Расстрел сельского актива и евреев

Август 1941 года навсегда вошёл в историю нашей земли, как чёрный месяц, унесший в небытие жизни советского актива Полесья и, ни в чём не повинных, граждан еврейской национальности, испокон века живших и трудившихся на этой земле. До сих пор не могу я забыть   трагические события. Фашизм показал всем свой звериный лик.
В тёплую августовскую ночь в деревне Выгонощи был расстрелян Ланец Алексей Григорьевич и арестованы: Лукашевич Иван Михайлович, Рак Ефим Васильевич, Жук Андрей Петрович, Жук Трофим Филиппович и Жук Игнатий Михайлович.
Последнего временные полицейские Цакке Адам и Климов Корней Михайлович после ареста сразу же отпустили, а затем несколько раз выстрелили в воздух и доложили организаторам ареста, что арестованный Жук И.М., пользуясь темнотой, скрылся в неизвестном направлении. Арестованных активистов под усиленной  охраной отправили в районный центр Телеханы.
На следующий день – 7 августа 1941 года они были расстреляны карательным отрядом СС вместе с еврейским населением местечка Телеханы. От расстрела удалось спастись только Жуку Трофиму Филипповичу, которого спас  полицейский  Александр Лозюк, как своего хорошего знакомого, уже в Телеханах.
Я совершенно случайно узнал, что  ночью должно произойти что-то страшное. Мы с братьями вернулись домой из леса. Немного передохнули, поужинали, и младший брат Иван сказал, что пойдёт в дом Ландмана Арона, в котором к тому времени размещался полицейский участок.
 В  доме Ландмана сохранился радиоприёмник, единственный в деревне, и сельчанам иногда удавалось послушать сводки Совинформбюро.
Обычно собравшиеся люди, находились в доме Ландмана до поздней ночи, чтобы прослушать все передачи, так как других возможностей узнать хоть какую-то информацию о положении на фронте не было.
 На этот раз Иван возвратился необычно рано, очень встревоженный. Сказал нам, что сегодня ночью в нашей деревне произойдут страшные события. Он случайно узнал об этом из разговора с временным полицейским Полуяновичем Лукой Евстафьевичем. Конкретно ничего брату сказано не было, но Полуянович прозрачно намекнул ему, чтобы ночью он из дома никуда не выходил.
 Я подумал, а как мне поступить в данной ситуации? Обратился за советом к старшему брату Иосифу. Тот сказал:
– «Да ты никому, вроде бы, дорогу не перешёл, ничего плохого не сделал, но время сейчас такое наступило, что всего можно ждать…»  Я ещё вспомнил, что считался сельским активистом, участвовал в организации колхозных бригад. В 1939 году я был начальником Красной Гвардии при сельском совете, который был создан для борьбы с остатками белопольских банд.
Да и после начала этой войны я неоднократно публично выказывал  ненависть к фашистским захватчикам, говорил, что их надо уничтожать всеми возможными способами.
Посовещавшись с отцом и братьями, решил всё-таки на ночь скрыться в  саду, в котором было посажено много вишнёвых деревьев, а за нашим садом и огородом расстилалось огромное поле конопли. Прежде, чем укрыться в саду, я некоторое время незаметно наблюдал за движением на нашей улице.
Если кто-то и не получил, как я, предупреждения, то всё равно можно было заметить, что затевается что-то неладное. Ещё не стемнело, как началось активное движение временных полицейских, и всех тех, кто к ним примазывался.
Особенную активность проявляли Ланец Климентий Яковлевич, Омелящик Павел Захарович, Ланец Илья Афанасьевич. Ведь перед ними стояла сложная задача, так выполнить поручение фашистских начальников, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.
Было от чего бегать друг к другу, как заведенным. Прежде всего, им надо было собрать свой «актив», чтобы было кому заниматься этой грязной работой. А такого готового списка ещё не было составлено в то время.
 В отсутствии списка «актива полицейских» мог скрываться главный подвох. Если вдруг приглашённый «активист» окажется не «своим» человеком, и разоблачит их злодейский замысел, то все намеченные для ареста жертвы смогут скрыться. Отработка «правильного» списка «актива» собственных помощников была первой, и самой главной задачей, временных полицейских.
Второй задачей был правильный подбор исполнителей ареста намеченных жертв. Ведь в деревне многие были друг с другом связаны многолетними узами дружбы, приятельских или родственных отношений. Подбирать исполнителей ареста надо было так, чтобы они не состояли со своими жертвами, ни в родственных, ни в дружеских отношениях. Кроме того, на каждую жертву должно было быть не менее двух исполнителей.
Здесь уместно рассказать об истории одной старой фотографии, сделанной в 1937 году в местечке Телеханы (см. вклейку). На фотографии запечатлены шесть молодых парней из деревни Выгонощи, в числе которых был и я. Мне в то время исполнилось двадцать лет. Эта фотография и была сделана на память о моём двадцатилетии. Я – второй слева, в верхнем ряду. Рядом со мной – первый слева в верхнем ряду – Ланец Алексей Григорьевич, он стоит, опираясь на трость.
 На фотографии рядом со мной стоят братья Куратники, Фёдор и Стефан, которые были во время войны в партизанских отрядах. А первый слева в нижнем ряду – Полуянович Александр Максимович, сын уже известного нам Полуяновича Максима Кузьмича, о котором я писал в предыдущей главе. Рядом с ним сидит Адамчук Константин. Началась война, и судьбы некоторых запечатлённых на старой фотографии парней переплелись трагически.
 В начале августа 1941 года Полуянович Александр Максимович собственноручно расстрелял Ланца Алексея Григорьевича, который был советским активистом. А в конце декабря 1942 года бывшего  полицейского Полуяновича Александра Максимовича расстреляли партизаны на льду Выгоновского озера. Так люди, изображённые на старой фотографии, бывшие хорошими знакомыми, односельчанами, а некоторые даже были друзьями, в тяжёлое время войны оказались по разные стороны баррикад.
 Вернёмся к ночным событиям кровавого августа 1941 года.
В основном, замысел задуманного злодеяния организаторам удался, правда, не совсем так, как некоторым из них того хотелось. Так, например, ими был приглашён Макарский Нестор Семёнович, который, услышав, чем надо будет ему заниматься, категорически высказался против любого расстрела, против любого насилия и ушёл с этого сборища.
Как позже мне стало известно, список советского актива, подлежащего расстрелу, состоял из тридцати девяти человек. В этом списке был и я, и мой старший брат Трофим Корнеевич, бывший членом КПЗБ, были в нём и братья Куратники, Пётр Тимофеевич и Никодим Тимофеевич.
 Об этом списке мне стало известно в 1942 году от Куратника Петра Тимофеевича, которому информацию поведал полицейский Феликс Вишневский. Этот полицейский также заверил Куратника П.Т. в том, что пока он, Вишневский Феликс, будет работать в полиции, ни один волос с головы Куратника не спадёт.
В том же 1942 году я узнал, что бывший подпольщик и советский активист Климов Дмитрий Климентьевич заблаговременно сообщил бывшему председателю Выгоновского сельского совета Голодко Александру Ивановичу о прибытии в районный центр Телеханы эсэсовского карательного отряда под командованием полковника Густава Ломбарда, которого подчинённые за глаза называли «папаша Ломбард». Эсэсовский полковник потребовал от еврейских старшин, чтобы с каждого еврейского двора за один день было собрано по одной тысяче долларов и по сто килограммов овса для лошадей.
 В случае невыполнения этого требования, евреев должно было постигнуть серьёзное наказание. Евреи не могли выполнить такое  требование.
В двадцатых годах они получили финансовую помощь от сионистских организаций из США на восстановление сгоревшего местечка. Эти деньги давным-давно были израсходованы на строительство двух синагог, жилых домов для еврейской общины, бани и других помещений общественного пользования. Подавляющее большинство евреев Телехан жили в беспросветной нужде, они никогда не видели даже одного доллара, и не представляли себе, как он выглядит. Собрать им такую дань для фашистских карателей не представлялось возможным.
Климов Д.К. сказал также, что эсэсовцы прибыли многочисленным отрядом на лошадях. Он же сказал бывшему председателю о том, что расправа с советским активом неизбежна, и посоветовал ему быть предельно осторожным. Климов Д.К. просил также  А.И.Голодко передать сельскому активу эту важную информацию.
После получения таких важных сведений Голодко Александр Иванович, Климов Николай Дмитриевич и Карманович Трофим Филиппович поспешили скрыться в неизвестном направлении, не сообщив при этом никому об опасности, грозящей не только им, но и другим активистам советской власти. Спешили спасти только собственную шкуру, а о других сельских активистах они не заботились. Ещё раз я мог убедиться в том, что война заставляет каждого показать своё истинное лицо.
 Если человек трус в мирной жизни, это может быть незаметно на протяжении всей его жизни, на войне же это становится очевидным при первой неординарной ситуации. Что стоило этим людям рассказать о полученной ими от Климова Д.К. важной информации по прибытию карательного отряда СС в Телеханы, и многих жертв удалось бы избежать. Правда, Голодко А.И. был болен в то время тяжёлой формой туберкулеза горла, заметно было, что он неважно себя чувствует.
 Однако он мог бы через своих знакомых предупредить приговорённых к расстрелу людей. Видимо, это было не в его натуре. По моему глубокому убеждению, этот человек по своей сути, всегда был предателем.
 Как только приехали в деревню Выгонощи первые немцы, чтобы установить власть, его сразу же вызвали в дом вновь назначенного сельского старосты, и спросили:
– «Почему ты, как председатель сельского совета деревни Выгонощи,  так много хороших людей отправил в ссылку, в Архангельск?» С его подачи в ссылку были вывезены все лесники. На этот вопрос последовал ответ:
– «Я не виноват в этом, это вина моего заместителя Лукашевича Трофима Корнеевича». Сказал он это нечётко, так как в то время он был болен тяжёлой формой туберкулёза горла, и его голосовые связки были сильно поражены болезнью.
При  разговоре присутствовал Саутин Артём, который, услышав эти слова, укоризненно взглянул на Голодко А.И. и покачал головой:
–  «Мол, ну что ты плетёшь?»
 Немец, видимо, ничего не понял про заместителя, а Голодко А.И. больше при свидетеле не повторил имени моего брата, и поэтому мой брат уцелел от немедленной  расправы.
А самому А.И.Голодко немец сказал:
– «Да тебе скоро конец, нечего тебя наказывать, Бог тебя наказал».
В период первой мировой войны родители и вся семья Голодко А.И. выезжали в Свердловскую область, как и многие другие семьи беженцев из Белоруссии. После революции Голодко А.И. был ответственным работником районного комитета комсомола в Свердловской области. Там он проворовался, похитил все денежные средства райкома комсомола, долгое время скрывался от правосудия, а потом нелегально в крестьянском сундуке возвратился в Западную Белоруссию, в родную деревню Выгонощи.
Западная Белоруссия была тогда под властью буржуазно-помещичьей Польши. В 1926 году он вступил в КПЗБ и дважды подвергался репрессиям со стороны дефензивы. Находился два раза в тюремном заключении.
Один раз его выдал дефензиве бывший подпольщик Гордейчик Игнатий Дмитриевич, получивший за это предательство в порядке поощрения от польской власти хорошую должность бургомистра Телехан. После того, как Голодко А.И. крестьяне деревни Выгонощи избрали своим уполномоченным по сервитуту, он стал верой и правдой служить польским властям. Своим друзьям он тогда говорил:
– «Каким же я был глупым, почему раньше не понимал, с кем следует мне дружить?»
 Работать уполномоченным по сервитуту Голодко А.И. долго не пришлось. В сентябре 1939 года пришла Красная Армия и объединила Белоруссию.
 И опять меняется облик хамелеона. Как бывшего активного подпольщика, крестьяне деревни Выгонощи избирают его председателем сельского совета.
О том, что Голодко А.И давно перешёл в другой лагерь и стал активным пособником польской власти, в деревне почти никто не знал. А когда спрашивали его:
– «Когда ты сведёшь  счёты с предавшим тебя Гордейчиком И.Д.?» он молчал.
 В свою очередь находились люди, которые интересовались и у Гордейчика И.Д.:
–  «А не придётся ли тебе вскоре отвечать перед НКВД за то, что ты  выдал полякам Голодко А.И.?»
 На это Гордейчик И.Д. всегда отвечал так:
– «Не беспокойтесь за меня, Голодко А.И. никогда меня не тронет, у него грехов перед Советской властью намного больше, чем у меня! Он больше боится НКВД, чем я».
В 1939 году Голодко А.И. по собственной воле конфисковал всю верхнюю одежду у учителя Ковалевского, который  душу вкладывал в своё дело, собственными руками создавал различные наглядные пособия для крестьянских детей, воспитывал их, учил всему тому, что знал сам.
 У него была огромная коллекция всевозможных насекомых, по которой дети учились. Вина Ковалевского была только в том, что он был осведомлён о связи А.И.Голодко с польским легионером, конфидентом Бычинским, который при польской власти работал директором школы.
В деревне Выгонощи был такой обычай, да и сейчас он сохранился, только изменилось место его расположения.
В наши дни место «толкушки», не «толкучки», а именно «толкушки», от слова толковать, беседовать, находится возле магазина. А во времена буржуазно-помещичьей Польши, да и при царской ещё власти, место для «толкушки» было определено на мосту Огинского канала или возле нашего дома.
 Собирались люди иногда и возле корчмы в царские ещё времена. Приходить на «толкушку» ежедневно, за исключением дней, когда был сенокос или начиналась уборочная страда, было, да и есть, извечной традицией всех выгоновских мужчин. Женщины в этих сборищах никогда не участвовали, как-то было им не свойственно, да и не приветствовалось бы мужчинами.
 На  «толкушки» приходили мужчины, чтобы узнать деревенские новости, послушать новые анекдоты, шутки, кто мог хорошо что-то рассказать, тот рассказывал, кто умел всех рассмешить, смешил, а тем, кто не умел этого делать, отводилась  роль слушателей и зрителей.
Эти встречи были своеобразным деревенским клубом, стихийно когда-то возникшим и действовавшим постоянно. Особенно многолюдной была «толкушка» осенью и зимой, когда крестьянские работы были закончены, и появлялось много свободного времени.
 Собирались мужчины на «толкушку», как правило, два раза в день: утром перед завтраком и вечером перед наступлением темноты, в сумерках, а иногда и в темноте. По количеству присутствующих на ней людей, «толкушка» была непостоянна. Иногда на ней было человек десять, и иногда около сотни, а то и больше.
 Некоторые участники «толкушки» давно стали, как бы штатными её посетителями. Были это, как правило, не самые трудолюбивые представители крестьянского рода, а те, которые не находили дома себе занятия. Были среди посетителей любители поговорить, побалагурить, штатные рассказчики анекдотов и всевозможных баек. Кто-то приходил себя показать, да и на  других поглядеть. Это был постоянный состав «толкушки». Другие приходили реже, только, если действительно надо было что-то узнать или обсудить.
Во второй декаде августа месяца 1941 года, какого числа, точно не могу сказать, на «толкушке» возле нашего дома шёл достаточно острый, резкий спор между двумя нашими односельчанами.
 Обе стороны спорящих были представлены двумя бывшими пленными, побывавшими в кайзеровской Германии в период первой мировой войны. Свидетелями этого громкого спора стали более тридцати человек.
Рак Тимофей с одной стороны доказывал, что немецкий народ – это самый культурный народ в Европе, что немцы практичные, очень хозяйственные, чистоплотные, и что они быстро наведут порядок на нашей земле.
А его оппонентом выступал Филютич Максим Петрович, который говорил, что пусть лучше Бог избавит нас и от немецкой культуры, и от их хозяйственности, что пусть они хозяйничают на своей земле, а мы будем жить на своей по своим законам. И добавил:
–  «Неужели ты, Тимофей, в самом деле, думаешь, что Гитлер направил свои полчища на восток, чтобы наладить нам лучшую жизнь? Я так не думаю. Они пришли ограбить в очередной раз нашу землю, всё лучшее забрать и вывезти в Германию, а нас закабалить, сделать своими бессловесными рабами. Мы должны это понимать и всеми силами стараться прогнать немцев с нашей земли».
В этот спор вмешался Рак Максим, родной брат Тимофея.
 Он сказал:
–  «Я хоть и твой младший брат, Тимоша, но поддерживаю точку зрения Филютича. Я тоже был в плену в Германии, своими глазами видел всё, и хорошо понимаю, для какой цели пришли к нам гитлеровские полчища. В немецком плену я стал инвалидом, беспомощным калекой, а переживу ли я эту войну, знает только один Бог». Он хотел ещё что-то добавить к сказанному, но в это время кто-то громко крикнул:
–  «Немцы!»
 Одно только это слово мгновенно оборвало все споры, люди молча, торопливым шагом, разошлись по домам.
Со стороны Телехан верхом на лошадях ехали фашисты. Они подъехали к дому старосты, остановились, спешились, и вошли в дом. Прошло минут десять и немцы, захватив старосту, пошли по дворам забирать у крестьян для своих нужд лучших лошадей. Дошла очередь и до двора Рака Тимофея. В число отобранных лошадей попала и жеребая кобыла Рака Т., записав в своих документах эту кобылу, немцы обошли деревню и зашли к нашему соседу Полуяновичу М.К., чтобы тоже посмотреть у него лошадей.
 Рак Тимофей, хотя и был на одной ноге, успел к этому времени подойти к немцам, чтобы попросить их оставить ему кобылу. Он надеялся, что сможет объясниться с немцами, так как хорошо знал немецкий язык. Он же был всей душой за немецкий порядок и надеялся, что хорошие культурные люди увидят его увечье, пожалеют инвалида и вернут ему кобылу.
 На дворе Полуяновича М.К. он снял шапку, поклонился немцам и только собрался на немецком языке изложить свою незамысловатую просьбу, рассказать им, что кобыла вот-вот должна ожеребиться, что ездить на ней сейчас никак нельзя, равно, как нельзя  её использовать для выполнения любых работ и т.д.
 Он не успел даже раскрыть рот, как немец схватил здоровенную берёзовую палку и начал ею избивать пожилого человека, инвалида,  невзирая на то, что Тимофею было в то время больше  пятидесяти лет, и стоял он, на одной, уцелевшей в первую мировую войну, ноге.
 Немец избил его очень сильно. Со времени жестокого спора с Филютичем Максимом прошло не более двух часов, а сторонник немецкого порядка на себе испытал его действие. Видимо, само провидение давало ему хороший урок.
Вечером, как обычно, состоялась «толкушка», да только Рака Тимофея на ней не было. Он не мог присутствовать на ней по двум причинам: во-первых, по состоянию здоровья – он был сильно избит, всё тело было в синяках, а во-вторых, ему было стыдно за собственные  утренние слова, которыми он так рьяно оправдывал вторжение немцев. Для односельчан  событие послужило хорошим уроком, разговоров на эту тему было великое множество.
 Кто-то посмеялся над незадачливым инвалидом, но подавляющее большинство людей жалели старика, сочувствовали ему. И только самые безжалостные при встрече с ним язвили:
– «Ну, как тебе, Тимофей, «новый» порядок?»
И еще об одном эпизоде, произошедшем на  Выгонощанской «толкушке».
В один из сентябрьских дней 1941 года мужчины собрались на ежедневную «толкушку».
Был среди сельчан Омелящик Павел Захарович. К этому времени он  был назначен комендантом временной полиции в деревне Выгонощи. После обмена новостями, комендант возмущенно  обратился к присутствующим:
– «Что за народ в нашей деревне? Я только начал работать комендантом, никому ещё не успел причинить зла, а уже кто-то обсыпал моих детей вшами, прямо по одежде так и ползают. Дети мои не виноваты в том, что я стал комендантом».
Мужчины выслушали его молча, но реагировали на его возмущение по-разному.
Слышал его возмущенную речь и Жирко Григорий Семенович, бывший член КПЗБ. Он тут же подошёл поближе к коменданту и спросил у него:
–  «Неужели ты на самом деле думаешь, что кто-то из односельчан по злобе обсыпал твоих детей вшами? Вот, что я тебе скажу, Павлюк, что за эти воши ты заплатил гроши! Это ведь ты сам одел  детей в еврейское барахло, которое купил у немцев в Телеханах, а там вшей было достаточно!»
 Слушавшие его мужчины, все как один, громко рассмеялись, и от невольной рифмы, и оттого, что тот попал в «десятку». Лицо коменданта покрылось красными пятнами, он уже и сам успел сообразить, что это действительно так и было. Разъярённый, он ещё пригрозил Жирко Г.С., мол, считайся со своими словами, а то сам знаешь, что я могу с тобой сделать. Быстро развернувшись, он побежал домой…
А вши на детях коменданта действительно были из Телехан…
Карательный отряд СС прибыл в районный центр Телеханы для уничтожения советского актива и еврейского населения. Было это в первых днях августа 1941 года.
 Насколько я запомнил, это было 5 или 6 августа 1941 года. В день прибытия карателей в Телеханы было дано задание сельским старостам и комендантам полиции окрестных деревень на утро следующего дня доставить советских активистов в Телеханы для последующего их расстрела. Всех советских активистов фашисты именовали коммунистами.   
Вот как рассказывали о массовых расстрелах в Телеханах очевидцы этого варварского бесчинства: Климов Д.К., Белкин И.Г., Викторович А.Р.,  Мялик В.Н. и многие другие.
 День 7 августа 1941 года выдался тёплым, даже жарким, без единого облачка на небе. Начиная с самого раннего утра,  эсэсовцы, группами по несколько человек, в сопровождении временных полицейских и местных деклассированных элементов, заходили в еврейские дома, и выгоняли людей на улицы.
Всех их сопровождали на улицу Ленина, которую раньше называли Костельная, так как на ней действительно находился единственный в Телеханах костёл.
Немцы, благодаря временным полицейским и местным люмпенам, были прекрасно осведомлены не только о том, в каких домах проживали еврейские семьи, но и знали количество проживающих в них людей.
 Если кого-то не находили сразу, то начинались активные поиски в самых потаённых уголках домов и надворных хозяйственных построек. Люди просили разрешить им взять с собой хоть какую-нибудь еду или воду, одежду, бельё и т.д., на что был один ответ:
– «Ничего из еды брать не надо. Только одевайтесь в  самую лучшую одежду, вы все будете отправлены в Варшавское гетто. Берите только ценности и деньги».
После такого указания люди оделись в хорошую одежду, и все ценности забрали с собой.
 Под конвоем людей группами сопровождали до бараков, располагавшихся на улице Ленина за станцией узкоколейной железной дороги слева, которые до войны использовались, как склады базы райпотребкооперации.
Когда евреи были загнаны в помещения базы, каратели тщательно их обыскали, и отняли всё самое ценное, в том числе и лучшую одежду.
 За день до этих зловещих событий слева от грунтовой дороги,  сразу за Телеханами, в урочище Гречище, молодыми мужчинами, взятыми из ближайшей деревни – Вулька-Телеханская (эти сведения предоставил коренной житель Телехан – Колончук Зиновий Николаевич. Примечание Цыркуновой Т.Г.) были выкопаны длинные рвы, шириной два метра, очень глубокие, по количеству более тридцати. Позже, после окончания войны, следствием было установлено, что их было тридцать два.
Людей небольшими группами под конвоем выводили из бараков и гнали в лес на расстояние пятьсот-шестьсот метров от складов базы к месту расстрела.
 В глубокие рвы были опущены лестницы, по которым людей заставляли опускаться на низ рва, и там ровными рядами укладываться вниз лицом. На краю каждого рва, на раскладном стульчике сидел вооружённый пулемётом эсэсовец, который расстреливал лежащих во рву людей. Одна очередь из пулемёта лишала жизни сразу несколько десятков людей. Затем следующая партия людей опускалась по лесенке на трупы, опять укладывалась вниз лицом, и всё повторялось сначала.
Мужчин расстреливали вблизи хутора Ковальского, а женщин и детей напротив польского кладбища. Маленьких детей расстреливали иначе. Их ставили на край рва, расстреливали, и ногами, обутыми в сапоги, сталкивали во рвы. Там же были расстреляны и советские активисты. Эсэсовцы сопровождали своё страшное занятие обильным приёмом алкоголя. Пили прямо из бутылок.
Когда добровольные помощники из числа деклассированных элементов, увидели этот кошмар, их как ветром сдуло с места массовой казни неповинных ни в чём людей. Закапывали рвы, случайно пойманные эсэсовцами на улице, белорусские мужчины. Казнь эта длилась целый день. Более тысячи и четырёх или пяти сотен человек было казнено в Телеханах в тот проклятый августовский день.
На этом месте после войны был поставлен памятник невинным жертвам фашизма, который стоит там и поныне.
Оставшиеся от убитых евреев вещи, в основном, одежда, были перевезены в одно место на тех же повозках, на которых к месту казни привозились лестницы, раскладные стульчики, лопаты, алкоголь и т.д. Прошло несколько дней, и эти вещи были распроданы немецким прихвостням, которые помогали проводить карательную операцию по уничтожению советских граждан еврейской национальности и советского актива.
 Это были временные полицейские, сельские коменданты полиции, сельские старосты и прочие предатели,  изменники Родины. Выгоновский комендант полиции тоже купил своим детям одежду расстрелянных еврейских детей. Вот из какого жуткого источника и появились вши на детях Выгоновского коменданта полиции.
Когда немцы приехали первый раз устанавливать свою власть в деревне Выгонощи, и говорили, что пройдёт совсем немного времени, и мы дадим много разных товаров населению, то очевидно, что они имели в виду это награбленное еврейское имущество.
 Многие евреи владели магазинами, мастерскими и т.д. О завозе каких-нибудь товаров из Германии на оккупированные территории не могло быть и речи, наоборот, всё самое ценное вывозилось.
Немного об Омелящике  П.З., который был назначен комендантом полиции в деревне Выгонощи.
 В 1919-1920 годах он был первым председателем Выгонощанского ревкома. При панской Польше стал сыщиком польской политической полиции дефензивы. Об этом тайном его занятии далеко не все односельчане знали. С первых же дней фашистской оккупации Телеханского района он с винтовкой в руках,  активно защищал «новый порядок» и стал комендантом временной сельской полиции в деревне Выгонощи. На этой должности он чувствовал себя, как рыба в воде, считал, что ему очень повезло получить такую «завидную» должность.
Прошло несколько дней после массовых расстрелов советского актива и еврейского населения. Карательный отряд СС полковника Густава Ломбарда  уехал из районного центра Телеханы выполнять в других населённых пунктах Белоруссии свою отвратительную варварскую миссию. Люди с трудом приходили в себя от перенесенного тяжёлого  шока. Постепенно крестьяне деревни Выгонощи возвращались к обычным  повседневным делам. Надо было как-то жить при этом «новом» устройстве жизни.
Однажды на закате солнца я вернулся домой с Выгоновского озера. Было это ещё до массовых расстрелов советского актива в Телеханах. Будучи у озера на сенокосе, я ставил одновременно на озере  рыболовную сеть, которую после использования следовало хорошо просушить.
Я принялся аккуратно раскладывать сеть, чтобы потом развесить её на заборе.
 В этот момент из дома Арона Ландмана, в котором после смерти хозяев располагался полицейский участок, возвращался домой Полуянович Александр Максимович.
В прошлом мы были с ним друзьями, так как жили рядом, да и разница в нашем возрасте была незначительной, я был только на один год старше его.
 При советской власти наши пути быстро разошлись, так как мы оказались по разные стороны общественного устройства и мировоззрения. Обычно мы с ним  только издали здоровались. На этот раз, едва увидев меня, он остановился, начал сам разговаривать. Я неохотно отвечал на какие-то его надуманные вопросы.
Мне  становилось ясно, что задержался он неспроста. После короткого беспредметного разговора он предложил мне вступить в чёрную полицию, и добавил, что его сегодня избрали комендантом Выгонощанской полиции.
–  «Было бы неплохо, чтобы мы с тобой работали там вместе» – добавил он.
Я ответил, что вряд ли из меня получится хороший полицейский. Полуянович А.М. посоветовал мне хорошо подумать над этим вопросом, а также и о возможных последствиях моего отказа.
 Я ответил, что подумаю, а про себя решил, что не скоро он встретит меня опять. На этом мы расстались.
 На следующее утро, ни свет, ни заря, только подошёл я к забору за с сетью, как увидел Полуяновича А.М., который уже поджидал меня. Начал он спрашивать у меня, что я надумал делать?
 Я прямо ему ответил, что я ни в какую полицию не пойду, и при этом невольно улыбнулся, но сразу же спохватился, что мой ответ слишком резок, не дипломатичен, вспомнил, что веду разговор не со своим бывшим другом, а с комендантом немецкой полиции.
И ещё я вспомнил, что именно он, собственными руками убил советского активиста Ланца Алексея Григорьевича, об этом я написал выше, когда писал об истории старой фотографии. Ланец Алексей Григорьевич был им застрелен прямо в собственном доме, на кровати. Вспомнив все эти обстоятельства, я стал выкручиваться и сказал:
–  «Знаешь, Саша, мы ведь с тобой собирались вступать в комсомол, но не успели из-за войны, а сейчас никуда я не буду поступать, а буду  работать на своём хозяйстве, помогать отцу, да рыбачить на озере». Выслушав мой ответ, Полуянович А.М. неожиданно заявил мне, что он тоже решил отказаться от должности коменданта полиции, а затем вообще из полиции уйти.
 И ещё добавил, что на его место претендует Омелящик Павел Захарович, у которого  даже его деревенское прозвище подходит к этой должности (Омелящика в деревне прозвали «Комендочка»).
В этот же день Полуянович А.М. и Омелящик П.З. отправились в Телеханы к немецким властям. Омелящик П.З. получил назначение на должность коменданта полиции деревни Выгонощи, а Полуянович А.М. вскоре ушёл из полиции и стал работать шлюзовым сторожем на десятом шлюзе Огинского канала.
После ухода из полиции, Полуянович А.М. неоднократно делал попытки сблизиться со мной. Наверное, он заметил, что я владею какой-то недоступной ему важной информацией, о которой ему хотелось узнать. Я не хотел ничего иметь с ним общего, так как я не простил ему убийства Ланца Алексея Григорьевича.
 Однажды вечером я в полном одиночестве сидел на лавочке возле дома. Подошёл и сел рядом со мной Полуянович А.М. и сказал:
–  «Как всё-таки хорошо, что мы тогда расстреляли этих четырёх человек!» В ответ я возмущенно сказал:
–  «Как прикажешь понимать твои слова? Четыре неповинных ни в чём человека лишились жизни, дети их остались сиротами, жены остались вдовами, и это, по-твоему, хорошо?»
И тут он мне рассказал, что они расстреляли только десять процентов из представленного списка советского актива, подлежащего расстрелу. А если вдруг приедут немцы в деревню и спросят:
– «Где ваши коммунисты?», то мы им ответим, что все коммунисты давно расстреляны. Как позже подтвердил Феликс Вишневский, действительно, в том списке было тридцать девять человек, в том числе, и я со своим братом Трофимом, как я уже писал.
Рак Ефим Васильевич был расстрелян 7 августа 1941 года в местечке Телеханы, как коммунист.
 Его жена Анна после уничтожения деревни Выгонощи поселилась в деревне Вулька Телеханская с тремя младшими детьми: дочь Татьяна – 1929 года рождения, сын Василий – 1935 года рождения, сын Илья – 1941 года рождения. Старшие дети: дочь к этому времени была  вывезена на каторжные работы в Германию, а сын Иван ушёл в партизаны.
Какой-то местный предатель доложил фашистам, что семья расстрелянного коммуниста Рака Ефима Васильевича проживает у родственников в деревне Вулька Телеханская.
В марте 1943 года Анну Рак вызвали в Телеханскую жандармерию. Она взяла с собой маленького сына Илью. В Телеханах её зверски пытали и замучили до смерти, а мальчика, которому было только полтора года, расстреляли.
 На следующий день в деревню Вулька Телеханская были посланы соминские и вульковские полицейские, чтобы расстрелять оставшихся детей Рака Ефима – Татьяну и Василия. Дети издали увидели чёрных полицейских и спрятались в бане.  Полицейские обнаружили их там. Детей вывели за деревню на берег Огинского канала. Возле моста через канал Огинского детей расстреляли.
После окончания войны, оставшийся единственным в живых из большой семьи, Рак Иван Ефимович установил на месте расстрела своих сестры и брата памятник.