Глава VII Уволь Челнокова

Челноков приходил ровно в девять, ни раньше, ни позже. Здоровался, проходил на своё рабочее место, тихо садился за стол, и включал компьютер. Уходил он так же, воремя, ровно в шесть вечера. Саша понимал, что уволить его будет не просто. А этого ему, почему-то очень хотелось.
Мастерская, в течение, почти десяти лет, руководилась женщиной, которая была строга, по мере возможности справедлива, но, прежде всего, сиюминутна в своих порывах. Будучи, при этом, человеком властным, любящим безоговорочное исполнение своей воли, она и главного инженера мастерской нашла себе с качествами, не позволявшими противиться ей. Первое время Саше не было понятно, откуда, да и зачем она вообще привела этого человека? Ведь, гораздо проще было бы всем её проектировщикам существовать и без него. Но, видимо, будучи «воспитанной» в проектном институте, она не хотела нововведений, маскируя свою властность всеми способами, одним из которых и было, создание видимости, занимаемой Челноковым должности. Он был нужен ей, как молчаливый последователь, и безропотный исполнитель всех её, иногда, совершенно безумных, в организационном плане идей.
Чем он занимался целый день Саша не знал. Да и не мог знать, так как не привык лезть не в свое дело.
В мастерской было три ГИПа. Саша не верил в озвученные на собрании, при представлении его коллективу мастерской, причины отсутствия двух ГИПов. Возможно тот долгий период отсутствия нормальных надбавок к зарплатам повлиял на дисциплину, а может быть и возраст Сашы не устраивал чем-то, явно проявляющих сопротивление ГИПов.
Саше не нравилась Шалеева, своей нерешительностью и мягкостью. Но он видел в ней исполнительность и работоспособность, а это было очень важно для него. Другой ГИП, не нашедший общий язык, ещё с Мандаровской, явно готовился к бегству, как это уже начинал чувстовать Саша. Это был совершенно ничем не выразительный человек, пенсионного возраста, но полный надежды найти более оплачиваемую работу. У него не было никакого желания работать за ту мизерную зарплату, которую платили в мастерской. Естественно у него, как и у многих конструкторов, была личная халтура. Это был расчётливый и влюблённый в себя человек. Саша различал эти, скрытые от постороннего взгляда черты характера, научившись правильному видению ситуации, ещё в те годы, когда и сам халтурил
Саша чувствовал то, что назревало в человеке, и понимал, что с таким ГИПом каши не сваришь. Даже Челноков не любил заходить к нему в бригаду, понимая, что, придя к нему с, каким-либо вопросом, связанным со сроками проектирования того, или иного объекта, можно уйти не, просто не получив на него ответ, но приобретя на один вопрос больше.
Сам факт того, что руководство мастерской поменяли, и новый руководитель почему-то стал вести себя несколько активнее, чем прежний, вызывало у этого ГИПа сомнение в возможности счастливого, и безмятежного будущего существования. Мало ли что за этим стоит? Тем более, в связи с тем ещё, что он молод, наверняка будет закручивать гайки, пытаясь давить на то, что именно для того и поставлен, чтобы повысить производительность труда в отсталой мастерской. Даже, несмотря на то, что сама по себе она не виновата, и её отсталость на самом деле выражается всего лишь в наличие проблемных объектов, которые уже практически закончились на тот момент. Она не потянет за такие сроки только что появившиеся, безденежные, такие же, как и прежние.
Вместо него Саша решил поставить глав. спеца из его же бригады, Арканина. Искать кого-то на стороне было некогда, да бессмысленно на такие оклады. Оставалось просто успевать латать, возникающие дыры. Но, как это провернуть? Ведь для этого необходимо вызывать на ковёр незнакомого ему человека, проводить с ним беседу, угрожать, давить на психику.
Всё это были не его методы. Да, собственно у Саши их и не было ещё выработано. Он только начинал учиться руководить, придумывая на ходу то, как он будет действовать дальше. Единственное, что он не хотел, да и не мог – это творить подлости. Но, он понимал, что и разговоры напрямую, по душам, так же не приводят ни к чему хорошему, кроме разборок, истерик, и скандалов. Поэтому он решил затаиться. Выждать денёк, другой. Дать проблеме дозреть, и свалиться самой с ветки, как созревший плод.
И точно! Не прошло и пары дней, как у него на столе лежало заявление об увольнении, по собственной причине. Именно такого поворота событий он и ожидал. Всё складывалось именно так, как ему было нужно, само собой. На самом же деле Господь помогал ему, как ещё неопытному, не способному на интриги человеку.
Теперь дело оставалось только за малым – продвинуть кандидатуру Арканина у Костюшенко, нового начальника управления кадров, занимающего шикарный, оставшийся от скоропостижно уволенного Суходрослова, кабинет.
Арканин был не молод, до пенсии ему оставалось всего четыре года. Чуть выше среднего роста, лысый, с выпученными, преданными глазами, в белой рубашке с расстегнутым воротом, он внушал Саше доверие, не как ГИП, а как человек, который не сможет предать, или подставить. А сейчас это было главнее всего. И Саша это больше чувствовал, чем видел, и мог объяснить. А оттянутые коленки можно было вернуть на место с помощью утюга.
Конечно же, Арканин не тянул на эту должность. Саша это понимал. Сам, ещё совсем недавно, будучи ГАПом, знал, какими данными должен обладать ГИП. И не имеет значения, архитектор это, или конструктор. Главное, чтобы в человеке было заложено, или развито, умение самостоятельно придумывать архитектуру, или конструкции. Он видел, как проявляют сотрудники свою самостоятельность в тот, или иной период своего становления, как профессионала. Кому-то не надо никакой ответственности и хватает простого исполнения найденных не ими решений. Кому-то же, наоборот, нужно самостоятельно придумывать что-то, и потом, воплощать, неся на себе груз ответственности за реализуемое. Но он знал, что должности в этом мире даются авансом.
Но, способность разглядеть все эти черты в чужих пока ещё для него людях, да ещё и в кратчайшие сроки, он мог в себе только развивать, не имея в полном объёме, основываясь на чутье. Обманывало оно, или нет – понять можно было только потом, через какое-то время. А пока, нужно было хвататься за любую соломинку, чтобы доказать то, что он способен справиться с тем, что ему доверили. Ведь никого не волновало, знает он всех этих людей, или нет. Нового директора интересовал результат, который мог быть только положительным.
Пристроев, когда-то хотел поставить Сашу руководителем именно этой мастерской. Но не решился, посчитав его «зелёным». Ели бы это и произошло тогда, то ему было бы несоизмеримо легче. Ведь в том темпе, в котором жил институт в те годы, и не требовалось лезть из шкуры, для того, чтобы доказать своё назначение. В те времена достаточно было делать дело, не бездельничая на своём месте. Сейчас же наступали другие времена. Теперь каждый должен был, буквально рыть землю, для того, чтобы выйти на определённый результат.
Тогда Пристроев выбрал Мандаровскую. То ли, из-за её представительного размера, то ли пронзительного, командного голоса? Саша не мог понять, почему выбор директора пал именно на неё. Но сейчас, когда Пристроева так скоропостижно, буквально в один день, сняли с должности, именно он и рекомендовал Райкину Сашу.
Что послужило ему помощью для данного решения? Может быть понимание сложившейся ситуации? Или попытка сохранить институт, хотя бы напоследок, видя желание нового директора омолодить коллектив руководителей, беря людей буквально с улицы? Пристроев хотел успеть предложить выращенные им кадры.

Саша видел, что, работая по-старому ему уже не выжить. Но он и не мог заставить всех остальных работать по-новому, применяя крик, или методы запугивания, которые уже повсеместно применялись пришлыми руководителями во всём их институте. Это могли быть урезанные премии, увольнение вяло работающих сотрудников, из-за своей занятости на постоянном потоке халтур, и наконец журнал с временем прихода-ухода с работы, на основании информации из которого можно было гораздо проще воплощать вышеперечисленные методы.
Саша этого не делал, потому, что был мягким человеком. И ему оставалось только вовлекать всех в работу на собственном энтузиазме. И, что удивительно – это работало! И только потому, что он умел и знал своё дело. Но, прежде всего он знал, что с людьми можно либо по-честному, с помощью заинтересованности, либо держа под постоянным страхом. Другого на земле ещё никто не придумал. Всё остальное являлось полумерами, и приводило к полурезультатам. И, если сотрудник перестаёт бояться своего начальника, то это означает либо его рост, как специалиста, либо, рост амбиций. Но, таковой, происходит, на хорошо удобренной, химикатами общества потребителей, почве, позволяющей вырастить никчёмного, создающего свой образ из пустоты – человека.

«ГИП Шалеева Л. И.» - много раз читал Саша на двери раньше, проходя по коридору, мимо.
Он непременно хотел зайти к Ларисе Ивановне в комнату, познакомиться с бригадой, обсудить рабочие проблемы. Но, у него то не хватало на это времени, то он не мог найти в себе сил на ещё один из «мирков», образовавшихся в теле мастерской при предыдущем руководстве. Пока Саша просто приглядывался к ней, как к своему сотруднику. Он хотел сперва понять её, присмотреться, а уж потом руководить. Больше всего ему не хотелось делать ошибки и только поэтому он старался не спешить, стараясь разобраться, как же работает весь этот наисложнейший механизм, созданный не им.
Неспешность Шалеевой во всем, определялась, врожденной интеллигентностью. Она не боялась работы, но так сложилось в жизни, что многое из того, что должен знать ГИП, особенно в её возрасте - она не знала. Поэтому постоянно ходила за помощью к Александру Сергеевичу, задавая вопросы, на которые он не отвечал. Они часто стояли рядом подолгу, словно поэт, и поклонница его творчесства. Челноков ничем не мог ей помочь, по причине того, что сам мало, что понимал. Его знания формировались в тот период, когда в стране был так называемый Брежневский застой. И, то ли он не стремился тогда за ними, то ли они прятались от него по углам. Иными словами, весь его опыт главного инженера мастерской заключался в умении грамотно уходить от проблем, а не решать их, или хотя бы искать пути к их решению.
Шалеева сошлась с ним на этой почве всеобщего незнания, найдя собеседника и друга по несчастью, а не соратника и помощника. Так они и ходили, друг к другу в гости, в рабочее время. Не столько помогая в поисках каких-то конструктивных решений, сколько находя взаимную поддержку, видя опору друг в друге, на фоне агрессии со строны автора всех, нескончаемых, сказочных идей, замково-дворцовой архитектуры, навязываемой Мандаровской, руководителем, и мелким, выращенным в стенах института – диктатором. Она, как никто другой понимала, ценила и развивала идеи Пристроева, видящего в ней своё продолжение.
Все эти эркера и нелепые, витиеватые в плане, балконы, нуждались в хорошем, надёжном армировании, и прежде всего в том, всегда нехватающем для этого, времени, которое тратилось на процесс утверждения архитектурного образа у такого любимого Мандаровской Пристроева.
Шалеева из-за своего маленького роста, показалась Саше ребёнком. Когда он подошёл к ней, для разговора, она смотрела на него снизу-вверх, словно на Гулливера. Это его несколько смутило. Её же ничуть. Со стороны могло показаться, что руководитель мастерской разговаривает с чьей-то, приведённой на работу дочкой, если бы не сами темы их разговоров. А они были недетскими, связанными с решениями наивозможных вопросов, связанных, как с графиками проектирования, так и с выпуском проектной документации.
Если Саша искал Челнокова, то находил его всегда в комнате Шалеевой. Он открывал дверь и видел одну и ту же картину. Женщина, ростом где-то около метра сорока пяти, да и то, только если на каблуках, и высокий, но сутулый, всегда одетый в чёрное, мужчина, выше её сантиметров на тридцать пять. Они стояли обычно перед её рабочим столом, спиной к двери, и рассматривали какой-нибудь чертеж, распечатанный на листе, форматом не менее А0.
Шалеева одевалась скромно. Юбка, как правило, серого цвета, и кофточка поверх водолазки. Работа для неё была чем-то очень важным в жизни. Не будь её возможно и не стало бы Ларисы Ивановны. Она приходила очень рано, а уходила не особо задерживаясь. И, несмотря на то, что её что-то все же тянуло домой, все знали, что человек она одинокий.

- Лариса Ивановна, как у вас дела с КР2, по подземной парковке? – спросил Саша, заглянув к ней в комнату и, как всегда, забыв поздороваться.
- Доброе утро Александр Александрович.
Рядом с ней, как и пологается, стоял Челноков. С ним он виделся сегодня утром, когда тот включал компьютер на своём рабочем месте, в их совместном кабинете.
- Здравствуйте. Извините, - сбавил свой темп Саша.
- Так, это же…  Мы делаем всё возможное, - несколько волнуясь, отвечала она. И Саша, оглянувшись по сторонам, увидел лица конструкторов, членов её бригады. Они корпели, каждый за своим компьютером, пытаясь работать правильно, и совершенно не задумываясь о том, что есть такая вещь, как сроки. И, почему-то сразу, в этот момент, даже и, не вдаваясь в подробности, понял, что дела обстоят, не просто плохо, а катастрофически неисправимо.
Зловещая тишина нависла над комнатой.
- Я знаю, что вы делаете. Но, мне важно, успеваете ли вы к пятнадцатому числу, как написано в этом чёртовом графике!? Хотел бы я видеть то совещание, на которм он утверждался!
- Нет, к пятнадцатому не сделаем, - нервно, но также тихо, почти шёпотом, ответила она, слегка дрогнувшим от волнения голосом.
- Почему!?
- Ну, это же невозможно! – словно на допросе в НКВД, проводимом следователем, вышедшим из простого народа, и не понимающим, что перед ним, прежде всего интеллигентный человек, а потом уже иностранный шпион, отвечала она.
- Но, у нас нет ресурсов Александр! Вы же сами прекрасно знаете! – попытался аргументировать за Шалееву, будто бы приведённый конвойными на очную ставку в комнату, где проводился допрос, совершенно не понимающий ещё обстоятельств того дела, из-за которого и была арестована допрашиваемая, явно недотягивающая на образ вредителя, Челноков.
- Александр Сергеевич, я и сам знаю, что невозможно! В конце, концов! Давайте смотреть тогда, где мы можем схалтурить, и сдать «рыбу».
- «Рыбу»!? Как можно!? Я никогда этим не занималась! – возмутилась Шалеева.
- А теперь придётся ещё и не таким заниматься! – с улыбкой отвечал Саша. Эта беседа подзадоривала его. Он словно бы играл с ними, зная, что всё равно ничего не добьётся. Но, орать и угрожать расправой, он не мог. Это бы, уж точно не привело ни к каким результатам, как он понимал, вспоминая себя в таких же ситуациях, когда крик только усиливал его беспомощность.
- Что вы говорите? Не пугайте меня. Хотя, знаете, я припомнила, что мне приходилось на прежней работе выпускать так один альбом. Но, если бы вы знали, сколько потом было нервов, и доделок!
- Чёрт знает, что такое творится! Никогда ещё не работал в таких условиях, - интеллигентно возмутился Челноков.
- А, как вы думали!? Теперь по-другому нельзя. Вся Москва так работает! – уверенно заявил Саша, который не знал ещё таких подробностей про столицу. Но, ему сейчас, как никогда казалось, что именно так всё дело и обстоит.
- И долго интересно она так работать будет? – поинтересовался Челноков, взяв со стола свою перьевую ручку и закрыв колпачком, спрятал в карман.
- Пока не научится быстро проектировать, - улыбаясь, ответил Саша.
- Быстро? Но быстро, это ведь не значит качественно? - возмущённо, как ребёнок, словно было задето святое, вера в светлое будущее - сказала Шалеева.
- Качество уже никому не нужно Лариса Ивановна! - с издёвкой, словно бы подчёркивая тем самым, что всё летит в тартарары, - произнёс Челноков, похлопывая себя по нагрудному карману пиджака, где только, что была спрятана его ручка, с позолоченным пером.
- А, что же тогда нужно? – не унималась Шалеева.
- Чертежи, - продолжил иронично улыбаться Саша.
Но, в этот момент, он лихорадочно думал, кого же из вверенных ему конструкторов, перебросить в помощь Шалеевой, которая всё же, несмотря на всю серьёзность сложившейся ситуации, связанной со срывом сроков проектирования – действительно не справлялась со своими людьми. Так, как заставить их работать быстрее не смогла бы даже угроза пуля. Тем более, что она бы прекратила, их существование, как проектировщиков. Саша помнил, что Надеждин, так же отдавал в помощь, архитекторов из других бригад. Но в дела конструктивные он никогда не лез. На это у него был Родштейн, отвечавший за данный вопрос, как главный инженер мастерской. У Саши же был только Александр Сергеевич, не способный даже сочинять стихи.
Бригада конструкторов, с неприятным Саше ГИПом волновала больше всего.
ГИПу удалось разложить своим поведением коллектив, время от времени впадая в запои, протрезвев принося откуда-то халтуру, которая не кончалась в его руках. Делая её сам, он делился с бригадой. ГИПом его сделала Мандаровская. Сначала Саше казалось, что она не могла больше никого найти на это место, ведь в его бригаде пока никто не обладал тем уровнем знаний, который требовался для этой должности. Но потом он почувствовал, более, или менее разобравшись во вверенном ему коллективе, что в этой бригаде есть один человек, которого почему-то недолюбливала бывший руководитель мастерской. Причину этой женской странности, состоящую в некоей предвзятости, Саша не мог понять, как ни старался. Он хотел попробовать дать ему возможность хотя бы авансом взяться за управление бригадой, ему нужны были не столько умеющие, и знающие дело сотрудники, сколько те, кто доверял ему, не видя угрозы, помогая в достижении поставленных перед всем коллективом целей.
Но, для этого нужно было уволить ГИПа, который на радость Саше пил много, вплоть до того, что прогуливал работу. Для кого-то это было проще простого, но не для Саши. Он затаился и выжидал момента, стараясь не устраивать скандалов, надеясь на провидение Господне.
Человеком, которого Саша хотел повысить в должности был Антон Мирошич, вполне коммуникабельный, несколько своенравный, решительный и самостоятельный молодой человек, лет тридцати пяти. Может быть, конечно, он и не умел многого, что должно уметь ГИПу, но, как организатор и личность, вполне подходил под эту должность. Саша не спешил. Он вообще был человеком не то чтобы сомневающимся, а скорее очень долго принимающим решение. Но, если оно имелось, и было принято, то обратного пути уже не могло быть.
Но, сейчас, как он понимал, нужно было, как-то заитересовать Антона в том, что он нужен, что без его помощи не справится мастерская. Но, сделать это предстояло так, чтобы его нынешний ГИП почувствовал недоверие к себе, обозлился на Сашу, и тем самым, не справившись со своей гордыней – уволился сам.
Саша не мог представить, что находится в головах тех, новых руководителей, которые сходу принимают решения, совершенно не задумываясь, полагаясь только на свои ощущения и амбиции, лишь иногда выслушивая кого-то со стороны. Как правило, того, чье мнение совпадает с их собственным. Ему же нравилось действовать, неспеша, продумывая свои ходы наперёд. Но, не для того, чтобы добиться личных интересов, а ради общей цели, достижения такого нужного для мастерской результата.
Весь процесс в институте был поставлен на рельсы, ещё Пристроевым, по которым следовал уже достаточно давно. И только благодаря этому, можно было не удивляться, что работа выполняется, порою даже и вовремя, объекты проектируются, архитектура рождается.
Саша не хотел ничего менять. Да он и не видел никаких проблем в том плавном движении, которое он наблюдал, надеясь перейти вскоре на ту, новую архитектуру, которую можно было теперь проектировать и в этих стенах, в связи с тем, что власть в Москве переменилась. Он шёл к своей цели медленно, но уверенно, надеясь сделать Мирошича ГИПом.
Но самой несбыточной его мечтой была та, что так навязчиво говорила ему:
Уволь Челнокова!
Он не мог пока сделать ни то, ни другое, так как, во-первых, не имел подходящих кандидатур на их замену, во-вторых, не мог их найти по причине того, что зарплаты были настолько малы, что говорить о возможности найти нормальные кадры не приходилось. Оставалось только одно – повышать тех, кто имелся. Для Саши это была новая задача. Он никогда раньше не работал с кадрами. В подчинении у него было всего до четырех человек максимум. Да, он старался работать над их повышением, проговаривая все с Надеждиным. Но большую ответственность за это нес не он, а начальник мастерской. Теперь же решать приходилось не просто ему одному, а еще и неся всю ответственность за последствия принятого решения самостоятельно. Посоветоваться ни с кем он не имел никакой возможности. Его правая рука, главный инженер мастерской был первым кандидатом на увольнение.
Он понимал, что Костюшенко, как нынешний начальник управления кадров, поможет ему, если Саша придёт с просьбой убрать «Пушкина», как все за глаза называли его в мастерской, за исключением наверно только Шалеевой. Саша знал, что поход к руководству возможен только тогда, когда есть само решение. Идти к своему начальнику с фразой «Придумайте что-нибудь» было просто смешно. У любого уважающего свое личное время начальника, никогда не найдется добровольного желания потратить его на решение чужих проблем, пусть даже и связанных с одним, общим делом.
Саша ждал своего часа. Но не сидел, сложа руки.
Та рутина, что захватила его полностью, с головой, не позволяла расслабиться ни на минуту.