Рыжик. Глава 2

                2
                ***
Прошло примерно девять месяцев, за это время колхозный жеребец Битюк, полу - тяжеловоз несколько раз пытался добиться от неё любви, но она, отбрыкиваясь, больно ударяла его копытами в грудь. На десятый месяц  беременность, для неё, стала уже достаточно заметной. Рыжуха, /такую кличку имела кобылица,/  тяжело поднималась  в гору, частенько останавливалась и, сколько её ни погоняли, подолгу стоя отдыхала.
  Колхозный конюх Серёга, любитель горячительных напитков, глядя на то, как рыжая кобылица отбивается от жеребца Битюка, недоумевал:
- Совсем одурела, стерва, пустобрюхой решила ходить, - и всячески пытался способствовать спариванию этих животных. Но всё было бесполезно.
Затем, когда скотники с фермы стали жаловаться на то, что Рыжуха,  стала часто уставать, Серёга решил, что она заболела, и пригласил ветеринара.  Семён Терентьевич, колхозный фельдшер, осмотрев кобылицу, вынес вердикт:
- Ты, Серёга, как был придурком, так им и помрёшь. Столько лет работаешь конюхом, а не понял, что Рыжуха беременная.
- Ну, Терентьевич, это ты зря, - обиделся тот, - от кого ей забеременить, она жеребца, за десять месяцев, ни разу к себе не подпустила.
- Сказано тебе, жерёбая, - подобрал Семён  Терентьевич правильный ветеринарный термин, - значить так оно и есть. Видимо ты сильно надрался в тот день, когда это произошло.  С завтрашнего дня освобождай её от тяжёлой работы, через месяц она ожеребиться.
- Значить, где-то нагуляла, сука, - подытожил данное событие конюх Серёга.
На второй день Рыжуху освободили от работы на ферме и оставили на конном дворе, разок в день подвести соломы и овса на корм лошадям.
                ***
В отличие от людей, Рыжуха уже несколько месяцев чувствовала, что внутри её живота зародилось и с каждым днём увеличивается живое продолжение того холёного жеребца с конезавода. А последние три – четыре месяца это чудо стало ощутимо проявлять своё присутствие толчками в стенки живота, словно желало  поскорее выскочить наружу. Она не первый раз была жерёбая, но те прежние  беременности протекали тяжело. Она уже на седьмом месяце ощущала груз, зародившегося жеребёнка, и на восьмом месяце освобождалась от тяжёлой работы. Видимо потому, что прежние были большими и тяжелыми потомками жеребцов-тяжеловозов.
А этого, от заводского скакуна, она носила легко и бережно, поэтому-то  для этих двуногих животных, её беременность оказалась незаметной.
Прошёл ещё месяц, наступила та прекрасная весенняя пора, с которой и начинался этот рассказ, только годом раньше. Светило тёплое ласковое солнышко. В очередной раз Рыжуха, как обычно в последнее время, притащила телегу с нагруженной на неё соломой, была распряжена и разморённая солнечными лучами, дремала лёжа на этой же соломе.
Вдруг, острая боль резанула в области её брюха. Кобылица жалобно заржала. Судороги, сопровождаемые резкой болью, одни за другими сотрясали её тело. Рыжуха, глубоко вздохнув,  набрала в лёгкие воздуха и с силой начала тужиться.  В какой-то момент брюхо её резко уменьшилось, и со стороны хвоста послышался жалкий  звук, похожий на кошачье мяуканье.
Кобылица подняла голову и посмотрела в сторону этого звука. На соломе под её хвостом, беспомощно барахтался мокрый рыжий жеребёнок. Она встала на ноги, развернулась и стала облизывать своё «грешное» потомство. Свободные от работы лошади и молодняк, находящиеся в загоне конного двора, окружив роженицу, с удивлением пялили на неё и её младенца глаза. Наверное, их удивляла необычная конституция новорожденного, его тонкие ноги и вытянутая высоко шея. Да и весь он был необычайно тонок и лёгок.
                ***
Конюх Серёга, заметив какое-то необычное движение в загоне, слегка пошатываясь, подошёл к забору и, уставившись пьяными, красными зенками на жеребёнка, завопил в сторону «конюховки»:
- Эй, Аким! - Аким был вторым колхозным конюхом, но в отличие от Серёги, был малоподвижен  и угрюмо молчалив,- иди сюда, наша Рыжуха ожеребилась. Принесла какого-то урода!
- Сам ты урод, - прогудел подошедший Аким, он очень хорошо разбирался в лошадях, - это она от заводского рысака нагуляла. Теперь и у нас будет свой рысак.
- Да на кой он нам нужен, - заверещал Серёга, - нам рабочие кони нужны, а не скакуны. Да и кто на нём скакать будет, разве что Семён Терентьевич, -  и он залился пьяным хохотом.
- Дурак! За то и у нас будет теперь такая красота, как на конезаводе, - и на угрюмом лице Акима появилась  на минуту умилённая улыбка, - надо Рыжуху в отдельный станок поместить, а то наши тяжеловозы жеребёнка задавят.
- На каком конезаводе? Что ты несёшь, ты видишь он рыжий, как огонёк, а на заводе рыжих жеребцов нет, - гнул свою линию Серёга, - просто эта дохлятина выродка ожеребила.
- Хватит! Заткнись! Делай, что я тебе сказал, а то вон Битюк злится начал, того и гляди набросится на жеребёнка.
                ***
Столпившиеся вокруг роженицы, лошади, как бы понимая, что новорожденный, вроде бы и их соплеменник, но не совсем, что-то в его фигуре было не обычное, не совсем им родственное, тревожно заржали и начали агрессивно сжимать кольцо вокруг Рыжухи.
Из накрытого соломой сарая показался колхозный жеребец Битюк, услышав необычное возбужденное ржание в загоне конного двора.  Лошади расступились, пропуская его вперёд. Взгляд его, скользнув по Рыжухе, опустился на жеребёнка. Увидев не привычные формы новорожденного, жеребец, злобно оскалив зубы, громко заржал. В нём инстинктивно проснулась ярость ревности, Битюк словно почувствовал, что в сотворении этого заморыша, он ни какого участия не принимал.  Жеребец взвился на дыбы, ещё  миг и злополучный жеребёнок принял бы смерть от копыт разъярённого  ревнивца. Но выполнить намеченный акт расправы ему не удалось.
В толпе лошадей смирённо, без эмоций, стоял мерин Каштан. Они с жеребцом Битюком были однолетки. Когда подросли до двух летнего возраста, нужно было сделать выбор, кого из них оставлять для продолжения рода лошадиного. Выбор пал на Битюка, и не по каким-то недостаткам Каштана, а просто пьяный Серёга без всякого умысла ткнул пальцем в его сторону. Каштана тут же лишили радости обладания кобылицами – кастрировали. И он с тех пор возненавидел конюха Серёгу и жеребца Битюка.
Конечно, жеребец производитель Битюк был сильнее мерина, потому, что он целыми днями стоял без дела в конюшне и лишь иногда его выпускали к кобылицам.  В то время, как Каштана постоянно использовали на самых тяжёлых работах. Но было одно преимущество у работяги – мерина, он был подкован мощными железными подковами, а вот жеребец Битюк такого оружия не имел, так как подковы ему не полагались и даже были вредны. При спаривании он мог травмировать ими кобылиц.
Взвившийся на дыбы Битюк, краем глаза поймал промелькнувшую огромную тень перед своей мордой, и тут же рухнул на занавоженный пол загона, получив страшный удар в бок железными подковами. Неловко засучив ногами, медленно поднялся и злобно заржав, удалился в сарай.
Мерин Каштан закрыв, своим мощным телом Рыжуху и жеребёнка, не ласковым взглядом уставился на столпившихся кобылиц. Увидев такую надёжную защиту, лошади стали нехотя расходится. Рыжуха благодарно лизнула защитника в нос и подтолкнула его морду в сторону жеребёнка, словно приглашая порадоваться вместе с ней появившемуся потомству.
                ***
- Ну вот, видишь, до чего довела твоя нерасторопность, - матюгнувшись, заворчал Аким, - давай, бери Рыжика и неси его в отдельный станок.  А я приведу Рыжуху.
- Ага, счас разбежался, ты видишь, как этот бугай Каштан смотрит в мою сторону. Если он так же, как Битука, саданёт меня, от меня останется мокрое место, - забухтел Серёга, - а где ты видишь тут какого-то Рыжика? Рыжик, Рыжик, ты, что этого урода так назвал. Зря, бригадир всё равно по-своему его назовёт.
-Ладно, вали отсюда, сам справлюсь, - рассердился Аким, - пусть назовёт, а для меня он будет Рыжик, - перелезая через забор, проворчал он. Подошёл к Рыжухе, погладил её по холке, похлопал Каштана по спине, поднял на руки жеребёнка и понёс его в дальний станок конюшни. Рыжуха и Каштан покорно двинулись за ним. Все лошади конного двора любили спокойного неторопливого Акима и, даже жеребец Битюк, никогда не пытался ему навредить, несмотря на свой ретивый норов.
Поместив своих подопечных в станок, он ещё раз погладил по спине мерина Каштана:
- А ты молодец. Защитил, теперь иди в загон, что ты будешь здесь торчать. Никто не посмеет их больше обидеть. Мы с тобой не дадим.