Мой тесть Алексей Ильич

Алексей Ильич Коржуков, уроженец Ашхабада, 1923 года рождения. Был призван в армию в ноябре 1941 года, воевал на Сталинградском фронте в звании рядовой. В феврале 1942 года был ранен и после излечения в госпитале был демобилизован в марте 1942 года.

К сожалению, встретиться с ним не получилось, потому как он умер в 1975 году. На «гражданке» работал корреспондентом городской газеты.
Иногда он рассказывал своим детям и супруге разные истории про войну. И впоследствии  моя супруга как-то пересказала мне одну из них.
« Призвался я в ноябре 1942 года из солнечного Ашхабада. На улице последнее осеннее тепло и листья кое - где опали с деревьев. Солнце радует и жить очень хочется. Мне 19 и меня понять можно. Кому же хочется помирать так рано. Но может удача, а она меня привечает, будет снова на моей стороне.

Нас построили на вокзале. Военком, прихрамывающий на левую ногу, медленно прошёл в центр перед строем и произнёс торжественную для такого случая речь, а напоследок он сказал:

-Сынки, не буду много говорить, скажу только одно. На вас у нас надежда. И ещё. Берегите себя. Я не хочу сказать, чтобы вы прятались за каждый бугор, но и при случае не пренебрегали этим. Запомните, трус умирает тысячу раз. Но вы постарайтесь вернуться живыми. Вас тут ждут. Не забывайте об этом.

Тёплый осенний ветерок шевелил его седые волосы и, как мне показалось, одинокая слеза скатилась по его щеке. Это мне врезалось в душу сильней всяких слов.

Потом мы погрузились в теплушки и поехали. Доехали до какого-то городишки, названия не помню. Помню огромное поле и палатки, огромное количество палаток. День был промозглый и уже шёл снежок. Даже не верилось, что где-то тепло и дыни, слаще которых нет ничего на свете. В течение пары дней нас раскидали по взводам. С Ашхабада нас во взвод попало пять человек, чему я был очень рад, хоть есть с кем вспомнить былое. Вскоре нас стали обучать солдатским премудростям, цель которых выполнить свой долг и выжить. О долге как-то особо не задумывались, а вот о выживании думалось в первую очередь. Потому и относились к учёбе с полным пониманием.

Через месяц, в декабре, нас погрузили на машины и повезли. Никто из нас не знал куда, но слухи ходили, что в Сталинград, бить Паулюса. Ехали полторы суток. Стала слышна канонада. В воздухе был слышен гул самолётов. Ребята притихли. Все, включая и понюхавших пороху, стали серьёзными и молчаливыми. Только взводный, лейтенант Горшков, всё время повторял:

- Не робей, пацаны, пробьёмся

К нам он обращался «пацаны», хотя ему было то всего двадцать лет. Мы не обижались. Война старит людей. Год на войне как десять в мирное время. Сгрузили нас на берегу и построили в колонны повзводно. Пришёл командир батальона и объяснил порядок марша.

Надо было пешком пересечь Волгу. Техника шла отдельно. Колонны шли с большим интервалом, чтобы минимизировать потери. Вечером нас вывели на лёд, и мы пошли, по пути обходя полыньи от разрывов снарядов. На правом берегу послышались разрывы снарядов. Я посмотрел на соседа справа и увидел, что его лицо как-то побледнело. Я решил пошутить:

-Ты чего такой бледный, обморозился, что ли?

 На что он ответил:

- А нешто ты красивей

Ну, тут я и заткнулся. Уже на середине переправы прилетел шальной снаряд и жахнул где-то сзади. После взрыва раздался крик в несколько голосов. Мы прибавили шагу. Сосед слева истово стал креститься. Глядя на него, я успокоился и мысленно сделал тоже самое, хотя к верующим себя никогда не причислял. Вскоре показался берег реки и пошли городские строения. Наш батальон вскоре занял оборону на южной окраине города.

Ночь прошла относительно спокойно, а под утро начался ад. Снаряды взрывались на каждом квадратном метре. Мы как мыши попрятались в любые укрытия. Так продолжалось около часа. Взрывы прекратились внезапно. Но кто-то крикнул:

-Немцы!

 Все повылазили, и тут началась стрельба из винтовок, автоматов, рвались гранаты. Все кругом орали и матерились, ну и я не остался в стороне. Какой-то психоз овладел нами. Помню фигуру немца в окне. Я навёл на него мушку и выстрелил. Он стал падать. А я не знаю, кто его убил. Я или ещё кто.
Мы оборонялись до февраля месяца. Однажды нашему взводу приказали сделать вылазку на соседнюю улицу. Это было вечером. Мы просочились между домами и, уже было закрепились в брошенном доме, как вдруг услышали громкую немецкую речь и резкую команду:

-Фоя

 На нас со всех сторон обрушился шквал огня. Половина взвода пала сразу. Я только почувствовал, будто меня ударили палкой по ноге. В запале боя я не обратил на это внимание, но минут через десять боль дала о себе знать. Оторвав кусок тряпки, я туго перетянул ногу. Кровь вроде перестала идти. Надо было отступать, но куда. Всё вокруг стреляло и грохотало. Я залёг за колонну и чувствую, стал терять сознание. И вдруг детская рука легла мне на голову.

С трудом повернув  её, я увидел обмотанную в старую шаль фигурку. Это был мальчонка лет десяти. Хоть мне было очень больно, но я изумился, откуда здесь ребёнок? Тут его ладошка закрыла мне рот. Я замолчал, превозмогая боль. Рядом кто-то ещё закопошился. Это была девочка примерно того же возраста.

-Тихо, дяденька, - прошептала она,- А где ваши?

-На той стороне улицы, - прошептал я

- Мы тебя туда отнесём,- тихо сказал мальчик

Я не смог ничего сказать. На глаза упала какая-то пелена

-Ну, потащили ?- громко прошептала девочка

-Ага,- сказал мальчик

 Дальше я смутно помню какой-то подвал, потом туннель. И всё, забытьё. Очнулся, когда мне сделали укол. Открыл глаза и увидел улыбающееся лицо нашей медсестры.

- Долго будешь жить, соколик! - радостно воскликнула она

 Оглядевшись, я увидел повязку на ноге, кругом раненые и в углу на ящиках сидели мальчик с девочкой и аппетитно уплетали солдатскую кашу с тушёнкой. И рядом с мисками стояли кружки чая и большая плитка шоколада. Увидев меня, они перестали есть. Мальчишка подошёл ко мне и спросил:

-Ну как ты, дяденька?
 
 Горло перехватило, и я сипло прошептал:

- Нормально
Он повернулся к девочке и крикнул:

- Всё нормально

Девочка улыбнулась и радостно помахала рукой.
Мне потом рассказали, что эти дети тащили меня метров шестьдесят под улицей и случайно наткнулись на наших девчат медсестёр. Если бы не эти дети мне бы не выжить.

Меня отправили в санбат, далее в госпиталь. Ранение оказалось с последствиями. Работоспособность не восстановилась полностью. Но жить буду. Вскоре, в марте меня демобилизовали.

Снова Ашхабад, снова тепло, но весеннее. И солнце светит ярко и небо голубое, как будто и войны нет».

Алексей Ильич умер в 1975 году, прожив после Победы ещё тридцать лет.