. Но я переведусь к Царициной в бригаду. Сегодня уже заходила к ним с утра. Они рано приходят. Переговорила с Светланой Сергеевной. Говорит, что возьмёт меня. Обрадовалась. А он пусть с Сашкой вдвоём работает. Думаю, и Ирка долго не продержится с ними, хоть и самая терпеливая из нас, - сказала Рита.

Время шло, но Стасова всё не было и не было.

- Может позвонить ему? – спросил Саша.
- Позвони. Ты дружишь с ним, тебе и звонить. А нам наплевать на него. Пусть делает, что хочет. Его проблемы.
- Хорошо, я позвоню. Только после десяти. Подождем ещё полчасика.
Прошло полчаса, и в комнату вошел Надеждин.
- Добрый день всем. Саш, пойдём со мной, покажешь, что там Михалыч наваял.
Надеждин был высокого роста. На его круглом лице красовалась достопримечательность в виде роскошных пшеничных усов. Тогда Саша ещё не понимал, как можно вырастить на лице некую клумбу, и каждый раз увидев Надеждина, пытался лучше её разглядеть.
- Алексей Анатольевич, а где Алексей Михалыч наш? Вы знаете, что с ним? Он вам звонил? – спросили все женщины, практически одновременно, хором, с интервалом всего лишь в доли секунды.
- Где? А вы, что не знаете? Он заболел. В больнице, - ответил начальник мастерской.
- Как в больнице? А кто же мне заявление будет подписывать? – обеспокоенно спросила Фрида.
- Какое заявление?
- Об увольнении.
- Я подпишу.
- Тогда подписывайте.
- Подожди Фрида. Дай в себя прийти! - хитрил Надеждин.
- А что собственно такого случилось? Подумаешь человек в больнице, с кем не бывает? – не унималась Фрида.
- А вы, что тут праздновать собираетесь? Вроде бы сегодня никто не рождался?
- А у нас каждый день без Михалыча, праздник, - съязвила Фрида.
Надеждин не стал больше тратить свое время на общение с женщинами, и стремительно удалился, произнеся напоследок:
- Саша, я тебя жду.
- Хорошо Алексей Анатольевич, - сказал Саша и отправил на печать чертежи для разговора с начальником мастерской.

Саша к тому времени уже вполне мог мыслить самостоятельно. Его брали архитектором третьей категории, но за пару лет повысили до первой. Всем нравилось, как он работает, а Стасову тем более. Ему можно было поручать любую работу, за исключением, конечно же, основного креатива, который он пока не тянул, несмотря на свой возраст. Ведь ему было уже около тридцати лет.
Начальник мастерской часто говорил со Стасовым, о нём. И тот всегда лестно отзывался о Саше, хвалил, и даже гордился, что именно у него в бригаде есть такой смышлёный человек. И сегодня не было ничего удивительного в том, что руководитель мастерской позвал к себе Сашу вместо его ГАПа.
Саша вошёл в кабинет Надеждина.
- Садись Саш. Ну, что у вас там с Михалычем получилось? Показывай, – сказал Надеждин.
И Саша положил перед ним на стол чертежи и вчерашние эскизы Стасова.
Надеждин внимательно начал их разглядывать, завязался разговор, и даже спор, переходящий в совместное эскизирование на кальке. В итоге они нарисовали некое подобие усреднённой планировки типового этажа.
- Давай Саш, к обеду вычерти, и я к директору пойду с ней, ладно?
- Да Алексей Анатольевич, конечно, сделаю.
Надеждин, как-то таинственно взглянул на Сашу и произнёс:
- Знаешь Саш, не убегай, подожди. Сядь на секунду. Понимаешь в чём дело. Я с тобой хотел посоветоваться. – и в этот момент на них посмотрел главный инженер мастерской Родштейн.
Григорий Эрихович тихо сидел в дальнем углу, за своим столом, и что-то чертил вручную, с помощью линейки и карандаша.
Его взгляд выражал некое удивление, словно все уже было решено ещё полчаса назад, а Надеждин начал мяться, проявляя нерешительность в отношении того, что нужно было сказать прямо и четко. Это-то и взволновало Родштейна.

Григорий Эрихович постоянно находился в состоянии скрытой войны с Надеждиным. Оба они были одного возраста, но, при этом, словно «Инь», и «Янь», дополняли друг друга в постоянном, неразрешимом противоречии, которое перетекало постепенно из практически обоюдного согласия, в нечто находящееся на грани ненависти.
Родштейн гордился своими корнями, любил историю северных стран, поэтому увлекался историей севера России. Он был очень правильный конструктор. Ошибок для него не существовало. В любой работе он любил подстраховываться и подкреплять всё расчетами.
«Чтобы спалось спокойнее!» Любил говорить он.
И был в этом абсолютно прав. Любая архитектурная изюминка Надеждина, тут же становилась абсолютно сухой, в руках Родштейна. Но эта сухость вовсе не лишала её цвета и запаха, оставляя лишь железобетонную прочность и логику.
Движения его были слегка замедленны, и от этого казалось, что прежде чем что-либо показать, подкрепляя слова жестом, траектория перемещения его рук во время оного, промерена и рассчитана с идеальной точностью. В этих движениях и словах было что-то буржуазно-надменное, но при этом – аскетичное.
Его огромные, маслиноподобные глаза всегда влажно блестели, и двигались размеренно, словно то, что он хотел увидеть, его уже не могло интересовать, как прежде, в былые годы. И смотрел он на всё с некой, еле заметной иронией, медленно моргая, будто находясь в сонном состоянии. Но это, конечно же, было показное. На самом деле он не спал, а наблюдал за всем происходящим из-за всех этих своих, отработанных годами, и возможно перешедших к нему по наследству – приёмов.

- Так вот, что я хотел тебе сказать, - продолжил Надеждин, уже не глядя на Родштейна.
- Саша, не бойся его. Он ничего прямо сказать не может. Все время юлит, сколько я его знаю, - перебил начальника мастерской, не выдержав, Родштейн.
- Всё я могу сказать. Саш, понимаешь дело в том, что Михалыч в больнице. И в больнице не простой, а психиатрической. А это, сам понимаешь надолго.
- А, что с ним такое случилось?
- Перегрелся он на работе. Говорил я ему, что так работать нельзя. А он мне: - «Ты ничего не понимаешь!» А что я должен понимать-то? Что здоровье у нас одно и на всю жизнь? Да, это я очень хорошо понимаю! - сказал Родштейн.
- У него нервный срыв Саш. И микроинсульт. Это, как минимум на полгода. А мне объект надо гнать. Короче дело такое. Я предлагаю тебе ГАПом, вместо него. Пойдёшь? – сформулировал Надеждин.
Саша не ожидал такого поворота событий. Да и вообще он не видел ещё себя ГАПом, так, как не умел формировать весь архитектурный образ объекта в целом. Ведь таким вещам не учат в институте. Они либо от Бога, либо приходят с годами. К нему же явно никто не спешил приходить. И он не верил в свои силы. Но, будучи молод, был очень смелым человеком. Тогда он не знал, что это проходит с годами, а точнее с опытом. А опыта у него практически-то и не было.
- Саш, ты не спеши. Иди наверх и работай. Вон тебе Надеждин к обеду сколько всего наговорил сделать. Вот и делай. А пока работаешь – думай. Знаешь, такие предложения бывают не каждый день. А после твоего Стасова два объекта осталось. Кто их будет вести? Берись. Заодно и научишься.
- Саш, думай до завтра, до утра. Договорились? Время ещё терпит! - сказал Надеждин.

Саша шёл на свой этаж по лестнице, не видя у себя под ногами ступеней. Ему предлагают ГАПство! Он и не мог себе представить такое ещё вчера. Да и вообще не думал, что когда-нибудь будет вот так вот работать в проектном институте и не просто проектировать дома, а иметь, что называется, самое прямое и непосредственное отношение к зарождению их архитектурного образа. Да, пускай и авансом, но всё же именно ему! Как же к этому отнесётся Стасов? Он же в больнице, а не предательство ли это?
Навстречу шла Ирина.
- Ну, что с нашим Михалычем? – спросила она.
Саша вздрогнул так, словно к нему прикоснулись холодной рукой.
- Он в психушке, у него этот, как его? Микроинсульт - ответил он Ире, глядя в пол.
- О Господи! Да ты что!? Какой ужас! Всё-таки это произошло. Хорошо, ещё микро.
- Представляете, Ирин, мне предложили вместо него.
- Как вместо него! Да ладно!? Ну, ты даёшь!? – удивлённо произнесла она. В свои сорок пять, ей уже не хотелось никакой ответственности. Но то, что предложили не ей, а именно Саше, несколько задевало её. Но, где-то в глубине выбор был сделан, уже давно, поэтому она не могла завидовать, и скорее даже порадовалась за него.
- Да. Даю. Но боюсь, что это будет выглядеть, как предательство. Понимаете, Ирина?
- Понимаю. Ничего не бойся. Как он на всех нас ездил! Вот и сломался сам. Всё к этому и шло. Он прекрасно знал с чем играет. Соглашайся. Второго случая не будет.
- Будет. Откуда вы всё знаете?
- Думай сам. Лучше скажи мне, что с ним, если серьезно.
- Нервный срыв. Надеждин сказал, что это надолго. Полгода, как минимум.
- Теперь его жена придёт морду Надеждину бить за мужа.
- Как морду бить?
- А вот так вот, как морду бьют? Так и бить. Он же его заездил. Видел же, что человек не может остановиться, что для него это как наркотик, а всё давал и давал новые, более сложные задачи. Вот и доигрался. Какой ужас! Что будет. Ну, она из него точно деньги на лечение выбьет.
- Ладно, пойду наверх работу делать. Надеждин навалил, знаете сколько?
- Знаю. Теперь ты следующий. Но тебе ещё можно, пока молодой. Но пусть тебе это будет уроком на всю жизнь. Делай выводы, что важнее в этой жизни. Работа, или здоровье.
- А для меня работа и есть здоровье.
- Все мы так раньше говорили, - со вздохом сказала Ирина и побежала дальше по своим делам.
Саша вошёл в свою комнату.
- Ну, что там со Стасовым? – спросила Рита.
- В психушке.
- Как в психушке?
- Что пристала к человеку? В психушке, значит в психушке! Смотри, сама туда не попади, если так нервничать из-за какого-то трудоголика будешь, - сказала Фрида в сторону Риты.
Затем повернулась к Саше и спросила:
- Как там Надеждин? Свободен сейчас, после тебя никто к нему не заходил?
- Никто.
- Пойду заявление подпишу, по свежим следам.
- А, что с ним? – спросила Рита Сашу.
- Нервное расстройство, и микроинсульт.
- Какой ужас! Жалко человека всё-таки. Вот смотри чем вся эта проклятая работа кончается.
- Мне предложили вместо него работать.
- Тебе? Ну, тогда правильно я перевожусь. Никогда в жизни не буду больше с мужиками работать! Здоровье дороже! И ты знаешь, я ничуть не завидую тебе. Никогда бы в жизни не пошла в ГАПы! Ну, разве, что только по молодости и по глупости, лет эдак пятнадцать назад. Теперь же скоро пенсия, и мне уже ничего не хочется, кроме одного – спокойной жизни. Всё, сейчас Фридка вернется, и я пойду. Пусть переводят меня скорее. Не хочу я его объекты доводить. Знаешь Саш, можешь обижаться на меня, можешь не обижаться, а мне противно всё это, к чему только прикасалась его рука.
- Я не обижаюсь. Не имею ещё права обижаться.
- Вот и молодец. Права ещё не имеешь. Правильно сказал. Тяжело тебе сейчас придётся, разгребать всё это. Но это вам мужикам нужнее. Вам надо семьи тянуть. Вот и впрягайся раз предлагают.

* * *

В понедельник Саша пошёл к Надеждину с ответом. Сам не веря в то, что сегодня ситуация окажется все ещё той же без изменений, что Надеждин не передумал, и всё остается в силе.
У Надеждина сидела жена Стасова Лариса.
- Пришла деньги выбивать! – догадался Саша.
Он хорошо знал её. Ведь Стасов приглашал Сашу к себе в гости пару месяцев назад. Теперь же ему было почему-то стыдно смотреть ей в глаза. Он пытался объяснить себе свою правоту, применяя в споре с самим собой различные доводы и аргументы. И их было великое множество, но все они рассыпались в пыль, ударяясь в непоколебимое лицо Ларисы, сидящей напротив Надеждина. Ведь он, получается, тоже был чем-то виноват в том, что заболел Стасов.
- Здравствуйте Лариса, - жалко произнёс Саша.
Она ему не ответила. Более того Саше даже показалось, что она и не видит его, как, впрочем, и вообще никого, кроме Надеждина, да и то только потому, что он в её сознании являлся теперь должником до последних своих дней. Ну, или хотя бы до того момента, когда её муж сможет снова творить, выйдя на работу. Она не понимала сейчас, что возможно делает серьезную ошибку, ссорясь с начальником мужа из-за денег. Ведь Стасову потом нужно было возвращаться на своё рабочее место.
Родштейн сидел, отвернувшись в сторону окна, прикрыв правую часть своего лица рукой, таким образом, что казалось, будто он ей просто его подпирает для пущего удобства. Левой же рукой он пытался что-то выводить на листе бумаги у себя перед носом.
- Это вы во всем виноваты! – причитала Лариса.
- Лара перестань говорить ерунду. Мы тут не причём. Он сам так много работал, -  не выдержал Родштейн, убрав руку прикрывающую лицо.
- А, кто ему ставил такие сложные задачи? Ведь не я же? – со слезами на глазах продолжала она.
- Лара, я тебя прошу, не надо! Мы заплатим за лечение, но только как нашему сотруднику, а не потому, что признаём себя виноватыми в данной ситуации. Ты пойми, такое может случиться с каждым из нас. Просто твоему Лёше не повезло больше чем нам, вот и всё! – произнес Надеждин самое главное для Ларисы слово, то, зачем она собственно и пришла.
И с этого момента, разговор уже приобретал не обвинительное направление, а скорее превращался в некий торг, в борьбу за ту сумму, которая устроила бы, прежде всего её.
Саша понял, что ему лучше вообще удалиться, так, как никто из присутствующих в комнате руководителей не хотел говорить при нём о деньгах.
- Я, пожалуй, попозже зайду, - закрыл за собой дверь Саша.
Надеждин ничего ему не ответил, а только взглянул на него с какой-то неземной тоской, отобразившейся на его лице.
Дело в том, что оба Алексея, Михалыч и Анатолич были друзьями и вместе ходили на теннис. Они пришли в этот институт из другого, где работали так же вместе много лет и хорошо знали друг друга.

Так Саша стал ГАПом заочно. И потом долго отрабатывал своё не заслуженно раннее звание. Все эти годы, принесшие опыт, помогли ему считать себя, настоящим, самостоятельным ГАПом, умеющим многое, попав на эту должность в боевых условиях, будучи, как на войне. Ведь, как ещё можно назвать ту ситуацию, когда одного сотрудника буквально выносят с поля боя, и на его место тут же вступает другой? Это была настоящая война. Правда, без крови. Но с такими же потерями и жертвами.

25.03.18 г.