Шри-ланка

     7 февраля 2001 года. Ночь в самолете, я на Шри-Ланке – благословенном месте на земле. Уже вечер и, как подарок судьбы, сегодня в полнолуние Великий буддийский праздник. Места на центральной улице народ занимает заранее, за 2-3 часа. Для нас это, как первый акт представления, - люди с другой планеты, темные, почти как африканцы, но с индоевропейскими чертами, худощавые, весьма симпатичные, хотя из-за цвета лица это доходит не сразу.  Ощущение нереальности происходящего полное. Сознание по инерции еще держит тебя в заснеженной, слякотной, промозглой  Москве.
 
     Кипящий котел, в котором мы варимся каждый день, - это наша фирма. Проектная работа, дизайн, заказчики, потенциальные и уже клиенты. Выпасть из этой колесницы так же трудно, как, наверное, и впрыгнуть в нее. Она мчится, и твоя задача не мешать, подправлять, помогать, платить, получать, заключать, закрывать, открывать – акты, договора, протоколы, приказы, переговоры….

     Наш «муравейник» таким стал не сразу, на это ушло почти 9 лет борьбы, скитаний по арендованным мастерским, хронической нехватки средств на все, и прежде всего, на зарплату. Это состояние я называл «эффектом голого зада», а моей главной задачей было – убегать от этого состояния посредством архитектурного труда, так плохо продаваемого в те годы. И хотя теперь у нас свой офис – номинант нескольких премий за дизайн интерьера, свой повар и, слава Богу, много работы, постоянная озабоченность делами фирмы стала неотъемлемой частью натуры. Никак не могу переключиться на происходящее – перед глазами одно – в сознании совершенно другое.
 
     Смеющиеся лица, ажиотаж праздника приближается к кульминации. Бросается в глаза, что все смеются. Такого количества смеющихся лиц я не видел, пожалуй, никогда. В своей обычной жизни мы все деловиты и серьезны, в остальное время смурны, и смех нами воспринимается  скорее как легкомыслие. А они счастливы. С высоты своего европейского снобизма смотрю на происходящее и на этих наивных, как мне кажется, простых людей. А им чихать на мой снобизм, они доброжелательны и улыбчивы.  Даже женщины улыбаются тебе так, что невольно начинаешь думать, что ты еще можешь нравиться. Это удивляет, окрыляет, возбуждает. На самом деле, по твоему лицу цвета бледной поганки этим шоколадным симпатягам видно, что ты пришелец из таких заснеженных широт, что жалко им тебя до слез, и они рады согреть тебя гостеприимной улыбкой хозяев.
 
     Их счастливые лица – сначала удивляют, потом интригуют.  Почему мы так не умеем – ведь мы архитекторы, интеллектуалы все знающие о жизни и цивилизации, а улыбаться можем только в виде кривой гримаски вежливости.
 
     Праздник уже идет вовсю и другая часть моего сознания уже в полной мере воспринимает бой барабанов, диковинные наряды, иступленные танцы и разряженных слонов, на которых сидят какие-то «магараджи» в экзотических одеждах и все это в двух шагах от тебя – как река проплывает мимо. Шествие фланкируют носильщики странных шестов с металлическими клетками, в которых что-то горит, расточая вокруг сладкий густой тропический запах, совершенно вышибающий тебя из пасмурной Москвы с ее снежной кашей, солью и запахом выхлопных газов.
 
      Танцы под барабаны сменяются «ударниками бичами», которые сменяются, в свою очередь, жонглерами с огнем, привязанным за волосы. Диковинные картины сменяются как в калейдоскопе. Каждый номер процессии предваряется очередным разряженным, как новогодняя елка, слоном, с очередным «магараджей» на спине. Иногда слоны испражняются довольно симпатичными дымящимися клубнями величиной с небольшие арбузы, которые спецлюди моментально убирают с мостовой, чтобы не мешать процессии. Ощущение сюрреализма происходящего не проходит. Как выяснилось потом, в этих шествиях участвуют до 60 слонов и тысячи музыкантов, танцоров, и не знаю, как назвать десятки других исполнителей каких-то нам неведомых ролей. Народ счастлив и рукоплещет, а ты сидишь на этом празднике жизни, вышибленный из привычной московской колесницы суетливых дел с расколотым надвое сознанием и тупым вопросом к самому себе: «Почему ты, достигнув в жизни как будто бы успеха и могущий себе позволить слетать на пару недель из зимы в лето на другой конец земли, не в силах радоваться жизни  как они». Вопрос повисает без ответа, а шествие продолжается с неснижающимся накалом, шумом, гамом уже 3-ий час. Появляется процессия людей, грациозно передвигающихся на трех ногах, мистификация полная, а я так и не могу определить, которая из трех ненастоящая.
 
     Соседи в восторге толкают тебя в плечо, заглядывают в глаза, в желании поделиться с тобой своей радостью. Ты улыбаешься в ответ своей корявой, кривой гримаской, снова и снова погружаясь в текущие дела фирмы, колеса которой ты крутишь изо дня в день много лет. Эта фирма твоя жизнь, страсть, отдушина, надежда, боль и, в конце концов – счастье только без улыбки, скорее со слезами на глазах. Чувство несправедливости русской судьбы терзает и потом во время путешествия по этому удивительному острову. «Край – рай» - сказал А.П.Чехов, побывав здесь.

     Про себя я назвал этот остров «страной победившего буддизма» - с иронией, конечно. Оказывается, Будда учил не желать многого, творить добро, иначе, раз за разом будешь воплощаться на этой земле кем угодно вместо перехода в светлые миры. Буддизм их сделал такими счастливыми? Да нет, не только это, видно и климат и ландшафт, и некая внутренняя самодостаточность, которой нет у нас, от чего собственная неполноценность особенно задевает. Здесь просто хочется жить, и мысленно я уже прикидываю сценарий такой жизни в духе Эрнеста Хемингуэя или Сомерсета Моэма. И чернокожие аборигенки чудо как улыбчивы и наверняка ласковы и хороши. Спроектировать и построить дом на берегу океана с кусочком пляжа и выходом к реке, которых здесь множество. Постоянная температура, круглый год солнце, тропики. Растительность прет как в джунглях, да они такие и есть. Повыше в горах растет чай и собирается круглый год – этакий вечный конвейер природы – только собирай с цикличностью одного раза в неделю.

     Горы, реки, водопады, пальмы, океан, слоны, павлины, драгоценные камни, темнокожие красавицы. Все, надо строить дом. Пока так улетаешь в мечтах, другое полушарие мозга, которое так и осталось в Москве, остужает вмиг распалившуюся фантазию. Куда ты денешься от своих коллег, фирмы, дел – да никуда. Да в этом сказочном краю, в самой роскошной вилле ты удавишься от тоски и разлуки со своей обычной собачьей жизнью. Тогда гибкое сознание подсказывает, что можно построить дом и отдыхать со своими коллегами – это ближе, но не факт, что всем понравится. Мои коллеги – они все такие разные. Творческая натура не терпит навязанного коллективизма. С ними вообще трудно ладить – в каждом сидит наполеончик. Одного надо журить, другого подхваливать, третьего встряхивать. Жизнь заставляет из архитектора перелицовываться в психолога, хочется всегда быть лидером и авторитетом. А это трудно, ведь они, особенно молодежь, умные и талантливые, обидчивые и самолюбивые. На компьютере ты им не конкурент, и не пытайся - это для юных мозгов. Но держать «реноме» как-то надо. Тогда я купил японскую фотопаппаратуру, рисовальные принадлежности, и из каждого отпуска начал привозить роскошные фотографии и свои рисунки. Сначала увлекся этим сам, затем это превратилось в каторгу. Я добился своего – они смотрели с уважением и интересом мои рисунки и фотографии. Но каких сил это стоило, знаю только я. Как проклятый наматываю километры по руинам Египта, Мексики, Китая, Перу и теперь Шри-Ланки с огромным кофром фотоаппаратуры, штативом и папкой для рисования. Каждый рисунок отнимает массу нервной энергии, так как провозглашен принцип: «Никаких исправлений», да и с сангиной это невозможно. Композицию надо увидеть сразу, попасть в масштаб, ни одного лишнего штриха. Все должно быть «а ля прима», лихо и лаконично как у маэстро. Пока я рисую, а нужная точка, как назло, на самом солнцепеке, капли пота капают на лист, а по телу текут просто ручьями, руки по локоть в волдырях от ожога солнцем. Жена в это время в тени под навесом не спеша допивает запотевшую бутылку пива или воды: «Каждому свое, - говорю себе, - мазохист чертов»….

     Фотографии должны быть безупречны по композиции и сняты со штатива, так как профессиональная техника другого не терпит. В храмах темно, а диаграмма должна быть на максимуме. В общем, устаю как собака, простужаюсь, хотя от удачного рисунка иногда возникает чувство, похожее на удовлетворение, но это ненадолго. Хочется пить пиво и ничего не делать, но когда это, наконец, случается – чувствуешь, что и этим ты насладиться в полной мере уже не можешь. Безделье тоже не для тебя, оно еще хуже. Ты беспощадно заточен жизнью на непрерывную деятельность. Так отпуск и проходит в борьбе с самим собой. Зато потом, когда твои коллеги смотрят с интересом на твои творения, чувствуешь – мучился все же не зря. Им нужен пример хотя бы преодоления собственной лени. Как всякий акт творчества – это заразно для тебе подобных. Это и есть моя истинная цель и предназначение. Через неделю понимаешь, что наелся диковинных фруктов, зарисовал и зафотографировал все руины, закупил все сувениры и подарки для коллег, родственников и друзей, и теперь надо назад в заснеженную Москву в фирму к милым твоему сердцу людям. Ты хочешь им нравиться больше всего на свете, потому что это твоя жизнь и есть. Они этого еще не понимают из-за молодости, им кажется, что все лучшее у них впереди, а для тебя все лучшее может быть только сейчас. И они еще не понимают, что надо спешить, каждый день, иначе многого не успеть. Вот и получается, что наша русская судьба догонять, догонять и догонять. Пассивная самодостаточность сингальцев нам не грозит: у нас другая карма. Но в этой карме есть и маленькие радости суетливой жизни среди чудесных озабоченных людей нашей архитектурной работы, русской зимы и конечно бани, водки, гармони и так далее, как в песне поется…
 Шри-Ланка 2001 г.