ПрибВО. Корнево. Прибытие

 

Оглавление
1. Предыстория
2. Выезд к первому месту службы
3. В Калининграде
4. 117 танковый полк. Представление
5. Первый день офицерской службы


1. Предыстория

      Каждый выпускник советского военного училища как-то по-своему получал назначение на должность и попадал служить в ту или иную часть того или иного военного округа или группы войск за границей, по-своему там вливался в офицерский коллектив, по-своему строил отношения с командирами и начальниками. У меня это случилось, по-моему, достаточно своеобразно, особенно с точки зрения выбора места службы. Случилось так, как случилось. Первое время я переживал о том, что попал туда (об этом и пойдёт речь ниже), а потом понял, что пословица гласящая, что «Всё, что не делается, делается к лучшему» и тут, как всегда, сработала.

      ПрибВО (Краснознамённый Прибалтийский военный округ), охватывал территорию трёх союзных республик: Эстонской, Латвийской, Литовской ССР и Калининградской области РСФСР. Его штаб располагался в Риге – столице Латвии. Округ первой категории, приграничный с множеством войск, особенно в Калининградской области, где базировалась 11 Гвардейская Краснознамённая общевойсковая армия, все боевые соединения и части которой были укомплектованы по штату «Б» (кто знает, тот поймёт, что это такое). Здесь же, в Балтийске располагалась крупнейшая военно-морская база и штаб Дважды Краснознамённого Балтийского флота. Были ещё на его территории 27 корпус и 14 дивизия ПВО. Также имелась куча соединений и частей окружного подчинения, правда, правда многие из них развёрнуты до штата «В», а то и «Г».

      Именно этот округ, как первое место офицерской службы по окончании СВВИУХЗ, был выбран мной ещё весной 1977 года за три месяца до выпуска. Я имел такое право, как потенциальный, но уже утверждённый учёным советом училища золотой медалист. Доверие совета я оправдал и в июле, сдав последнюю сессию и все госэкзамены на «отлично», выпустился с золотой медалью.

      Той весной к нам в роту пришёл начальник отдела кадров училища подполковник Шведов, вызвал меня в ленинскую комнату и выложил передо мной ватманский лист формата А1 с перечнем всех возможных для выбора мной мест службы и должностей и предложил такой выбор сделать. Из четырёх золотых медалистов выпуска и почти двадцати краснодипломников я по алфавиту был первый, так что выбор у меня был полный. Я, естественно, к тому времени уже знал, что все золотые медалисты и краснодипломники имеют такое право, а посему к выбору дальнейшего места службы был готов и выбрал именно ПрибВО. Обстоятельств, определивших такой мой выбор, было ровно два.

      Во-первых, я считал уже тогда считал и считаю до сих пор, что молодая семья ни при каких обстоятельствах не должна жить в квартире/доме у родителей одного из молодожёнов, какими бы замечательными родители не были. Вот пожилые родители могут и даже должны жить у детей, но это потом, когда семья уже состоится, взаимоотношения внутри неё сформируются, когда подрастут дети, а родителям станет сложно жить без поддержки детей, т.е. минимум лет через 15-20 после свадьбы. У меня на сей счёт даже пословица своя сложилась: «Дети не должны жить у родителей, но родители должны жить у детей» и я ей следую всю жизнь. Оставаясь в Саратове (а мне Шведовым предлагались и тут четыре места на выбор) мы с женой были бы вынуждены жить у тёщи, как минимум год-два, а то и дольше. С выделением квартир для офицеров в Саратове тогда было не сильно хорошо. Тёща моя, Татьяна Михайловна, конечно, человек хороший, но в любом случае ограничивала бы нашу самостоятельность и влияла бы на поведение молодой жены, чего я очень не хотел.

      Во-вторых, я клятвенно обещал своей будущей тёще, что её дочь и моя будущая жена Лена обязательно окончит институт и получит высшее образование. Лена тогда училась на третьем курсе вечернего факультета Саратовского политеха по довольно редкой специальности – «Экономика и организация машиностроительной промышленности». Среди мест, предложенных мне на выбор, где обучение по такой специальности велось, был Саратов, Новосибирск, ПрибВО и ещё несколько других. Причём в ПрибВО таких институтов было целых три: в Каунасе, Риге и, по-моему, в Тарту. Это и предопределило наш выбор. Но академический отпуск и выписку из зачётной книжки Лена, по окончании третьего курса таки взяла.

      С конкретным местом, куда я должен поехать, было не сильно понятно. Я знал, что еду я в 1-ю Краснознамённую Инстербургскую танковую дивизию 11-й Гвардейской Краснознамённой общевойсковой армии, штабы которых дислоцировались в Калининграде. Но это довольно расплывчато, так как в дивизии было шесть полков (три танковых, мотострелковый, артиллерийский, зенитно-ракетный), раскиданных по области и в каждой из них, кроме зрп, есть своя рхз (рота химической защиты) Также имелись шесть отдельных батальонов со своими химвзводами. Седьмым отдельным батальоном был дивизионный обхз (отдельный батальон химической защиты), стоявший в Калининграде, куда я и надеялся попасть командиром взвода. Где конкретно мне предстояло служить я не знал, кадровики училищные в этом мне помочь не могли, ссылаясь на то, что всё узнаю на месте в штабе дивизии.

      С нашей стороны такой выбор был некоторой авантюрой, ведь даже если вдруг нас и оставили бы в Калининграде, то до Каунаса ещё надо доехать, а это 3-4 часа в дороге, до Риги и вовсе 5-6 часов пилить. Как жена могла бы учиться там – я сейчас не знаю, даже не помню, какие мысли в головах тогда у нас бродили. Но вот так решили – молодые были, рьяные и бестолковые.

2. Выезд к первому месту службы

      С Леной мы поженились 19 июля, а на следующий день состоялся выпуск из училища и вечером, как полагается, отметили второй день свадьбы у молодой жены в доме. Выпуск мы отметили чуть позже в кафе саратовского кинотеатра Пионер. Татьяна Михайловна и саму свадьбу, и второй день организовала, подготовила и провела замечательно. К сожалению, у моего отца за полгода до свадьбы случился первый инфаркт, посему родители мои приехать в Саратов к нам на свадьбу и ко мне на выпуск не смогли, хотя и помогали деньгами, отрезами на костюм и платье, ещё как-то. 21 июля мы собрались в училище уже в офицерской форме, нам раздали отпускные билеты с проездными документами и объявили, что за предписаниями и проездными к местам службы нас ждут опять в училище после отпусков.

      Первый офицерский отпуск пролетел быстро. Мы ездили в Душанбе, чтобы познакомить Лену с моими родителями, сёстрами и их семьями. Отгуляв в Душанбе недели три, т.е. где-то ближе к середине августа, мы уже были в Саратове – надо было собрать вещи, упаковать их в контейнер и отправить его в Калининград. Ну и с друзьями хотелось ещё хоть раз встретиться, ведь надолго мы разъезжаемся, когда ещё придётся увидеть друг друга.

      В Калининград прямого самолёта из Саратова ни тогда не было, ни сейчас нет, поэтому лететь надо было через Москву, а именно через аэропорт Быково – был в те времена такой. Перед вылетом отправили в Калининград по ЖД небольшой трёхтонный контейнер, он хоть и полупустой был, но был таки бесплатный – оплачивал я его воинским требованием. С собой у нас было два довольно больших чемодана с самым необходимым, среди которого главным была моя парадная, повседневная и полевая форма одежды с сапогами и фуражками. Нас в училище научили, что представляться на новом месте службы надо непременно в парадке, вот пришлось иметь и её. Чтобы побольше места было в чемоданах мы решили, что я сразу полечу в парадной форме – не сильно удобно, зато эргономично.

      Про полёт писать особо нечего, полёт, как полёт. До Москвы летели на Як-40, а дальше в Калининград на Як-42. Московскую присядку осуществили в аэропорту Быково, где мы просидели около 4-х часов между рейсами. Хорошо хоть таскаться с чемоданами между аэропортами не пришлось. Аэропорт не поразил нас ни своими размерами, ни количеством народу – он уже тогда был самой заштатной воздушной гаванью столицы. Как положено, в аэропорту нёс службу военный патруль, который ко мне разок пристал, но без последствий, так как я и честь отдал, и форма на мне сидела исправно, и документы были в порядке. Начальник патруля капитан-танкист только улыбнулся, читая моё предписание, поняв, что я лечу к своему первому месту офицерской службы, и, вернув мне бумаги, пожелал всяческих успехов.

3. В Калининграде

      Прилетели мы в Калининград ближе к вечеру, уставшие за два перелёта и четырёхчасовое сидение в Быково. В комендатуре аэропорта мне объяснили где находится штаб 1 тд и как туда добраться. Также посоветовали где можно остановиться пока суть да дело. Гостиница КЭЧ (квартирно-эксплуатационная часть) гарнизона располагалась в старом немецком здании рядом ЖД вокзалом, автовокзал тоже был от неё в шаговой доступности. Сейчас это отель «Берлин» - довольно приличная трёхзвёздочная гостиница. К нашему счастью номер для нас в гостинице нашелся. Мы решили немного отдохнуть, а в штаб дивизии я пойду на следующий день утром, тем более, что по предписанию у меня было ещё два дня до даты прибытия в дивизию – мы прилетели на самолёте, а предписание было выписано с учётом передвижения поездом, а это как раз два дня.

      На следующий день по утру, придя в штаб дивизии, я, по указанию дежурного по штабу, пошёл представляться начальнику отдела кадров. Забрав у меня документы тот долго копался в своих бумагах, думая, куда и на какую должность меня пристроить, но ничего не надумав сказал, чтобы я завтра зашёл во второй половине дня, объяснив, что ему ещё с начхимом дивизии и командиром дивизионного обхз переговорить надо.

      Так у нас образовались почти два свободных дня, которые мы потратили на знакомство с Калининградом. Калининград тогда был очень занятным городом – ещё с войны не везде были разобраны развалины домов. Его главный лютеранский собор, куда мы пошли в первую очередь, тоже стоял без крыши, без окон и дверей, с частично обрушившимися стенами. Только могила Иммануила Канта была восстановлена и выглядела довольно аккуратно и даже красиво, особенно на фоне руин собора. На следующий день с утра мы были в зоопарке – он оказался одним из лучших, что я видел в жизни, как по набору животных, так и по оформлению и состоянию вольеров. Особенно нам понравились карликовые бегемоты – мамка с поросёнком, которые при нас зашли в бассейн, являвшийся частью вольера, и стояли на его дне, помахивая иногда хвостиками, несколько минут.

      Но наступила вторая половина дня и я опять пошёл в штаб дивизии. Как оказалось, ближайшая судьба моя была уже определена – я направляюсь в 117-й танковый Унечский Краснознамённый ордена Суворова полк. 1 тд (танковая дивизия) с теперь моим 117 тп была так называемой «дивизией Варшавского договора», т.е. в СССР она базировался лет 5, за это время проводилось её полное перевооружение, обучение личного состава. Потом вся дивизия целиком передислоцировалась в ГСВГ, а та дивизия, которой требовалось перевооружение переезжала на его место в СССР. Мой 117 тп (танковый полк) дислоцировался в то время в гарнизоне возле посёлка Корнево и до перевода его в Германию было ещё минимум года два-три. Я назначался на должность командира взвода спецобработки полковой рхз. Как я уже узнал полк мой, как и вся дивизия был укомплектована по штату «Б», т.е. все боевые подразделения полного состава, а специальные и обеспечивающие – сокращенного. Так было во всех частях и соединениях Варшавского договора.

      Таким сокращенным взводом должен быть и мой взвод, собственно, как и вся рота. Кадровики вручили мне предписание и рассказали, как туда добраться. На следующее утро, опять-таки в парадке, мы с женой выехали на автобусе в полк. К тому времени я уже услышал от такого же, как я выпускника, но танкиста, что по ПрибВО ходит такое высказывание: «Калининградская область – это дыра Прибалтийского военного округа, а Корнево – самое глубокое её место». Так я и закатился со своей золотой медалью на самое дно округа. Нас это, конечно, расстроило, но сложилось так, как сложилось…

4. 117 танковый полк. Представление

      Приехав в полк, а до него от калининградской автостанции надо было ехать около 40-45 минут, мы решили, что Лена подождёт меня в комнате свиданий КПП полка, а я пойду представлюсь командирам и что-нибудь решу про место нашего проживания. В части, как мне пояснил дежурный по полку, а я к нему первому обратился, в тот день оказался только начальник отдела кадров и начальник штаба полка. Кадровик моё представление забрал, мельком глянул, безразлично кивнул и повёл к НШ. НШ полка, моложавый, стройный, симпатичный подполковник встретил меня довольно сухо, но корректно. Поздравил с назначением на первую офицерскую должность, предложил остаток этого дня заняться устройством на новом месте жительства. Узнав, что жена моя сидит на КПП, немного огорчился, почесал затылок и позвонил начальнице офицерского общежития гарнизона и попросил её поселить нас куда-нибудь. В завершении сказал, чтобы я завтра к 08.00 в повседневной форме одежды был на разводе полка, там меня представят офицерам части, а я представлюсь начхиму и командиру полка.

      Обрадованный столь удачным началом службы в полку, я забрал жену и чемоданы, спросил дежурного по КПП как попасть в общагу, и мы выдвинулись. Как оказалось, радость моя была преждевременной. Начальницей общежития оказалась довольно бойкая женщина лет около 40-а, которая была, судя по всему, когда-то симпатичной, а сейчас стала излишне полноватой мадам в странной спортивно-выходной одежде. Поняв, что это про нас звонил НШ 117 полка и при этом чуть матюкнувшись, повела по коридору к закрытой двери. Открыв дверь, указала на пустующий угол под одним из двух окон напротив двери довольно большой комнаты – метров 35-40, сказав, что это и будет нашим местом жительства на ближайшее время. Штука в том, что сразу за дверью слева стояли тоже две кровати, а в их торце ещё и детская кроватка – их занимала семья вновь прибывшего прапорщика с маленьким ребёнком (фамилию не помню). Далее в углу ещё две солдатские койки, их занимала молодая семья лейтенанта-танкиста Володи Кузнецова, выпускника этого же года, но не помню какого танкового училища. Они прибыли в полк за два дня до нас и выбрали тот угол. Угол комнаты под левым окном был занят столом и четырьмя стульями, ну а третий, под вторым окном и на самом виду – наш.

      Комната, в которую нас поселили, в норме являлась комнатой отдыха офицеров, но сейчас, временно, тут будут проживать вновь прибывшие в гарнизон для дальнейшего прохождения службы офицеры и прапорщики. Заведующая объяснила, что две солдатские кровати с тумбочками, матрасы с подушками и постельное бельё надо взять на складе общаги (это она обеспечит) и разместить в этом пустующем углу. Никакие перегородки между парами кроватей заведующая вешать запретила, объяснив, что у неё нет ни денег, ни желания ремонтировать комнату после нашего выезда. Сказала, что в другом конце коридора находится общая кухня, а чуть дальше ещё более общий туалет не только не поделённый на кабинки, но и без перегородок между толчками. А вот ни ванной, ни душа в общежитии вообще нет ни в каком виде. Душ когда-то, когда наша общага была общежитием офицеров танковой учебки вермахта, имел место, но после войны он ни дня не работал, хотя место под него есть, но с ремонтом всё как-то не получается.

      Чуть позже я узнал, что наш 117-й полк, соседний 89-й и разведбат дивизии располагаются на базе учебной танковой дивизии вермахта, которая тут дислоцировалась чуть ли не с начала 30-х годов. Немцами были построены не только то общежитие, куда нас поселили, но и танковые боксы, где теперь наши танковые и автопарки, большая часть казарм для их курсантов, переоборудованных в наши солдатские казармы, клуб и даже штаб. Сам посёлок Корнево при немцах был курортным городом Цинтен в котором отдыхали и поправляли здоровье танкисты вермахта, в том числе во время Второй мировой войны. После войны в гарнизоне было построено несколько ДОСов, куда мы надеялись переселиться со временем, когда кто-нибудь из полка освободит какую-нибудь из квартир, уволившись из армии или получив назначение на новое место службы.

      Но это потом, а в тот момент, когда нам указали на наше место в комнате, мы были не просто в шоке, мы даже слова сказать не могли – это надо же три семьи поселить в одной комнате без удобств, фактически без туалета и совсем без душа. Увидеть такое в конце XX века в Советской Армии я никак не ожидал. Сказать, что нам было тяжело и плохо от этого – ничего не сказать. Но, как оказалось, это было ещё не самое худшее. Вскоре, дней через 7-8 в нашу комнату подселили ещё одну молодую семью. Четвёртой оказалась семья моего училищного замкомвзвода Валеры Васютина, жена которого была уже на пятом или шестом месяце беременности. Они заняли тот угол, где ранее стоял стол, который мы передвинули в центр комнаты – совсем тесно стало.

      Но человек ко всему привыкает, обжились как-то и мы, сначала в три, а потом и в четыре семьи. В туалет мы ходили так: муж шёл к нему, проверял наличие там мужиков и, если таковые были, становился у двери и ждал их выхода, одновременно не пуская других. Жена в это время выглядывала из комнаты, ожидая сигнала о том, что туалет свободен. Убедившись, что туалет свободен, муж подавал условный сигнал жене и оставался у двери до её выхода. В душе мы тоже, бывало, мылись, но мылись чаще в душе при комнате подготовки поваров полковой столовой, бывали в душе гарнизонной кочегарки, а если везло, то и в душе квартиры наших товарищей.

      Ну а в наш первый день мы получили и установили кровати, застелили их, кое-как распаковали чемоданы. Барахло раскладывать было некуда – только две солдатские тумбочки, спинки коек и один стул на двоих – вот и вся система хранения. Примерно через час после нашего заселения появились женщины – жена прапорщика с почти годовалым ребёнком и Кузнецова – они ходили в посёлок Корнево за продуктами, чтобы приготовить еду своим мужикам, которые вскоре должны были прийти на обед. Как-то быстро моя Лена нашла общий язык с Кузнецовой, да и с женой прапорщика тоже. Втроём они сварганили обед и «старожилы» комнаты, когда мужья пришли обедать, пригласили за стол и нас. При таких соседях стало уже не так страшно жить в этой комнате, тем более, что и Володя Кузнецов, и прапорщик оказались вполне вменяемыми ребятами.

      На фотографии, размещенной в качестве заставки к этому рассказу, моя жена Лена у входа в общежитие под окнами нашей комнаты. Комнату эту мы с женой не сможем забыть никогда!

5. Первый день офицерской службы

      На следующий день, что-то перекусив, к 08.00 я был на плацу полка. Там, по наводке НШ представился командиру полка подполковнику Кулику и начхиму капитану Вьюнов (подпольной его кличкой в полку была «капитан вино» - он креплёные вина предпочитал всем другим алкогольным напиткам и потреблял их с пугающим постоянством). Роты, как оказалось, не было – все, кроме постоянного наряда по роте из трёх человек, во главе со старшиной, были на учебных сборах на окружном полигоне ДУЦ (Добровольский учебный центр). Ротного тоже не было – он собирал урожай на целине. Наверное, все служившие в те годы помнят, что армия сильно помогала народному хозяйству в уборке зерна, свёклы, картошки и т.п. На целину в Казахстан посылали месяца на три с августа по ноябрь. Вот там и был мой ротный командир, старший лейтенант Витя Бурбукин. В связи с отсутствием командира рхз командиром полка с подачи начхима я был назначен ИО командира роты и в таком качестве представлен офицерам полка на разводе. Если бы первым в полк приехал Валера Васютин, то ИО командира роты, наверное, был бы назначен он. Но случилось так, как случилось, так что командовать и им, и всей ротой предстояло мне.

      После развода вместе со старшиной роты пошёл осматривать подведомственное теперь мне расположение роты, знакомиться с бумагами, а главное – с техникой в автопарке. Старшиной был матёрый такой азербайджанец, который являлся старшиной и по должности, и по званию – редко кому это в армии, тем более в химвойсках, удавалось. Моя рота, как и говорил НШ полка, была сокращённой, т.е. вместо 32-х человек личного состава, трёх офицеров и прапорщика, как положено по штату «А», в роте было 15 срочников, 2 офицера (Валера Васютин – третий должен был подъехать со дня на день) и ни одного прапорщика – то есть типичный состав полковой рхз сокращённого состава.

      Из 15 срочников 11 вместе со старшиной, были в моём взводе спецобработки и 4 – во взводе химразведки, командиром которого и стал Валера. Кроме солдат у меня во взводе было 6 машин на разных шасси: два АРС-14 (авторазливочная станция), одна ДДА-53 и одна ДДА-66 (дезинфекционно-душевая аппаратура), одна БУ-4М (бучильная установка) и одна ДКВ-1 с прицепом (дегазационный комплект войсковой, по-другому в химвойсках называемый «Дурак, кто выдумал»). Во взводе разведки было 3 машины: одна новая БРДМ-2РХ (бронированная разведывательно-дозорная машина, радиационная, химическая) и две стареньких РХМ (разведывательная химическая машина, по-иному называемая «Кашалот»).

      Осмотрев доставшееся мне хозяйство, понял, что работы тут полно: одна РХМ, ДДА-53 и Бучилка не на ходу. ДКВ-1 разукомплектован – это больше всего меня заморачивало, ведь из 78 дегазационных комплектов осталось чуть более 60-и и где найти недостающие я на тот момент не знал. Солдаты и сержанты, как доложил старшина, больше занимались хозработами, а не боевой подготовкой – такое с химиками, как я узнал позже, у мотострелков и танкистов происходит почти повсеместно. Но надо работать, командовать, управлять ротой, меня этому неплохо научили в училище, теперь знания надо попытаться реализовать на практике.

      После обеда меня вызвал к себе начхим и озадачил тем, что через день со старшиной надо будет ехать на полигон дня на три и забирать там роту и всё вывезенное на полигон её барахло. Полигонный период заканчивается, настала пора всем возвращаться на зимние квартиры. Он распорядился за завтра силами постоянного наряда поснимать аппаратуру с ДКВ, установить в кузов лавки по бортам, натянуть тент и пораньше утром выехать. Таким образом, уже в первый день службы в полку мне была назначена первая командировка. Она оказалась далеко не последней, хотя и самой короткой.

      Ближе к вечеру меня вызвал майор (фамилию не помню) секретарь парткома полка и объявил, что с этого дня я являюсь парторгом роты. В парторганизации у меня сейчас 2 коммуниста: я и отсутствующий командир роты, а через несколько дней подъедет третий офицер, который тоже коммунист. Дело в том, что при столь малом числе коммунистов в первичной ячейке парторг, в соответствии с уставом КПСС, не избирается, а назначается вышестоящим партийным органом, которым и является партком полка. Выбор на меня пал потому, что он, изучив моё личное дело, увидел, что я в училище был не только парторгом взвода, но и членом комсомольского бюро роты и комитета комсомола батальона. Он решил, что второй молодой офицер вряд ли будет иметь столь обширный опыт комсомольско-партийной работы, поэтому и назначил меня.

      Таким образом, к концу первого дня моей офицерской службы я не только вступил в должность командира взвода спецобработки, но также был назначен ИО командира полковой рхз и её парторгом. Мне удалось посмотреть бумаги, проверить технику, познакомиться с имеющимися в наличие срочниками, а ещё был озадачен командировкой на полигон. Редко до и после этого у меня бывали настолько насыщенные и напряженные дни. Вечером, придя в комнату после столь плодотворного дня мы с ребятами отметили мой первый день офицерской службы – жёны молодцы, постарались! После первых 200 грамм, рассказов Володи Кузнецова и прапорщика про их первые дни в полку, глядя на оживлённо по-дружески щебечущих наших женщин, жизнь уже не казалась мне столь поганой, как вчера, при заселении.