Другая жизнь

    Жестоко обращаясь к чужому, человек жестоко обращается к самому себе. Но как бы горько это ни звучало, именно таким был Иннокентий Лесков, безнравственным и жестоким, никому не помогал и ни у кого из чужих не просил о помощи. Стоит отметить, что работал он в каком- то турагентстве,однако подробности его карьеры мне, к сожалению (может, и к счастью) неизвестны. Лесков запросто мог оскорбить человека в лицо, это словно было для него просто игрой. Впрочем, не всегда он выходил из неё победителем; когда-нибудь, влечённый своей безрассудной злобой, Лесков заходил слишком далеко. Его товарищи, которых было не так уж много, чтобы задействовать более десяти пальцев рук, чтобы сосчитать их, относились к Иннокентию с подобострастием, которое являлось следствием их трусости и трепета перед этим человеком - ведь это был человек, способный устроить драку и погром где угодно: в ресторане, в магазине, на улице, и за всё это отдувались и платили его товарищи. Лескова можно было бы сравнить с разряженным ружьём, которое может и при случае должно выстрелить, но не может, пока его не зарядить. А "заряжали" это ружьё взгляды Иннокентия на людей, которые впоследствии чем-то вызывали в нём ненависть и омерзение. В Лескове велико было желание избивать людей до смерти, и только рамки закона, остающиеся важными и способными менять судьбы не в лучшую сторону для всех, останавливали его. Кто-то скажет, что Лесков просто был ненормальным, и будет прав. Поведение такого человека нельзя считать поведением нормального и порядочного человека. Люди, с которыми он затевал драки, ссоры и споры, терпеть его не могли, Лесков знал это. Знал, а потому, в свою очередь, ненавидел их ещё сильнее, и не только их, а всех людей в целом. С товарищами он тоже нередко ругался, ссорился и часто бил их, но те оставались его верными слугами.
      Однажды Лесков возвращался с работы и им покровительствовало не очень хорошее настроение, которое, впрочем, нередко накидывало сети на злую и жадную душу этого человека. Был ранний июньский вечер, клочья белых облаков загорали на собирающемся к заходу солнце, парк уже готовился ко сну. Всегда он засыпал ещё до наступления темноты, и ни шаги прохожих, ни шум машин не могли разбудить его. Никто не мог разбудить его, кроме солнца - того солнца, которое и укладывало его спать, которое часами пело колыбельную, так тихо, что люди не могли её услышать.
     В парке играла музыка, за что Лесков в душе проклинал его. Людей было мало. Вдруг к Лескову подбежал мальчик лет восьми. Он был очень взволнован, лицо его искажало страх. Мальчик кричал, чтобы ему помогли, что за ним гонится стая разъярённых ровесников, что они его убьют, если догонят и найдут.
     И тут Лесков кое-что вспомнил. Он вспомнил часть своего детства. Сейчас эта часть как будто разворачивалось перед ним снова, но он выступал на сей раз в роли наблюдателя и уже ничего не мог поделать и изменить. Или мог?
     Лескову в тот день никто не помог. Это был тридцать четыре года назад. Ему было лет девять, и его за какую-то ерунду избила группа ровесников. И с тех пор злость Лескова копилась в нём - он копил её жадно, как скупой человек копит деньги, а когда Лесков тратил свою злость, обозвав или ударив кого-то, он вовсе не становился добрее; напротив, злость только прибавлялась, такая сладкая, чистая и, как казалось Лескову, совершенно справедливая. В конце концов, кто знает что-то о справедливости, когда в наши дни среди того же молодого поколения так мало справедливых людей? Тот день Лесков помнил хорошо. Он послужил залогом жестокости и злости, которые этот человек молчаливо и спокойно взвалил на свои плечи, решив нести их на протяжении всей жизни. Решил и не передумал. И всё это втайне. Самые важные наши решения мы нередко принимаем втайне от всех, потому что зачастую данные решения служат источником чего-то секретного и сокровенного, что случалось в нашей жизни - того, чего мы никому не можем рассказать. Лесков думал. Был ли он счастлив, будучи таким жестоким? Нравился ли он себе таким? Другим, чужим людям он, разумеется, не нравился, да что там говорить, они терпеть его не могли, но что ему до мнения других? Главное, нравиться себе. Но Лесков не нравился себе.
      Восьмилетний мальчик жался возле Лескова, отчаянно надеясь, что тот его защитит. И не зря.
       "Будучи жестоким, я никогда не был счастлив, - думал в этот момент Лесков. Я делал так, как я хотел, но это не делало меня счастливым. Пусть же у этого мальчика будет другая жизнь, добрая и светлая. Я подарю ему шанс, который сам упустил. Свою жизнь мне уже не изменить, а счастье его жизни сейчас в моих руках".
      Толпа пятерых ребят, возрастом от семи до девяти лет, подбежала к восьмилетнему, продолжавшему жаться около Лескова.
      -Вы чего здесь забыли?! -громко пробасил Лесков. -Проваливайте, быстро! Не то полицию позову, так вас быстро по стеночке размажут!
      Испугавшиеся побежали прочь. Восьмилетний мальчик облегчённо вздохнул. Звали его Борей. Больше ему не было страшно, и теперь казалось, что целый мир (а огромный парк для восьмилетнего ребёнка и был целым миром) принадлежал только ему. Ему и его маме с папой. И ещё бабушке с дедушкой, дяде с тётей. И ещё его лучшему другу Савве, с которым он сидел в школе за одной партой. И для всех остальных вход в этот мирок был закрыт, закрыт навсегда.
    Чувствуя себя в сладостной безопасности, Боря стоял и наслаждался тем, как облака таяли на заходящем солнце, как тает мартовский снег, как небо залилось красной краской заката, как будто что-то разозлило его, но оно оставалось прекрасным. Наслаждался Боря тем, как летели птицы. Неизвестно откуда и неизвестно куда. И не надо знать, иначе будет неинтересно. Не надо знать, хотя бы пока не повзрослел. А до взросления, кажется, ещё несколько жизней.
     Лесков стоял рядом с Борей и продолжал думать о жизни. Его и Борю разделяло более тридцати лет, а Лесков чувствовал себя таким же ребёнком, и даже более беззащитным. Да, Лесков был жестоким и властным, но хотел ли он такой власти? Почему же никто ему в тот день не дал шанса? Шанса остаться в гармонии с этим непростым миром - миром совершенно разных людей? Никто не подарил ему шанс. А спустя тридцать четыре года у Лескова появился шанс подарить шанс - восьмилетнему Боре, который теперь уже и внешне напоминал Лескову себя в детстве. Боря сейчас в том возрасте, когда играют, дурачатся, читают только сказки, не зная о том, что есть книги гораздо толще и серьёзнее и которые так или иначе придётся прочитать. Так или иначе придётся повзрослеть и понять, куда летят птицы, почему уходит день и ещё много всего гораздо более важного, чем это.
     Восьмилетний Боря смотрел в даль, которая вдруг раскрылась перед ним. Ни одного человека в парке уже не осталось, только Лесков и Боря, такие, казалось бы, похожие сейчас, и тем не менее Лесков теперь точно знал, что Борис, к счастью, совершенно не будет похожим на него, когда повзрослеет. Он научится защищать себя не безрассудной жестокостью, а силой ума, и если и будет драться, то неспроста и справедливо.
     За горизонтом, в который сейчас всматривался Боря, скрывалось много минут, часов, дней, недель и лет, и только одна жизнь. Его жизнь будет не такой, как у Лескова, а совершенно другой, она будет полна радости и уюта.
      Долго Лесков и Боря стояли друг рядом с другом, оба всматривались в даль, и каждый думал о своём. И тут до Лескова дошло, что уже поздно.
       -Ты чего тут встал? - сказал он довольно мягко и даже слегка улыбнулся, искренне улыбнулся впервые за долгое время. - Наверняка же родители ждут тебя, волнуются...
      И Боря побежал домой.



Январь 2020,
Красногорск