Лазутчики

    
Наша группа находилась в землянке в урочище «Солодкий лес», которое находилось недалеко от Раздяловских хуторов Ганцевичского района.
Однажды вечером в конце октября 1942 года Жирко Семён, который с утра ушёл в деревню Выгонощи, привёл с собой незнакомого человека.
 В землянке за старшего в тот день оставался я.
 Стёпка с Лёвкой  ушли на Раздяловские хутора. К тому времени в группе ещё не было командира, все вопросы мы решали коллегиально вчетвером: Стёпка Смоленский, Лёвка Буслюк, Климов Дмитрий Климентьевич и я.
 В землянке топилась самодельная жестяная печка, от огня которой землянка была немного освещена.
 Я тихонько спросил у Жирко Семёна:
«Кого ты к нам привёл?» 
Жирко так же тихо ответил мне, что он и сам толком этого человека не знает, что встретил его возле деревни Выгонощи на хуторе Макарского Дмитрия Яковлевича.
 Макарский Д.Я. сказал Семёну, что  человек неизвестно откуда появился у него, прожил на его хуторе три дня, в надежде встретить кого-нибудь из партизан.
Незнакомец рассказал, что зовут его Ярыгиным Михаилом Ивановичем, что он  родился и жил до войны в городе Коломна в Подмосковье.
 Мы все невольно обратили внимание на его одежду. Шапка была у него – будёновка, брюки военного покроя из тёмно-синей ткани, которую называли – диагональ. Мундир был зелёного цвета из сукна, точно такой же носили литовцы. Сапоги кирзовые, советского довоенного образца. Тёплое нижнее бельё было из Франции, что мы вскоре определили по маркировке на нём. Одним словом, его одежда представляла собой полный «интернационал».
 Был он высокого роста, физически крепкий, с хорошо развитой мускулатурой, глаза у него были тёмно-карие, цвет радужки был настолько тёмным, что практически сливался по цвету со зрачком. А белки глаз были лёгкого фиолетового оттенка.
Старые люди говорят, что  такие  глаза имеют  скрытные, замкнутые особы, невозможно предугадать, на что они способны.
 Волосы у него были чёрные, жёсткие, прямые, выправка в нём чувствовалась военная, хорошо владел русским языком.
Он говорил на русском литературном языке. Это тоже было нам заметно, так как мы говорили между собой на смеси трёх языков, если не четырёх: русского, польского, белорусского и украинского.
Такого смешения языков, как на Полесье, редко ещё где можно было встретить. Основная масса партизан училась в польских школах, в семьях многие говорили по-белорусски, для некоторых  родным был русский язык, особенно это было характерно для  бывших красноармейцев.
 Были среди нас и украинцы, которые тоже вносили лепту в общий язык. Я решил более подробно М.Ярыгина расспросить, даже кое-что записать, чтобы потом, после его беседы со Стёпкой и Лёвкой, можно было сопоставить два его рассказа.
Ярыгин М. рассказал мне, что он был красноармейцем, попал к немцам в плен. Долгое время скитался по разным немецким концентрационным лагерям для военнопленных, а в последнее время находился в лагере  с названием –  Лесная.
 Лагерь военнопленных – Лесная – располагался недалеко от города Барановичи. Из этого лагеря он сумел убежать. Я спросил у него:
«Как же тебе удалось убежать из лагеря военнопленных, ведь они усиленно охраняются немцами с овчарками?»
Он согласился, что действительно из лагеря уйти практически невозможно, так как немцы стараются догнать беглецов всеми доступными им средствами. Он сказал:
«Мне повезло. В лагере моим старшиной оказался украинец,  хороший человек, который помог мне совершить побег.
 А произошло это так: на автомашине надо было ехать в Барановичи за продуктами.
 Немцы же, чтобы не демонстрировать всему населению, что советские военнопленные в лагерях содержатся в очень плохих условиях, тех военнопленных, которые ехали в город, или по каким-то делам выходили из лагеря, старались одевать в лучшую одежду.
 Под этим предлогом наш старшина и выдал мне  разнородную одежду. Он сказал мне, что ему всё равно живым из лагеря не выбраться, а мне посоветовал во время поездки в Барановичи любым способом попытаться удрать в лес.
 В лагерь приказал не возвращаться, так как больше шанса вырваться у меня  не будет. Он также сказал, что в этих лесах много партизан, и мне не сложно будет их быстро найти. Таким путём можно  спасти жизнь. Мы с ним часто беседовали на эти темы перед поездкой. И действительно, во время поездки за продуктами, мне удалось убежать от немцев.
 Я прошу принять меня в вашу партизанскую семью. Всем требованиям дисциплины буду подчиняться, а задания я буду выполнять добросовестно, как и положено советскому патриоту».
При осмотре этого человека, я заметил, что голенище его правого сапога на самом верху сильно обугленное.
 Я спросил у М.Ярыгина:
«Почему же такой  добрый твой старшина – украинец дал тебе обгоревший сапог?»
Он опять стал мне объяснять:
«Нет, это было иначе. Украинец дал мне совершенно новые сапоги, а я сам один из них испортил.
Недалеко от этого места, где мы сейчас находимся, есть озеро, в которое впадает канал. На берегу озера я увидел дом.
 Из Лесной я пробирался болотом и сильно промок, особенно сильно замёрзли ноги в мокрых сапогах. Решил зайти в дом, чтобы немного обогреться и обсушиться.
 В доме никого не оказалось. По всему было видно, что в нём никто не живёт. Я там остался, нашёл дрова и растопил печку.
Наверное, печка была не совсем пригодной для использования, но выбора у меня не было. Я полностью загрузил печку дровами, разулся, чтобы просушить сапоги и портянки.
 Вскоре в доме заметно потеплело, я и не заметил, как крепко уснул. И вдруг приступ сильнейшего кашля разбудил меня. Вокруг всё пылало, глаза застилало от горького дыма. Не знаю, как успел я схватить свои сапоги и выбежать из горящего дома. Вот тогда я и припалил свой сапог».
 На этом мои расспросы были закончены. Мне показалось, что история с сапогом вполне правдоподобна, она могла произойти, ничего невероятного в ней не было.
Я сказал М.Ярыгину, чтобы он отдыхал, а завтра видно будет. Скоро должны были возвратиться Стёпка с Лёвкой с Раздяловичских хуторов, которые тоже были военнопленными. Я знал, что они в этих вопросах лучше меня разбираются и сразу поймут, что за человек  Михаил Ярыгин?
 Оставил Ярыгина М. в землянке отдыхать с другими партизанами, а сам быстро оделся и сказал, что мне надо пойти проверить посты.
На самом деле, я решил встретить Стёпку с Лёвкой, рассказать им о незнакомце и о своей беседе с ним. Попросить, чтобы они в моё отсутствие поговорили с М.Ярыгиным, а потом результаты  бесед мы сравним. Встретил Стёпку и Лёвку, передал им информацию о прибывшем к нам М. Ярыгине, а сам пошёл проверить посты.
Пока я отсутствовал, Стёпка и Лёвка поговорили с М.Ярыгиным, и всё, что он рассказал, в точности совпало с моими сведениями, полученными от него.
 Это ещё ничего не доказывало, так как его рассказ мог быть  хорошо выученной «легендой».  Стёпка и Лёвка  засомневались во внешнем виде этого человека, потому что Ярыгин М. выглядел слишком упитанным для военнопленного, который провёл в плену длительное время.
 После долгих размышлений, мы решили принять прибывшего человека в нашу партизанскую группу.
В то время оружия у нас не хватало, мы сами добывали его всевозможными способами, поэтому мы решили временно назначить М.Ярыгина поваром. Сказали ему:
«Немного поработаешь поваром, а когда добудем тебе оружие, будешь ходить с нами на задания».   
  Он охотно согласился, и как нам показалось, был даже доволен первым поручением. Начал шутить, рассказывать анекдоты, и вообще, не давал повода для малейшего подозрения.
 Недели две мы тщательно следили за его поведением, а потом успокоились, стали считать своим человеком, и переключились на   повседневные дела.
 7 декабря 1942 года, как я писал об этом в других главах, мы присоединились к группе М.Г.Артёменко. Вместе с нами в группу вошёл и Михаил Ярыгин.
Время шло, менялась обстановка на фронтах Великой Отечественной войны, а соответственно, и в тылу врага. Партизанам теперь необходимо было добывать нужные сведения не только из ближайших гарнизонов противника, таких, как Телеханы, Ивацевичи, Ганцевичи, но и из гарнизонов, более от нас удалённых.
 Наш отряд неоднократно посылал разведчиков в Пинск и в Барановичи.
Чаще всего в Барановичи ходили в разведку бывшие жители этого города: Столовицкий, Гурвич, Малаховский.
Столовицкий убежал с группой евреев, которых вывезли на строительство на смену расстрелянным военнопленным, а Гурвич и Малаховский были узниками еврейского гетто, и, прихватив с собой обрезы, смогли уйти в партизаны.
 В окрестных деревнях скрывались от немцев среди крестьян их сородичи. Малаховский работал кузнецом в деревне Остров, которая находится под Барановичами. Изделия его люди высоко  ценили. Руки у него были золотые.
Он мог в разведке от знакомых ему людей многое узнать, поэтому командование и посылало эту группу.
 Как только М.Ярыгин узнавал, что планируется посылать группу разведчиков в эти города, он первым просился на такое задание. И без задней мысли командование удовлетворяло его просьбы.
Таким образом, он получал возможность часто бывать в Пинске и в Барановичах. За время пребывания в отряде М.Ярыгин узнал многих партизанских связных, месторасположение семейных лагерей, узнал почти всё о нашей жизни.
Наступил февраль 1943 года. В 9 часов утра объявили общее построение. Мы быстро собрались, построились, нас было около пятидесяти человек. Перед строем наш комиссар Качарин Геннадий Иосифович зачитал сводку Совинформбюро.
Главной новостью сводки была весть о полной капитуляции группировки фашистских войск под командованием фельдмаршала Паулюса, окружённой и разгромленной под Сталинградом.
 В сводке приводились данные, сколько сдалось в плен генералов, полковников, сколько взято в плен солдат, какая техника уничтожена и т.д. Кроме этой радостной новости сообщалось также, что наши доблестные войска стремительно продвигаются на запад, освободив от гитлеровских захватчиков такие-то населённые пункты. Партизаны слушали сводку Совинформбюро, затаив дыхание, с огромным интересом.
Поздравили нас с  огромной  сталинградской победой, и мы занялись своими делами.
Командир отряда Артёменко дал группам задания. Все группы быстро разошлись.
Наша группа, которой руководил Пискун Сергей Васильевич, несла караульную службу. В отряде было несколько шалашей, отдалённый шалаш, я  писал об этом, назывался «хутором».
После того, как первая и вторая группа ушли на задание, в лагере остались две группы. Одна была на отдыхе, это была наша третья группа, а четвёртая несла караульную службу.
Наш командир Пискун С.В. обратил внимание на то, что М.Ярыгин тщательно переписывает сводку Совинформбюро. Он подошёл к нему и спросил:
 «Зачем тебе надо переписывать эту сводку, мы ведь всё это уже слышали?» На вопрос Пискуна Ярыгин дал такой ответ:
 «Товарищ командир! Сегодня наша группа в наряде, а завтра или послезавтра пойдёт на задание, люди будут нас спрашивать, какие новости на фронте, и мы должны будем эти новости им рассказать.
Люди из этих мест в Первую мировую войну были беженцами и выезжали, спасаясь от немцев, на Волгу. Люди хорошо знают те места, и им будет интересно почитать сводку. Вот с этой целью я и переписываю сводку».
 Такие доводы, казалось бы, очень убедительные, не повлияли на намерение С.В.Пискуна забрать у Ярыгина сводку Совинформбюро, что он и сделал.
Раньше, если надо было распространить сводку среди населения, то по распоряжению командира  несколько человек партизан  под диктовку кого-нибудь из командования писали сведения для информации населения, а в тот день М.Ярыгин решил это сделать самостоятельно.
Разобиженный М.Ярыгин немедленно ушёл на кухню. С.В.Пискун тоже занялся своими делами, казалось, что инцидент исчерпан.
Прошло какое-то время. С.В.Пискун зашёл в свой шалаш, и спросил у находившихся там партизан:
«Где Ярыгин?»
 Никто не знал, где был в это время Ярыгин, но кто-то предположил:   «Наверное, на «хутор» ушёл, то есть, в наш отдалённый шалаш». Послали человека за ним. Вскоре посланец вернулся и сказал, что Ярыгина там нет, и вообще он туда не заходил.
 Недавно кто-то из партизан видел его в компании с М.Ботиным – нашим партизаном, который временно был в семейном лагере на лечении. У него была сломана нога. Семейный лагерь находился на расстоянии двух километров от нашего лагеря.
 С.В.Пискун немедленно послал туда верхового, узнать, нет ли там Ярыгина. Кто-то из партизан вспомнил, что Ярыгин  перед исчезновением из лагеря хорошо обернул  сапоги мешковиной. С какой целью он это сделал, никто не знал. Он взял с собой винтовку и патроны, другого оружия при нём не было.
 Верховой вскоре вернулся и доложил, что М.Ярыгина в семейном лагере нет, но М.Ботин был в семейном лагере и рассказал, что действительно М.Ярыгин собирался уехать с ним из лагеря  на одних санях, но он его прогнал с саней.
Всем стало ясно, что М.Ярыгин из лагеря исчез неизвестно куда. Начались рассуждения, куда он мог пропасть, и зачем собирался ехать с М.Ботиным в семейный лагерь? Кто-то сказал:
«Очевидно потому, что у М.Ботина был пистолет, да и ехать на санях лучше, чем идти пешком». Ясно, что целью М.Ярыгина было – как можно скорее покинуть  лагерь.
 В это время года из лагеря была единственная дорога, а вернее тропа, которая вела к Выгоновскому озеру, до которого было десять  километров. Местность на всём протяжении открытая, и малейший ветер задувал все следы.
 Командир отряда Макар Григорьевич Артёменко поручил партизанам Алексею Лобановичу и Григорию Конькову отправиться на поиски Ярыгина в направлении Выгоновского озера.
Пока в лагерях – партизанском и семейном шли розыски Ярыгина, время шло, и это было ему на пользу.
 Солнце стало клониться к лесу, до сумерек оставалось совсем немного времени. Алексей Лобанович и  Григорий Коньков уехали на санях к Выгоновскому озеру. Прошёл час, другой, третий… Время перевалило за полночь. Никаких сведений нет. Гонцы наши тоже не возвращаются. Все встревожены произошедшим, и разговоры идут только о Ярыгине.
Партизаны рассуждали так: нам-то он ничего не сделает, а вот, что касается наших связных, о которых он столько узнал за время пребывания в  партизанском отряде, то для них этот побег Ярыгина является смертным приговором.
 За это время он прекрасно изучил, где и кто из наших связных работает, а также хорошо узнал расположение семейных лагерей. Поменять место расположения семейных лагерей зимой было трудновыполнимой задачей. Сложность была в том, что выкопать новые землянки предстояло в замёрзшей земле, которую предварительно надо было отогреть кострами. Да и лесоматериалов надо было для этой цели затратить немало.
Одним словом, обстановка накалялась. Я наслушался этих разговоров и  самых разных домыслов, расстроился, пошёл к командиру отряда и попросил у него разрешения поехать на поиски Ярыгина самостоятельно. Я сказал ему, что знаю эти места, как свои пять пальцев, а  он не успел пешком далеко уйти.
 Командир отряда М.Г.Артёменко посоветовался с комиссаром Г.И.Качариным и согласился отпустить меня на поиски Ярыгина. Сказал только, чтобы я постарался взять его живым, и посоветовал взять с собой ещё одного человека по своему усмотрению.
 Я не раздумывал долго, кого взять с собой. 
Взял  Макарского Павла Яковлевича, который тоже хорошо знал местность. Как я  писал, от нашего лагеря к Выгоновскому озеру вела одна дорога, даже не дорога, а тропа, которую при малейшем дуновении ветра, заносило снегом.
 Мы знали также, что М.Ярыгин ушёл из нашего лагеря ещё до обеда, почти сразу после ссоры с С.В.Пискуном. Значит, в пути он находился приблизительно часов пятнадцать-шестнадцать. Даже, если он шёл со скоростью пять километров в час, что было маловероятно по такой трудной дороге, не мог ведь он идти открыто, даже бежать, то всё равно за это время он не мог дойти до Барановичей или до Пинска.
Все эти соображения мы высказали с моим напарником друг другу, пока собирались. Да ещё надо было учесть, что человек не автомат, ему надо где-то и передохнуть, и спрятаться, если заметит погоню.
 Мы выехали из лагеря часа в два ночи на лёгких санях, в которые была  запряжена молодая резвая лошадка.
Ночь была светлая, на небе не было луны, но было светло от покрывшего лес и землю снега. Местность была открытая, и малейший ветерок заметал снегом  следы.
 Добрались до семейного лагеря, в котором нашли ранее посланных за М.Ярыгиным партизан А.Лобановича и Г.Конькова.
 Жителям семейного лагеря мы поручили оповестить о случившемся по всей округе. А сами поехали дальше на уцелевшие от пожара выгонощанские хутора, предполагая, что М.Ярыгин мог там остановиться на ночлег.
 От этих хуторов до немецкого гарнизона в Телеханах было всего двенадцать-четырнадцать километров. Объехали все уцелевшие хутора, опросили всех жителей, но никто не видел там нашего лазутчика, он там не появлялся. В  бесплодных поисках М.Ярыгина прошёл весь первый день, не давший никакого результата.
Мы оба выросли в этих местах, в каждом урочище не один раз побывали, знали каждое болото, как свои пять пальцев, именно на этих знаниях местности и был построен наш расчет поимки лазутчика.
 В отличие от нас, М.Ярыгин не был местным человеком, это мы поняли по его безупречному русскому языку.
 Так как он не был местным, он не мог идти в Барановичи напрямую через болота, нам было понятно, что он ушёл по  единственной тропе к Выгоновскому озеру.
 Версию, что он мог сразу пойти по направлению к Пинску, мы  отбросили, так как этот путь был намного длиннее и опаснее, только от Телехан до Пинска было пятьдесят километров, а до Телехан надо было ещё сколько пройти.
 Кроме того, тропа, которая вела из лагеря к Выгоновскому озеру, была единственной дорогой из нашего лагеря, и вела она в сторону, противоположную дороге на Пинск или на Телеханы. А на Барановичи идти по этой тропе было по пути.
 Идти по лесам и болотам напрямую на Пинск или на Телеханы, он не мог, так как совершенно не знал местности. Да и не мог он те места хорошо знать, так как пришёл-то он к нам из Лесной.
 Всё это мы обсудили ещё, не выезжая из лагеря. Уже потом, не раз возвращаясь к этой погоне, мы с Павлом Макарским рассуждали, что если бы Ярыгин сразу пошёл напрямую по болотам в Телеханский или в Святовольский фашистские гарнизоны, то скорее всего, мы бы его не смогли догнать. Вероятно, он опасался, что не смог бы доказать в чужом гарнизоне свою принадлежность к лазутчикам. Заслан-то он был тайно из другой местности. А партизан в немецких гарнизонах сразу расстреливали.
В полном молчании ехали мы всю оставшуюся ночь, ни на минуту не останавливаясь, так как знали, что время в данном случае работает не на нас, а на нашего врага. Постепенно небо становилось всё светлее и светлее, наконец, совсем рассвело. Безрезультатно прошёл и второй день поиска.
Настроение у нас было хуже некуда. За время поисков лазутчика мы не встретили на  пути по болотам ни одного человека.
Так получилось потому, что мы проезжали по безлюдным местам, где не было никаких населённых пунктов. Остановились, чтобы дать лошади отдохнуть, сами слегка перекусили и стали совещаться, как нам быть дальше.
 Откровенно говоря, надежда на благоприятный исход охоты на М.Ярыгина с каждым часом таяла, мы отдавали себе отчёт в том, что много времени с момента его побега упущено. Но, как говорится, надежда умирает последней, решили пробираться хоть до Барановичей, идти до конца, чтобы не было стыдно смотреть в глаза своим товарищам и командованию, которые доверились нам.
 А больше всего нас беспокоила судьба связных, о которых вражеский лазутчик получил полную информацию за время пребывания в нашем отряде. Этим людям предстояло срочно покидать собственные дома и уходить с семьями в лес в такое холодное время года.
Да и надо было успеть предупредить каждого из них, а это было вовсе не просто, так как на связь они выходили в определённые дни. Передохнули немного и поехали с пустыми руками дальше. Неожиданно у западного берега Выгоновского озера мы попали на свежий санный след.
Это крестьяне из замёрзшего болота вывозили сено. Среди следов возчиков, обутых в крестьянские лапти, мы с Павлом вдруг увидели на снегу чёткие следы сапог.
С этого момента уверенность в том, что мы наконец-то, напали на след М.Ярыгина, нас не покидала. Теперь уже мы уверенно пустились по его следу. Близость к цели нашей охоты подстегивала  и придавала силы. Место было хорошо знакомое, да и вели нас за собой чёткие следы лазутчика.
 Прошло ещё около часа, может быть, немного больше. Когда мы  подъезжали к старому десятому шлюзу, Павел заметил М.Ярыгина, который быстро прыгнул в заросли кустов.
 Настроение значительно  улучшилось. М.Ярыгин начал запутывать следы, петлять, как заяц, он прошёл ещё чуть более километра, на его пути был сосновый молодняк. Мы шли по следу, не отставая, так как помнили о наказе командования взять его живым.
М.Ярыгин подпустил нас на близкое расстояние к себе и выстрелил в нашу сторону. Мы залегли, но ответный огонь не открывали. Преследовать его в этом месте становилось опасно, он мог легко нас перестрелять, к тому же заметно темнело.
На звук выстрела М.Ярыгина к нам подоспела помощь: два оставшихся наших товарища А.Лобанович и Г.Коньков, а также люди из семейного лагеря.
 К этому времени совсем стемнело. Мы посовещались и решили перекрыть беглецу все возможные пути отхода.
Устроили на всякий случай засаду по дороге на Телеханы. Сказать, что ночь тоже прошла неспокойно, это ничего не сказать. Наши нервы и физические силы были на пределе. Мы опасались, что за ночь М.Ярыгин мог уйти очень далеко.
На следующий день с рассветом поиски лазутчика продолжились. Мы проехали довольно значительное расстояние, миновали озеро Выгоновское, проехали за деревню Святица.
Вдруг впереди между деревьями мы увидели М.Ярыгина, он был далеко от нас, но мы уже не сомневались, что это лазутчик.
 Он шёл довольно быстро, уверенно, винтовка висела за спиной, было ясно, что никакой погони он не опасался, так как вышел из зоны деятельности нашего партизанского отряда.
Он шёл вперёд, не оглядываясь, по направлению на Лесную. Было понятно, что нас он ещё не заметил. Мы стали тихонько советоваться, как нам поступить. Помня наказ командиров, нам очень хотелось взять его живым. Но как это было сделать? Если побежать за ним, открыто, не таясь, он сразу обнаружит нас, и начнет отстреливаться. Павел мне сказал:
«Ты иди за ним, наблюдай, но только не дай себя обнаружить заранее, соблюдай дистанцию, а я побегу окружным путем ему наперерез, может быть, мне удастся  сделать на него засаду. А там и ты сзади подбежишь».
Так и решили сделать. Лошадку я привязал к дереву. В лесу она была бы помехой.
 Макарский П. быстро побежал в сторону от меня, а я продолжал тихонько наблюдать за лазутчиком, короткими перебежками от дерева к дереву всё ближе подбираясь к нему.
 Как потом мне  рассказывал  П.Макарский, он забежал по дуге километра на два вперёд, может быть, чуть больше, и спрятался под огромной развесистой елью.
 Свои следы он замёл еловыми лапками, которыми ещё и прикрылся сверху, затаился и стал ждать. Скоро Павел увидел М.Ярыгина, который шёл прямо на него. Винтовка висела по-прежнему у него за спиной. По всему было видно, что он ничего подозрительного не заметил.
 Как только М.Ярыгин приблизился к ели, под которой сидел в засаде П.Макарский, и стал уже её обходить, Павел одним прыжком набросился ему сзади на спину, свалил  на землю, и стал громким голосом звать партизан, как будто М.Ярыгина преследовал целый взвод:
«Хлопцы! Я его поймал, сюда, скорей!»
 Я потом спросил у него:
«Каких же ты хлопцев звал?»
 Он ответил, что таким образом хотел морально подавить М.Ярыгина перед предстоящей схваткой с ним.
  Началась потасовка, П.Макарский был сильным парнем, тем не менее, скоро М.Ярыгин оказался сверху, он принялся изо всех сил душить П.Макарского, обхватив его двумя руками за шею.
Я подбежал сзади, ударил лазутчика со всей силы прикладом по обнажённой голове, тот и обмяк.
 П.Макарский встал с земли, отряхнул снег, и, задыхаясь, тихим голосом произнёс:
«Здоровый, чёрт, вовремя ты подоспел, ещё минута и он бы меня точно задушил!»
 Он наклонился, закашлялся, а я крепко связал ремнями руки М.Ярыгина, забрал его винтовку, обыскал, и стал ждать, когда он придёт в себя. Хотели мы и сами немного отдохнуть, так как к этому времени мы были  страшно усталыми,  практически выдохлись полностью.
 Прошло немного времени, он открыл глаза, мы заставили его подняться и идти с нами. Было заметно, что он растерян, видимо,  меньше всего ожидал, что погоня настигнет его так далеко от партизанского лагеря.
 Вероятно, что в начале побега он был очень осторожен, не раз оглядывался, прятался, а, пройдя большую часть пути, расслабился, так как был уверен, что ему ничего не грозит. Обезоруженный нами, М.Ярыгин просил нас пристрелить его на месте, но  только чтобы мы выстрелили в голову.
Усадив его на сани, мы двинулись в обратный путь. По дороге мы стали его расспрашивать, почему он сбежал.
Он стал нам рассказывать, что примерно раз в месяц с ним что-то такое случается, что он не помнит, что делает.
 На наш вопрос, почему за столько месяцев его пребывания в партизанском отряде, такого с ним никогда не происходило, он ничего не смог ответить. Он рассказал нам, что в первый день после своего ухода из лагеря, он шёл по единственной дороге к Выгоновскому озеру, но, услышав сзади шум от лошади с санями, сразу сообразил, что это погоня за ним.
 Свернул с дороги и спрятался в кустах. Следов  не оставлял, так как тогда его сапоги были хорошо обмотаны мешковиной. Пропустив своих преследователей вперёд, спокойно пошёл вслед за ними.
На хутора он не заходил, первую ночь провёл в кем-то построенном шалаше. Вторую ночь он ночевал в стогу сена. Мы слушали его рассказ и боялись уснуть, такими мы были усталыми. Если один из нас засыпал, другой тут же его будил, так мы боялись потерять лазутчика.
Как радостно нас встретили в отряде!
На допросах М.Ярыгин  рассказал, что он немец с Поволжья, родом из-под Сталинграда, вот поэтому его так заинтересовали населённые пункты, о которых говорилось в сводке Совинформбюро.
В сводке перечислялись населённые пункты, которые он хорошо знал с детства.
На допросах он рассказал, что окончил среднюю школу, был призван в ряды Красной Армии. После начала войны он в первом же бою перебежал к своим.
 В городе Барановичи окончил трёхмесячные шпионские курсы и был послан к партизанам, с целью узнать их силы, вооружение, а самое главное, узнать расположение партизанских и семейных лагерей и связи партизан в немецких гарнизонах.
 До нашего отряда он работал в разных партизанских отрядах Минской области, это было не первое его задание. По приговору партизанского суда вражеский лазутчик был расстрелян. Только тогда, обсуждая случившееся, мы вспомнили поступившие ещё осенью к нам сведения, что из города Барановичи в Телеханский район немцами послан шпион по кличке «Мишка». 
И ещё один рассказ о лазутчиках.
В начале января 1943 года наше отделение получило задание отправиться на задание. Как я уже писал в рассказе о лазутчике Ярыгине, в то время из нашего лагеря была одна-единственная дорога – санный след через болото на Выгоновское озеро.
В ветреную погоду  тропу заносил снег. По другим направлениям мы старались не ходить, чтобы не оставлять за собой никаких следов.
 Рядом с озером проходила зимняя санная дорога, по которой крестьяне деревень: Вулька Телеханская, Сомино, Гортоль и местечка Телеханы вывозили из болот сено. Эта  дорога из лагеря в урочище Борин была для нас самым надёжным путём выхода в населённые пункты.
 В пути отделение растянулось примерно на сто метров. Я шёл замыкающим.
 Когда до Выгонощ оставалось примерно два километра, шедшие впереди партизаны заметили, что от них стал быстро убегать какой-то человек. Солнце скрылось за линией горизонта. На открытых местах было ещё светло, а в густом лесу стало  совсем темно. Убегающий в лес человек, находился на значительном расстоянии от нас. Он свернул в лес, опасаясь, что на дороге мы его быстро настигнем. К тому же в лесу было гораздо темнее, чем на открытом месте.
Шедшие первыми партизаны остановились. К ним стали подтягиваться и остальные. Когда подошёл и я, то шёл  довольно шумный разговор.
 Все терялись в догадках, кто это мог быть. Все мы были из этих мест родом, и хорошо знали своих земляков. Вдруг Макарский Павел Яковлевич уверенно сказал:
«Я узнал этого человека. Это был «Сосун».
Такое уличное прозвище было у нашего односельчанина Саутина Афанасия Ивановича. Я стал сомневаться в его догадке, всё-таки человек этот был на далеком расстоянии от нас и спросил:
«Как ты смог определить, что это был «Сосун?»
 Макарский П.Я. сразу же ответил мне:
«Всё очень просто. Я узнал его по куртке, которая была на нём. Помните, как в 1940 году в наш Выгонощанский магазин привезли две кроличьи куртки, обтянутые тонким сукном, серым в полоску? Одну из этих курток купил я, а другую купил А.И. Саутин. Он был в то время председателем лавочной комиссии, и смог купить эту дефицитную вещь».
Кто-то из партизан пошутил:
«Хорош советский активист, если он от партизан удирает».
Так Саутин А.И. и ушёл от нас. Даже если бы мы и поймали его, то вряд ли приняли за фашистского лазутчика. Но лазутчик на этом не успокоился. Он решил обязательно найти партизанский лагерь и доложить об этом фашистам.
Время шло, наступила весна. Саутин А.И. не забывал о  предательской затее. Один идти в лес на этот раз он не решился, а уговорил соседей Полуяновича Ивана Фомича, Шелемеха Даниила Даниловича и Шабатько Ивана Алексеевича (последние двое были совсем ещё молодыми парнями) поехать в лес, чтобы надрать липового лыка на лапти.
Утром они поднялись пораньше, запрягли лошадь, захватили с собой топоры и поехали в лес. Саутина не интересовали липовые заросли, ему надо было выяснить, где же находятся партизанские лагеря.
Он уговаривал  соседей ехать всё дальше и дальше, мол, там растёт лучшая липа.
 В конце концов, они доехали до семейного лагеря партизан отряда имени А.Ф. Баруцкого. Рядом с семейным лагерем размещался партизанский госпиталь, в котором на тот момент было много раненых и больных партизан.
Партизанским постом лазутчик и его соседи были задержаны. Время было такое, что особенно разбираться, кто прав, кто виноват, не приходилось. Саутина А.И. и его попутчиков партизаны расстреляли. Он сам нашёл свою смерть, жаль, что погубил вместе с собой ни в чём не повинных соседей.
Ещё один случай произошёл в мае 1943 года.
Отправляясь  с отделением на задание из лагеря, находившегося тогда в урочище Скорне, мы вышли на тропу, которая вела из Вядо на реку Щара.
Недавно прошёл хороший весенний дождь, земля была достаточно влажная и на тропе отчётливо виднелись чьи-то следы. Мы стали внимательно их рассматривать. Как всегда, мы были настороже, и боялись прихода в лагерь карателей.
 Рассмотрев хорошо следы, мы пришли к выводу, что их оставили четыре человека: двое из них были обуты в лапти, а двое в кожаную обувь с каблуками. Нам стало ясно, что это могут быть только враги, лазутчики, и что они могли обнаружить только наш старый лагерь на острове Борин. А до нашего нового лагеря расстояние от старого лагеря составляло пять километров, и никакой тропы туда не вело. Поразмыслили и успокоились, что опасность нашему лагерю не угрожает.
Мы продолжили свой путь. Как только мы выбрались на последний остров, то на расстоянии более километра от нас увидели четырёх человек в гражданской одежде. Они только что вышли из цепи болот на Вядские поля.
 Мы стали громко кричать, чтобы привлечь их внимание. Наши крики были услышаны. Люди остановились, оглянулись. Мы начали махать им шапками и руками, показывая, чтобы они подождали нас. А сами ускоренным шагом пошли к ним. Да не тут-то было.
Как только лазутчики увидели, что их зовут партизаны, они резко изменили  маршрут и побежали изо всех сил в ближайшие кусты, где и скрылись от нас. Они боялись идти по хорошей дороге западным берегом Бобровичского озера, так как берег его был открытым. Убегать от нас они предпочли восточным берегом, где были сплошные заросли кустарника и мелколесья.
Прошло некоторое время, и мы узнали, что это были переодетые в гражданскую одежду  полицейские родом из деревень Вядо и Бобровичи. Они обнаружили наш старый лагерь, куда позже и привели фашистских карателей.
Лазутчики, видимо, боялись близко подойти к лагерю, чтобы не напороться на посты. Находясь на значительном расстоянии от лагеря, они видели поломанные повозки, сани, шалаши, которые мы оставили несожжёнными, переходя в новый лагерь. Определить, действующий это лагерь или нет, они издали не смогли, вот и привели в него карателей.
Следует отметить, что фашисты в качестве лазутчиков посылали в леса, где, по их мнению, должны были находиться партизаны, разных людей: гражданских мужчин и женщин, переодетых чёрных полицейских, и прочих предателей.
Благодаря тому, что абсолютное большинство населения поддерживало партизан в их борьбе с фашистскими оккупантами, а также благодаря бдительности самих партизан, работа лазутчиков по обнаружению зон партизанского пребывания, не давала желаемых результатов.