Гуманист

Милосердие.
Рассказ о жизни, людях, о войне…

- Ну вот, что с тобой делать? – с досадой сказал дядь Леша.

Он стоял на крыльце, направив ствол «воздушки» в сторону сиреневого куста. Сквозь прорезь прицела на него доверчиво смотрели широко раскрытые глаза котенка. Малыш смирно сидел среди веток, бежать не пытался и тем самым остановил уже готовый было нажать на курок палец хозяина двора.

Дядь Леша закряхтел, недовольно нахмурился. Потоптался на месте и снова поднял винтовку. Целился тщательно, что бы сразу наверняка. Прищуренный глаз заслезился.

- Тьфу, зараза! – ругнулся дядь Леша, опустил ствол, в сердцах саданул дверью о косяк, вошел в дом.

- Чего опять злой? – спросила его жена, перемывая посуду на столе, плеснула в глубокой миске с горячей водой.

- Не смог! – прокряхтел муж, усаживаясь у стола. Зачем то провел рукой по мокрой клеенке, поморщился, брезгливо отряхнул ладонь и вытер об штаны: - Четверых застрелил а этого не смог! Ну не могу и все тут! Брысь, тварь хвостатая! Наплодила на мою голову! – он в сердцах откинул от себя ластившуюся худую кошку. Кошка обиженно мяукнула и перешла к ногам хозяйки.

- Задала она тебе работы! – усмехнулась жена, кивая на мурлычущую киску.

- Вот именно! Сами виноваты, прозевали котят! А теперь… эх!

Алексей с Леной любили своих кошек: их во дворе жило трое. Постаревшая Киса Миса, если считать на человеческую мерку, доживала в покое уже как бы седьмой десяток, сильно похудела, стала легонькой словно подушечка, которую любил подкладывать себе под голову сам хозяин, когда укладывался перед теленовостями на диванчик. А рядом в головах, непременно пристраивалась Киса, особенно зимой, в морозы. Уютно мурлыкала, теребила когтями подушку, порой прихватывала волосы дядь Леши но тот терпел, сильно не ругался. «Я тебе!» - грозил он кошке, и все начиналось сначала.

Еще жил Кузьма: большой, рыжий кот, сынок старушки Кисы. Но в последние годы  он был в родном доме больше постояльцем, чем постоянным жильцом. Два три раза в год рыжий уходил неведомо куда: нечто таинственное заселялось в кошачье нутро и непреодолимо вело бродягу  в известные ему одному края деревни. Пропадал он подолгу, иногда месяца три а то и четыре.

Возвращался Кузьма  как и уходил: неожиданно. Костлявый, выгоревший до белесой желтизны. Казалось, что у него худел даже хвост, висевший на тощем заду унылым косматым прутком.
Хозяин всегда удивлялся его виду: летом – понятно, солнышко бывает, так палит, что хоть яичницу на камнях жарь. А зимой? Почему он так выцветает? Вымерзает, что ли? Кто их знает, бродяг этих….

Дядь Леша сердито отчитывал любимца, бесцеремонно вытаскивал из хвоста колючие лопушки. Кот, не обращая на него внимания, жадно лакал молоко, утрамбовывал в желудок граммов двести мерзлой свиной, или птичьей печенки. Кузьма обожал сырую печень, и хозяин заботливо хранил ее в холодильнике, терпеливо ожидая возвращения шатучего дружка. «Во, живем! – улыбался хозяин, поглядывая на жену: - Все жалуемся, плохо живем, все не так…а глянь: коты, как в ресторане, чистым «фуагра» питаются! Как миллионэры!»

Наевшись, бродяга тщательно умывался, и только потом, вспрыгивал на колени хозяина и начинал обниматься, бодался жесткой, покрытой рубцами и шрамами, головой.

Но сейчас был именно тот тяжкий момент: сраженный внезапным любовным угаром и тягой к приключениям, Кузьма не являлся домой третью неделю.

Со старой Кисой проблем не было: она исправно котилась раз, иногда – два раза в год, и всегда приносила по одному котенку. Роддом у нее тоже, был постоянный: небольшая будка - «изба», принадлежавшая веселому псу Витальке, жившего в ней у самого крылечка. Крупный, коротконогий, черный как уголь, с устрашающей пастью, усаженной белоснежными,  легко крушившими любую кость, зубами. Но когда приходило время, Киса бесцеремонно заселялась в его дом. Грозный Виталька безропотно смирялся перед такой наглостью, и недели две, а то и три, вынужден был жить под сиреневым кустом, в тени которого стояло его личное жилье. Бомжевал он до тех пор, пока мамаша не переносила свое дитя в другое место на доращивание, и собачий быт снова налаживался, входя в привычный режим привычек и обязанностей: есть, спать, облаивать машины, прохожих, бездомных псов, нахальных сорок и воробьев, лисиц, корсаков. Одним словом, свой хлеб, пес отрабатывал на редкость добросовестно.

Своих котов Виталька не трогал, разве поймает разок для игры, но быстро опускал: стоило кошке зашипеть и выпустить коготки. Как озорство быстро слетало с зарезвившегося пса, и он виновато извинялся: улыбался во всю белозубую пасть, приниженно крутил толстым хвостом.

Но в это лето с  молодой кошкой вышла промашка: она почему-то окотилась в чужом, заброшенном дворе. Выследить ее не удалось: бестия хитро путала следы, напрямую к логову не шла, и дядь Леша хмурился, все больше и больше.

- Ох, чую, приведет она во двор свой выводок! Что делать будешь? – как то спросила его жена.

-  Что, что! – сердился хозяин: - Видно будет! Может не приведет, вырастут и сами разбегутся!

- Вряд ли! – усмехнулась Лена: - Так что, готовься к бою, хозяин!

Робкая надежда не оправдалась. Через месяц, дядь Леша увидел под кленом все семейство: на солнышке развалилась исхудавшая мамаша, а рядом терзали большую крысу пятеро котят.

- Ну, куда я их дену! – застонал хозяин: - Целых пять! Эх-ма-а!

Разрешить проблему по мирному не удалось: задичавшие котята шустро прятались при приближении человека. Покряхтев, хозяин отыскал запылившуюся «воздушку», и открыл постылую охоту. После удачного выстрела он мрачнел, долго сердился неизвестно на кого. Ходил хмурый, подавленный.

- Что недовольный такой, случилось что? – спросил как то его проходящий мимо знакомый.

- А! – обреченно махнул рукой дядь Леша, и внезапно, рассказал тому про свою беду.

- Ну ты даешь! – изумился товарищ: - Нашел из-за чего переживать!

- Да не переживаю я! Просто – надоело! Скажи, сколько я вот этими руками скота убил? Двести голов, пятьсот? Не знаешь? И я не знаю!

- В деревне жить, без этого нельзя! – примирительно сказал знакомый: - Не ты один, все так поступают! Хочешь кушать, бери нож, топор, иди во двор!

- Так то, оно так! Только я, наверное, уже свой лимит на резню вычерпал! Всю жизнь возле скота проработал: в советское время я тысячи голов на мясокомбинаты вывез! А сколько самому, приходилось, то дорезать, то забивать… Не считая дома, для себя! Веришь, сейчас,когда нужно забивать, прямо ноет все внутри! Не хочу и все! А надо, не будешь же из-за утки, или овцы, по людям бегать…просить…нанимать… Сам справляюсь…Только, муторно потом, на душе…Долго не отпускает!

- Позеленел ты, наверное! – пошутил товарищ: - В «гринпис» записывайся, или в вегетарианцы переходи…В чем проблема: жуй петрушку, да огурчики.

- В том и дело, что никак! – вздохнул дядь Леша: - Я без мяса никуда: вот такие дела! Ну, это ладно, а котята? На кой мне это сдалось?

- Да-а! Негуманно выходит! – покачал головой товарищ.

- Гуманно, не гуманно! – вспылил хозяин: - Ты как дитя рассуждаешь! Мать их скоро бросит, через месяц придут дожди, морозы. Они же умрут, от голода, холода! Так что лучше: убить сразу, или оставить на медленную смерть? Понятное дело, я прав! Только кто я такой, что бы за чужие жизни решать? Ты пойми: убить легко! А ты попробуй, сможешь эту жизнь вернуть? Нет! И никто не сможет…никто!

- Да, Алексей! – задумчиво посмотрел на него товарищ: - Наверное ты постарел.

- Может быть и так! – дядь Леша упрямо нагнул голову: - Надоело это, а надо! Вот так и живем! Ладно, пойду я! Чего пустое молоть! – он махнул рукой и ушел во двор.


…Кошка, наверное, понимала в арифметическом счете: заметив убавление семейства, последнего детеныша стала прятать особо надежно. Но дядь Леша понимал, рано или поздно тот выйдет из укрытия.

Сентябрь дошел до середины. Стояла тихая, почти летняя погода. Особенная, свойственная только ранней осени: мягкое, обволакивающее ночь тепло, и прохладные, росные рассветы. Близились холода.

…Уже темнело, когда хозяин заметил белый комочек, мелькнувший у самого забора, в еще густой, картофельной ботве. Вздохнул, зарядил «воздушку» и пошел в кусты.

По улице прогудел мощный погрузчик: это возвращались с работы дорожники. Бригада армян сняла пустующий дом и поселилась в нем на период ремонта трассы в город. Трудились они допоздна, поэтому с соседями виделись не часто. Ставили технику, умывались, ужинали. Иногда выходили на улицу, приветливо общались с местными. Добродушно улыбались, рассказывали о своих делах, расспрашивали о чужих.
Погрузчик проехал мимо дядь Леши. Из большой кабины приветливо махнул рукой водитель. Это был Миша: невысокий, кругленький, он всегда улыбался, разговаривал. Они познакомились когда дядь Леша попросил того оказать небольшую услугу: привезти ковш речного песка. Просьбу Миша выполнил, и не только: помог еще, и не мало. Одно раздражало дядь Лешу: расчет!
- Не берет денег армяшка, и все тут! – ворчал он, рассказывая жене: - По разному, пробовал, не получается! Говорит: все мы люди, значит надо помогать друг другу! Это понятно, но кто я ему, а кто он – мне? Чудит, человек…
- Значит, хороший человек! Ты не думал про это? – ответила жена.
- Хорошие все перевелись! Сейчас никто ничего даром не делает! – отпарировал дядь Леша.
- Выходит, что не все такие! Вот и Миша не такой. Чего ты злишься?
- Не привык быть кому-то быть обязанным! Увижу его, и неловко становится: словно я ему должен!
- Эх ты! А ты его уважь, раз денег не берет! Там же мужики живут: выйди в огород, собери им на ужин овощей, зелени! Сала копченого отнеси, масла, яиц набери, все равно их девать некуда… Вот и отблагодаришь…
- Точно! – обрадовался дядь Леша: - Умница! А я все про деньги!
С трудом, но все же удалось всучить армянам малую «гуманитарку». И с тех пор завязалось знакомство. Оказалось, что им есть о чем поговорить: оба, часть жизни прожили в СССР, и какая разница, где кто тогда жил и кем работал. Общая страна, хоть и убитая, продолжает объединять людей. «С соседями нужно дружить, - хитро прищуриваясь, говорил Миша, - ты хороший человек, и я хорошим буду!» «Почему ты думаешь, что я хороший?» смеялся в ответ дядь Леша. «Э-э, дарагой! Мы люди в годах, нас не обманешь! Мы все видим!» - отшучивался добродушный армянин.

«Люди как люди! – как то отозвался за них дядь Леша: - Ничего их не меняет: уже и Союза нет, а они как прежде: национальность асфальтировщик, профессия – армянин!»

Дядь Леша осторожно шел между кустов, раздвигал стволом тяжелые, темно зеленые ветки. Мимо проходил заросший черной бородкой парень, в темноте отсвечивал желтым светом экран смартфона. Увидев дядь Лешу, остановился, поздоровался. Хозяин кивнул в ответ: он знал парня, его звали Самвэл. Стало совсем темно, в домах уютно затеплился свет огней и экранов телевизоров. Дядь Леша подошел к ограде.

- Мелкашка? – спросил, тоже, подошедший, Самвэл, кивая на винтовку в руках хозяина двора.

- А ты чего, не видишь что-ли? – удивился дядь Леша, поднимая свое «оружие», - Это же «воздушка», в тирах стреляют…

- Нет! – покачал черной головой Самвэл: - Карабин знаю, их ДШК стрелял, а такое не видел. Взял ружье, повертел в руках, вернул хозяину: - Маленькая! Воробьев стрелять! А вы кого ищете?

- Котенок приблудился! – нехотя признался дядь Леша.

- У нас дома у многих автоматы были! – не слыша его, добавил Самвэл.

- Как это, автоматы? – оторопел хозяин, и быстро сообразил: - Ясно! У вас же, на Кавказе война была: где война, там и оружие!

- У многих были! – Самвэл говорил медленно, тягуче, непривычно протягивая слова: - У кого один, у кого – два! У нас один, АКМ…и два рожка с патронами.

- А зачем они вам?

- Не знаю! – пожал плечами парень, и поднял к верху смартфон: - Совсем связь плохая! Ходим, ищем. На крыши залезаем…

- Да! Есть такое дело! Со связью у нас просто беда! Куда звонишь, домой?

- Домой! Мама, жена, дети! У меня их двое! – с гордостью ответил Самвэл, с надеждой вглядываясь в светящийся экран, и огорченно вздохнул.

- Как там у вас, в горах? Совсем работы нет?

- Нету! Все позакрывалось! Мы в городке живем, рядом с озером. Севан называется. Слышали про него?

- Кто ж не слышал! – подтвердил дядь Леша.

- Пустой у нас городок! Почти одни дети и женщины живут…а мы, мужчины – на заработках! В России, в Казахстане…везде работаем…

- Редко дома бываете? – дядь Леша не торопился, достал сигареты, закурил, приготовился слушать: интересно, как люди живут. Все же не наши степи, Кавказ…Горы, экзотика…

- Редко! – согласился Самвэл: - Но куда деваться, надо работать.

Дядь Леша с любопытством всмотрелся в парня. Высокий, худощавый, медлительный в движениях и словах. Но в нем чувствовалась простота и открытость, свойственная спокойным, рассудительным людям.

- А из ДШК, где стрелял?  - полюбопытствовал дядь Леша: - В армии служил?

- Служил! Один год!

- И как там у вас сейчас, тихо?

- Сейчас тихо! А тогда, когда я служил, воевали…

- И ты там был? – оторопел дядь Леша.

- Был! Там многие были. У нас дядя погиб, совсем молодой был…

- В Карабахе?

- Там! Я тоже воевал.

- С кем? – дядь Леше стало не по себе. Он растерянно переступил ногами.

- С азербайджанцами!

- И ты…что…тоже? – выдавил из себя мужик, и сипло откашлялся.

Впервые, после встреч с однокашниками бывших в Афганистане, ему приходилось разговаривать с человеком прошедшим через войну. Но, то был Афган, а здесь… Что то не укладывалось в сознание дядь Леши, хотя как и многие, он прекрасно помнил когда возник между Арменией и Азербайджаном карабахский конфликт.


- Стрелял! – понял невысказанный вопрос Самвэл: - Ночью вывели нас на позиции, напротив азербайджанского поселка. Утром начали стрелять: сначала из «Градов», а потом из автоматов, пулеметов…

- Это там, ты – из ДШК? Он же камни крошит, деревья валит!

- Да, пулемет мощный…

- Как же так, сынок? Как это вышло? – в груди дядь Леши нехорошо заныло. Он с жалостью смотрел на навалившегося грудью на штакетник парня.

- Не знаю! Все понимают, зачем нам этот Карабах? Там ничего не растет, холодно…трава и камни… Пусть там живут азербайджанцы, нам они не мешают. А куда деваться – приказали, мы стреляли…

- Там же люди…вот такие, как здесь! – потрясенный мужик обвел рукой, уходящую в ночь деревню.

- Знаю! Только тот поселок разбили полностью. Много людей убили. Очень много…

Дядь Леша молчал. Говорить было неохота: подло и глухо ныло сердце. Или – оно остановилось совсем. Самое тяжкое, что парень говорил об этом тихо и спокойно, совсем без эмоций и выражений. Рассказал, потому что его спросили.

- Ты, держись, сынок!  - только и ответил ему дядь Леша: - Держись! Твоей вины в этом нет!

- Знаю! – снова повторил Самвэл, и всмотрелся в темноту: - Вон он, побежал, котенок! Беленький! Жалко его, дядя!

- Жалко! – машинально кивнул в ответ хозяин, проследив за светлым пятнышком, метнувшимся по направлению к бане.

- Ладно, дядя! Поздно уже, пойду я! Может связь поймаю! Спокойной ночи!

Самвэл обернулся и ушел на асфальт. Высоко поднял смартфон, смотрел на экран.

…Ночью совсем не спалось. Дядь Леша часто поднимался, курил. Вспоминал разговор с Самвэлом, сердито вздыхал. Утром, огорошил жену странным заявлением:

- Я думал, что меня уже нечем удивить в этой жизни! Нет, Леночка! Ни хрена я в ней не понимаю! – и, помолчав, добавил: - А может это и к лучшему! Не дай бог, таких понятий!

…Вечером, мама кошка вывела своего детёныша к крыльцу. Куда же ей было его вести? У всех должен быть свой дом, где есть свет, тепло, еда… И тишина: та, что мы называем миром и покоем. И пусть этот мир не всегда покоен, так как хотелось бы, но все же – он не страшен. В нем нет места той ненужной никому правде, которую вчера рассказал тихий, уважительный парнишка армянин.

- Пуст живет! – вынес свой вердикт дядь Леша, и ему сразу стало легче, словно с плеч свалилась нелегкая поклажа, которую нужно нести, и нельзя бросать. Но, оказывается – сбросить можно, если пересилить себя самого.

- Как приручать будешь? – засомневалась жена: - Он же совсем дикий!

- Ничего! – уверенно ответил дядь Леша: - Терпением возьму…по шажочку…по минутке…Никуда не денется, моим будет…

Прошло почти три недели. Разросшийся ясень совсем облетел. Только сирень упорно держалась за ушедшее лето промерзлыми, бурыми листьями. Моросили нудные, мелкие дожди. По утрам на лужицах намерзал тонкий, хрусткий ледок.

Той ночью, на крыльце, дядь Леша впервые взял в руки продрогший, бело рыжий комочек жизни. В ладони гулко стучало маленькое сердечко, в широко раскрытых глазенках застыли страх и ужас.

- Не бойся, малыш! – хозяин держал котенка так, как держат в ладонях воду: бережно, что бы невзначай не расплескать. Поднес к лицу, дохнул теплом. Звереныш поднял голову, и неожиданно лизнул в подбородок. Дядь Леша засмеялся.

- Кто тебя так научил? Ты что, собачка? А-а? Может это ты, Виталька, преподал ему щенячью науку?

Виталька сидел на мокрой дорожке, улыбался и стучал толстым хвостом по асфальту. Наверное, они с котенком давно подружились. Животные, живущие в одном дворе, умеют хорошо ладить друг с другом. И не только ладить…Дядь Леша вспомнил, как летом на Витальку наскочил злобный, соседский пес. Он тогда закричал, кинулся на выручку, но помощь подоспела совсем с неожиданной стороны: из зелени куста выскочила разъяренная Киса–Миса, и бесстрашно вцепилась когтями в морду ошалевшего от неожиданности забияки. Следом за ней, желтым клубком катился взъерошенный Кузьма. Атака была отбита. Виталька рвался на цепи, хрипел, старался кинуться вслед за убегающим врагом. Но в этом не было нужды: старая кошка гнала разбойника до самого перекрестка, и тот, повизгивая от страха, бежал еще долго, пока не скрылся на соседней улице…

- Эх, люди - люди! Не уж то, мы хуже их! – укоризненно сказал сам себе дядь Леша, и понес в дом нового жильца.