одержимость

В окошко я видел милую девочку лет десяти, стриженую под мальчика. Она старательно выводила на столе картинку. Это было солнышко. Весь ее вид наводил на идеалистически-пасторальные мысли. Она взглянула на меня. Глаза говорили о другом. Руки её задрожали, захотелось обнять её, она была так несчастна.
Что она здесь делает? Это чудесное создание. Они точно садисты или маньяки, раз держат её здесь. У таких людей не совести и сердца. Этот пластиковый стол, эти рисунки на пленке, которые развешаны по мягким стенам…
Вновь зажужжал голос доктора:
- А! – протянул он, - Это Евочка, наш уникум. В столь юном возрасте у неё обширный послужной список. Ей не было и шести, когда она пробралась в ясельную группу и деревянным кубиком забила годовалого малыша…
Меня скривило. Этого не могло быть.
- Это бред! – резко ответил я.
- Нет! Бред у нас в корпусе три, а здесь мы держим, только по вашему профилю. Ни один судья не верил, что Ева может обидеть кого-то. Ну разве она не ангел?
В семь лет, она уходила гулять и возвращалась с новой игрушкой. Родителям говорила, что ей подарили “добрые тёти».
Милиция тогда как раз и начала искать того кто убивает детей. Знаете как в фильме  Ланга, то ботиночки найдут, то мячик, а там по цепочке и ножки маленькие в кустах... Не смотрели?
Я недовольным взглядом окинул психиатра. Но он продолжал перебирая, своих пухлых пальцах, четки.
- Первый раз она попалась, когда её заметила одна старушка. Девочка достала нож и нанесла бабушке… Вдумайтесь! – доктор сделал паузу -  семнадцать ударов! На крик прибежал дворник, она напала и на него. Только ударом лопаты ему удалось остановить это исчадие ада… Да… Шли суды, она умудрялась бежать из разных учреждений.
В её списке только одно доброе дело – доктор хихикнул.
- И какое же?  - Спросил я на автомате, ошарашенный рассказом. 
- Она убила своего отца. Жуткая мразь. Педофил и садист… Но Ева стала такой не из-за него. Она жила с матерью в Шахтах с восьми месяцев, отца не знала. Он вернулся в Шахты, когда девочку отдавали в спец интернат. Нужна была его подпись… Ну и... впрочем, поделом.
- А как же… - я смотрел на неё. Девочка стояла рядом с окошком.
И тут я поверил доктору. Да! Там за окошком чудовище. Её глаза были иными, а приглушенный дверью смех заставлял дрожать…
- Мы грешили на наследственность. Опять же, у нас было так немного материала для исследований наследственности.
У матери какой-то серьезной паталогии не было обнаружено, и смущала ещё одна очень важная деталь, которая придаёт всему происходящему совсем другой смысл.
- Какая?
- Она не стареет!
- И в чем тут смысл?.. - нахмурился я. Мне казалось что доктор врет, но скорее всего это было не так. В дороге я ознакомился с досье. Он был… Он есть… Нет мне почему-то проще думать о нем в прошедшем времени. Как впрочем и обо всем остальном. Ведь если вдуматься, то «сейчас» это мельчайшая, стремящееся к отрицательной бесконечности частица времени, которую невозможно ни засечь ни почувствовать. Всего одно мгновение и «сейчас» превращается в «тогда»…
- …несколько тестов, но результат всегда один, - доктор оказывается не умолкал все это время.
Я тоже когда-то проходил тесты и обследования в психиатрической клинике. Они подозревали меня и я стал подозрительным в ответ.
Мне ставили различные диагнозы, пожимали плечами. Я, наверное, был похож на эту девочку… Но потом выяснилось что голоса в моей голове не были моими галлюцинациями.
Доктор молчал. Он ждал чего-то.
Он смотрел на меня, я уставился на него.
- Что?
- Вы уже что-то поняли?
- Э… Нет… Я скорее отвлекся…
- Мне говорили о вас. Признаться я даже прочитал несколько статей... И знаете, мне человеку сугубо научного склада сложно было поверить в подобное. Но факты.. В общем я каждый раз осознаю, что мы очень мало знаем о человеческой природе.
Доктор умолк. И общая тишина прерывалась только мерным стуком. Это пациент из палаты 7А молча бился головой о стену.

Коридоры наполненные жуткими видениями тянули к себе. Каждый бред, каждая иллюзия начинала чувствовать меня, они просили их выслушать, нарочито выпячивая свою глобальность, важность и вменяемость. Со временем мне стало очень просто определить сумасшедшего.
А Ева? Ева огрызалась, она пыталась скрыться от меня. Тело девочки — глаза чего-то неописуемого.

Гулкие шаги, скрип старого кафеля и запах перенасыщенной чистоты, такой, будто уборщицы старались стереть боль с этого места. Я видел их изможденные лица, они  драили серыми тряпками пол с каким-то остервенением.
Доктор отвел мне кабинет усадил за стол, попросил убрать любые острые предметы даже заставил снять галстук.
В кабинете было единственное высокое окно из него шел дневной тусклый свет.
Замерцала лампа. Пол покрыт желтоватым блестящим линолеумом в котором отражались лучики света.
Я достал из сумки записную книжку. Мне выдали восковой мелок и поставили бутылочку минеральной воды.
Санитары проверили крепление кресла напротив меня, решетки на окне, а так же насколько легко и плавно открывается замок на двери. Это были два невзрачных, щуплых на вид парня. Но их ловкость и то, как грозно покачивались в чехлах дубинки выдавали в них тех самых «специально отобранных» людей которых обещал мне профессор. Они кивнули.
; Мы вас вытащим если что... У нас уже был опыт, - произнес один из них.
Доктор положил рядом со мной маленький пластиковый контейнер с ваткой нашатыря.
; Это на случай если она не очнется сразу. Мы вводим ей инсулин, это странности её организма, после инъекции она как будто дремлет, но достаточно лёгкого внешнего раздражителя и она...
Я всем видом показывал что меня сильно удручает многословность доктора. Он откланялся, бросил на меня взгляд, в котором читалось любопытство вперемешку с недоверием, и вышел.
Секунды ожидания метрономом стучали в висках, я стал теребить мелок. Мягко отворилась дверь. За спиной послышался скрип и дребезжание инвалидного коляски. Еву под руки подняли и усадили в кресло. Почти мгновенно на ее руках и ногах затянулись эластичные петли. Она напоминала восковую куклу. Взгляд глубоких глаз был сфокусирован на одной ей известной точке, зрачки сужены.   Я включил таймер и убрал его во внутренний карман пиджака, санитары ушли. Прошла минута, казалось Ева не дышит, ее груздь едва шевелилась.  Неожиданно она подняла тяжелый взгляд на меня. Боже как же они сотворили с тобой такое, бедное дитя... Я схватился за мелок и вывел на листке черный круг с Оком Ра.  Это помогло, я смог оторваться от неё.
Так... Расслабился! Увалень, идиот несчастный.
; Назови своё имя! - рявкнул я. Сила собственного голоса подстегнула меня.
; Прежде ты! - ответила девочка.
; Смеешь мне перечить! - судорожно рисуя Пантакль ответил я.
Я сунул ей бумагу под нос и её забила мелкая дрожь. Тени в комнате начали сгущаться, я почувствовал, как санитары за дверями достали дубинки и схватились за ручку и дернули дверь... Я поднял руку в знак того, что всё под контролем.
; Теперь они прислали тебя?— вдруг заявила Ева. Голос её дрожал.
; Да! Имя! Назови имя!
; Имя мне легион — ухмыльнулась она.
; Не строй из себя того кем ты не являешься! Ты намного древнее...
; Откуда тебе знать?
; Имя!
Я изобразил Анубиса на бумаге и она зарычала.
; Они низвергли вас! Они разбили ваши глиняные головы, - с каждым словом я наступал, - задолго до того как Христос начал нагорную проповедь, раньше того как Иегова вывел рабов с Чёрной земли... Ты помнишь Амарну, ты помнишь всё!
Глаза её пылали злобой, хриплый голос начал вещать на языке которым не пользовались уже тысячи лет. Под градом катился с её чела, её била крупная дрожь, она завывала и пела.
Чертов мелок, пальцы путались, но я записывал все звуки что она издавала. Речь её раздувалась как пузырь. Казалось он скоро лопнет и я останусь в этой какофонии звуков.
Я разозлил её порядочно, это становилось опасным. Безумие зачастую заразно, а те твари что забираются в людей и коверкают их душу, психику, или как там это называется, становятся твоими лучшими друзьями.
Одиночество – самый страшный враг. Ты ходишь средь пустоты, нарастает раздражение и злоба, мир кажется враждебным, и даже друзья... «строят против тебя козни». Ты ощущаешь себя пупом земли, вокруг которого творится кошмар, расцветает буйным цветом предательство, перешептывания и подковерная возня. Ты начинаешь жалеть себя, такого разнесчастного, бедного, непонятого и всеми несправедливо отринутого.
И они приходят к тебе. Когда ты отчаялся.
В этой работе, если ты уж избрал путь – главное помнить одно. Им всё равно. Они не станут мудрым наставником, другом, любовью, они не дадут тебе новых знаний. Им нужно только ощущать прикосновение воздуха к коже, чувствовать кровь на зубах и впитывать свет твоими глазами.
Во все времена были эти твари. У них огромное количество названий и имен, но цель одна – залезть в тебя и как можно дольше продержаться. Зачем? Страх, их поглощает страх, ни на что не похожий.
Я помню, как первый раз вышел из тела. Ты вдруг осознаешь, что не нужно больше дышать, ты одной силой мысли можешь оказаться в любой точке пространства… И тут появляются они. Жадной толпой, отталкивая друг друга с визгами, рыками и свистом они несутся к тебе...
Я смотрю на тело этой девочки, которая ещё в младенчестве стала прибежищем твари. Её инстинкты обострены до предела, оно кружится в её оболочке как дикий зверь.
В ней скорбь и ненависть забытого бога.
Я почти слышу его имя… Я вижу его летящим над плодородной землей что раскинулась в долине Тигра и Евфрата. Могучие зиккураты тянуться к облакам, покорных людей, украшенных бронзой загара, несущих, на дворы средь диких скал ему головы поверженных врагов вперемежку с фруктами.
Для нас людей – год – это полный событиями промежуток времени. Для них лишь взмах ресницами во время моргания. Боги тщеславны, их жажда поклонения – лишь жажда чувств. Они полны ощущений и даровав победу они забирают всё себе.
Где же имя. Нет эта тварь сильна и сбивает меня. Но дорогу я нащупал... Соберись ты... – тряпка, психопат несчастный.
- Ты! – скрипела она и сверлила меня едким взглядом.
Таймер тикал. Спасительный таймер! Он не даст мне навечно задержаться в этой комнате, он резким звуком вырвет меня из цепких лап одержимой. Но как же я его ненавижу. Ещё чуть-чуть!
- Ты не знаешь, что это за боль смертный! О как я хотел бы умереть, как бы я хотел ощутить всю прелесть забвения! Тебя покидают! Ты любишь их всем сердцем, ждешь их подношений, ты ведешь их… Они забывают, они отдают врагам всё то что им дал я! Я… Я…
- Ты одинок! – ответил я богу. Я увидел его глиняное лицо, я увидел как в лучах заката он с веревкой на шее летит к земле и вот-вот разлетится в прах. Я вижу как люди в набедреных повязках ликуют над телом поверженного божества. Покинутый всеми он будет скитаться как нищий в поисках тела которое в него поверит, примет, полюбит…
Я встал, приблизился к ней. Я убрал от лица девочки знаки на желтых бумажках.
- Ты помнишь Энки? Ты помнишь быкоголового и того кто всегда пожирал только стариков…
Я гладил её по голове, а бог первый раз за всю вечность не понимал, что он должен делать.
Я представил его славу, я почувствовал в его руках гром и легкое щекотание молний…
- Тешуб! Идем со мной! – сказал я. Я знал, что секунды отделяют меня от визга таймера.
Девочка закрыла глаза и я проглотил её боль. Она вошла в меня целиком. Она начиналась с первым светом что резал зрачки как ножом, заканчивая последней струйкой теплой крови что брызнула из шеи неопрятного голубоглазого мужчины бывшего когда-то её отцом.
Охранники вошли когда я полулежал в кремле откинувшись навзничь.
На этот раз всё закончилось на редкость хорошим уловом. Древний бог забытого царства перестанет скитаться по свету.
Охранники аккуратно усадили меня на кресло каталку, вкололи приличную дозу успокоительного. Организму это необходимо иначе напряжение мозга и мышечные конвульсии приведут к смерти.
Люди в серой форме ждут меня на выходе из лечебницы уже несколько часов. Меня отдадут им. Я ведь даже не мыслю сейчас. Я вижу, как могучие боги тешатся иллюзией, как они строят во мне новые царства, порождают жизнь, приводят к покорности народы и наслаждаются каждой химической реакцией моего организма.
Синяя машина со служебными номерами укатит по ночной дороге к моему дому.
Они заботятся обо мне. Я им нужен.
Я сниму пиджак, сдам галстук, таймер, блокнот и удостоверение. К телу прильнет мягкая пижама пахнущая детским мылом, меня заведут в палату, замерят пульс и давление, проверят коленный рефлекс и просвистят датчиком. Я буду смирно сидеть, аккуратно кушать диетическую кашу в белой комнате четыре на четыре с видом на старый парк где каждый вечер прогуливается грустный человек в картонной короне.
Дверь будет заперта на длинный ключ и охрана не пропустит ко мне никого, без специальных пропусков.
Так будут тянуться дни, недели, месяцы пока снова не появится девочка, мужчина, женщина, старик или мальчик чьё одиночество перешло всякие границы.
Лучшей ловушки для забытых богов чем я – пока не придумали, а я пожалуй пока посмотрю как творцы играют в величие.