Партизанский костёр

       
  Партизанские костры… Сколько их было в годы Великой Отечественной войны!
Прошло много тысячелетий с тех пор, как первобытный человек овладел искусством разводить костёр и пользоваться огнем. Изначально, вероятнее всего, человек получил огонь от пожара, вызванного молнией. С тех далёких времён огонь и помогает, и вредит человеку, приносит ему и счастье, и непоправимое горе. В партизанской жизни костёр был  неразлучным спутником, без которого невозможно себе представить длительного существования самого партизанского движения.
Партизанский костёр – это незаменимый источник тепла для обогрева партизанского жилища: шалашей, землянок; для сушки промокшей одежды, а чаще всего мокрых сапог и портянок на привале. Это огонь для приготовления пищи, для того, чтобы растопить снег на питьевую воду, это и необходимое средство для выплавки тола из авиабомб и артиллерийских снарядов. Выплавленный тол ценился больше выдолбленного, так как значительно превосходил его по качеству. Находились смельчаки, которые занимались таким сверх рискованным делом. Иногда при этом случались неудачи, когда человек, выплавляющий тол, погибал или получал тяжёлое ранение, но чего не сделаешь ради будущей победы? Люди шли на любой риск.
Партизанский костёр использовался как световая сигнализация для приёма самолётов на партизанских аэродромах, а также и как ориентир для выброса грузов на парашютах. Световая сигнализация производилась по заранее условленной договорённости между партизанами и лётчиками с помощью рации.
 Предварительно в разговоре по рации с Большой землёй устанавливалась дата прилёта или выброса груза, временной интервал, оговаривалась форма сигнальных костров: треугольник, звезда, круг или иная геометрическая фигура. Если же костры зажигались на прямой линии, то заранее оговаривалось их количество. Костры должны были быть зажжены только тогда, когда уже отчётливо слышался звук приближающегося самолета.
Оговаривалось заранее количество сбрасываемого груза, если самолёт не мог по каким-либо причинам приземлиться. Как правило, самолёты с Большой земли прилетали в ночное время.
Иногда партизанские костры зажигались днём на открытой местности. В этом случае сигнальную роль исполнял не огонь, а густой дым, который указывал на продвижение противника и на его количество. В этом случае действовала заранее достигнутая договорённость о системе сигнализации между разными группами или отрядами партизан.
Использовался партизанский костёр, а точнее жар от этого костра, как самое доступное и высокоэффективное средство для борьбы с комарами, блохами и вшами. В условиях партизанской жизни в лесах не было достаточно ни средств для поддержания личной гигиены, ни бани, ни горячей воды. Не хватало и нательного белья, для частой его смены.
 До начала поставок грузов с Большой земли иногда в руки партизан попадало трофейное немецкое мыло. Было оно самого низкого качества, быстро расползалось в руках, намылить руки им было невозможно. Запах  мыла вызывал отвращение.
Для стирки белья  чаще всего в летнее время использовалась зола от партизанского костра. Широко применялась сухая прожарка на костре всех носильных вещей, начиная с нательного белья и заканчивая верхней одеждой. В условиях партизанской жизни нередко приходилось носить бельё и одежду месяцами без смены и стирки. Белья и одежды было мало, а моющие средства вообще отсутствовали. На оккупированной территории хорошего мыла для бритья вообще невозможно было найти.
 В холодное время года были проблемы с обычной водой, хотя мы находились постоянно возле рек, озёр и болот. Когда температура воздуха опускалась ниже нуля, то даже, чтобы напиться, необходимо было растопить снег или лёд, чтобы получить воду.  В таких условиях было не до стирки или купания. Только 6 декабря 1943 года на несколько партизанских отрядов была построена одна баня, которая работала без перерывов, как помывочная и как прачечная.
На оккупированной территории Белоруссии фашисты создавали лагеря-инкубаторы по разведению вшей. В такие лагеря немцы загоняли людей разного пола и возраста, среди которых были больные сыпным тифом. Известно, что вши являются переносчиками возбудителя сыпного тифа. Проходило немного времени, и все обитатели лагеря заражались  паразитами, а вместе с ними и тифом. После этого немцы отпускали больных людей из лагеря на «свободу», и таким образом заражали население сыпным тифом. Это был самый дешёвый способ массового уничтожения мирного населения на оккупированной территории.
В таких экстремальных условиях партизаны были вынуждены защищать свою жизнь от заболевания сыпным тифом. Оставался единственный доступный способ – прожарка белья на костре. Насекомые скатывались на жар костра и гибли, а прожаренное бельё ещё долго пахло горькой копотью, и новые партии насекомых на прожаренное бельё не заселялись.
Прожарка белья на костре занимала считанные минуты, и могла производиться даже во время короткого привала в походе. Кто ленился и пренебрегал такой возможностью, нередко прощался с жизнью. Сыпной тиф не различал, где мирное население, а где его защитники – партизаны. Многие люди умерли во время Великой Отечественной войны от сыпного тифа. Позже, когда в партизанских лагерях уже были построены бани, возвратившиеся из похода партизаны, первым делом шли париться и обрабатывать нижнее бельё.
Партизанский костер служил ещё и паролем между партизанами и мирными гражданами. На протяжении всей войны партизанам приходилось обращаться за помощью к мирному населению. Приходилось собирать продукты питания, добывать одежду, использовать местных проводников, возчиков с подводами и т.д.
 Как правило, абсолютное большинство населения все просьбы партизан выполняло охотно в меру своих возможностей. Фашистские оккупанты понимали, что население добросовестно поддерживает деятельность партизан всеми доступными им средствами. По фашистским законам за малейшую помощь, оказанную партизанам, любому гражданину грозил расстрел.
 С целью выявления людей, которые оказывают хоть какое-то содействие партизанам, немцы подсылали в дома мирных граждан  полицейских, переодетых «под партизан», с красной лентой на одном из рукавов верхней одежды. Часто полицейские надевали красноармейскую фуражку или кубанку с красной лентой, или использовали какой-то иной маскарадный приём. Нередко к таким методам  полицейские и другие предатели интересов нашей Родины прибегали по собственной инициативе, желая выслужиться перед немецкими хозяевами.
Особенно активной их самодеятельность была в самом начале партизанской войны, когда партизанское движение ещё только зарождалось, или находилось на первой стадии своего развития.
Так, например, с октября 1942 года по январь 1943 года на территории Телеханского и Логишинского районов Пинской области постоянно дислоцировалось сорок-шестьдесят человек партизан, не считая тех партизанских групп, которые пересекали территорию этих районов, следуя на боевое задание, или возвращаясь с него.
 Когда партизанские отряды были ещё очень малочисленными, они собирали у населения продукты питания. Партизаны заходили ночью в крестьянскую избу, как правило, вдвоём. Когда хозяева открывали дверь и партизаны заходили в избу, они просили сразу зажечь свет: лучину или коптилку, редко у кого был керосин для освещения дома керосиновой лампой. После этого обычно партизаны говорили хозяевам, кто они такие и просили помочь с продуктами. И в этот момент всегда возникали сложности и противоречия для обеих сторон. Я не говорю о тех хозяевах, которые не хотели помогать партизанам. Нет, о них речь не идёт. Я говорю о противоположных случаях. С одной стороны, понятно нетерпение партизан, которые заинтересованы в скорейшем получении продуктов, чтобы успеть заскочить ещё в несколько домов.
А с другой стороны, хозяева в это время мучительно соображали, кто же на самом деле эти ночные гости, уж не переодетые ли  полицейские? Это мгновение было обоюдно тяжёлым и неприятным. Люди рисковали своей жизнью, а часто и жизнью собственной семьи. Убедившись, что  действительно пришли партизаны, люди делились с ними всеми имеющимися у них продуктами, нередко отдавая последний кусок хлеба. Но если хозяева ошибались в своём определении, и продукты, и этот последний кусок хлеба попадали в руки фашистских прихвостней, то дело заканчивалось трагически. Редко кто из хозяев оставался в живых.
На такую предательскую провокацию поддался житель деревни Краглевичи Щукин Никифор Алексеевич. В его дом зашли переодетые  полицейские, представившиеся партизанами. Щукин Никифор принял их, как хороших знакомых, накормил и собрал продукты. За свою доброту немедленно был расстрелян вместе с сыном Леонидом.
Не редки были случаи, когда хозяин не мог определить, кто находится перед ним – партизаны или чёрные полицейские, тогда он чаще всего говорил так:
–  «Я вас не знаю, и знать не хочу. Вы пришли с оружием, поэтому забирайте, что вам надо и уходите!» Казалось бы, что такой ответ звучит очень грубо, но был ли иной выход у беззащитных мирных людей? Другого  выбора у людей зачастую не было.
Я хорошо запомнил один случай, произошедший в каком-то населённом пункте Логишинского района. Мы вдвоём с напарником зашли ночью в дом и попросили у хозяев дома каких-нибудь продуктов. Хозяин поднялся с постели и в одном нательном белье зажёг коптилку. После этого молча вернулся на  постель и сел на неё.
 Хозяйка за это время успела одеться. Она очень медленно прошла совсем близко от нас, подошла к ведру с водой, которое стояло возле самой входной двери. Затем зачерпнула кружкой воду из ведра и стала нехотя её пить. После этой процедуры неожиданно бодро собрала нам очень хорошие продукты и подала в руки целую крестьянскую торбу с  припасами.
Я поблагодарил хозяев и спросил у женщины:
– «Как вы, хозяйка, определили, что мы действительно пришли из партизанского отряда?» На мой вопрос она живо ответила:
–  «Да вас легко отличить от переодетых полицейских. Вы, наверное, заметили, что я прошла  рядом с вами, вроде бы как хотела напиться воды? Мне совершенно не хотелось пить, но надо было найти предлог, чтобы подойти к вам поближе. Как только я убедилась, что от вас пахнет копотью костра, все сомнения, в том, кто вы на самом деле, у меня исчезли. Не далее, как прошлой ночью в нашем доме были переодетые  полицейские, которые тоже представились, как и вы, партизанами. Они тоже просили у нас какие-нибудь продукты. Я быстро определила, кто они на самом деле. После этого мы с мужем так их выпроводили из нашего дома, что, пожалуй, больше они сюда не захотят никогда показаться».
Костер в условиях партизанской жизни занимал значительное место и в плане товарищеского общения. У костра обсуждались все вопросы нашей жизни, сидя у костра, мы отдыхали, велись задушевные разговоры, это было некое подобие клуба, в котором каждому находилось место, и каждому отводилась определённая роль. Когда обстоятельства складывались благоприятно, у костра партизаны пели песни, частушки, читали стихи…
Как правило, к костру приходили партизаны, возвратившиеся из боевых или хозяйственных операций. Огонь и тепло всегда притягивали к себе человека. Прежде всего, партизаны приводили у костра себя в порядок: сушили портянки, при необходимости сушили бельё и верхнюю одежду.
Одновременно шло активное обсуждение выполнения проведенной операции или выполненного боевого задания. У костра отмечали партизан, которые при выполнении задания проявили свои хорошие боевые качества, добросовестно отнеслись к порученному делу, а иногда и проявили героизм. Здесь же критиковали партизан за совершённые ошибки, проступки, грубость по отношению к мирному населению, или за пассивность при боевых действиях. Если боевая операция проходила успешно, и все партизаны группы возвращались без жертв и ранений, то настроение у всех собравшихся было весёлое, бодрое. Каждый что-то рассказывал, каждый делился со всеми своими личными впечатлениями, беседа была весёлой, оживленной. Но такое было не часто.
Чаще всего партизанская группа возвращалась с боевого задания или с хозяйственной операции не в полном составе, не досчитывая одного, двух, а иногда и нескольких товарищей. Часто приходилось приносить на самодельных носилках, изготовленных из подручных средств, тяжело- раненых или убитых товарищей.
 Иногда бывали и проваленные задания, неудачи, неоправданные потери, не всё проходило гладко, война есть война. Казалось, всё идёт, как всегда: так же партизаны приводили себя в порядок, так же сушили промокшие вещи. А вот разговор не клеился, все рассказы сводились к одному – если бы мы сделали так, а если бы пошли туда, а если бы не то, да если бы не это. Кто-то старался найти свои ошибки, кто-то указывал на ошибки другого, кто-то искал ошибки в планировании операции, кто-то хотел обвинить командира и т.д.
У партизанского костра очень часто велись разговоры на разные политические темы, главной из которых были: когда закончится война; когда союзники откроют второй фронт; собираются ли они вообще воевать?
 Много было разговоров и о послевоенном устройстве жизни, о восстановлении разрушенного войной народного хозяйства. Никогда мы не обсуждали только один вопрос: за кем будет победа? А если бы он и прозвучал, то ответ на него был бы дан однозначный. Фашистская Германия с её союзниками будет разгромлена.
Однако у небольшой части партизан, точнее лжепартизан, была иная задача, чем у всех остальных: они ставили перед собой задачу – любой ценой выжить в этой страшной войне! А там можно будет приспособиться к любому победителю. К сожалению, и такие люди были среди партизан. Их было мало, но они ведь были! К таким предателям относились даже только из одного нашего отряда: Ярыгин, Саевец, Иванов, Смирнов.
Когда закончится война? Никто из нас не мог назвать даже примерной даты. Но существовало общее мнение, что Великая Отечественная война должна завершиться полной капитуляцией фашистской Германии, когда Советская Армия войдет на её территорию.
По вопросу открытия второго фронта в Европе единого мнения у нас не было. Некоторые партизаны утверждали, что не надо надеяться на открытие второго фронта в Западной Европе, а нам самим надо быть более активными: ежедневно усиливать боевые действия против фашистских захватчиков, как можно больше взрывать эшелонов на железных дорогах, устраивать засады на шоссейных и грунтовых дорогах, нападать на фашистские гарнизоны. Вот это и будет второй фронт для фашистов.
Другая часть партизан утверждала, что второй фронт в Европе союзники откроют обязательно, но не потому, что они такие хорошие, и не потому, что они нас жалеют. Да и не из одного только желания скорее разгромить фашистскую Германию. Если бы у них такое желание было, то, что им помешало открыть второй фронт сразу же после нападения Германии на нас. Нет, они ждут подходящего и более выгодного для себя момента, чтобы открыть второй фронт.
 С открытием второго фронта наши союзники хотят убить двух зайцев одновременно. Они ждут, когда обе сражающиеся стороны в ходе боевых действий как можно больше обессилеют, и тогда им можно будет продиктовать свои условия. И, кроме того, захватить как можно больше территории стран, входящих в фашистский блок, для установления там собственного влияния на народы этих стран. Вот этими соображениями и руководствуются наши союзники. Бывало, что  споры прекратить могла только необходимость уходить на очередное задание.
Однажды поздно ночью группа партизан прибыла в расположение партизанского лагеря после выполнения задания, и партизаны начали приводить себя в порядок. Помню, что все были промокшими насквозь, сверху донизу, так как сверху промочил всю одежду дождь, а ноги промокли в болоте, по которому пришлось долго идти.
Пересушивали мы мокрую одежду, и молодой партизан Кравченя Николай Михайлович, бывший житель деревни Козики, завёл разговор, как будет оценена наша трудная партизанская жизнь, если война закончится, и мы до того времени доживём? Кто-то из партизан спросил у него:
– «Что ты имеешь в виду?» Кравченя Н.М. ответил: «Я имею в виду, прежде всего, трудоустройство, будут ли хотя бы какие-то преимущества партизанам и фронтовикам по сравнению с теми гражданами, которые сейчас уже видят десятые сны в своих собственных домах и в чистой тёплой постели? Да и с теми, кто сейчас добросовестно работает на фашистов?» Филиппов Сергей громко рассмеялся и сказал:
– «Слушайте, ребята, наш Николай после войны захотел сразу в начальники пробраться!» На что Кравченя Н.М. заметил:
–  «Ты, Сергей, не смейся, я говорю совершенно серьёзно. В начальники я не стремлюсь, а вот восстанавливать разрушенную нами узкоколейную железную дорогу кому-то надо будет. Вот я бы с удовольствием стал бригадиром на этой работе. Для такой работы даже моего образования вполне бы хватило!»
 К разговору подключился Кравченя Нестор Иосифович, тоже житель деревни Козики, уже довольно пожилой партизан, бывший член КПЗБ:
–  «Вот, что я вам скажу, ребята! Пока делить портфели нам ещё рано! Фронт пока далеко от нас, только маленькая часть нашей республики освобождена от фашистов. Нам, прежде всего, надо освободить от фашистских оккупантов всю нашу территорию, да видимо, придётся оказывать помощь ещё и другим народам Европы в избавлении от фашизма. А чтобы этого достичь, ох, и много надо будет принести жертв. Так, что те молодые люди, которые сейчас лежат в тёплой постели, ещё успеют поесть фронтового хлеба. Что же касается послевоенного трудоустройства, то этот вопрос очень сложный. В этом деле надо будет учитывать, кроме военных заслуг перед Родиной, ещё и индивидуальные способности каждого, и образование, и работоспособность. Но, не смотря на это, как правильно сказал Серёжа Филиппов, в начальники проберутся и те, кто сейчас спокойно спит в своих тёплых постелях, и те, кто верой и правдой служит сейчас фашистам.
Я прожил на свете немало, и по собственному опыту знаю, что есть определённая категория людей, которые способны выживать в любой обстановке. Они напоминают мне откормленных жирных гусей, которые выходят белоснежно чистыми и сухими из любой, даже самой грязной лужи».
 В этот разговор включился Никитин Иван Иванович, бывший житель Вологодской области. Он сказал, что как только закончится война, сразу же вернётся на Вологодчину, и там будет жить до смерти. А кем работать не так уж и важно. Главное дожить до этого момента. Кто-то из партизан сказал:
– «Чего это тебя чёрт понесёт на твою Вологодчину? Там и хлеба-то не из чего испечь? Вы там ни ржи, ни пшеницы не сеете». На это И.И.Никитин ответил:
–  «Да, это чистая правда. Верно сказано! У нас хлеб пекут из ячменя. А ячмень в нашей местности растёт очень хороший. Что бы вы мне здесь ни говорили, а я всё равно после войны обязательно поеду на свою родину. Там такой простор, а какой народ хороший!»
– «Дайте и мне сказать!» – отозвался молчавший до этого Цимбалист Иван Александрович:
– «До призыва в Красную Армию мне пришлось работать на трёх разных производствах. Первой моей работой была железная дорога, работал на ней путевым обходчиком, позже работал на сахарном заводе, а перед уходом в армию работал в шахте машинистом. И если я останусь в живых, то после окончания войны обязательно пойду работать в шахту на своё прежнее место. Эта работа для меня лучше всякой другой».
 Кто-то из ребят спросил:
–  «Неужели, Ваня, ты отдаёшь предпочтение шахтёрской работе, а не сладкому сахарному производству? Ведь все знают, что работа шахтёра – это тяжёлый, опасный и грязный труд. А на сахарном производстве – красота, сахар –  это же пищевой продукт, там все в белых халатиках работают, да и чай сладкий можно три раза на день пить!» Цимбалист И.А. ответил:
–  «Когда-то я тоже думал так, как ты, о сахарном производстве, а когда мне пришлось там поработать, то больше меня туда ничем не заманишь. А если бы вы, братцы, там поработали, то я уверен, что не захотели бы пить сладкий чай. В шахте действительно опасный и тяжёлый труд, да и уголёк-то чёрненький, за смену вымажешься весь. Всё становится чёрным, только глаза да зубы блестят. Да зато в шахте самый короткий рабочий день. После смены сразу в душ – вымоешься как надо, в чистую одежду переоденешься и едешь домой чистым. По внешним признакам никто не определит, где ты работаешь. А главное, ребята, это хорошие заработки у шахтёров! Я работал на шахте машинистом, у меня ещё и помощник был. Полсмены я работал с машиной, полсмены – мой помощник. Мы с напарником не гонялись за большими деньгами, и я за смену зарабатывал сорок пять – пятьдесят рублей. Кто хотел больше – тот зарабатывал за смену шестьдесят – восемьдесят рублей. Можно любую семью содержать, вот поэтому я о другой работе и не думаю».
– «Может, уже хватит на эту тему говорить?»  – спросил вдруг Шерко Тихон Михайлович. Он обратился к миномётчику нашего отряда Ивану Егоровичу Новаченко:
–«Кто тебе, Ваня, присвоил такую замечательную кличку – «Робинзон»?»
И Новаченко стал рассказывать:
– «Мне уже порядком надоело отвечать на этот вопрос, но наверно, всё равно кто-нибудь из присутствующих здесь ребят скоро об этом  спросил бы, то, так и быть, расскажу историю моей клички ещё раз.
 В самые первые дни войны, когда части Красной Армии были вынуждены отступать на восток, только я один остался в живых из своего воинского подразделения. Я старался обнаружить хоть какую-то воинскую часть, но ни одна из моих попыток не увенчалась успехом. В какой населённый пункт ни зайду, кругом фашисты, временные полицейские, вооружённые винтовками, а немного позже в деревнях появились ещё и литовцы. Сдаваться фашистам в плен я категорически не желал.  Надеялся на то, что Красная Армия скоро обязательно вернётся, прогонит фашистских оккупантов с нашей земли, поэтому решил пережить это время в лесах и болотах Брестской области. На населённые пункты у меня надежды никакой не было, так как я хорошо осознавал всю степень  опасности, которая там меня подстерегала. Я старался не показываться на люди. Питался исключительно тем, что находил в лесу. В первые дни войны в июне месяце, когда шла заготовка сена на зиму, в болотах было много людей. Я незаметно подползал к косарям и старался украсть у них сумку с едой. Позже, когда началась уборка хлеба на полях, я тоже старался таким же путём добыть себе кусок хлеба у женщин-жней.
 В полном одиночестве я прожил в лесах и болотах два месяца. Естественно, что за эти два месяца  ни разу не побрился. Я так зарос густой чёрной щетиной, что стал, наверное, похож на Робинзона Крузо. Как-то раз я наклонился над речкой попить, и увидел собственное отражение в воде. Я не узнал себя и от страха подпрыгнул на месте, потом понял, что увидел в воде своё отражение, и рассмеялся. Вскоре я встретил группу партизан, которые, увидев меня, издали, закричали:
– «Эй, Робинзон! Иди сюда, к нам!» Так появились моя первая кличка. В то время, когда я встретил этих партизан, я был ещё и босым. Узнав моё имя, кто-то из остряков сказал:
–  «Нет, ты не Робинзон, ты – Иван-босой!»
Так и стали меня называть. Как только я приобрёл обувь, эта кличка сама собой отпала, но вернулась прежняя – Робинзон. И эта кличка, наверное, прилипла ко мне надолго».
И в самом деле, эта кличка для большинства партизан отрядов имени В.М.Молотова и имени А.П.Черткова сохранилась навсегда.
В разговор опять вмешался Сергей Филиппов, обращаясь к партизану Дурову:
– «Скажи, пожалуйста, а ты какого чёрта находишься в партизанах, выкуриваешь здесь вшей на костре? Ты ведь сын кулака, репрессированного советской властью, можешь хорошо устроиться у фашистов на любой работе и жить припеваючи? Спал бы сейчас в тепле, а не мок под этим мерзким дождём?»  На это Дуров спокойно ответил:
– «Да, мой отец действительно был раскулачен, и я этого ни от кого не скрываю, но и обиду ни на кого не таю. Я считаю, что время было такое, и только время всё и расставит по своим местам. Я пришёл в партизанский отряд защищать свою Родину, хорошая она или плохая, да только никакой другой у меня нет. Буду защищать её от любого завоевателя с оружием в руках, и будь, что будет».
Наиболее многолюдно было у партизанского костра, когда партизаны начинали петь песни, частушки, а иногда даже была гармошка. Приведу несколько запомнившихся мне частушек. Чаще всего их пели наши девушки-партизанки. А сочиняли их все желающие.
               
                Мы врагов сегодня бьём,
                Били немцев предки,
                Если ж мы их не добьём,
                То будут бить и детки.

                Вышел поезд из Берлина,
                Поджидала «друга» мина,
                Налетел на наш заряд,
                То-то будет рад отряд!

                Гитлер, братцы,  – людоед,
                Ест людей он на обед,
                Будет суд над людоедом,
                Чьим же станет он обедом?

                Прилетит наш самолёт,
                Загрохочут пушки,
                Скоро-скоро фронт придёт,
                Кончились игрушки!

                Пусть строчит наш пулемёт,
                Скоро сам фашист поймёт,
                Что надо бросить автомат,
                Лишь заслышав русский мат!   

                Партизанская бригада
                До последнего бойца,
                Будет бить фашиста-гада,
                До победного конца!

Тематика частушек изменялась в зависимости от обстоятельств, так, частушка про фронт появилась где-то в конце 1943 года, частушка про партизанскую бригаду тоже появилась после того, как бригада была создана. В этом устном народном творчестве, как в зеркале, отражались думы и чаяния партизан. Очень сожалею, что не записал все партизанские  частушки сразу после войны, по свежим ещё воспоминаниям. Были в них отражены партизанские праздники и будни.
Лучшими исполнителями песен были партизаны Ковалёв Иван Филиппович и Ланец Владимир Семёнович. Как только они начинали петь  песню:
– «Дайте в руки мне гармонь, золотые планки, парень девушку домой провожал с гулянки…» – сразу же наши девушки-поварихи оставляли  работу на кухне и выходили послушать чудесную песню.
 Много песен пелось у партизанского костра. Рассказывали партизаны и разные анекдоты, в том числе и про Гитлера.
 Мне запомнился один из них: Гитлеру гадалка предсказала, что он скоро поедет в дальнюю дорогу, но по пути в его автомобиле сломается ось (ось Рим – Берлин).
 Разные люди исполняли и песни, и частушки, и даже небольшие отрывки из оперетт. Но всегда заканчивалось партизанское пение коллективным исполнением знаменитой «Партизанской тумбы».
Запевали всегда Головчик Александр Кондратьевич и Попечиц Иван Михайлович. У них это получалось замечательно, а все остальные подхватывали. Песня эта была действительно народная, стихи складывались всеми желающими, а заканчивалась каждая её строчка четырехкратным повторением: тумба, тумба, тумба, тумба. Я не могу петь самостоятельно, но эту песню всегда старался поддержать, так как в ней выражались антифашистские настроения партизан, уверенность в нашей победе над лютым врагом. За давностью лет многие её слова стерлись из памяти, но что-то сохранилось, так как мы часто пели её и после войны. Привожу текст песни по памяти, может быть, что-то и не точно, но главный настрой передан правильно.
 
Партизанская тумба.
   
 Гитлер кричал: «Русским – капут! –  тумба, тумба, тумба, тумба,
 Танки на Москву идут!» –  тумба, тумба, тумба, тумба,
 Так им дали под Москвой, –  тумба, тумба, тумба, тумба,
 Слышен был лишь стон да вой! –  тумба, тумба, тумба, тумба.

Шёл немецкий эшелон –  тумба, тумба, тумба, тумба,
Налетел на наш заслон, –  тумба, тумба, тумба, тумба,
Вмиг пропал немецкий шик, –  тумба, тумба, тумба, тумба,
От него остался пшик! –  тумба, тумба, тумба, тумба.
 
Геббельс написал приказ –  тумба, тумба, тумба, тумба,
Уничтожить срочно нас!  –  тумба, тумба, тумба, тумба,
Части крупные СС  –  тумба, тумба, тумба, тумба,
Ринулись в болота, в лес –  тумба, тумба, тумба, тумба.

Командир их Людвиг Рой,  –  тумба, тумба, тумба, тумба,
Хвастался, что он – герой! – тумба, тумба, тумба, тумба,
Всю Европу покорил, – тумба, тумба, тумба, тумба,
Так он людям говорил! – тумба, тумба, тумба, тумба.

А теперь над тем героем, –  тумба, тумба, тумба, тумба,
Только мухи вьются роем, –  тумба, тумба, тумба, тумба,
Пусть Европу он прошёл, –  тумба, тумба, тумба, тумба,
Но смерть свою у нас нашёл! –  тумба, тумба, тумба, тумба.

Партизанский верный лес! – тумба, тумба, тумба, тумба,
Немец зря в тебя залез! – тумба, тумба, тумба, тумба,
Партизаны фрицев ждали, –  тумба, тумба, тумба, тумба,
Всех по лесу разметали! – тумба, тумба, тумба, тумба.

Бьёт фашистов пулемёт, –  тумба, тумба, тумба, тумба,
Ему вторит миномёт! – тумба, тумба, тумба, тумба,
Стала эта битва  адом! – тумба, тумба, тумба, тумба,
Точно, как под Сталинградом! – тумба, тумба, тумба, тумба.

Всем фашистам будем мстить – тумба, тумба, тумба, тумба,
Самой лютой местью – тумба, тумба, тумба, тумба,
Мы клянемся перед строем, – тумба, тумба, тумба, тумба,
Партизанской честью!  – тумба, тумба, тумба, тумба.

           Скоро кончатся все беды,  –тумба, тумба, тумба, тумба,
           Схлынет чёрная волна, – тумба, тумба, тумба, тумба,
           Светлый день придет Победы, –  тумба, тумба, тумба, тумба,
           И закончится война!  –  тумба, тумба, тумба, тумба.

Новые куплеты «Партизанской тумбы» прибавлялись после тех или иных событий. Было как в поговорке: «Утром в газете, а вечером – в куплете». После первой победы Красной Армии под Москвой появился и соответствующий куплет «Партизанской тумбы», после сентябрьской облавы, которая была в сентябре 1942 года – про дивизии СС. Радостная новость о разгроме фашистов под Сталинградом тут же нашла отражение в куплете «Партизанской тумбы». Реальная партизанская жизнь была отражена в нашей песне, поэтому мы все так любили её петь.
 Партизанский костер не только согрева тела, не только сушил и дезинфицировал нашу одежду, главная заслуга костра была в том, что помимо материального тепла, он давал и тепло душевное. А в этом тепле нуждались все партизаны, волею судеб оторванные от родных семей, от родных мест.
Сидя у партизанского костра, никто из нас не чувствовал себя одиноким, наоборот, мы чувствовали свое единение, чувствовали себя уверенно, защищённо, как и положено организованным отрядам. Роль партизанского костра была огромна, без этого костра вряд ли уцелели, выжили бы мы в  страшной войне.