Деточка

 После работы Наталья Федоровна гуляла. Каждый день, ровно по часу, в любую погоду. Исключения делались разве что для особенно лютых зимних морозов и особенно проливных осенних дождей. Она гуляла ровно по часу, по одним и тем же дорожкам старого, запущенного парка. Потому что это полезно для сердечно-сосудистой системы и, вообще, для организма. Потом, по пути домой, заходила в магазин. Меню на ужин она составляла накануне. Покупала продукты, неторопливо готовила. Ужинала. Смотрела телевизор. Дальше - в зависимости от дня недели. В понедельник, например, перетирала обиходную посуду. Во вторник - пылесосила. В среду - разговаривала с сестрой по скайпу, долго и обстоятельно. Среды Наталья Федоровна поэтому не особо любила, но считала их необходимыми и правильными. По выходным стирала и генералила квартиру. Ритуальные каждодневные действия успокаивали. Ещё она смотрела столь же ритуальные каждодневные сериалы, особо не вникая в суть и не сильно сопереживая героиням. Читать Наталья Федоровна не любила. Ей хватало чтения и на работе.
     Она работала в детском саду. Всегда, всю жизнь. Сначала - нянечкой, потом немного поучилась заочно и стала воспитателем. Искренне любила свою работу и считала её одной из самых важных. Искренне любила детей. Всех - гиперактивных, замкнутых, истеричных, крикливых или склонных к аутизму, драчливых и вечно сопливых.
- Не бывает плохих деток. - Говорила совершенно серьёзно. - Бывают глупые и ленивые родители. Материнство - каждодневный, тяжёлый и крайне ответственный труд. Постоянная работа над ошибками. И женщина, которая не может воспитывать свою детку, недостойна называться матерью. Все - МОГУТ. Не все - ХОТЯТ уделить воспитанию своё время, своё драгоценное время…
     Она так и называла детей- «детками», и никак иначе. И к любому, самому трудному, находила подход. И в её группе никогда не случалось никаких экстраординарных происшествий. В её группе детки даже почти не болели. Наталья Федоровна умела каким-то особенным образом открывать форточки во время обеденного сна, чтобы не получались сквозняки, и выгуливать деток так, чтобы никто не промочил ноги и не наелся снега. Чутьём могла отличить просто сопливого от заразного, которого нужно категорически не принять утром. Она была воспитателем от бога. К ней в группу старались попасть и записывались на три года вперёд. Именно к ней. Несмотря на то, что с мамашками Наталья Фёдоровна была иногда резка и требовательна до крайности. Всё равно - просились именно в её группу.
 Мамашек Наталья Федоровна не любила. Всех скопом и по отдельности. К бабушкам относилась получше. Папашек не воспринимала вообще никак. В детсадовском мире папашки были явно лишней деталью, не несущей смысловой нагрузки.
 В саду всех так и называли - «мамашки», «папашки» и «бабушки». Ну, за глаза, конечно.
Подруг у Натальи Федоровны не было. Как-то так получилось, что все подруги молодости куда-то делись, а новые так и не завелись. Мама умерла четыре года назад. Сначала слегла со сложным переломом бедра, а потом так и не встала - долгие три года пелёнок, таблеток и безнадежности. Сейчас все уже сгладилось. Раз в три месяца Наталья Федоровна ездила к ней на кладбище, убирать могилку. Сестра давно уже жила в далёком и огромном городе, гналась за бешеными деньгами и неоднократно звала младшую к себе. Но Наталья Федоровна не могла себя представить в мегаполисе, да ещё на какой-то невнятной, непонятной работе- и без своих деток. И она давно уже привыкла жить одна.
       Со своими детками не сложилось. Муж по молодости настоял, чтобы сделала аборт - жить было негде, комнатка в кишащей тараканами старой общаге, и та от завода, с деньгами тоже туговато, время было тяжёлое и неспокойное… она согласилась. Но что-то врачи сделали неудачно и через пару лет начались боли. А потом диагноз - какие-то страшные, непонятные медицинские слова. Вроде как опухоль. Не рак, но может потом стать раком. Надо резать. Отрезали. Отрезали кусок от Натальи Федоровны и сказали - деток у тебя никогда уже не будет. Сначала горевала и плакала. Долго. Валька начал выпивать, а потом и вовсе собрал вещи и ушёл к молоденькой. Потому что забеременела от него, шалава. От женатого мужика. В другой город уехали и разводились уже по почте. Как Наталья Федоровна её ненавидела тогда… люто ненавидела, яростно. И так же люто и яростно завидовала. И ей, и любой встреченной на улице мамашке, или просто беременной. Почему им дано, а ей - нет? За что? Даже чуть не совершила ужасный поступок однажды. В коляске деточка надрывалась, месяцев восьми, вылезти не могла и плакала, аж в хрип, а мамашка рядом пьяная спала на лавке. Ну конечно - пьяная. А как иначе? И Наталья Федоровна коляску покатила. Себе… себе! Себе деточку! Такой мамашке деточка ни к чему, только загубит, а уж она, Наталья Федоровна, сделает для доченьки всё… опомнилась потом. Минут через десять остановилась, слёзы вытерла и отвезла коляску в милицию. В жизни всегда надо поступать правильно.
 Постепенно боль сгладилась. С мужчинами как- то не задалось и замуж больше не вышла. Привыкла - одна.  В сорок созрела окончательно и отправилась в казённое здание. Сразу к начальнику, по личному вопросу.
- Я хочу подать документы на усыновление. Что для этого нужно собрать?
- Уже присмотрели себе ребёнка? - спросила казённая женщина.
 Наталья Федоровна аж задохнулась.
- Детки - это не вещи! Разве можно их присматривать, как покупку в магазине?
- Извините. Выбрали, значит?
- Нет. Ещё нет. Я заранее хочу узнать, какие справки собрать надо. Я вот тут собрала - с работы, о составе семьи, ещё про квартиру, а что ещё нужно, я не знаю…
- Серьёзный подход. Давайте, посмотрим.
 Казённая женщина просмотрела справки и уставилась на Наталью Федоровну пустым, каким-то рыбьим взглядом.
- Милочка, вы работаете воспитателем в детском саду. Других доходов не имеете. И на свою мизерную зарплату вы собираетесь содержать и воспитывать ребёнка?
 Прозвучало просто ужасно. Как расстрел, в самом деле.
- Я все надбавки получаю. И премии даже. И у меня накопления имеются…- Выдавила с трудом и каким-то неожиданно жалобным тоном. - Нам хватит. У меня же есть работа, постоянная. Мне грамоты всегда дают…
- Грамотами ребёнка не прокормишь.
- Да у нас есть такие мамашки, что вовсе не работают. И по трое деток…
- Значит, папашки их содержат. А вы у нас - женщина незамужняя. Одинокая вы. Случись с вами что - как ребёнок? Если вас с работы уволят? Если заболеете тяжело и надолго? Назад, в специальное учреждение ребёнка? У них и так психика травмирована.
- Нам хватит. - Произнесла Наталья Федоровна очень тихо. - И ничего со мной не случится. Я буду хорошей матерью, понимаете?
 Казенная женщина сняла очки и взгляд у неё оказался не такой уж и рыбий. Но всё равно - жестокий. Потому что невозможно с добрыми глазами говорить такие жестокие вещи.
- Вам сорок лет. Без мужа. Без дополнительных источников дохода. Если вашу зарплату, вместе со всеми возможными надбавками и дотациями, разделить на два, прожиточный минимум не получится. Будь вы моложе и замужем - другое дело, а так… не дадут вам ребёнка.
- Но я же…
- Можете попробовать. Список необходимых документов возьмёте у моего секретаря. Только ничего не получится. Не одобрят. Я первая и не одобрю. - Снова спрятала глаза за очками казённая женщина. - Вам сорок лет. Одинокая. Вдруг сердце или ещё там что. А ребёнка назад, в учреждение? Они и так настрадались. Лучше не пробуйте.
 Наталья Федоровна брела домой, как во сне. Снова долго плакала. Потом смирилась и с этим.
Недавно ей исполнилось сорок шесть и ничего в её жизни не менялось до сегодняшнего дня.
 Потому что именно сегодня что-то настойчиво подталкивало её сойти с привычного маршрута и отправиться в заросшую, мусором заваленную часть парка, где уже лет двадцать не было не только лавочек, но и асфальта. Центральные аллейки худо-бедно содержали в порядке, буреломом и сухостоем никто не занимался со времен Советского Союза. Когда-то там было даже маленькое озерцо, чистенькое и аккуратное, со стрекозами и лягушками. Кто-то из жителей окрестных домов старательно наводил вокруг порядок, выбрасывал мусор, выпалывал камыш, раскладывал красивые камешки… Потом этот человек переехал или умер. Озерцо быстро пришло в полную негодность и превратилось в болотце. И болотце бы засохло, если б не упорный маленький родничок. Но даже самый упорный родничок не может бороться с человеческим свинством. Болотце жило под толстым слоем мусора. И именно сюда что-то настойчиво, очень настойчиво звало Наталью Федоровну.
 Среди пивных бутылок, пластиковых стаканчиков и мусорных пакетов вырос цветок. Удивительный цветок. Не кувшинка. Что-то похожее, но не такое. Лотос? Вроде, тоже нет. Бутон и на тюльпан похож тоже. Чудный цветок. Волшебный цветок. Цветок, которому не место на помойке. Наталья Федоровна бездумно полезла по колено в вонючую жижу. Корни у цветка оказались мясистые и короткие, хорошо и быстро выкапывались. Словно даже сами вылезали из грязи и торопились забраться ей в руки. Она сама не помнила, как пришла домой. Первым делом посадила цветок в свободный горшок, а потом уже пошла отмываться. На ужин пришлось пожарить яичницу и есть её без хлеба. Ну и ладно. Сегодня по плану она должна была пылесосить квартиру. Но не стала. Приготовила себе одежду на завтра и легла спать раньше обычного.
 Неожиданно проснулась после полуночи. Лунные лучи падали на подоконник и цветок сиял голубым и серебряным. Цветок раскрылся. В серединке сидело что-то маленькое и тоже светилось голубым и серебряным. Наталья Федоровна подошла, как во сне.
 Существо. Крохотное, с палец. Такое хрупкое, даже слегка прозрачное, что страшно дотронуться. Невероятное существо. Сказочное. Серебряно- голубоватое, лунное. Пара тончайших крылышек, наподобие стрекозиных. Огромные глаза на треугольном личике. Крохотные пальчики на ручках.
 -  Дюймовочка. Моя Дюймовочка. Только мне не пришлось ходить к колдунье за семечкой, свой цветок я сама нашла. И вот она, моя доченька. Моя доченька…
 Существо протянуло к ней крохотные ручонки, и Наталья Федоровна расплакалась от счастья. Просто расплакалась. Существо ещё не умело говорить, она поняла это вдруг, ясно и отчетливо. Но оно могло передавать ей свои чувства. И сейчас, когда оно обнимало Наталью Федоровну за палец, оно радовалось и чувствовало себя спокойным и защищенным. Любимым. Она - пришла поправка в сознание. Не оно. Она. Она. Моя доченька. Моя деточка.
 Перед рассветом деточка уснула в цветке и его лепестки опять закрылись. Наталья Федоровна подремала и отправилась на работу. Настроение было прекрасное, петь хотелось от счастья и танцевать прямо на дороге, и наплевать было, кто и что подумает. «Мужика нашла. - Шептали за спиной на работе. - Ну наконец-то. Давно уж пора. Прямо светится вся.» И ещё много всяких глупостей шептали. Наплевать. Ведь дома её ждёт лучшая деточка на свете. Доченька. Волшебная Дюймовочка из цветка.
 Домой бежала, не чуя ног. И боялась, панически боялась, что всё - только сон. Что вот придёт сейчас, а цветок - обыкновенная кувшинка, и внутри ничего нету, и ничегошеньки не было, всё приснилось… забежала в магазин, молока купила, придирчиво выбрала самое натуральное, и лучший детский творожок. На всякий случай смеси детской купила и кашку. Вздохнула с облегчением, аж ноги подкосились у двери - был цветок, был. Волшебный цветок. Поела торопливо как-то, чего-то, сама не заметила. Развела в рюмочке детского питания. В ложке - каши. Некстати вспомнилась казённая женщина.
- Не хватит у меня денег на ребёнка? Да? Вот тебе! Накуси, выкуси! - Крикнула злорадно в стену и показала кукиш. Потом нашла самую крошечную лекарственную ложечку и пять раз помыла кипятком.
 Доченька проснулась ночью. Залезла Наталье Федоровне на ладонь, потом на плечо. Долго изучала ухо, волосы и лицо. В глаза заглядывала. У неё самой веки наоборот открываются, не сверху и снизу, а по бокам. Довольно странное зрелище. И зрачки - щелевидные, как у кошки, но не вдоль глаза, а поперёк. Глаза серебряные, блестящие. Крылышки искрятся. Красота невероятная, ночная красота, лунная.
- Ты маленький эльф. - Сказала Наталья Федоровна. - Прекрасный маленький эльф. Моя деточка. Моя доченька. Ты голодная? Давай попробуем покушать.
 Волшебное создание не хотело есть кашку и детское питание. И молоко, и творожок, и йогурт. Наталья Федоровна по очереди предложила все продукты из холодильника, и ни один не получил одобрения. Расстроилась ужасно. Что же едят эльфы? Сама малышка сказать пока не умеет… хорошо, что пока не подаёт сигналов голода.
 На третью ночь деточка окончательно проголодалась и транслировала в мозг Натальи Федоровны печальный плач. Наталья Федоровна и сама плакала. Деточка отказывалась от любой еды. Интернет ничего путного не посоветовал. Точнее, советов и сказок было множество, но толку - чуть и писали там всякую чепуху. Про лунную росу и всё такое. Ну где взять посреди города росу, да ещё и лунную? На всякий случай, купила цветов, по одной штуке, разных. Но, то ли в них не было нектара, то ли маленькие эльфы этого тоже не едят… Сказочное создание страдало, и Наталья Федоровна страдала вместе с ним. Неожиданно в окно влетела большая ночная бабочка, с толстым шерстяным брюшком и такими же шерстяными, мукой обсыпанными крыльями, с длинными густыми усиками. Бабочка сделала круг по комнате и сказочное существо насторожилось. Бабочка вернулась к окну и ударилась в стекло. Упала. Маленький эльф совершил невозможный прыжок… Наталья Федоровна опомниться не успела, как существо уже крепко обнимало бабочку, одной ручонкой обрывало ей крылья и транслировало чувство радости. Потом оторвало лапки, голову. И слопало туловище. Подумав, слопало и голову, только усики оставило. И принялось испускать волны блаженства, сытости, тепла и восторга.
- Так вот что кушают маленькие эльфы…- произнесла Наталья Федоровна растерянно. - Ну что ж, так даже проще, с одной стороны. Это вам не лунная роса. Слава богу, лето на дворе, бабочек полно. А к зиме перейдём на нормальное питание.
- Мама. - Прозвучал в её голове хрустальный голосок. - Ма… ма. Мама.
 На работе Наталья Федоровна нашла старый сачок и наловила в банку бабочек.
      Деточка росла на удивление быстро и ещё быстрее училась говорить и запоминала новые слова. Летала по комнате, на небольшие расстояния. Резко и высоко прыгала. Цветок стал ей уже маловат, и Наталья Федоровна сделала ей домик из обувной коробки. Подушечка-постелька, настоящая, с одеяльцем и подушечкой совсем крошечной - всё, что было в коробке. И дверка, чтобы солнечные лучи не мешали спать. Деточке понравилось. А вот кукольный дом для Барби, который Наталья Федоровна купила позже - не понравился и жить в нём Деточка категорически отказалась. Без всяких причин. Наверное, в нём было слишком светло днём. К тому времени уже стало ясно, что существо зовут именно Деточка. Все другие имена она отвергла с презрением и непониманием. Наверное, ей было сложно понять, что такое имена и для чего они нужны. Деточка оперировала понятиями. Она сама - деточка. Наталья Федоровна - мама. Бабочки - еда. Молоко и кашка - тоже еда, хотя и невкусная. Но, если не съесть чуть-чуть кашки - бабочку не дадут, как ни плачь. Кусать маму - нельзя. Вылетать в форточку - нельзя, потому что там съедят всякие большие: вороны, кошки и собаки. Кошек и собак Наталья Федоровна показывала ей на картинках, но статичное изображение Деточка не понимает вовсе. Чуть легче с фильмами - в экран Деточка хотя бы смотрит больше пары секунд. Но интереса у неё нет. Она не понимает, что это всё - живое. Точнее, движущееся изображение живого существа, вот. Наталья Федоровна записала на свой старенький телефон саму Деточку и показала ей.
- Смотри. Это ты. Как в зеркале.
- Это не я. Вот я.- Гладит себя Деточка по животику. - И вон там я.- Показывает на зеркало. - Только не вся. Кусочек. Вот ты, мама. Если там - кусочек тебя. А там, - пренебрежительно машет лапкой на ноутбук, - там никого нет. Тебя нет и меня нет.
 Что ж, у каждого -  своё мнение. Может, и хорошо, что ей ноутбук и телефон не интересны. А то сейчас такие дети пошли, которые телефонами учатся раньше пользоваться, чем горшком.
    Деточка издаёт разные тихие звуки. Может шипеть или пищать, жужжать крылышками. Но разговаривает исключительно телепатически. Впрочем, Наталья Федоровна привыкла. Детки все разные и к каждому можно найти свой подход. Каждого можно приучить есть кашу и пить молоко. И постепенно сменить режим дня на правильный. Не за день и не за два, конечно. Терпение и ежедневный труд. Но ведь именно в этом и заключается материнство - не только радость, но и старание…
    За два месяца Деточка выросла до размеров ладони. Научилась вполне сносно летать по квартире и ловить случайно затесавшихся мух. Мухи поедаются целиком.
- Опасно, - говорит Наталья Федоровна. - А если пчела или оса? Такая полосатая… она тебя ужалит - и ты можешь умереть. У них яд. Надо спрашивать - можно есть или нельзя? Я скажу. Деточка, ты очень маленькая, и мир вокруг тебя полон опасностей. Только я могу защитить тебя.
- Опасность. - Повторяет Деточка хрустальным голоском. - Ты защитишь. Понятно.
 И обнимает за ладонь, крепко, изо всех сил, трётся головкой. И сердце Натальи Федоровны сладко замирает
- Доченька моя, любимая…
- Мамочка…- звенит хрустальный голосок.
Нет, Наталья Федоровна не бросила работу. Так же ходила, так же за детками смотрела, но… уже не так. Уже торопилась домой. Уже волновалась - как там? Вся была- дома, и чувствами, и мыслями- рядом с Деточкой своей…
     Деточка усвоила новое понятие - «красиво». Много думала. Смотрела на себя в зеркало. Потом принесла из своей коробки ворох самых красивых бабочкиных крыльев.
- Ты… красиво. Я хочу красиво. Вот!
 И приложила крылья к себе. Посмотрела умилительно, моргнула вертикальными веками. Ну и что, что вертикальными, мы детей себе не выбираем, нам детей бог даёт. Наталья Федоровна привыкла уже давно и разницу замечать перестала. И теперь только руками всплеснула.
- Вот дура я старая! Тебе одежда нужна, ну конечно! Прости меня, Деточка. Сошьём мы тебе одёжек. Только не из бабочкиных крылышек - извини, я не волшебница. Из чего-нибудь другого.
       Деточка сердилась, очень сердилась. Ей хотелось именно из крылышек, особенно из невесть каким образом пойманного павлиньего глаза. Но Наталья Федоровна нашла выход и из этого положения. И скоро уже у Деточки были наряды из самых разных лоскутков - тюль с окна, кружевная салфеточка, кружево с платья, широкий бант алого цвета… шить пришлось, как в американских больницах, халатики с запахом на спине. Чтобы крылья выпустить. Подвязывалась Деточка пояском из толстой синей нитки и была вполне довольна. Но крылышки выбросить не разрешила. Устроила жуткий скандал, кричала и топала ногами, даже царапалась. Спустя какое-то врем Наталья Федоровна залезла в её коробку, выбросить мусор - и крылышек не нашла. Наверное, Деточка их перепрятала.
 Наталья Федоровна начала выносить её погулять, вечером или утром, в сумерках. В сумке, разумеется. В парке выпускала, и Деточка серьёзно и вдумчиво исследовала окружающий мир. Так они встретили котенка.
- Это котенок. Смотри, он мягкий и тёплый. Шерстяной. Если его любить и гладить, он мурлычет.
 Сама Наталья Федоровна кошек не особо любила. Никогда не держала дома кошек. Мама всегда была против, да и шерсть эта, запах… Сослуживицы много раз пытались подарить ей котёнка, но каждый раз она решительно отказывалась. А уж собака - тем более. С собакой трусить трусцой надо минимум два раза в день, не с её лишним весом пробежки устраивать…
 Котёнок Деточку испугался, прижал уши и весь прижался к земле, стараясь занять как можно меньше места.
- Мягкий! - восторженно закричала Деточка, исследуя дрожащее тельце. - Гладкий! Тёплый! Хочу себе!
 Наталья Федоровна и понять ничего не успела. Короткое кошачье шипение и совершенно невероятный взвизг… кто взвизгнул - котёнок или Деточка? Деточка стояла вся в крови, с головы до ног. Прижимала к груди кошачью лапку, сгибала и разгибала пальцы на ней, чтобы коготки показались…
- Мягкая! Моя! Так есть, а так - нету!
 Котёнок лежал по частям. Отдельно лапки, голова и хвостик. Наталья Федоровна упала на колени. Хоть не мучился. Мгновенная смерть. Сердце зашлось куда-то под горло.
- Зачем, зачем ты это сделала? Ты его убила!
- Убила? Что это?
- Он больше не будет живой. Не будет мягкий и тёплый. Не будет мурлыкать и играть. Шевелиться не будет. Будет просто лежать тут и всё. Потом мухи съедят.
- Мухи - это хорошо. Вкусно.
- Вкусно - это молоко. А котёнок… играть с тобой не будет. Никогда.
 Деточка, раздумывая, вертела в руках кошачью лапку.
- Умер. Не шевелится. Не тёплый. Не нужен?
- Да кому он теперь нужен…
 Сказочное создание визгнуло и вгрызлось в окровавленное тельце. Наталью Федоровну за малым не стошнило. За минуту Деточка съела, казалось, вдвое больше своего веса…
- Стой! Хватит! Прекрати, дрянная девчонка!
 Первый раз в жизни она накричала на ребёнка. На своего собственного, даже не на чужого. И даже ударить была готова, и ударила бы по попе, если б не крошечные деточкины размеры…
- Мама? - обернулось жутко перемазанное кровью треугольное личико. - Что? Я… я плохая? Я делаю плохо?
      Детки все разные. - Сказала себе строго. - Прекрати истерику. Детки все разные. Маленькие детки склонны к жестокости. Их жестокость не мотивирована, у неё нет причины. Они познают мир. И именно мать должна пояснить им, что такое хорошо и что такое плохо. Пояснить так, чтобы детки поняли. Они не осознают своих поступков, потому что пока ещё не имеют ни нравственности, ни морали. Главное - объяснить. Донести. Раз за разом.
- Ты вовсе не плохая, Деточка. Ты самая хорошая на свете девочка. Мамина любимая доченька. Но ты совершила очень плохой поступок.
- Как?
- Ты убила живое существо.
- Убила. Совсем. Не тёплое, не играет. - Импульс недоумения. - Почему? Не хочет играть?
- Не может играть. Мёртвое. Навсегда. Убивать нельзя. Ты делаешь больно. Очень больно.
- Больно?
 Наталья Федоровна вздохнула и размотала из сумочной подкладки иголку с ниткой.
- Иди сюда, деточка. Пора узнать, что значит - больно. Вот что ты сделала котёнку. Очень- очень больно.
 И осторожно, очень осторожно, всего лишь на какую-то долю миллиметра- она ткнула Деточку в руку жалом иголки.
От ужасного визга, внутреннего или внешнего, у Натальи Федоровны из носа пошла кровь. Деточка кричала. Деточке впервые было больно.
- Прости меня, моя милая. Прости! Так было надо. Теперь ты знаешь, что значит «больно».
- Знаю. - Позвенел хрустальный голосок, когда Деточка уже успокоилась и перестала так ужасно кричать. - Больно. Теперь знаю. Когда умирают - это больно?
- Это очень больно.
- Когда больно - мне вкусно. - Сказала Деточка. Просто констатируя факт.
- Всех можно изменить. - Твердила себе Наталья Федоровна. - Всех. Детки - безгрешные. Нужно только воспитать правильно. Стараться. Трудиться. Деточка - не человеческий ребёнок. Наверное, её племя жрёт животных живыми. У неё это в генах. Но я смогу перебороть это, нужно только время. Время и терпение. У меня достаточно и того, и другого.
 Деточка поймала птицу, воробья, скорее всего. Когда Наталья Федоровна пришла с работы, от него мало что осталось. А перемазанная кровью дочка очень внимательно изучала крылья.
- Красиво. - Сказала серьёзно. - Хочу себе.
- Ты снова убила живое существо!
- Убила. Вкусно. Кашка - не вкусно. Банан - не вкусно. Убить - вкусно.
- Я не принесу тебе насекомых. Ни жуков, ни бабочек. Будешь есть только кашу и молоко.
 Деточка зашипела и некрасиво оскалилась, показав острые треугольные зубки.
- Прекрати. Ты не должна так делать на маму. Я люблю тебя и хочу, чтобы тебе было хорошо. Ты должна жить среди людей. А люди не убивают свою еду.
- Люди глупые. Едят только животом. А я ем вся. И расту. И умнею. Скоро стану большая, сильная. И красивая.
- Чтобы стать большой и красивой, ты должна меня слушаться. Я - твоя мама. И я знаю, что едят умные и красивые девочки.
- Кошек? - радостно спросила Деточка.
 Есть мясо из магазина она отказалась. Так же категорически отвергла самое свежайшее мясо с рынка.
- Холодное. - Пожала плечиками, превосходно имитируя человеческий жест. - Не вкусно.
- Я подогрею, хочешь?
- Нет. Совсем холодное. Слишком давно.
 Какое-то время Деточка может продержаться без животной пищи. Недолго. Выросла до двадцати семи сантиметров и научилась превосходно летать. И тайком выбираться на улицу. Её выдавало перемазанное кровью личико и тельце. Ну и разбросанные по балкону перья или клочки шерсти. В конце сентября пропала шавка соседки снизу, мерзкое лупоглазое животное, которое лаяло без перерыва, дрожало без повода и ссалось в подъезде и в лифте. Шавку Наталье Федоровне было совершенно не жаль. Но Деточку она отчитала строго и оставила без сладкого. Без огромного жука- оленя, которого поймала на прогулке.
- Ты наказана. Детки, которые совершают осознанно плохие поступки, должны быть наказаны. Я не дам тебе жука. И не дам тебе новое платьице.
- Дашь. - Сказала Деточка спокойно. И так посмотрела странно…
 Наталье Федоровне стало плохо. Сердце забилось часто- часто, стало нестерпимо больно дышать… а Деточка стояла у неё на животе и смотрела - с любопытством.
- Помоги…
- Нет. Я тебя наказываю.
 Когда пришла в себя, жёсткие надкрылья жука аккуратно лежали в кукольном блюдечке. Молоко выпито. И Деточка перед зеркалом в новом платьице.
      Впервые Наталья Федоровна задумалась о том, кого приютила и успела всем сердцем полюбить. Деточка - не человек. Иное существо, живущее по своим, непонятным законам. У неё убийство - в крови. Пожирание живых ещё существ и их жизненной энергии в момент смерти. Их мяса и крови. Но ведь что-то же я изменить смогла? К молоку приучить, к каше? К одежде? К тому, что просыпаться нужно утром, а ночью - спать? Мы график уже на четыре часа сдвинули, теперь она просыпается не в полночь, а в четыре утра… стихи ей нравятся и колыбельные. Гулять со мной нравится, вопросы задавать обо всём на свете, как обычная детка. Обнимать меня любит, в волосах ручонки путать и засыпать так…
 Не всё потеряно. Любовь и терпение превозмогут всё на свете. А моих любви и терпения хватит на всех Деточек, сколько бы их не было.
       Но Наталья Федоровна лгала себе. Она устала. Ужасно устала. И она сдалась и на четвёртый Деточкин день рождения - на четвёртый месяц от её рождения из цветка - принесла ей живую белую мышь.
- С днём рождения, доченька.
- Спасибо, мама!!!
 Мышь Наталья Федоровна купила в зоомагазине. Наврала, что ей подарили змею. Продавщица покивала и отловила мышку, посадила в маленькую клеточку.
- Запомните, что змейку категорически нельзя перекармливать. И ещё: многим людям очень неприятно, что их змейки кушают мышек… живыми. Зрелище так себе, если честно. Поэтому вы можете поэтапно перевести вашу змейку на замороженых мышей. Многие магазины ими торгуют. У нас, если что, литература есть, да и в интернете советов полно.
- Ничего. - Сказала Наталья Федоровна. - Я и к живым привыкла.
 По одной мышке раз в неделю, в разных магазинах… ничего. Не так страшно.
В ноябре Деточка стала раздражительной и беспокойной. Погода на улице всё время стояла нелётная, резко похолодало, срывался снег. Деточка перенесла свою постельку под батарею и постоянно спала. Ругалась и капризничала без повода. И сама Наталья Федоровна понимала, что потерпела полный крах. Что человеческая наука педагогика неприменима к нечеловеческим существам, питающимся свежей плотью и болью. Что впервые в своей педагогической практике она готова кричать и ругать - даже больше: бить ребёнка. Своего собственного ребёнка. И даже, что самое страшное, иногда, в какие-то секунды - готова убить совсем….
- У меня больше нет сил. - Крикнула после очередной ссоры и бросила ножницы, которыми выкраивала из своей тёплой пижамы костюмчик для Деточки. - У меня просто больше нет сил. Ты специально меня провоцируешь. Ты специально меня доводишь. Тебе нравится, когда я кричу? Тебе нравится, когда мне плохо?
- Да! – закричала Деточка и швырнула подушечкой. - Да! Это вкусно!
- Так ты… меня ешь? - Спросила Наталья Федоровна, как-то вдруг обессилев. Подкосились ноги и села прямо на пол. - Ты меня ешь? Как мышей?
- Да! Ты вкуснее, чем мыши! Мыши глупые и никого не любят. Собака вкуснее, чем мышь. А ты вкуснее, чем собака. Когда ты меня любишь - это вкусно. Но это - мало! Я должна расти!
- Ты и так растёшь, Деточка…
- Я должна расти. - Повторила громко. Помолчала. - Твои волосы - это красиво. Хочу себе. - Сказала неожиданно.
 Наталья Федоровна отрезала маленькую прядку, мимодумно. Протянула на ладони.
- Держи.
 Деточка взяла волосы, обнюхала и прижала к груди.
- Этого мало. Хочу ещё.
- Деточка, прекрати. Я же не постригусь налысо из-за твоего каприза…
Серебряные глаза моргнули. Зрачки расширились и из них выплеснулось что-то очень чёрное… Наталья Федоровна с ужасом увидела собственную руку с ножницами. Вторую руку. И пряди волос, падающие на колени. Она ничего не могла сделать, не могла противиться. Даже закричать не могла. Деточка сидела на кухонной табуретке и внимательно, не мигая, смотрела ей в глаза. Вокруг падали волосы, тяжёлые и блестящие в своей смерти. Длинные и короткие пряди.
- Я люблю тебя, мамочка. - Прозвенел хрустальный голосок. - Люблю тебя всю. Ты красивая. Хочу себе.
 Это было очень больно.
       Тревогу забили неравнодушные граждане. Вызвали полицию и сообщили, что уже больше недели не видели свою соседку. И из-под её двери тянет неприятным запахом. Воняет, по-простому говоря, и воняет отнюдь не квашеной капустой. Приехали полицейские, взломали дверь. Понятых вызывать пришлось два раза. Соседке из квартиры слева стало плохо с сердцем, а её мужа шарахнуло давление. Соседи справа оказались покрепче-  оба молодые, недавно переехавшие, и откровенно равнодушные. Единственное, что их расстроило во всей этой истории - что запретили снимать на телефон.
 Да, Наталья Федоровна была найдена мёртвой в собственной квартире. Уже с неделю, а то и больше. Зрелище – ещё так себе. Неприятное зрелище. Молодой стажёр блевал в ванной, опера видели и не такое. Эксперт занимался своими делами. Двое вышли покурить на балкон. На свежий воздух.
- Дичь какая-то. - Сказал тот, что помоложе, худой и длинный. - Словно животное её жрало. Кошка или собака небольшая.
- Соседи говорят, что животных у тётки не было. - Откликнулся собеседник, постарше и поплотнее телосложением. Плюнул вниз и проследил траекторию плевка. - Да и в хате следов пребывания животных нету. Никаких. Ни мисок, ни лотков…
- А если убежало животное…
- С седьмого этажа? В форточку?
- Ну, не знаю. Хорёк какой-нибудь или там енот. Или ещё какая экзотическая фигня. Пожрал, в форточку вылез и того… навернулся вниз. А там собаки подъели.
- Ага. Или дикие вороны поклевали, а потом назад в форточку.
- Ну а что ещё может быть? Не сама ж она себя жрала-то? Кто-то ж там был?
- Кто её жрал, вскрытие покажет. Если жрали. На то судмедэксперты имеются. А наше с тобой дело маленькое - опросить соседей, например. А соседи говорят, что двинулась тётка мозгой. Слышимость здесь отличная, между хатами. И тётка то стишки читала, то колыбельные пела. Спи, моя радость, усни, типа того. - Старший прикурил вторую сигарету от окурка первой. - А детей, между прочим, у тётки нету и никогда не было. В садике работала, воспиталкой. Чужих воспитывала, значит, а своих не получилось. А тут возраст. Климакс этот самый или чего там ещё у баб. Вот кукушка и двинулась. Анализ крови сделают, ясно будет. Может, она соль какую или ещё там чего употребила первый раз в жизни.
- Думаешь, она сама себя так… поранила? - Поёжился молодой и тоже закурил.
- Убила. Сама себя. Поработаешь с моё, и не такое увидишь. Тем более, что ноябрь. Осеннее обострение у психов. Сама себя жрала, например.
. Два окурка пролетели вниз и красными точками отразились в чёрных зрачках, больших, по случаю темноты. Деточка пожала плечами и поползла дальше, на крышу. Она хорошенько наелась и долго спала, и первая линька прошла удачно. Теперь у Деточки есть всё то, что она считала красивым и хотела себе. Всё то, что она вдумчиво изучала. Она отрастила себе сильные крылья птицы, чтобы легко поднимать увеличившийся вес. Выдвижные кошачьи когти, чтобы хорошо лазать. Чуткие собачьи уши и не менее чуткий собачий нюх. Мягкий, красивый мех - не помешает, когда вокруг такой холод. Внутренний скелет усилился элементами хитинового покрова насекомых. Внутренний скелет упрочнился вдвое. И ещё у неё теперь есть мамины волосы. И мамина улыбка. И мамина тёплая, приятная кожа на ладошках.
 Деточке предстоит ещё много линек. Пока она не станет взрослой, совершенной особью. И, тогда, когда-нибудь она сама станет мамочкой. И отдаст свою жизнь, плоть и боль, чтобы дать жизнь новой деточке. Потому что бывает только так, и никак иначе. И зачем ещё нужны мамочки?
 А пока что … нужно новое гнездовье. И самое главное здесь - тебя должны пригласить. Позвать. Обязательно. Сами должны позвать. Деточка встряхнулась и мимикрировала в маленького человеческого детёныша. В самочку. Каждая особь, увидев её, увидит своё потенциальное потомство. Самочки вызывают больше сочувствия. Спасибо, мама. Научила.
 А сердце так и не пригодилось. Сколько слов было, про сердечность и бессердечие… а оказалось - просто мышца, кровь гонять. И ничего больше. Деточка добралась до чердака, свернулась клубочком и принялась читать эмпатические слепки спящих или ещё бодрствующих людей. Выбирая себе новое гнездовье