Червячки

Червячки
-------------------------------------------------
Мигрени мучали меня с детства.  Чуть что, - резкая перемена, нервный срыв, переутомление и поехало: сперва пляски, дрожание, кишение каких-то червячков, похожих на микробы под микроскопом на краю зрительного поля; размножившись, они застилают уже половину панорамы, и сильная боль в противоположной части головы. Я прочитал потом в старом медицинском учебнике: «микроэпилепсия». Ничего себе. А я, значит, – микроэпилептик.
Эпилепсия не эпилепсия, но когда случалась эта штука, я торопился добраться до места, где можно лечь лицом к стене и забыться.
Тоска и одиночество еврейского мальчика, в первый раз жизни попавшего в пионерский лагерь. В обычной жизни я сплю в своей комнате один. Комната называется «детская». Родители не входят в детскую без стука. Здесь двенадцать человек в палате. Совершенно чужие и абсолютно не интересные мне сверстники.
У них странные ритуалы - после обеда, собравшись вместе,  они какают в общественном туалете сидя вряд на корточках. Украли из моей тумбочки и съели печенье ромашка. В прошлое воскресенье приезжал папа с виноватым выражением лица.  Привез  большой кулек . Я так и не понял, по каким родительским или педагогическим соображениям, за какую провинность я оказался узником этого лагеря.
Приступ. Испуганный пионервожатый принес  меня в медицинский пункт на руках.  Медсестра меряет температуру. Температура нормальная. Дали чистую, необычно твердую подушку , уложили на большой кожаный диван в кабинете врача, накрыли одеялом, тоже чистым. Перед приступом обострялось чувство брезгливости. Я уснул. Через два часа глубокого, обморочного сна я в порядке. Проснулся с полной, необыкновенной чистотой и ясностью ума и чувств. Как будто произошла какая-то перезарядка, reboot операционной системы. Я - робот.
Перед армией обследование в психоневрлогическом диспансере на Бехтерва, в стационаре. В одной палате с полусумасшедшими.  Были и блатные - настоящие сумасшедшие, которых влиятельные родственники пытались уберечь от психиатрического стационара в Новинках. О, какие там были беседы. Приходилось ли вам участвовать в ночном разговоре в палате сумасшедшего дома? Нет, вам не приходилось.
   Шахматы. Я - абсолютный чемпион палаты, довольно быстро - чемпион всего коридора, психиатрического крыла главного корпуса и , наконец, чемпионат психо-неврологического диспансера имени Бехтерева  по шахматам. Лето 1970 года.
 Я играл за психиатрическое отделение против неврологического. В коридор, принесли из кухни дюралевый стол и стулья. Против меня сел с бледным, ничего не выражающим, лицом и монотонным голосом тип в теплой домашней пижаме. Разыграли дебют. Я сразу понял, что это типичный народный гений, самоучка,  безграмотный в шахматной теории. Он строил из фигур красивые, гармоничные той примитивной гармонией, которую из любого предмета делает детская игрушка калейдоскоп, конструкции. Я захватывал центр и атаковал острыми комбинаторскими атаками, рвался к королю и вяз в его защите. Мы сыграли вничью. Я обернулся. Сзади за моей спиной стояло человек двадцать из психиатрического отделения - сумасшедших. Они болели за меня.
Мы сели играть вторую партию. Должны были поменяться цветом фигур. Он остановил меня пальцем и сказал:
- Я буду играть черными.
- У белых преимущество, первый ход, инициатива.
Он сказал:
- Я люблю играть в защите.
- Не умеете атаковать?
- Умею, мне нельзя этого делать, - сказал он.
- Кто запрещает?
- Врач.
      Слушайте, сказал врач, - я вас выписываю. Вы тут будоражите мне всех. У нас диспансер, люди проходят курс лечения.  Мне эти ваши шахматные турниры не нужны. Что же касается непосредственно вас: «Вегетативно-сосудистая дистония.  В красную армию с этим берут.»
- Справку дадите? - спросил я.
- Какую я могу вам дать справку?
- Что я опасно психически здоров.
    После ночи в большой казарме на сборном пункте, вповалку на полу, построение, пересчет и погрузка в плацкартный вагон. По восемь человек на плацкарту. Мы не знали, куда едем. Когда поезд тронулся, пьяный, расстегнутый на все пуговицы до самой последней рубашки старший сержант, на наш вопрос - "куда едем?" - важно сказал: «На месте узнаете» .
Уже в купе, после легкой потасовки, занял место возле окна и вдруг в осеннем беларуском пейзаже, в раме окна,  в верхнем правом углу увидел червячков.
Пацаны, с которыми я ехал, заметили неладное и освободили мне полку наверху. Проснулся с совершенно прозрачным чувством, рожденного заново ребенка, свесился вниз, чтобы посмотреть в окно и спросил:
- Где мы сейчас?
- Кто-то тоскливо сказал:
- В России.
«Но ведь есть же кто-то, кому ты говоришь правду. Как бы это узнать, кто этот человек», - сказал раздраженно следователь.
После первого допроса ночь в КПЗ Минского Городского управления МВД.
ПОТЕРЯ КОНТРОЛЯ НАД ВРЕМЕНЕМ. ОПАСНОЕ СОСТОЯНИЕ, ПРЕДШЕСТВУЮЩЕЕ ПАНИКЕ.
В камере постоянно горит яркая электрическая лампочка. Окон нет. Из живых людей – попкарь, с той стороны. Я его лица не вижу, слышу только голос из за двери и подсадной, который даже и не пытается скрывать, своей роли, выслушав мою историю, говорит:
Что толку, что меня к тебе посадили. Твоя жизнь слишком сложная для меня, я ничего в ней не понимаю. Я здесь уже месяц сижу. Ты четвертый. Я в камеру хочу, спать на шконке с подушкой под головой, помыться под душем, сидеть на унитазе, читать библиотечные книги.
- Ты хочешь в тюрьму? - удивился я.
- А ты куда хочешь?
- Домой.
- Домой нас не отпустят,  не надейся. Тебя посадят на Володарку в СИЗО.  Готовься.
- Как?
- Внутренне. Первое правило: не болтай лишнего, ничего о себе не рассказывай. Ты, я вижу, любишь рассказывать о себе. Это тебе может в тюрьме сильно навредить. Спросили, вежливо ответил и молчишь. Чем дольше ты промолчишь, тем больше тебя будут уважать. В  разговоре использушь много ругательств и не всегда понимаешь их точное значение. Не ругайся машинально, можешь нарваться на неприятности. ..
Он еще что-то говорил , а я смотрел на электрическую лампочку без абажура и в желтом световом пятне увидел червячков-микробов. Они быстро размножались. Ни слова не говоря, я лег в свой угол лицом к стене и он, сразу поняв мою болезнь, сказал:
- У меня кодеин есть, могу дать пару таблеток, только сразу проглотишь.
Под действием легкого наркотика я быстро уснул. Проснулся от того, что в кормушку выдавали еду. Девять утра. Сверил внутренние часы, и с этой минуты в любой момент достаточно точно мог сказать, сколько времени, что там за стенами – день или ночь. Меня это успокоило и я спросил у подсадного:
- Как могу тебя отблагодарить?
Он сказал:
- Выйдешь, отблагодаришь.
- Ты думаешь, я когда-нибудь выйду отсюда?
- Выйдешь обязательно. Встретимся, отблагодаришь. Дай мне свой адрес, - сказал он.
Я дал ему адрес, но не правильный.