Ренальт

Рассказ о человеке



  Утро тринадцатого числа. Не помню даже какого месяца, и даже не спрашивайте, почему. Утро всегда было самым тяжелым временем суток в моей жизни: просыпаешься рано, под дьявольскую трель будильника, заведенного на своем телефоне. Сознание проснулось, а тело нет, поэтому рука тянется коснуться жидкокристаллического экрана, чтобы прекратить эти мучения. Но у меня всегда выходило это не сразу: то телефон уронишь, а потом считаешь царапины на защитном стекле, то и вовсе положишь его туда, куда рука не дотянется, и приходилось вставать. Вот таким вот образом всегда вынуждаешь себя "восставать из мертвых" и протирать глаза, неустанно зевая и потягиваясь.

  Свесив ноги с кровати, пытаешься попасть ногами в тапки, которые вечно раскиданы, и уже тогда идешь в ванную. Поначалу все происходит медленно, в какой-то мере лениво, пока зубы почистишь, пока умоешься, пока душ примешь, а потом вновь берешь в руки телефон и наблюдаешь, что времени практически не осталось и ты уже опаздываешь. Поэтому, как правило, завтрак был ну крайне импровизированным. Это еще повезло, если что-то осталось с вечера, а если нет, то в ход шло все, чем можно было быстренько наполнить желудок. Потом бегло варишь кофе в турке, обжигаешь губы и язык, обязательно не допиваешь и выливаешь остатки в раковину, и бегло нацепив на себя одежду, отправляешься на работу. И представьте себе, все эти страдания только ради очередного однотипного дня, который чередуется с такими же. А потом - смерть. Или, быть может, дело в моем отношении к работе? Ну, не секрет, что так часто бывает с людьми, которые страдают проблемой с самоорганизацией. В бытовом плане я этим похвастаться не могу, все никак не в силах заставить себя вставать пораньше, хотя ложусь всегда... верней, стараюсь ложиться всегда нормально. А потом бежишь на работу. Но работа у меня, надо сказать, на данный момент времени, весьма необычная...

  Я вполне неплохо зарабатываю, пожаловаться не могу, в нашем милом Вилсонхилле всегда можно найти, чем себя занять. Только ленивый не найдет работу. Мой босс всегда выдает зарплату вовремя и не скупится на премии. Суть проста: бухгалтерия, денежный оборот, сухие цифры на сырой бумаге. Не могу сказать, что я не математик, напротив: у меня это получается, и получается весьма неплохо, хотя это не то, чем хотелось бы заниматься по жизни. Но деньги зарабатывать надо, родители у меня далеко и общаемся мы с ними раз в месяц, в основном ведем переписку. Времени просто нет. Работа, работа, работа...

  Вообще, моя главная страсть - это саксофон; всегда хотел выступать в какой-нибудь перспективной музыкальной группе и сделать свое любимое дело своей профессией, но нас, трубачей, целое море. На каждой улице или в переулке встретить можно, да еще и так виртуозно играют, что задаешься вопросом, почему они еще не на большой сцене. Иной раз пройдешь мимо и остановишься, послушаешь красивую музыку, да вот только радость быстро уходит, когда в глаза исполнителю случайно заглянешь: скорбь и жалость, да такие сильные, что становится неловко и хочется быстрей уйти.

  Ну да ладно, о чем это я? Ах да, точно. Сейчас, к сожалению, я не работаю, поскольку моего босса поймали на денежных махинациях в особо крупных размерах, и фирму прикрыли. Зато я умел откладывать со своей приличной зарплаты и не тратить деньги на ненужные покупки и глупые поездки. Как в воду глядел, знал, что жизнь может схватить за наболевшее место, как говорится. Времени свободного стало много и мой хороший друг, такой же музыкант, как я, предложил мне интересную благотворительную акцию: выступать музыкальным коллективом в больнице. Позвонил он два дня назад и, как всегда, горел амбициями. Как сейчас помню этот разговор:

— Вечно ты телефон не слышишь, когда я тебе звоню. - недовольный голос на другом конце линии принадлежал как раз таки моему товарищу.

— Перестань, Джереми, я был в магазине, руки были заняты пакетами. Что такое, дружище?

— То в душе, то в магазине, вечно ты найдешь отговорки. В общем, есть идея возродить наш прекрасный коллектив, который мы с тобой собрали еще в школе.

— Серьезно? - удивлению моему не было предела, ведь лучшие воспоминания как раз таки были связаны с нашими музыкальными начинаниями в период подростковой, беззаботной жизни. Эх, сколько было похождений и ярких воспоминаний.

— Да. Я уже набрал ребят.

— А как же группа, в которой ты играешь?

— Да разругался с вокалистом. Напыщенный индюк. Эта идиома, что мол, вся слава вокалисту и все лавры фронтмену меня уже достала. Да и тяжелая музыка немного надоела.

— Это, пожалуй, самые лучшие новости за последний месяц. Ну что, бродяга Джереми, когда собираемся на репетицию?

— Завтра вечером. А послезавтра - днем, и до вечера! А тринадцатого числа, то есть через два дня, мы уже выступаем.

— Что? - от удивления я даже выронил сэндвич, который держал свободной рукой.

—  Ничего не знаю, ты лучший саксофонист из всех моих знакомых, а играть мы будем старые песни. Не ври, что не наигрывал их все эти годы.

— Чего уж тут скрывать, это действительно так. А думаешь, потянем?

— Конечно потянем, о чем речь, мой друг!

— А где будет выступление? В каком-нибудь клубе?

— Нет, тут все интересней. - Джереми сделал интригующую паузу. Ох и любил же он тянуть резину!

— Не молчи. - настоял я.

— В одном любопытном месте, в котором соберутся самые видные люди города. Некоторые из них - богатеи, и даже владелец продюсерского центра.



— Это толстосум, который владеет корпорацией и собственным продюсерским центром? Ничего себе.

— Да.

— Так что же это за место?

— Больница, мой друг. - хоть и невозможно передать звуками улыбку на лице человека, но я был уверен, что он сейчас улыбался. - Ист-Харбор.

— Ист-Харбор? Это же клиника для больных... и душевнобольных... если я ничего не путаю. Ты уверен, что...

— Это благотворительный концерт. - перебил меня Джереми. - Именно поэтому там будут такие богатеи, и даже немцы: больница-то непростая, инвесторы у нее - крупные шишки. Это наш шанс проявить себя и, быть может, даже начать новую карьеру с нуля! Начнем волонтерами, а закончим - состоявшимися музыкантами!

— Но ведь никаких гарантий нет, это опять простые амбиции, Джереми. - сказал я, тяжко выдохнув.

— Никаких амбиций. По факту ты сейчас сидишь без работы и ничего не делаешь, только мух считаешь, да жалуешься на жизнь. А поиграть хотя бы разок на сцене - самое то, чтобы немного отвлечься и промыть мозги. Не получится с группой – значит, работу быстрей найдешь. Да и кого это я уговариваю, я же знаю, что ты всегда больше всех горел выступлениями.

— А что я за два дня вспомню то? На весь репертуар? Я же давно не играл, это ты у нас продолжаешь гастролировать по всем клубам города.

— Сыграешь самые простые партии, на репетиции закрепим. Так же, сыграешь соло свое, которое ты знаешь настолько идеально, что даже через сорок лет сыграешь без проблем. Ну, я достаточно уговорил Ваше Высочество?

— Ладно, ты меня убедил. - улыбка все таки появилась на моем лице и я дал согласие на свое участие в этой занимательной музыкальной авантюре.

  Разумеется, как волонтерам, никаких денежных наград не предусматривалось, зато люди ходили на такие мероприятия действительно видные и состоятельные, для знакомств - самый раз. Почему бы и нет?. Возможно, Джереми прав, и нам действительно стоит рискнуть. В конце концов, никто ничего не потеряет. Именно поэтому я согласился.

  Репетиции наши были как в давние школьные годы, даже скупая слеза проступала, честное слово. Тот же юношеский запал, те же задорные взгляды, а какие эмоции! Ничто не заменит тех самых чувств, когда ты играешь собственную музыку, разделяя общий настрой группы и впадая в так называемый кураж! А когда Джереми принес пиво и поставил его на усилитель - я сразу же вспомнил забавный инцидент, когда в наши юношеские годы он, по аналогии поставив бутылку практически на тоже самое место, уронил ее, и разлил содержимое на аппаратуру. Попали мы тогда на деньги знатно. Зато сейчас есть что вспомнить.

  Так вот, о чем это я? Да. Это и были главные причины сегодняшней утренней суеты, ведь нам предстоял первый за долгие годы концерт, да еще и такой серьезный. Сделав все свои утренние дела, я отправился к выходу из своего дома, где меня уже ждали ребята и мой друг Джереми. Как хорошо, что сейчас у него машина: раньше мы таскали инструменты сами и поверьте на слово - удовольствие то еще... И вот, мы отправились в путь.

  Больница "Ист-Харбор"  достаточно известна в округе Вилсонхилла, немало денег было вложено в нее при строительстве. Как правило, туда попадают или инвалиды, или обездоленные бездомные, люди со смертельными заболеваниями, или же люди, страдающие большими проблемами с психикой. В общем, те, кто в простой жизни уже себя не обретет, поэтому название очень оправдывало себя. Но Джереми расширил мой кругозор, сказав, что там даже обычных людей принимают. Многофункциональное учреждение. Больница чистая, помещения огромные, можно было целые забеги устраивать на дистанцию, а каким все было белым! Все выглядело достаточно богатым, начиная от столовых и заканчивая помещениями с туалетами. У врачей была высокая квалификация, и один раз мне показалось, проходя по коридору с ребятами, что они даже проводят время с пациентами, играя в шахматы и даже обсуждая какие-то вопросы, так органично и свободно, что вмиг забываешь, кто из них врач, а кто пациент. Хотя, я человек впечатлительный, может просто показалось, пока мы бродили в поисках администрации Ист-Харбора.

  Администратор, к слову, человек тоже выдающийся, как будто не из этого времени: закрученные усы, длинный черный пиджак с платочком во внешнем кармане и неслыханные для моих ушей манеры. Встреча с ним была особенно впечатляющей.

— Ну-с, вы и есть уважаемые гости нашей больницы? Музыканты? - Администратор встал напротив нас, опираясь на трость, и принялся разглядывать каждого. Улыбка дружелюбная. Но мне было как-то немного неловко, что ли...

—Да, это мы, коллектив...

—Не нужно названий, мы тут все - братья и сестры. - Администратор быстро перебил меня, не дав договорить, и легким жестом махнул рукой, показывая, что все это формальности, - Над нами нет государей, и живем мы хоть и отдельным миром, но не государством! Концертный зал располагается на девятом этаже. Чувствуйте себя, как дома.

— Как скажете, - с усмешкой произнес Джереми, которого, напротив, все это даже забавляло.

— Если что - всегда обращайтесь. Мы вам поможем.

  Поблагодарив безмолвно администратора, мы отправились дальше. Осадок после встречи с таким инфернальным человеком остался очевидный.

  Честно, если бы это была не больница, а огромный театр или квест-рум, я бы лично сказал спасибо организаторам за создание такой атмосферы. Но, так или иначе, все это было реальным. И больше удивлялись нашей реакции, мол, вы что, как дикари, никогда не видели хороших манер и условий для тех, кто нуждается в этом? В общем, комментарии не могу дать.



  Мы с коллективом поднимались на девятый этаж на лифте, проверяя готовность оборудования и, между делом, обмолвились парой фраз с моим другом Джереми.

— Вот как ты думаешь, публика тут вообще музыку оценит? - спросил я у Джереми, пока тот возился с чехлами.

— Конечно оценит. Ист-Харбор особенное место, где собрались такие же эстеты и умные люди, как любой другой в штатах, просто в обычном мире им себя уже не найти из-за... скажем так... своих особенностей.

— Но ведь тут есть и... опасные пациенты. - ответил я с полной серьезностью.

— Да, но... понимаешь... это не психи в обычном понимании, как мы привыкли видеть, если ты про тех, у кого определенные проблемы с головой. Скажем так, они в чистом сознании, не изображают из себя Гарри Поттеров, бегая по палатам с волшебными палочками, и не пытаются убивать драконов. Им тяжело, они определенно страдают, но немного иначе. Синдромов же много, и некоторые из них несовместимы с обычной жизнью, поэтому Ист-Харбор принимает их.

— Например?

— Ну, например: есть люди, с усиленным синдромом депрессии, которым уже невозможно воспринимать мир. Они быстрей совершат ошибку во внешнем мире, нежели здесь, под присмотром врачей. Некоторые даже лечатся и потом выходят в мир, а некоторые остаются тут.

— Есть даже такой синдром? - улыбнулся я, отставив чехол с саксофоном в сторону. - Ладно, давайте попробуем сделать им приятное. Ну и заодно посмотрим, какие гости ходят на благотворительные концерты. - надо признаться, я все больше начинал ощущать странное чувство внутри себя. И откуда это Джереми так осведомлен?

  После короткого обмена фразами, наш коллектив выдвинулся в концертный зал больницы. Распахнув двери, мы удивились, обнаружив действительно внушительный зал, где были все удобства, даже декорации для маленьких спектаклей в духе камерной сцены в театре. Мы были поражены. Но времени удивляться нет: нужно было подготовить аппаратуру, провести саундчек и занять свои места в зале, откуда нас потом вызовут для исполнения. Звуковики тут тоже были профессионалами своего дела, словно на большую сцену попали! В общем, надо сказать честно: это место производило на меня все больше и больше впечатления. Вот только сложно определиться, хорошее оно было и плохое...

  Это был как иной мир в привычном мире. Все то же самое, но все-таки другое. Тут даже больные люди выглядели не как в обывательском понимании и представлении. Они тоже были... другими.

***

  Зал наполнялся гостями:  двумя отделениями больницы - психиатрическим и с особо тяжелыми заболеваниями, никак не связанными с головой. Я не понимаю эти синдромы и не умею различать таких людей, поэтому заранее извиняюсь за такую неполноту информации.

  В общем, зал наполнился, нас усадили на передние ряды, вместе с чинушами и прочими богатыми персонами, которые, почему то, с особым жаром в глазах пожимали руки некоторым из пациентов. Не всем, конечно, но некоторым точно и я не мог ошибиться, это были местные. На мой застывший вопрос в глазах ответа не последовало, хотя было очень интересно наблюдать за тем, как директор крупной компании жмет руку седовласому мужчине в красном халате с изображениями котят и с преданными глазами слушает то, что тот ему говорит. Отец, что ли? Друг, дедушка? Сходств никаких, даже если генетически передалось всего ничего! Это были абсолютно два разных человека! Но, как говорится, пялиться было некрасиво, и я, позволив себе слишком много, вовремя не оступился и тот дедушка меня заметил. Но меня поразило то, что в ответ я получил улыбку и легкий кивок. Мне стало не по себе и я быстро развернулся к сцене, где уже каким то магическим образом оказался администратор Ист-Харбора. И тут же раздался шквал оваций.

   Хорошо было Джереми: он так был увлечен беседой с нашим коллективом и обсуждением женщин, что относился к этому месту, как к очередному концерту и не обращал внимания на детали. Надо и мне научиться так делать, но черт, этот администратор выводит меня из равновесия своим неадминистраторским видом и поведением!

— Я искренне рад, дорогие гости, что сегодня мы торжественно откроем первый благотворительным концерт в нашей невероятной больнице, которая стала домом и приютом для тех, кто не смог обрести себя в реальном мире. Здесь каждый работает там, где бы он хотел, но не смог за стенами Ист Харбора; здесь каждый получает образование и цель в своей жизни! Каждый человек дорог и поэтому, представляю вашему вниманию небольшой видеоролик, посвященный нашему детищу! Ваши овации, дорогие гости!

  Ролик был действительно впечатляющим: показывали то, как больницу строили, показывали все, начиная от первых шагов и заканчивая тем, как люди обретали здесь новый дом. Я там даже этого дедушку, с которым говорил директор, заприметил. Актеры не подставные и... о-о-о, у них даже свои бильярдные есть и спа-салоны? Интересно.

  Особенно интересно то, что видеоряд закончился на словах диктора о том, что Ист-Харбор дает все: если человек исцеляется от недуга, он выходит за стены больницы и продолжает жить в мире, но и Ист-Харбор такой же мир, но для тех, кто во внешнем найти себя не сможет. Это, я так понимаю, относится к тем, кто страдает психическим расстройством. У них очень мягкий слоган для таких людей придуман, маркетологи потрудились:





«Альтернативный мир для каждого, кому тяжело во внешнем»



  Тем не менее, концерт продолжался, и администратор вновь встал у микрофона и, достав список участников, стал его озвучивать. Все бы ничего, но в этот момент он извлек из кармана монокль и надев на глаз, с умным видом истинного аристократа продолжил речь:

— А сейчас, уважаемые гости, дадим слово самому выдающемуся человеку больницы Ист-Харбор, скажем так, ветерану, который живет здесь с самого основания, все эти долгие, но счастливые тридцать лет! Вашему вниманию - Ренальт Вунш, под общие овации!

  Я с интересом, зажав между ногами чехол со своим саксофоном, продолжал наблюдать за происходящим: как только публика стихла, на сцену вышел человек... и стоило ему встать у микрофона, как он полностью завладел моим вниманием.

  Этот самый Ренальт, каким его обозначил администратор, был словно не с этой планеты, хотя выглядел вполне себе обыкновенно. Но что-то в нем было особенное. Телосложение у него, мягко говоря, было нескладное: широкие плечи, такой же широкий торс, бедра узкие и длинные, толстые ноги. Он был одет в белую рубашку, неряшливо заправленную в широкие серые брюки. А вот лицо... с ним отдельная история. Я уже говорил, что пялиться не столь прилично? Но что поделать, не каждый день такое увидишь. Голова с узким лбом и тяжелой челюстью: на самой голове редкие светлые волосы, сгусток которых взъерошено кучковался, как куст. От того они как бы вились, выглядели немного сальными и лоскутами свисали, едва задевая лоб.

  Глаза напоминали небольшие стеклянные шарики, а щеки были впалые, но при этом скулы не были видны совсем. И все это держалось на короткой шее. Плечи были ассиметричны: левое было чуть выше, а сам мужчина был горбатым. Но голос у него, как у диктора или актера, озвучивающего голливудские фильмы. И вот тут он начал свои короткие приветственные слова.

— Дорогие гости, рады видеть всех вас в концертном зале Ист-Харбора. Wilkommen in der Halle des Ist-Harbor. - и в этот момент треть зала, как оказалось, немецкая, оживленно кивнули и улыбнулись.

  На этом, собственно, Ренальт и закончил, пройдя в центр сцены. Заиграла музыка Рахманинова, не знаю точно, какая именно, да и не узнал бы, не будь комментариев среди слушателей позади меня, которые ее и узнали. И тут он взял акустическую гитару и, перекинув ремень за плечо, начал играть. Это было нечто, что нельзя было передать словами, потому что... это было абсолютно непрофессионально с точки зрения музыки. Он иногда сбивался с ритма, иногда делал быстрые переходы и неумелые легато, но то, ЧТО ИМЕННО он играл, какие мелодии извлекал, какой задавал тон... это было откровением, не менее, поскольку даже мои коллеги подняли свои взоры и изумленно следили за тем, что происходит.

  Сначала хотелось взять и научить его играть, чтобы он исполнил те же мелодии, но красиво и правильно, с музыкальной точки зрения, но послушав еще пару минут, я осознал, что это предает композиции что-то живое и естественное. Играл Ренальт всего пару минут, и потом, скромно поклонившись, ушел. Концерт продолжался, происходили разные номера, но я все не мог выкинуть из головы эту музыку и этого нескладного паренька, который что внешне, что в творчестве был таковым. Но... в общем, все это мысли. Нужно было играть и нам, а очередь уже подходила.

  Администратор поприветствовал нас, представил публике, которая со сцены была огромной, а зал казался еще более внушительным, а потом мы начали играть свои собственные композиции. Я в основном подыгрывал, создавал атмосферу, и лишь в одной песне был короткий момент в середине, где должно было проиграться соло с саксофона. Джереми отошел в сторону, и я вышел в центр сцены, начиная играть. Я обычно не блуждаю взглядом по публике, полностью отдаваясь музыке, но сейчас я невольно посмотрел туда. И сразу первый человек, которого я увидел, был тем самым Ренальтом, который с округленными от удивления глазами смотрел в ответ на меня. И слушал. Всегда видно, если человек слушает, зрачки расширяются, да и в целом это можно понять. Да, он меня слушал. А мне было немного не по себе, и в один момент я взял фальшивую ноту, но тут же исправился. Тяжелый взгляд.

  Вскоре игру мы окончили и стали собирать вещи. Администратор поблагодарил нас после концерта, и мы поехали в бар, немного выпить пива и поговорить о жизни. Мне это было необходимо, чтобы хоть немного отвлечься от всего. Заказав немецкого напитка счастья, как выражался Джереми, мы сели за дальний столик и вроде бы сменили тон беседы на дружеский, смеялись и шутили. Прямо как раньше, когда я был подростком и просил у матери денег на одно, а в итоге... ну, как оно обычно и бывает. Молодость! Прекрасное время. Но не все так гладко, как кажется. В один из таких моментов из помещения бара, с какого-то из столиков донеслось "Wilkommen in der Halle!", на что я дернулся, но не рисковал оборачиваться. И в этот момент Джереми, сидящий напротив меня, которому весь зал было видно, как на ладони, с улыбкой произнес:

— Смотрите, это же те немцы из Ист-Харбора! Я же говорил, что тут лучшее немецкое пиво разливают? Даже ребята из Берлина сюда приходят, видать, как на родине чувствуют!

— Да, действительно. - как-то растерянно произнес я и выдавил подобие улыбки, а после поскорей налил себе еще кружку. Хотелось отогнать странные мысли, но игры разума жестокие, и поэтому мое сознание, как специально, закончило эту фразу безызвестного немца: "Wilkommen in der Halle... des Ist-Harbor!"

***

  Утро. Если я говорил, что оно всегда было тяжелым для меня, то в часы похмелья - еще больше. Я повалился в душ, даже не надев тапки, просто дойдя до ванной босиком, и лег под поток теплой воды. Что было прошлым вечером даже не помню, словно щелчок - и уже опять в постели. Наверное, перепили. Проклятье.

  Пролежав так целый час и потратив огромное количество времени и ресурсов в пустую, я отправился на кухню и опять позавтракал смехотворно: выпил молока и съел пару апельсиновых маффинов. Ну, хоть что-то. Затем взял газету и только начал искать глазами строчку об объявлении на работу, как мой телефон начал разрываться от звонков. Это был Джереми. Я устало выдохнул, отложил печатную продукцию в сторону и ответил.

— Слушай, фиаско, дружище! Помнишь ты просил нашего басиста отложить саксофон твой?

— Да, и? - уже предвкушая нехорошее, поинтересовался я.

— Ну так вот! Он это забыл сделать и случайно перепутал чехлы, взяв местный инструмент из Ист-Харбора.

— Что? И что он положил в машину? - устало вздохнув, я принялся закатывать глаза.

— Гитару. Она точно не наша, в этом я уверен. Мы же договорились, что он все возьмет и отвезет на репетиционную базу, потом приезжает Сид и видит, что один инструмент лишний, а твоего сакса там нет.

— Скажи мне, КАК можно было перепутать мой саксофон и гитару, чехлы же СОВЕРШЕННО разные! - уже начал я переходить на повышенные тона. - Да и он даже не пил!

— Ну, извиняется он, говорит, что слишком спешил, у него же семья, дети, просто схватил сразу несколько чехлов и повез на базу. Бывает такое, главное, что не уронили и не разбили! Он звонил администратору и тот подтвердил, что сакс остался в концертном зале. Ребята хорошие, отложили его.

— Ладно, заберу его. А басисту передай, чтобы... короче ладно. Пусть просто пива мне в следующий раз купит, на этом и сойдемся.

— Хорошо. Береги себя, дружище. А я побежал. Дел много. Классно, кстати, провели время!

— Да, Джереми. И тебе спасибо. Слушай, а ты не помнишь, что мы вчера... - к сожалению, я так и не узнал об этом - Джереми уже бросил трубку. Он всегда был суетливым.

  Я встал, походил кругами, немного поворчал, а потом быстренько привел себя в порядок и отправился на базу.

  Всю дорогу, по обычаю своему, я слушал музыку. Хоть и путь был неблизким, но я предпочел идти пешком. Все равно не работаю. Время, между тем, пролетело незаметно и вот я уже у нашей репетиционной базы. Открыв дверь гаража, я сразу же наткнулся на лежащие бутылки из под пива. Даже не убираются, что за люди! Хотя, возможно это и есть причина моего забвения и в таком случае ладно, ругаться не будем... Окинув помещение взором, я наконец нашел тот самый взятый по ошибке инструмент и подошел к нему. Непонятное чувство любопытства заставило меня глянуть, что же за гитара такая, и как только я расстегнул чехол, мой взор застыл.

  Это была гитара Ренальта. Сложно описать все чувства, полыхнувшие у меня внутри. Несколько минут я ее разглядывал, очень осторожно, словно держал гитару самого Ричи Блекмура, а потом вернул ее в чехол и покинул базу, закинув гитару за плечи.

  Вот так чудеса. Не просто все так в жизни происходит, не так ли? Но задавать вопросы не хотелось, легкая интрига поселилась в моей душе и я последовал в Ист-Харбор, дорога до которого оказалась пройдена еще быстрей, а я даже музыку не слушал, что не совсем похоже на меня. Слишком уж был поглощен мыслями, которые вели диалог в моей голове. И вот я уже еду на лифте, на тот самый девятый этаж. Охранник открыл мне концертный зал, и я без труда обнаружил свой саксофон, который взял в руки.

— Гитару можете оставить здесь, ее потом отнесут владельцу. - оповестил меня охранник и хотел было попросить меня снять гитару с плеча, но я, немного подумав, ответил:

— А можно лично передать ее владельцу?

— Ну, в принципе можно, посещение у нас свободное, но...

— Но?.. - переспросил я.

— Нет, ничего, - торопливо ответил охранник. - Идемте в палату, я вас провожу.

  Я последовал за мужчиной в униформе по длинным и чистым белым коридорам, минуя многочисленные двери палат, пока мы не остановились возле нужной. Самое забавное, это была единственная палата, у дверей, которых был коврик с надписью "Welcome" и светильник у стены, в стилистике уличных, с длинным язычком, дернув за который, можно было светильник включать и выключать. Охранник постучался в дверь и пошел по своим делам. За дверью, ровно минуту спустя, раздался голос: входите.

  И я вошел.

  Палата была чистой, с приличным евро-ремонтом, но достаточно пустоватой. Здесь находилась личная душевая кабинка, туалет и собственно, сама большая комната, в которой находилась миниатюрная кухня, диван, телевизор, и стол, расположенный по середине. За этим самым столом сидел Ренальт, в белом халате, все с той же неопрятной прической и нарезал лук. Ах да, забыл сказать, что все это время рядом с ним лежал смартфон, из динамиков которого играла классическая музыка. Сам же Ренальт на меня даже не посмотрел: слишком увлеченно нарезал лук.

— Ренальт, верно? - осторожно спросил я, снимая с плеча его гитару и ставя ее у стены. - Прошу прощения за то, что так вышло, я возвращаю вам инструмент. С ним все в порядке, просто наш басист немного поспешил.

— Ничего. - улыбнулся этот странный человек, продолжая резать лук. - Ты голодный?

— Да нет, я... – на минуту я испугался, увидев в его руках нож и задумался: а как такое позволено, учитывая, что он… теоретически… не в себе? Или он адекватный, и причина его пребывания в другом?

— Под музыку Шостаковича вкуснее всего готовить картошку с мясом и луком, - с упоением произнес Ренальт, осторожно скидывая ножиком лук на раскаленную сковородку, которая зашипела. - Я тебя накормлю, не стесняйся, ты же пешком ходишь, от дел отвлекся своих.

— Хорошо. - почему-то согласился я, хотя чувствовал себя крайне неуютно. Белые стены палаты, пусть и красивой палаты, и пациент, готовящий картошку под музыку русского классика. Опять эти русские... Но из вежливости и, чего там скрывать, крайнего интереса, я остался.

— Хорошо играешь. С душой, - произнес Ренальт, отправляя следом за нарезанным луком, нашинкованный чеснок. И, напевая мычанием мотив композиции, он все это дело заправлял душистым перцем, сушеным перчиком чили и солью, тщательно перемешивая.

—Спасибо. Ты тоже.

— Я сам это сочинил, - с гордостью и улыбкой ответил Ренальт, доставая из холодильника куски мяса. - Ничего, если вчерашнее обжарю? Оно хорошее. Вкусное.

— Да нет... ничего, - все еще робко отвечал я.

— Картошка тоже вчерашняя. Вареная. Ничего?

— Ничего, - вновь ответил я. И, надо отдать должное, аромат стоял хороший, а музыка действительно как-то благотворно дополняла эту кулинарную идиллию.

  Пока хозяин палаты занимался приготовлениями, я осматривался по сторонам, о чем-то все время думая. Ренальта это совершенно никак не смущало, напротив, он словно с пониманием относился к этому и даже едва заметно улыбался. Пока я глядел по сторонам, я приметил для себя странную вещь - распятие на стене. Так сильно хотелось поинтересоваться, верующий ли он, но пока решил не спешить.

  И тут я дернулся от резко прозвучавшего немецкого ресторанного позвонка, который каким-то магическим образом оказался на обеденном столе.

— Обед готов, - произнес Ренальт и, улыбнувшись, наполнил мою тарелку своим блюдом, причем мне положил раза в два больше, а себя ограничил двумя ложками.

  Покосившись на Ренальта, я попробовал положенное мне и, надо сказать, был впечатлен его кулинарным талантом. Вроде бы все так просто было при готовке, зато с каким вкусом и душой.

  Молча покушав и насытившись, мы посмотрели друг на друга. Первым тишину нарушил мой собеседник.

— Я вот редко общаюсь. Сложно найти себе хорошего собеседника, особенно в таких условиях. У всех разные интересы, разные взгляды на жизнь... а какие взгляды на жизнь у тебя?

— У меня? Жить одним днем и радоваться, что могу себе это позволить. Работу бы найти хорошую, да квартиру бы купить и вообще, считай, жизнь налажена.

— Да, дом это важно. У каждого должна быть своя крыша над головой, даже у таких, как мы, - странная пауза на последнем слове заставила меня немного понервничать. Акцент, сделанный на слове "мы" был неслучайным, но контекст было трудно разобрать. - Ты верующий?

— Да, - какой удобный собеседник, надо признать. Сам поднял тему, которую хотел поднять я. Он словно мои мысли читает.

— Католик?

— Просто верю в бога, не принадлежу к конкретной религии.

— Интересно, - произнес Ренальт и задумчиво покосился в сторону распятия. - Я тоже верующий. Состою в такой же вере, что и ты. Может, откроем свой храм? Назовем его единым храмом, он будет первым и последним, а не как в библии, где все время на месте пепелища пытались построить что-то новое.

— Я библию не читал.

— А зря, - улыбнулся Ренальт, вновь переведя взгляд на меня. - Почитай обязательно, тебе понравится. Интересные истории описывают, поучительные. Правда, сомневаюсь, что именно бог их поведал. Это все люди, такие же, как мы с тобой. А знаешь, что самое забавное? Великая выдумка человека - трактовать чужие истории по-своему, и в свою пользу. Вот так забавно: совершил грех - открыл страничку, прочитал, успокоился, и как рукой сняло. И совесть чиста. Или, вот например, если все в твоей жизни идет без твоего вмешательства, все устроит Господь, но стоит тебе вмешаться - он отвернется от тебя, мол, делай сам. Вот так дела, правда? Какая любовь. Может, задача каждого при жизни написать собственную библию? А может и нет. Что думаешь?

— Если ты о том, что каждому нужно написать собственную книгу мудрости, состоящую из поучительных моментов своей собственной жизни... то почему бы и нет.

— Блестяще, - произнес Ренальт. - Но такая книга уже написана, так что не стоит напрягать голову. Пьешь виски?

— У тебя есть виски? А это разрешено в Ист-Харборе?

— Так ты пьешь, или нет?

— Конечно.

— Тогда угощу тебя, так уж и быть. Обычно, я не пью, хотя вроде бы, помнится, люблю виски. Вот заодно и вспомню.

  Честно говоря, как только Ренальт налил прекрасный напиток в стаканы, разговоры пошли обо всем и сразу. Я уж и забыл, что нахожусь в больнице, складывалось ощущение, что я пребываю в гостях у знакомого, на его скромной, но уютной квартире.

  Оказалось, что у нас с ним было много общего и во многом мы сходились. Мы беседовали о философии, религии, музыке, Ренальт рассказывал мне о прекрасных классиках, просвещая меня в моем культурном кругозоре. Я настолько был впечатлен его рассказами, что сразу же под диктовку скачал себе на телефон несколько композиций, обещая, что как только послушаю - сразу же дам рецензию. Беседа была настолько милой и поучительной, что я даже был рад такому обществу. Обычно мои друзья не понимали меня и мои взгляды, а вот Ренальт словно смотрел в воду - сразу же дополнял мои мысли, а иногда как с языка снимал. А когда речь зашла о философии любви между людьми, Ренальт спросил меня:

— А ты когда нибудь любил?

На что я дал развернутый ответ.

— Смотря о какой любви идет речь. Дружеской любви не испытывал... А вот одну девушку... любил, Ренальт. Была одна женщина, с которой я состоял в отношениях больше трех лет. Хотел жениться, да все не было времени: то работа, то еще что-то. А потом у нас с ней стали пропадать общие интересы и мы стали развиваться в разных направлениях. То, что по-началу казалось интересным нам обоим стало угасать, а вместе с этим и чувства, хотя я до последнего старался и боролся. А вот ей это не нужно было уже. Последние месяцы я писал ей смс-ки, пытался веселить, приглашать на свидания, хоть как-то поддерживать пламя в нашем камине любви, но ее ответ был предсказуем. Она сказала мне, что больше так не может. И что хочет уйти. Я не стал ее держать.

— И что было потом?

— А потом прошло время, и мои чувства угасли. С тех пор я понял, что любви нет, Ренальт. Есть только чувства, которые то разгораются, как пламя, то потухают.

Ренальт задумчиво анализировал все то, что я ему сказал, а после выдвинул свою версию:

— Любовь есть. Просто она не всегда очевидна. И часто ее путают со страстью. И любовь разная бывает, в дружбе тоже. Но ты прав, бог милосерден, и даже любовь он прощает и отпускает, чтобы человек не мучился. А есть любовь больная, привязанная. Это та грязь, от которой даже молитвами сложно отмыться. Тут ты сам выбираешь, избавляться или нет, бог за тебя не решит.

— Ренальт, - произнес я, ощущая, как голова начинала покруживаться. - Если ты не против, я бы хотел продолжить наше общение. Я все равно сейчас не работаю, могу заходить почаще. А как найду работу... постараюсь тоже навещать тебя. Мне многое хочется тебе рассказать.

— Мне тоже, - с улыбкой произнес Ренальт. На минуту мне показалось, что его лицо озарило какое-то странное счастье и восторг, а его глаза оживились. На что я не мог не ответить взаимной улыбкой.

— Я рад нашему знакомству. Ты меня понимаешь. Надеюсь, мы сможем подружиться.

  Ренальт и вовсе расплылся в широкой улыбке. Он больше напоминал большого, радостного ребенка и быстренько налил нам в стаканы еще. А мне казалось, что бутылка уже закончилась... Мы выпили еще по стакану, и я уже стал ощущать, как меня начинает сильно накрывать пеленой алкоголя. Я вроде бы не выпил много, а в сон тянуло так, словно я был в двухдневном запое. Я пытался сфокусировать взгляд на Ренальте, но решил на минуту прикрыть глаза и опустить голову на стол. Последнее, что я услышал, пока еще был в сознании, это его короткая фраза:

— Наконец-то у меня появился друг.

***

  Утро. И вновь моя рука тянется к телефону, чтобы выключить будильник. Едва нащупав тапки и протерев глаза, я схватился за голову и пытался понять одну вещь: почему у меня нет похмелья? Попытки вспомнить предыдущие события были успешными, но все обрывалось на моменте, когда мы с Ренальтом обсуждали мои старые отношения, а потом говорили о дружбе, и словно пропасть, в которую я провалился. Ничего не помню. Видимо, охранник довел меня до выхода и заказал такси.

О нет, надеюсь, Ренальту не влетит за это, я же мог его подставить! Не особо долго думая, я быстренько оделся, умылся, сделал себе кофе, налил в кружку и даже не притронулся, потому что мыслями был там, в Ист-Харборе, в палате Ренальта, которому хотелось задать еще много вопросов, поделиться и выслушать. Я ощущал, как на душе полегчало, как я обрел странное чувство гармонии. Заказав такси, чтобы не тратить время, я сразу же помчался на улицу, сел в кэб, и мы с водителем помчались в Ист-Харбор.

  Не знаю, сколько времени и сколько дней подряд я навещал Ренальта, но могу сказать с уверенностью: я был так увлечен беседами со своим новым другом, что позабыл обо всем на свете. И даже не переживал, что на меня обидеться Джереми. Да и на группу уже все равно, успеется потом.

  Нам с Ренальтом было весело, мы обсуждали абсолютно разные сферы жизни, и самое главное - понимали друг друга. Смеялись, играли на музыкальных инструментах, даже решили организовать дуэт без вокалиста. Почему-то я не помню, сколько дней прошло, но точно знаю по ощущениям, что я словно переехал жить в палату к Ренальту: настолько часто бывал там. Даже дома не питался, по пути в больницу забегал в бакалейные магазины и с полными пакетами направлялся к нему.

  Такое ощущение, что я знал этого человека уже целую вечность. И как только я раньше жил без него? Джереми словно пропал, даже не звонил. А если и звонил - то я не обращал внимания, не до этого было.

  Однажды, когда я в очередной раз направлялся к лифту, чтобы подняться на этаж, где была палата Ренальта, ко мне подошел охранник, буквально догнал и перегородил мне путь.

— Что случилось? - спросил я удивленно.

— У меня срочная просьба для вас.

— Какая?

— Администратор попросил вас подойти к нему прямо сейчас. Что-то срочное, будет лучше, если вы сами у него спросите обо всем.

  Сам администратор из девятнадцатого века? Тот причудливый мужчина в монокле, который назвал себя Романовым? Честное слово, все становилось интересней и интересней.

— Это не терпит отлагательств? - переспросил я, переживая, что подведу своего друга. Он всегда подмечал у меня особенность в пунктуальности.

— Не терпит, - сурово произнес охранник. - Идите к нему прямо сейчас, я вас провожу.

  Я, покусывая нижнюю губу, посмотрел на свои наручные часы. В принципе, я пришел раньше обычного, так что у меня было минут пятнадцать в запасе.

— Хорошо, надеюсь, это не будет очень надолго.

— Не будет. Идемте за мной.

  Я последовал за охранником с этими тяжеленными пакетами, которые мне пришлось оставить впоследствии на вахте. Мы шли по длинному коридору и, внезапно белые больничные стены сменились на какие-то старинные интерьеры с канделябрами и меня остановили у массивной двери из красного дерева с коваными ручками в форме овалов. Охранник постучал в них, и, кивнув мне, отправился на свой пост. Сложив руки за спину, я осматривался по сторонам и заприметил интересный ход с освещением: стоя здесь, прямо у двери, я практически ничего не видел дальше, там свет не горел. То есть неосвещенный темный участок коридора как будто бы отделял два мира и, как минимум, два интерьера: больничный и... царский? Что? Ну, так или иначе, двери мне открыли, и я вошел в кабинет.

  Огромное помещение, обустроенное под старину; в центре  стоял длинный стол из красного дерева, на котором стояли керосиновые лампы, а во главе этого всего восседал в большом кресле лично сам администратор. Он курил длинную трубку и косо смотрел на меня. Очень неодобрительно, будто бы я ему что-то сделал плохое. Жестом он пригласил меня присесть за стол и, тяжко выдохнув несколько раз и сложив руки домиком, начал.

— Сударь, вы меня поражаете. - устало произнес администратор.

— Что случилось? Я не понимаю.

— Вот вы как будто бы из детского сада только выпустились, сударь, честное слово! - уже раздраженно говорил управляющий Ист-Харбором.

— Если вы по-человечески объясните мне, в чем дело, тогда я постараюсь вам рассказать. Я не могу дать ответ на то, чего не знаю сам.

— О-о-о... - закатил глаза администратор, откинувшись на спинку стула. - Хорошо, давайте по-порядку.

— Давайте, - согласился я, с вызовом глядя на администратора.

— Вы у нас играли?

— Играли.

— Вас приглашали тогда, на концерт?

— Приглашали.

— А больше?

— Нет, но ведь мне сказали, что посещение свободное, в любое время. Это же Ист-Харбор, вы сами говорили.

— Нет-нет-нет-нет-нет, вы все еще не понимаете ничего.

— Так объясните уже, наконец, нормально! - не выдержав, я перешел на повышенные тона.

— Ладно. Еще раз, подробней. У нас, несомненно, есть свободное посещение, и нет никаких запретов на это, понимаете? Но у нас, так же, насколько вам известно, сударь, живут разные люди. С разными заболеваниями. Есть тот, кто вылечивается и потом выходит в мир, живой и здоровый, полный счастья и энергии. Есть тот, кто, к сожалению, живет недолго и Ист-Харбор помогает ему проводить последние дни в счастье!.. А есть тот, кто не собирается умирать и жить долго, но ему никогда не суждено выйти в мир. Понимаете, о чем я?

  Я промолчал, начиная догадываться, к чему клонит администратор.

— Ренальт, несомненно, хороший человек. Он лучший, я бы сказал. Но к моему глубокому сожалению, он относится к числу тех, кто в мир больше никогда не выйдет из-за определенных особенностей. Вы понимаете, о чем я? Он не выйдет туда, потому что пути нет. Есть только Ист-Харбор, для этого он и был построен. Как вы думаете, хорошо ли то, что вы ходите к нему каждый день из внешнего мира?

— А что в этом плохого? Мы подружились. Он ни с кем не общается среди тех, кто живет здесь так же, как он. Я поддерживаю его, а он меня. Что плохого в том, чтобы помочь человеку? Я же не делаю ему ничего плохого.

  Администратор лишь огорченно выдохнул и покачал головой.

— Плохо, что вы ничего не понимаете. Хорошо, попробую объяснить иначе. Ренальт не просто так относится к числу тех, кто обладает определенными особенностями, понимаете? Вы общаетесь с ним, он кажется вам обычным, с прекрасными манерами, образованием и умом. Но вы забываете, что он все еще особенный. Вы не можете смотреть и думать так, как они. Я понимаю, если бы вы жили здесь, в Ист-Харборе, я бы слова вам ни сказал. Но вы из внешнего мира. И вам тут не место. Моя задача - оберегать таких, как Ренальт. Что будет, если он посчитает вас своим другом?

— А что плохого в дружбе?

— Вы не понимаете, какую ответственность на себя берете. Вы просто не понимаете таких, как Ренальт. Вы пришли просто поговорить, стать другом, но такие, как он, смотрят на это иначе. У него нет ничего, кроме этой дружбы и заботливых стен Ист-Харбора, а у вас вся жизнь впереди. Настанет день, и вы уедете, уйдете, будете заняты. Вы понимаете, что вы наделаете с ним?

— Я не поступлю так.

— Громкие слова! Настолько громкие, что я их даже не расслышал! Я живу ради них, сударь. Живу в Ист-Харборе, чтобы помогать таким, как они, делать их дружными. В особенности бережно мы относимся к таким, как Ренальт, потому что, повторюсь в десятый раз, они ОСОБЕННЫЕ. Вы не понимаете. Если бы вы жили здесь, все было бы иначе. Но вам нельзя общаться. И тем более дружить. Поберегите Ренальта. Поберегите, в первую очередь, себя. Это моя просьба.

— Но администратор!

— Я запрещаю вам посещать Ренальта! - крикнул хозяин Ист-Харбора, ударив ладонью по столу.

— Я не согласен с вами, администратор. Я не предам Ренальта из-за каких-то предубеждений. Он мой друг. - на этом я встал и собрался покинуть кабинет, как вдруг администратор резко вскочил из-за стола и вслед мне прокричал: - Прошу вас, не нужно совершать ошибок!

  Но я не обернулся и покинул кабинет, оставив царские хоромы администратора позади.

  Я был зол, и быстро забрав пакеты с вахты, поспешил к палате Ренальта. Он открыл мне дверь и обеспокоенно посмотрел на то, каким взвинченным я был. Напоив меня кофе, Ренальт сел напротив и спросил:

— Что случилось? - с тревогой в голосе спросил Ренальт.

— Ничего. Просто день плохой. Поругался с друзьями.

— Слушай, езжай домой. Придешь завтра.

— Вызовешь такси?

— Моему отделению убрали возможность звонить извне, только персоналу.

— Хорошо, тогда я сам. - я разблокировал телефон, и то не с первой попытки, тач айди никогда не работает в нужный момент. Быстро заказав себе машину, я в благодарность за понимание приобнял Ренальта за плечи и попрощался с ним.

— Спасибо тебе, дружище, что понял меня. Просто день хреновый.

— Ты же знаешь, я на твоей стороне. Мы помогаем друг другу. Вот, смотри. - Ренальт вручил мне в руки четки, о которых мы беседовали последние дни, рассуждая на тему того, какую пользу они несут монахам. - Я все-таки сделал их. Себе и тебе. Попробуй помолиться на каждую, тебе легче станет.

— Спасибо, Ренальт. Спасибо. Я пошел. До завтра.

— До завтра, - с улыбкой произнес Ренальт. - Приходи завтра пораньше, я волнуюсь.

  Я пулей вылетел на улицу. Начинался дождь, и поэтому я поспешил к своему кэбу, который меня ждал. Я сел на задние сиденья, назвал адрес, заранее вручил деньги и не заметил, как задремал. Все словно провалилось в бездну. Опять. Нужно беречь нервы, а то из-за этой хронической усталости теряешься во времени...

***

  Утро. На этот раз я проснулся без будильника, верней, встал на час раньше того времени, на которое его завел. Это было новостью для меня, но особого внимания я на этом не заострял, не до этого было. Единственное, что я приметил, так это то, что совершенно запутался во времени. Вот что с человеком делает отсутствие работы, а в моем случае это дошло до абсурда: я не понимал, сколько времени, какой день недели, и даже месяц, настолько был поглощен происходящим. Быстро одевшись, я даже не позавтракал и не поставил турку с кофе вариться. Не до этого. Сегодня я должен был быть главным и самым почетным гостем на выступлении у Ренальта, который решил организовать концерт, который он назвал "Обращение к богу". Самое интересное, что позвал на это мероприятие он меня одного, что не удивительно. Но мне было жутко интересно услышать, что же он там исполнит.

  И вот, по обычаю своему, я уже шагаю по больничным коридорам Ист-Харбора, захожу в лифт и жму на девятый этаж, где располагался концертный зал. Со мной ехала пожилая уборщица. Я неловко косился на нее и уже видел по ее выражению лица, что она хочет что-то мне сказать. Но я всячески отводил взгляд в сторону, кряхтел, кашлял, тыкал пальцем в телефон, в общем производил всевозможные действия, не располагающие к беседе. А как только двери лифта открылись, я скрылся в коридорах, направляясь прямиком в концертный зал.

  Ну вот и он, родимый. Я открыл двери и оказался внутри, проходя на первый ряд. В пустом помещении мои шаги особенно отчетливо слышались. Усевшись поудобней, я перевел взгляд на сцену, где уже виднелся этот нескладный силуэт моего нового друга. Поправив подаренные четки, я специально задрал рукава, чтобы их было видно как можно лучше. Улыбнувшись, я произвел овации, после чего фигура вышла из тени. Но на этот раз без гитары.

  Я был заинтригован тем, что будет сейчас. Почему? Не знаю, Ренальт был человеком-оркестром и каждое его новое движение и мысль были для меня чем-то диким и одновременно притягательным. Он подошел к микрофону и сказал одну короткую фразу:

— Данное произведение посвящается моему другу. Попрошу вашего внимания, зал.

  После, выступающий сделал несколько шагов назад и сложил руки за спину. Заиграла классическая музыка. Кто исполнитель - не знаю, я так и не научился различать Брамса от Баха, или Бетховена от Листа, моему слуху все это было на один лад, к сожалению. И тут, дождавшись волнительного перехода, он начал:

...

Скажи мне, ангел мой хранитель

Когда и с кем я согрешил?

В которой жизни вел себя нелепо?

За что теперь несу я крест один?



Как там мой дом небесный?

Как там отец-господь, забыл меня?

Мне чуждо все, что вижу я на свете

Скажи мне, как вновь увидеть мне себя?



Тут так красиво, спору нет,

Цветут луга, краснеет небосвод,

И люди здесь, не те, что в синем небе

Им по душе лишь рукотворный свой закон.



А я забыл, как звали меня раньше,

Не помню я созвездий вдалеке

В мой первый, пятый, сотый день рождения,

И слезы не стекают по стареющей щеке.



И страшно было и смешно: все это помню,



Свой первый крик, последний вздох,

Так много человек, их были сотни,

А на душе порос тысячелетний мох.



И на поваленном бревне, у стара дома,

Сидит поникший старичок

Я подхожу к нему, а он мне снова,

Говорит: уйди, уйди отсюда прочь.



И вижу я как горе соткано туманом

И миллионами созвездий в темноте

Как луна ему нашептывает: мама

Та самая, что ждет его во сне.



Это все я, они все - тоже,

Но я не помню, как не вспоминай,

Господь мой, праведный мой, боже,

Скажи хотя бы, в чем я был не прав.



В какой из жизней был я стариком,

В какой из них был каплей, маленьким жучком?

Ах, боже, не говори, не надо!

Мне все равно все знать не суждено!



Ведь в свой, тысячелетний день рождения,

Я новое сокровище обрел.

То крепкое, что сковывает узы,

Зову я это просто - дружбой.



Когда один в тени молчит,

Второй поможет, подбодрит,

Ведь многое не нужно человеку,

Лишь только вера, свой оплот.



Любые боли и невзгоды не помеха,

Когда на сердце есть и дружба, и любовь,

И все кошмары мира не проблема,

Когда с тобой любимый друг, и Бог!

...

  Ренальт умолк и отошел от микрофона. Вместе с ним умолк и я. Кажется, я многое начал понимать только сейчас, но на уровне чувственном.

  Словами, и даже мыслями я не мог сформулировать то, что произошло сейчас. И нет, едва ли это что-то хорошее. Все, что я ощутил - боль и тяжесть дыхания. И нет, не его боль, которую он мне передал: боль от той человеческой любви, что он на меня возложил своим нескладным, рваным стихотворением, таким же, как и он сам.

Я медленно опустил рукав, прикрывая четки, попытался встать, но не смог: лишь устало помотал головой, которая внезапно закружилась, и прикрыл глаза, погружаясь в темноту, словно пытаясь скрыться от преследующего меня чувства стыда...

***

  Утро. Будильник даже не заводился. Я проснулся в очередной раз рано, без сторонней помощи своего прекрасного телефона и стал делать повседневные дела с самого утра. Надо сказать, что сейчас многое в жизни переменилось: на горизонте стали вырисовываться перспективы для дальнейшей работы и карьеры, а между ежедневными походами к Ренальту, я познакомился с одной прекрасной женщиной, которая частенько приезжала в Ист-Харбор навещать своего больного отца, который лежал в обычном отделении травматологии. Она мила и во многом мне понравилась. Понимаете, о чем я? У меня наконец-то начались складываться отношения, личная жизнь. Я уже говорил, что сбился со счета времени и дней? Никакой хронологии, такое ощущение, что все происходящее - один большой день, который все никак не закончится. Но с другой стороны, пусть не заканчивается, ведь наконец-то стало происходить что-то хорошее в глобальном смысле.

  На днях я с ней созвонился и рассказал о том, что планирую переезжать в другой город штатов, где планирую окончательно обосноваться: временно снять жилище, а поскольку платить обещают солидно, то и поднакопить немного и купить прелестный домик. Прекрасная женщина поддержала мою инициативу и тоже изъявила желание отправиться со мной. Неужели дни ожиданий подходят к концу, и я теперь буду просыпаться не один, под дьявольскую трель будильника своего телефона, а с любимой мне женщиной? Да, кажется, все к этому и шло.

  Мы уже собирали вещи, готовились отправиться в поездку. Многое должно было измениться, и к этим переменам я был готов. Надо сказать, что все желания действительно выстраиваются в очередь, и чем меньше думаешь, тем быстрей оно настигает тебя. И вот, чемоданы собраны, квартира и ключи сданы владельцу. Остается только сделать одну маленькую вещь: навестить Ренальта перед тем, как я уеду, пообщаться с ним, ведь за последнее время он стал мне очень близким. Надеюсь, он тоже проявит понимание и поймет меня. Ведь тогда понял. Поймет и сейчас. Мы же друзья. Я все равно не забуду о нем и обязательно навещу, как будет время.

  И вот я вновь еду в лифте на девятый этаж. Выхожу, иду с гостинцами к той самой причудливой палате. С улыбкой стучу в дверь, захожу, и хочу обо всем быстро поделиться со своим другом. Жаль, что времени было так мало! Я поприветствовал его, отложил пакеты в сторону, к стене, и присел на стул.

— Ренальт! - произнес я восторженно, но тот даже не обернулся. Он сидел ко мне спиной и играл на гитаре минорные аккорды. Все так же неумело, но как-то естественно и несравнимо ни с чем. Я подозвал его еще раз, но в ответ тишина. И тут я замялся, вновь ощутив себя как-то неуютно, словно пришел к нему в первый раз. И сразу ощущение уютной квартиры и дружеской обстановки сменилось: я наконец осознавал, что сидел в палате, в огромном больничном комплексе Ист-Харбора. А напротив меня сидел... выдающийся маэстро своей жизни.

— Ты пришел попрощаться? - произнес Ренальт, продолжая бренчать эти грустные аккорды, словно нагнетая и без того тяжелую обстановку, которая сложилась здесь.



— Почему? Я обязательно приеду, я же не на другой край света уезжаю. Мне столько нужно тебе рассказать, ты знаешь, я нашел...

— Не приедешь, - перебил меня Ренальт, все так же сидя ко мне спиной и играя на гитаре. - Не приедешь.

— С чего ты взял, друг мой? - с изумлением спросил я.

— Не приедешь, - в очередной раз повторил Ренальт и, достав из своего кармана смартфон, включил на нем очередного классика. Вроде бы Брамса, не знаю точно. И включил так громко, что общий фон мешал беседе. И пока из динамиков ревели классические мотивы, Ренальт словно в диссонанс и специально, с неподдельной злостью рвал струны медиатором. А потом выкрикивал странные фразы:

— Хранитель мой! Ангел мой небесный! Скажи мне бог, что я в прошлой жизни сотворил... за что несу я крест... за что... ЗА ЧТО! - последняя фраза была произнесена истошным воплем, и Ренальт с размаху разбил гитару об пол, все так же сидя ко мне спиной. В один момент в палату вбежали врачи и осторожно придерживали его за плечи и руки, успокаивая и говоря с ним. Я с ужасом смотрел на щепки, валяющиеся на полу, а затем на Ренальта. Один из сотрудников повернулся ко мне и сказал:

— Уходите. Лучше уходите.

— Хорошо. Передадите это ему, - прошептал я, указывая на пакеты, и, остановившись в двери, еще раз посмотрел на затылок этой странной головы нескладного человека. Ренальт сидел и не двигался. И так и не обернулся на меня. Он молчал. И я, осторожно прикрыв дверь, ушел.

  Я спешно брел по коридору больницы, а позади меня резко стали выключать свет. Область за областью все потухало. И на какой то момент я остановился, повернувшись в один из проходов. Там стоял администратор, который неодобрительно качал головой и с укором смотрел на меня. Я сразу же отвел взгляд в сторону и пошел дальше, к лифту. Администратор вышел в центр длинного коридора и, опираясь на трость, продолжал сверлить мой затылок взглядом. Я прямо ощущал боль и жар от его орлиного взора. И, находясь уже возле лифта, двери которого открылись, я еще раз обернулся назад, где стоял этот странный человек. И на этом моменте, свет потух, заслонив тьмой администратора. Двери лифта закрылись. Я спешно нажал на первый этаж. И поехал вниз.

  Оказавшись на улице, я с непередаваемым ужасом побрел в сторону выхода из территории больничного комплекса. Я шел так быстро, и вот опять зажгло в затылке.

  Я обернулся назад, на огромное здание, и как тогда, в концертном зале, словно знал заранее, сразу же посмотрел на окно палаты Ренальта, из которого отчетливо был виден силуэт нескладного человека с маленькой шеей и грушевидной головой, все с той же немытой прической. Он напоминал мне призрака.

  Впервые за все время, мне стало страшно. Я развернулся и побежал.

  Побежал, как не бежал никогда



И вот остался я один, печальный,

В потемках, сумерках судьбы,

Я выбрал Господа однажды,

Оставшись одиноким и пустым.



Неужели папенька, не слышишь?

Я плачу, шатая колыбеленку свою,

Я выпал папа, выпал на пол,

Забраться вновь туда хочу.



Отец господь, я верю, слышу,

И хоть друзей мне не найти,

Я буду одиноким вечно,

Я хочу скорей к тебе уйти.



Страшненький и глупый,

Дитя, создание твое

Все твердят, что тебя любят,

Но я один…



...По-настоящему тебя люблю.



***

  Утро. Теперь каждое утро я просыпался, как человек. По ощущениям прошло уже свыше десяти лет. Как быстро летит время! Вот у меня уже жена под боком, собственный бизнес и жилье. И, самое главное, что со мной случалось - моя прекрасная дочка, лицо которой невозможно забыть. Мы живем в другом регионе штатов и ни в чем себе не отказываем. По-моему, даже ездим в разные страны и в Европу, отдыхаем, изучаем мир. Кажется, что я живу счастливо. И тапки теперь не разбросаны, всегда стоят в ровном строю на своем законном месте. Я забираю дочку из садика после работы, и каждый вечер мы прогуливаемся по паркам, гуляем, посещаем кафе и просто наслаждаемся семейной жизнью.

  На днях выпала возможность поехать в командировку в родной город. А там мы с Джереми уже договорились встретиться, выпить по немецкому пиву и просто провести время. Моя жена любимая мной женщина, она понимающая - отпустила и сказала, чтобы я отдохнул, как следует. А то совсем уже забегался и закрутился с работой. Ну, что же. Жди меня, родной город! Родной штат! Сев в свою машину, я отправился в путь. И, пока ехал по трассе, Джереми уже с нетерпением рвал мой телефон, а у меня, между прочим, на тот момент был очень дорогой девайс (не мог не похвастаться).

— Дружище, как дела? - с радостью вопрошал я.

— Отлично! Как сажа бела! Приезжай быстрей! И одевай смокинг!



— Что? - удивленно произнес я.

— Ты в курсе, что некогда известную тебе и мне больницу Ист-Харбора закрыли? Она пустует, персонал распустили, по-моему, банкротом стал прежний администратор. Сейчас там функционирует только концертный зал, мы с тобой десять лет назад выступали там, если помнишь. Так вот, мы с парнями решили сейшн организовать. Моя Ребекка меня отпустила и даже разрешила понизить градус!

— Ты уверен, что ты правильно ее понял?

— Конечно нет, но то, что мне послышалось - мне понравилось!

  Мы засмеялись в трубку и договорились встретиться вечером в том самом концертном зале. Кто бы мог подумать... Ист-Харбора больше нет, хотя проект подавал огромные надежды в свое время. И тут я словно что-то вспомнил. Что-то, о чем забыл... О, боже мой... Ренальт. Интересно, а куда делся он? Вместе с остальными и администратором? Наверное, власти решили передать их в другие руки. Во всяком случае, Ист-Харбор больше не функционирует и от этой мысли мне спокойно. Интересно будет прогуляться там, после стольких лет.

  И вот, уже вечерело. У меня было прекрасное настроение, которым хотелось поделиться со всеми, поэтому я, уже заранее заказав гостиницу и переодевшись в вечерний костюм, с гордо поднятой головой гулял по старым улицам и слушал музыку в наушниках. Прямо как в старые добрые времени. И вот, я уже очутился возле Ист-Харбора, главного входа. Надо сказать, сердечко немного волнительно било. И уже там, прямо на улице, меня встретил поддатый Джереми и в мясо пьяный басист.

  Мы обнялись, посмеялись, и Джереми с басистом стали провожать меня к концертному залу. Интересно было бродить по уже заброшенным территориям больницы. Странно только, что концертный зал сохранили... здесь из всего старого персонала работал только охранник на вахте и уборщица на этаже. Она, к слову, все так же странно смотрела на меня. Словно хотела что-то сказать. Но, как я уже понял, тут все рабочие, даже бывшие - немного не в себе. Мне все равно.

   Мы прошли в концертный зал, я занял привычное место на первом ряду и мы принялись наслаждаться музыкой.

  Как же было смешно! Джереми решил исполнить смешную песню, а наш бывший басист, между прочим уже отец троих детей, старался виртуозно играть на своем неказистом инструменте.

  Ну прямо как раньше, в старые добрые времена.

  Я сидел и широко улыбался, наслаждаясь представлением и небольшим шоу, которое решили организовать местные друзья и друзья моих друзей. Все веселились, показывали смешные сценки, и здесь, на сцене, так же должен был выступить и я, если бы не...

...не чувство, которое внезапно закралось в моей душе, когда я обратил свой взор на странную вещь, которая лежала на пустующем стуле рядом со мной: четки. Свои же я давно выбросил. Я готов был поклясться, что их не было тут!

   Мое сердце застучало так сильно, словно вот-вот выпрыгнет. И посреди царящей атмосферы веселья и хохота, мне стало страшно. Я не мог описать это словами, не мог осмыслить разумом, но душа моя билась в тревоге. В один момент мне хотелось вскочить и крикнуть, чтобы все бежали отсюда, к выходу, как можно скорей. Такое ощущение, словно что-то приближалось, катастрофа, авария, огонь, что-то веяло смертью в воздухе. Но я не стал ничего кричать, дабы меня не посчитали сумасшедшим. Я быстро встал со своего места и пошел по рядам к выходу из зала, подгоняемый невидимой плеткой ужаса и страха. Становилось тяжело дышать, было неподдельно страшно, невыносимо ужасно, я как пылинка, что сдувает ветер с дороги, очутился в коридоре, закрыв за собой двери. На лбу выступали капли пота. И тут я понял, что поздно бежать по коридору наружу, что-то уже было рядом. Я испугался. Я никогда в жизни не был так напуган. Нужно было спрятаться.

  Впереди меня были две туалетных двери. Женская и мужская. Уборщица в этот момент убиралась в мужском. Мне стало еще более страшно, и почему то я решил укрыться в женском туалете, посчитав, что меня там искать не будут и что это более удобный вариант, дабы спрятаться. Я влетел в дверь и закрыл за собой, прижавшись вплотную к ней и начиная прислушиваться. Мне было страшно, мамочка, как же мне было страшно. Пот тек с меня градом, я весь трясся и продолжал придерживать обеими руками дверную ручку туалета. На мгновение мне показалось, что все позади, и я выбрал правильное укрытие, чтобы сбить с толку то нечто, что за мной пришло. Но тут произошло то, чего я не ожидал: дверная ручка задергалась в моих руках. Два чувства боролись во мне: успокоиться и открыть, прогнать странное наваждение, или продолжать держать и прятаться. Почему-то я выбрал первое, вспомнив про уборщицу. Было бы стыдно, если бы пожилая женщина застала меня в женской уборной в такой нелепой позе. И я позволил открыть дверь снаружи.

  И все произошло в мгновение ока. Я увидел того самого нескладного человека с грушевидной головой и маленькими глазами, с неопрятными и грязными волосами. С белой мешковатой  рубашкой, заправленной в широкие серые брюки. Его лицо было таким же, каким я увидел его впервые. Мой взор лишь успел упасть на пистолет с глушителем, который он держал и, судя по тому, что мое дыхание сперло и мое тело обмякло... он нажал на курок. Я так ничего и не успел понять, как прижался спиной к двери женского туалета и медленно съезжал на больничный пол. Силуэт Ренальта постепенно плыл перед глазами, а потом и вовсе проваливался во тьму. Знаете, на самом деле – умирать не страшно. Единственное чувство, которое я испытывал   сейчас - это ощущение огорчения и отчаяния, что меня все-таки нашли. Что зря я позволил двери открыться снаружи. Было просто обидно и нелепо. И с этими единственными эмоциями, я проваливался во тьму, готовясь умереть. А рядом никого словно и не было. Только тьма. Я терял эмоции, терял ощущение. И тут произошло то, чего я ожидал меньше всего.





Я проснулся.

***



  Утро. Я открыл глаза, но не вспотел и не ощущал страха. Болела лишь голова от того, что я слишком много проспал. Тело болело и ныло. Я размял ноги, похрустел шейными позвонками и потянулся к телефону, лежащему недалеко от меня. Кажется, я проспал все три будильника. Один был заведен на семь тридцать. Это в идеале, если бы я встал. Но на деле это утопия, и вставать в такое время я никогда не мог. Второй будильник на половину девятого. Более реальное время, обычно под этот момент я всегда просыпался. Третий будильник на десять пятнадцать. А времени уже было начало первого...

  Сложно было осознать происходящее, половина того, что мне приснилось, уже позабылось. Но то, что вспомнить удалось, наконец-то стало оправдывать себя. Эти вечные дни, невозможность вспомнить промежутки между одним событием и другим... да, это был сон. Но единственное, что казалось мне реальным - это Ренальт. Я сидел на диване несколько минут, пытаясь восстановить события сна, сюжет которого можно было бы взять за основу голливудского фильма. Странно, но почему-то мне не было страшно. Было немного... обидно. И одновременно странно.

  И тут мои мысли прервал фирменный звонок моего телефона. Я его оставил на громкости, чтобы на всякий случай меня разбудили. Это был Джереми. Я некоторое время не решался провести слайд по экрану, но потом сделал это и заспанным голосом сказал:

— Привет, Джереми.

— Господи, ты хочешь сказать, что спал все это время?! - раздалось негодование с другого конца линии. - Мы уже приехали на место и твой саксофон привезли! Бегом заказывай кэб и приезжай к нам!

— В смысле? Ты про концерт? - этим самым вопросом, честно говоря, я пытался убедиться до конца, где сон начинался и где заканчивался.

— Конечно! Мы же договорились! Ты что, все пропущенные двадцать звонков проспал?! Ужас, как так! Ты все равно без работы. И ты согласился сыграть, пообещал! Мы же потом в бар хотели поехать, как в старые добрые!

— Ах да, точно... - помедлил я, окончательно поняв всю картину происходящего.

— Только не говори, что кинешь нас, дружище! Я очень разозлюсь, если ты сделаешь это!

  Ну, Джереми всегда был вспыльчивым человеком, что уж тут сказать. Мы говорили с ним минут десять, я пытался его успокоить, привести в чувства, все-таки, мы с ним хорошие друзья. Закончив разговор, я тяжело выдохнул и положил телефон на журнальный столик возле моего дивана. И потом вновь лег на подушку, лицом вверх и прикрыл глаза.

  Что же насчет Джереми и его предложения сыграть на благотворительном концерте в Ист-Харборе, спросите вы меня?



Я отказался.