Глава 7. Боржоми

      
       Дом отдыха в Боржоми – мой первый и последний дом отдыха и санаторий. Он на меня не произвел должного впечатления, может быть, именно поэтому я больше никогда в жизни не соглашался ехать по путевке отдыхать.

       Неудачи меня преследовали часто, даже по пути в Боржоми. В то лето, помню, стояла страшная жара. Поезд остановился на перроне города Баку. В вагоне духота, абсолютное безводье, на весь вагон (а он был общим) ни капли воды. Ехали мы, награжденные путевками в ФЗУ, вдвоем с парнем по имени Гриша. Он был из паровозников, а я из группы вагонщиков. Жили мы тоже в разных общежитиях. Так что знали друг друга плохо.
   
       Когда объявили время стоянки поезда на станции Баку, мы решили выйти из вагона и поискать воду. Пробежали перрон, нигде ни краника, ни бака. Жажда томила, горло слипалось, язык стал шершавый, как у коровы. Время шло. Паровоз попыхивал, что-то нашептывая своими разбросанными по всему телу трубками. Хотелось залезть наверх тента паровоза и оттуда, нагнувшись, попить, как пьет скот.
 
       Вот перед нами дверь ожидания. Мы входим в нее и видим в стороне, метрах в трех, одинокий столик. На столике – графин с водой, чуть-чуть не полный. Крышка столика накрыта стеклом, а под ним – кусочками нарезанная колбаса с хлебом. Я впервые увидел бутерброд. Даже названия такого не знал. Схватив графин, я налил его содержимое в стоящий рядом стакан и стал жадно пить. Еще не разобрав вкус жидкости, я почувствовал крепкий удар по шее. Стакан выпал из рук, и я очутился в крепких, обросших шерстью руках. Вот теперь я разобрал вкус водки. Признаюсь откровенно, до этих пор мне не приходилось ее пробовать. Итак, во рту жжет, горло сжимают огромные крепкие руки. Крик на весь зал. Сбежался народ, смотрят на меня, как на вытащенного из воды котенка. Кто принимает за бродягу, кто за жулика, а кто и сочувствовал, слушая мой сбивчивый рассказ о поезде и жажде, а этот Лохматый тянет меня в милицию, требуя уплаты за стакан и разлившуюся по полу водку. Шея горит огнем от впившихся в нее пальцев продавца. Из толпы донесся голос одного из мужчин в мою защиту. Он спросил, сколько все это стоит и, вынув деньги, заплатил продавцу.

       Поезд уже пыхтел, забили в тарелки буфера, а я все еще был в руках Лохматого. Догнав последний вагон, я чуть не очутился под колесами уже набравшего скорость поезда. Был сорван кран, составлен протокол о нарушении пломбы. В общем, все обошлось. Поезд двигался на Тбилиси, а я с той же жаждой добирался из вагона в вагон к своему четвертому общему, где остались мои вещи и дружок, сбежавший от меня, когда я был схвачен цепкими лохматыми руками.
 
       Оставив позади Тбилиси, мы прибыли в Боржоми. Там мы пересели на узкоколейный поезд, состоящий из нескольких вагончиков. Дом отдыха меня, как я сказал ранее, не впечатлил, да и мой друг Гриша на следующий день уехал домой, даже не предупредив меня об этом. Я остался один на две недели с лишним.

       Скука и одиночество часто тянули меня в горы, в лес. Я любил пить воду, которая текла ручейком, покрывая дно своего русла ржавчиной. Внизу проходила узкоколейка,  которую часто заваливало скатывающимися с гор камнями. Однажды мне пришлось воочию увидеть это природное явление.
 
       Познакомился я с одним местным парнем, постоянно ошивавшимся  в доме отдыха, тогда я думал, что он такой же отдыхающий, как и я. Он решил мне показать фокус, который заключался, как он сказал, «в силе камня величиной с арбуз». Взобравшись по тропинке в гору, он отыскал камень указанной величины и толкнул его вниз. Камень, падая, толкал своего соседа, тот, в свою очередь – своего, и так с огромной скоростью росла цепная реакция, сопровождаемая оглушительным ревом и треском деревьев. Шум стоял в расщелине гор невообразимый, будто вся гора тронулась с места и пошла вниз. Мы собрались уходить, как вдруг к нам подошел пожилой грузин, по-видимому, местный житель.
 
       Мой новый знакомый, зная, что эти проделки запрещены, ведь внизу жили люди, пасся скот, да и  узкоколейка с автогужевой дорогой проходили где-то рядом,  как испуганный дикий козел прыгнул в сторону и вниз на лежачий большой камень, который отсюда был хорошо виден, и скрылся, а я, как всегда, попался в руки. Мужик что-то  на своем языке кричал, дергая меня за руку, тащил меня вниз, я спотыкался, падал на камни и пни. Когда мы поравнялись с тем камнем, за которым скрылся мой новый знакомый, его там не оказалось. Все горы гудели, трещали деревья, и мне казалось, я слышал отчаянный крик о помощи. Крепко держа меня за руку, местный грузин доставил меня в дом отдыха. Расспросы и угрозы заставили меня признаться, что я был не один.

       Местный грузин, услышав описание моего знакомого, схватился за голову и что-то заорал на своем языке. Оказывается, тот парень не был отдыхающим, а был сыном этого пожилого грузина, он часто водил прибывших отдыхающих в горы, показывая свой «фокус». Жили они поблизости в одной из расщелин с отцом и матерью, которая работала тут же в доме отдыха на кухне.
 
       Через четыре дня у меня заканчивалась путевка. Дом отдыха теперь имел вид траурного поселения, затерянного среди гремучих гор, которые унесли с собой в неизвестность того парня. Обратный путь был для меня сплошным переживанием о случившемся в Боржоми. Ехал я на верхней полке без денег и без кусочка хлеба. Дорога от Боржоми до Минеральных Вод занимала двое суток, так что было время обо всем хорошо подумать. В Тбилиси у меня на противоположной верхней полке появился сосед, который был с деньгами и полным чемоданом продуктов. Всю дорогу он угощал меня едой, а я ему  рассказывал о том несчастном случае, свидетелем которого мне пришлось быть.

       Именно с тех пор, я не очень люблю горы и, как я уже сказал, совсем не люблю бывать в санаториях и домах отдыха, хотя в свое время работал председателем профкома на большом предприятии и принимал непосредственное участие в распределении различных путевок.