Мама вышла за

               
                «Сосуд она, в котором пустота,
               
                Или огонь, мерцающий в сосуде?»
               
                (Н. Заболоцкий)               
               

               
  Они познакомились в ресторане. До этого Рита его не видела, но знала, что у мамы появился Валерий. Ресторан выбрал он, специально ради их первой встречи. Назывался ресторан «Паркъ Джузеппе».
- Будем считать, что в честь Верди, а не приятеля папы Карло, – ответил Валерий на мамин безразличный вопрос. - Хотя разумнее было бы окрестить это заведение «Парком Михаила». Или просто Михайловским садом.
Полуулыбка, темный костюм, светлый галстук, почти под цвет рубашки. На вид около полтинника, но еще свеж и крепок. Седина, короткая стрижка. Если убрать костюм и галстук, какой-то тренер. 
И совершенно пустой разговор, в который Рита старалась не влезать: о замечательной апрельской погоде, почему макароны называют пастой...
- Так вкуснее, - пошутил Валерий.
- И дороже, – пошутила мама.
Она тоже оделась, как на смотрины – любимое платье, камешки-сережки. В глазах счастье. Сияли мамины глаза, когда касались Валерия. А когда осторожно прыгали на Риту, в них проступало что-то тревожное.
Рита видела краешек их компании в сложном зеркале барной витрины. Она, как посторонняя – серая толстовка, джинсы. Это ее право. Единственная дань встрече с маминым мужчиной – уложенные волосы (как будто, не уложенные) и подкрашенные ресницы.  И то, ради себя.
Валерий надел очки. И стал в них слабее. Делая заказ, счел нужным обозначить свою гастрономическую позицию:
- Вообще-то, я не прихотлив. Ценю вкусную еду, но не фанатею. Могу за милую душу и гречку с сосисками. Или пельмени. Рита пьет вино?
- При мне нет, - ответила мама.
- Тогда мы ей закажем сок. Какой предпочитаете?
Он обращался к Рите на «вы». На полном серьезе. А как еще?
Рита выглядит старше своих лет. Мама моложе. Может быть, в той же пропорции – «значительно». Маме сорок один, Рите почти шестнадцать. Их трудно назвать мамой и дочкой. Не из-за возрастного обмана, а потому что очень непохожи – мама светловолосая; худая; Рита темная, широколицая, низ, к сожалению, тяжеловат. Рита в папу. Кому какое дело!
Папы у Риты нет. О папе лучше не вспоминать, не повезло ей с папой – пил, а потом от этого внезапно умер. Шесть лет назад. Говорили, что талант.
Когда Рита была девочкой, мамина личная жизнь после папы для нее не существовала. Есть только она и мама, только для нее. Позже, с проявлением женского и в Рите, она заметила, что у мамы были интимные друзья, но к ним домой они никогда не приходили – уходила мама. Потом снова сидела подолгу дома, никуда на ночь не исчезая. А этой зимой встретила Валерия. У себя на работе.
Работает мама в «Лавке художника», расхваливая и продавая картины. Зашел Валерий, ища подарок. Долго выбирал и выбрал очень удачно.
- У вас хороший вкус, - искренне одобрила мама.
- А у вас очень грустный взгляд.
И Валерий попросил телефон. И мама нарушила свое святое правило: на работе игнорировать всех, кто клеится.
Об этом (поддалась обаянию Валерия, удивилась его восприимчивости) она рассказывала раз сто двадцать, умудряясь извлекать все новые и новые подробности.
- Он тебе понравится.
Рита смотрела на Валерия, пытаясь понять, можно ли к нему приложить «нравится – не нравится». В целом, без отвращения, а детально – мамины проблемы. Или удовольствие.
Видимо, удовольствие – Рита все ждала, что Валерий исчезнет. Как до него исчезали все предыдущие, в каждом из которых находилось что-то такое, что делало невозможным не только совместную жизнь, но и редкие ночные свидания.  Но Валерий не исчез, он проявился осязательно. Более того, активно:
- Он хочет с тобой познакомиться.
- А я не хочу. Зачем?
- Затем, что ты моя дочь.
- И что?
- Ничего, но познакомиться придется, - мама была тверда.
 А Рита вдруг почувствовала, что Валерий – «это серьезно» без кавычек.
И теперь сама видела. По маме и ему.
Сидели долго – затормозив на кофе с мороженным, пирожными и снова кофе. Но наконец, Валерий попросил счет.
- В Русский музей я вас (обеим, но глядя на маму) не приглашаю, а на концерт постараюсь уговорить. У меня три билета в Большой зал. Не знаю, как вы, но я там уже тысячу лет не был, поэтому можно считать, никогда. Сегодня там в меню рояль. Пошли?
Мама кивнула, а Рита, мрачно, но беззлобно:
- И под каким соусом?
- Что?
- Рояль.
- Под Бетховена и, кажется, Грига. А вообще-то, я не умею шутить. Рояль, естественно, не подают, его двигают или на нем играют. Если не вдохновляет, пойдемте гулять. Предлагаю прогулку по весне. Дожили, даже не верится.
Они пошли в филармонию. Валерий с мамой под ручку впереди, Рита чуть сзади – и с ними, и сама по себе. Шея у Валерия толстая с глубокой очень заметной складкой-морщиной. И темя блестит. Вот если она сейчас отстанет и исчезнет, как скоро они заметят? Но не отстала и не исчезла – и мама обидится, и ничего от такой глупости уже не изменится. И от чего убегать?
Сели удобно - не близко и не далеко. Рита у прохода, рядом мама, ее коленка вплотную к ноге Валерия. Один раз его пальцы маминой коленки коснулись.
Музыку слушали все. Рита, ощупывая, выключенный мобильник, Валерий с серьезным вниманием, сразу сделавшим его старше, мама, утонув в грезах.  Она устроила свою красивую голову на изящно растопыренных пальцах – будто не удержать, так она полна звуками. Играл лохматый старичок. Неутомимо, проникновенно, смакуя. Заражая этим зал.
Антракт, прогулка по фойе.
- Рита, вы как? Не устали?
- Мы же не бегали.
- Понял! Тогда терпеливо отсидим и второе действие. Если честно, люблю фортепиано. Не романтиков, а кондовую архаику. Банально Баха, Гайдна. Бетховен уже на грани. Но сегодня, как говорится, «зашел». И всегда удивляюсь, насколько живая игра отличается от записей. Как-то тише, обыкновеннее, что ли, и… волшебнее.
 Голос Валерия стал мягким-мягким.  - А ты знаешь, Лена? Я только сейчас понял, кого ты мне напомнила. Ну, когда слушала.
- Кого?
Ответ удивил и Риту, и маму.
- Девушку с кувшином! Которая на камне в Пушкине.
- Я так убита горем? – мама почему-то покраснела.
- Что ты! Но ты сидела совершенно, как она. Очень… антично. Поэтому, не зову, но предлагаю - поехали-ка в следующую субботу в Пушкин!
- В следущую субботу я работаю, Валерочка, – нежно напомнила мама.
- Забыл! Тогда в твой ближайший выходной.
Рите «Валерочка» был неприятен. Попрошу без воркования.
- Рита?
- Конечно. Погуляем по весне.
- Отлично.
После концерта Валерий отвез их домой.
Вышел вместе с ними из машины:
- Спасибо за отличный день. Я думаю, мы сможем.
Он кивнул, сел в такси и уехал.
                ***
- Ну как?
- Спасибо за отличный день.
- Рита! Я серьезно. Как тебе Валерий?
- Ничего. Без противопоказаний. Бывают и хуже. Он что, действительно любит классическую музыку?
- Да. Это странно? Ты же играла на скрипке.
- Не играла, а с твоей подачи училась. И никогда не любила. Это хорошо, что ему нравится рояль, а не футбол. Представляешь, он пригласил бы нас на стадион? А что? Прикольно! Он, вообще, чем занимается?
- У него свой небольшой бизнес.
- Какой?
- Для тебя это важно?
- Мне безразлично.  Курит? Что-то я не заметила.
- Нет.
- Это хорошо.  Наверно, и матом не ругается?
- А ты?! – маму Ритин тон стал раздражать.
- При тебе нет.
- Хватит! Не порти мне настроение.
- Прости, если ты так воспринимаешь. Только я не могу понять, как такое сокровище оказалось в одиночестве? Не курит, свой бизнес, Бетховена слушает. Возраст, конечно минус.  Но с другой стороны, чем старше, человек, тем мудрее. Почему он не женат? Или женат?
- Нет, не женат. Но был. И дважды. А ты что, задалась целью найти в нем недостатки?
- Его недостатки касаются только тебя. А дети у Валерочки есть?
- Взрослый сын. От первого брака.
- Надеюсь, с ним вы меня знакомить не собираетесь?
- Успокойся, не собираемся.
- А я спокойна. Это ты волнуешься. А внуки? Вот со внуком я бы познакомилась, ходили бы вместе в зоопарк. Ты с Валерой, я с его внучком. Прикольно.
- Ты хочешь со мной поссориться? И почему такая враждебность?
- Враждебность?! Никакой враждебности. И радости никакой. Ничего. Если Валерий тебе бесконечно нравится, а ты бесконечно нравишься ему – прекрасно! Считай, что и мне он понравился. Очень приятный дядя.
                ***
Они ездили в Пушкин. Без Риты.
На память о поездке мама привезла «Девушку с кувшином» в бронзовой рамке. На обратной стороне рукой Валерия, ужасным почерком было написано: «Четырнадцатое апреля Новой Эры».
- Это что значит?
- Это значит, что Валерий сделал мне предложение.
- Нормально! А ты?
- А я согласилась.
- Нормально.  То есть, ты выходишь замуж?
- Выхожу.
- И где вы будете жить?
- Не «вы», а «мы». Мы будем жить здесь.
- У него что, нет своего жилья? Бизнес есть, жилья нет… чудеса какие-то. Но почему здесь? Я прекрасно смогу одна. А вы прекрасно сможете там.
- Сейчас он живет у мамы.
- А раньше?
- Это не имеет значения. И потом…
- Что потом?
- Если мне понадобится твой совет, где кому жить, я обязательно у тебя спрошу. Разве тебе не понятны такие простые вещи, Рита? Я до сих пор не верю, что это происходит наяву. Я выхожу замуж! Как я мечтала об этом. Как я мечтала…
Мама захотела поплакать – подбородок ее задрожал, глаза заблестели.
- Мама, перестань! Я согласна, что жениться, когда любишь – естественно. Независимо от возраста. Но где он здесь поместится? Да, спать вы будете на одной кровати! Ради этого люди и сходятся. Но его обувь, одежда, что там у него еще... Ведь, сколько раз ты говорила, что нам здесь тесно! И вдруг Валерий.
Рита с мамой жили в трехкомнатной квартире – заслуга спившегося папы-художника.
- Я не говорила, что нам тесно. Я удивлялась, что из-за твоих всюду разбросанных вещей, квартира кажется тесной. Прихожая забита твоей обувью, всюду твои учебники, грязная посуда горой, постель никогда не убирается, в ванную не зайти из-за…
Рита, морщась, кивала – давай, давай…
- И почему, - мама вдруг убавила громкость, -  я перед тобой оправдываюсь? Выйти замуж – это что, вина? Я понимаю тебя. Гораздо больше, чем ты можешь представить. Вдруг в нашем доме появляется мужчина. Совершенно тебе чужой. И мне еще до конца непонятный. Я сама немного боюсь.  Но это же естественно. И пока других вариантов нет, а как дальше, никто  не знает. Но запомни -  моя любовь к Валерию никак на мою любовь к тебе не влияет. И повлиять не может. Мы все уже взрослые и сможем жить так, что никто никого теснить не будет.
- Выйти замуж - не вина, а для тебя счастье.  И удача – жених с деньгами. Но я? А мои друзья? Они  же не смогут сюда приходить.
- У тебя нет друзей.
- Вдруг будут. А Селезнева?
- Пусть приходит, как приходила.
- Очень ей будет надо! Ладно, закончим. Только последний вопрос – когда свадьба?
- Мы еще не решили.
Потом Валерий пришел к ним в гости.  С тортом, коробкой конфет, пачкой молотого кофе.
- О! Какой красивый пейзаж. – Валерий кивнул на висящую в прихожей картинку. - Отличная вещь! Я правильно оценил, Лена?
- Правильно.
- Это писал мой папа. – Рита смотрела, как Валерий сует свою ножищу в старый мамин тапочек. Почти до середины.
- Он был художником?!
- Да. А разве мама вам не говорила?
- Говорила, что вдова, не более. Мы с ней о прошлом не разговаривали. Ни о ее, ни о моем. Зачем перетряхивать? Прошло и прошло. Мы с вашей мамой беседуем о настоящем и будущем. Смотрим вперед.
- И что там видно?
- А вы разве не знаете? Там не за горами свадьба. Скромная, тихая свадьба без лимузина и оркестра.
- Можете звать меня на «ты».
- Благодарю, я и сам собирался, а то как-то мы держимся на дистанции. Где можно вымыть руки?
После ванной Валерий осмотрел квартиру. В мамину комнату вошел, в Ритину бегло заглянул.
Чай и кофе пили в гостиной.
После чая Рита ушла к себе. Через час вышла с Валерием проститься.
Так он стал у них появляться. Примерно раз в неделю, в один из маминых выходных.  К его приходу мама варила борщ – оказалось, что Валерий любит борщ. Его запах мгновенно пропитывал квартиру. Рита супы терпеть не могла.  Еще мама пылесосила, мыла полы и раковины. И просила Риту убраться в своей комнате. Валерию были куплены шлепки.
- У меня к вам предложение, – сказал однажды Валерий, собираясь уходить. Он никогда не оставался ночевать – для этого они с мамой встречались в отеле. Примерно раз в две недели.
- В качестве свадебного подарка, от которого, между прочим, зависит дата самой свадьбы. Предложение такое – давайте сделаем в квартире ремонт. Вы с мамой дизайнеры, я - обеспечиваю материалами и квалифицированными работниками. Иногда высказываю свое мнение по поводу ваших дизайнерских решений. Как вам это?
Как им это? Неожиданно. И невозможно возразить. Хотя Рите показалось вмешательством.  Но он прав - ремонт в квартире делать нужно. И без всякого Валерия.
- Начнем, когда у Риты будут каникулы. За лето, уверен, справимся. Тогда свадьба в сентябре, а заодно и новоселье.
- Вот это да! – не удержалась Рита. - А вы - человек деловой.
- Да, Рита. Я человек деловой.
                ***
И начались необратимые изменения.
Вначале решить, что сохраняется, что на помойку. То, что остается, самое сердцу дорогое – в коробки, в пленку, и на вывоз. В снятую для мамы и отобранных вещей квартиру. А Риту к бабушке – у мамы тоже есть мама. Она живет в Волхове, куда после сдачи переводных экзаменов в одиннадцатый класс переехала Рита. Перевез Валерий на своей машине. Машина отличная.
Иногда мама к ним приезжала, иногда Рита приезжала в город – выбирать обои, светильники, кафель, новую мебель…
От квартиры остались только стены. Да и они были немного смещены. Перепланировка такая: новая Ритина комната стала меньше, гостиная превратилась в кабинет Валерия, новая комната мамы стала больше. Самая большая. Она же их спальня.
С ремонтом задержались на три недели. Поэтому на три недели каникулы и лето продлились. Свадьба в субботу – 27 сентября, в районном загсе. Со стороны мамы: Рита, бабушка, мамина лучшая подруга Света. От Валерия – его друг Игорь. Еще старше, чем Валерий, казавшийся ровесником бабушки. Мама Валерия на свадьбу не приезжает. Слава богу.
После регистрации ресторан. Затем все разбегаются – мама на брачную ночь, друзья по домам, Рита с бабушкой на такси едут в Волхов. В воскресенье вечером ее заберут.
Так и было. Мама в голубом (еще моложе, волосы еще светлей), Рита в сером, Валерий тоже в сером. И сотни роз. И слезы в самый торжественный момент. У мамы и бабушки. Рита улыбалась, стараясь не попадать в общий кадр. Снимал всех суетливый не по годам Игорь. Изгибаясь, приседая, забегая за спины. 
Как мама неизвестно, а Рита ночью не спала. Она представляла, что будет потом. Храпит Валерий или нет? Будет ли слышна их любовь? Будет ли очередь в туалет? Станет приходить в гости этот Игорь? И как к Валерию обращаться? Раньше можно было никак. А теперь? Дядя Валера?
Рита вспоминала, как жили мама и папа. Пьяный папа в трусах. Папа, ругающий маму. Или громко смеющийся. Папа за работой – краски, грязь, мольберт, обязательная в это время тишина. Иногда целый день. Папины друзья-художники после папиной выставки – шум, дым, хохот. Папины щетинистые поцелуи на ночь.  Или окрик, когда он рисует в блокноте: «Не мешай!». Если Рита все-таки мешала, ее увозили к бабушке. Не к маминой, а папиной: строгая, скучная, постоянно учит. Праздник по поводу того, что папе выделили персональную мастерскую. Шум, дым, хохот. В этой мастерской папу нашли через два дня после наступившей смерти…

Первый месяц был для всех самым тяжелым. Рита, мама и Валерий привыкали.
Не только Валерий, но и Рита с мамой чувствовали себя оказавшимися на новом месте. От старого жилья остались только вид из окон, кое-то из посуды, книги, картины папы и его приятелей. Все остальное было продано (деньги Валерий категорически не взял), выброшено на помойку или подарено бабушке.
Обстановка Рите очень нравилась. Включая посудомоечную машину и повешенный на кухне большой вогнутый телевизор. Дальше приятное заканчивалось, и начиналось трудное.
Самое трудное проснувшись ночью, заснуть опять. А заснуть не получается – мамин медовый месяц продолжается. Со стонами, последующим душем. Тихо из-за стен и закрытых дверей, но все равно слышно.
Также трудным было поменять привычки. Например, спорить с мамой, ходить по утрам в халате. Мама тоже стала выходить из спальни только в халате. А Валерий халат не носил – футболка и спортивные штаны. Пришел, переоделся, поел и в «кабинет» за комп и телефонные разговоры продолжать бизнес. Вроде, как его и нет. А на самом деле есть, находясь своими частями практически везде – на сушилке висели его носки и трусы, в шкафчике стояли его пахучие поливалки, шампунь, бритвенные принадлежности. В стаканчике зубная щетка (Рита следила, чтобы ее и его щетки не соприкасались), висело полотенце-простынь. Имелась кружка Валерия, его место за столом, его полка в шкафу в прихожей.
Рита так и не узнала, чем Валерий занимается.
Она как-то спросила, а он ответил:
- Тебе это будет неинтересно. Не потому, что я скрываю, а потому, что мне и самому неинтересно. Не обременяйся чепухой.
Зато Рита заметила, что Валерий быстро ест, но долго сидит в уборной. И что мама теперь красится, одевается и следит за волосами и ногтями только для него. А раньше для себя и покупателей «Лавки». А как одета Рита, ей все равно – раньше делала замечания, теперь нет. Наверно, не будет возражать, если Рита сделает себе татушку.
Решал у них Валерий. Мама с радостью соглашалась. И разговаривать они могли часами. Сядут на кухне и бу-бу-бу, бу-бу-бу. И маму больше не интересовало, сделала Рита уроки или нет.
Иногда Валерий уезжал. К себе, как он называл, в «логово». Туда ни разу не были приглашены ни Рита, ни мама. Логово находилось где-то за Приозерском.
В логове (или просто на старой даче с отличной баней) Валерий встречался с партнерами по бизнесу. Или рыбачил на резиновой лодке, привозя после рыбалки несколько рыбешек.
А мама дополнительно знала, что Валерий на даче пьет.
- Ты меня хотя бы раз видела пьяным?
- Нет.
- И никогда не увидишь. Я не ангел, и раз в месяц мне просто необходимо. Без ограничений и оглядок, до вырубона. Иначе башка взорвется. И Лена…
- Что?
- Ты лучше мне, когда я уезжаю, не звони. Не хочу, чтобы ты меня пьяным и слышала. Договорились?
Также мама знала, что Валерий может внезапно вспылить или прийти в бешенство. Не просто так, а имея повод. Как было однажды, когда он вылез из машины драться с каким-то идиотом, их опасно подрезавшим перед светофором. Но такое редко, и не в отношении мамы или Риты.
С Ритой Валерий был всегда приветлив и внимателен. Приглашал ее вместе с ними прокатиться по магазинам, погулять, в кино. Рита отказывалась. Он бы с удовольствием с Ритой занялся математикой (паршиво у Риты с точными науками), но она уклонялась:
- Да ладно тебе, мама! Не хватало того, чтобы мы вместе еще делали уроки! Это уж перебор. В математике я и с Селезневой могу разобраться.
                ***
Марина Селезнева Лене не нравилась – костлявая, резкая, цинично-насмешливая. Помимо того, что она имела сильное, без сомнения дурное влияние на дочь, было в ней что-то еще. Очень неприятное и глубоко запрятанное. Что-то, что не хочется даже предполагать, потому что предполагать придется о Рите, а это кошмар.
Раньше эта Селезнева к ним приходила. После того, как Лена вышла замуж, перестала. Но нет добра без худа. Теперь Рита к ней, или вместе с нею, как на веревочке – куда она, туда и Рита. В бассейн, на английский, в литературный кружок. Что может быть лучше? Потом все резко бросалось – Селезневой надоедало или она находила в очередном занятии дефекты. Соответственно, дефекты находила и Рита. Последнее их увлечение – театральная студия.
Субботы и воскресенья Рита с Селезневой просиживала в «Макдональдсе». С кем, неизвестно. Но Лена знала, что мальчика у Риты нет. Не нравились Рите мальчики: ни в классе, ни в школе, нигде.
После Нового года (Рита встречала его у Селезневой) Лена заметила в дочке перемены: Рита замолчала. Не то, чтобы ни слова, но предельно кратко: да, нет, не хочу. И все время о чем-то думает. Или непроницаемо окуталась чувствами.  Раньше они хоть как-то говорили: о школе, фильмах, одежде, Валерии.
Может влюбилась, наконец? Нет, не похоже – никуда, кроме как к Селезневой не убегает, никто ей, кроме бабушки и той же подружки не звонит. Жаль.
И мама Ленина после Нового года заболела. Несколько раз ей было так плохо, что Лене приходилось у нее ночевать:
- Приезжай, я не могу быть одна в таком состоянии.
Валерий, нарушая правила, отвозил.
А так все хорошо, все прекрасно. Не легко, но прекрасно…
Февраль, март, апрель, май. Летом, после экзаменов на юг. Все вместе.
В пятницу вечером, восемнадцатого числа, Валерий уехал на рыбалку–встречу-пьянку. В субботу утром Лена ушла на работу. Рита еще спала.
Вернувшись, Лена была рада, что никого дома нет. Оказалось, что она забыла, как хорошо побыть одной. Просто сидеть в кресле.  Голой после душа, с сырой еще головой, в которой нет мыслей о том, что приготовить на ужин.  Просто сидеть, слушая тишину и перебирая в себе приятное: неутомимые любовные ночи, фортепианные концерты, на которые ее возил Валерий, как ездили в Пушкин.
Взявшись за руки, они бродили по голому парку, радуясь безлюдью, начавшему греть солнцу. Кормили уток и сами грызли сухарики. Долго со всех сторон разглядывали «Девушку с кувшином».
- Нет. На тебя не похожа. А тебе, как специалисту не кажется, что главным недостатком скульптуры является ее безликость? Они все друг на друга похожи, как манекены. Только на манекенах тряпки разные, а эти все даже одеты одинаково. А?
Лена не ответила. Она засмеялась и поцеловала Валерия в щеку:
- Теоретик. Лучше скажи, отчего она так грустит? Неужели из-за разбитого кувшина?
Валерий тоже не ответил. Он осторожно обнял Лену и чмокнул в волосы над ухом.
- А почему ты со мной? Вот так… - она поправила волосы.
- Это как?
- По-настоящему. Мог бы найти себе моложе. И без ребенка. Скажи.
- Почему остановился на тебе, «ища»?
- Да.
- Причин несколько.
- Просвети.
- Первая - возраст. Считаю, что женщина должна быть младше мужчины всегда в определенном соотношении. Дистанция пять-семь лет. Не более. Почему? Потому что при большем разрыве неизбежно возникает непонимание. Или видимость понимания.  Очень молодая женщина при не очень молодом мужчине – тягость. Для обоих.  Вначале, конечно, льстит. Потом настораживает, после все встает на свои места. Тело можно купить, а душу… Вынуть! Шутка. Счастье – это единодушие. Личный горький опыт.
- У нас единодушие?
- Абсолютное! Не перебивай…  Бездетная женщина, если она нормальна, должна хотеть ребенка. По инстинкту. Значит, есть риск стать отцом. Я про себя, как понимаешь. А я не хочу. Ползунки, погремушки, колясочки, песочницы. Могу не хотеть? В пятьдесят-то лет!
- Можешь.
- Тем более, что уже было. Ты веришь в любовь с первого взгляда?
- Нет.
- И я не верил. Пока не увидел тебя. Вот так. Сам себе до сих пор удивляюсь.  Ответил?
- Ответил…
Около одиннадцати (обязательный срок возвращения дочки домой) раздался звонок. Звонила Рита:
- Мама, я сегодня останусь у Марины. Мы готовимся к ЕГЭ.
- А что вы делали днем?
- Днем мы тусовались в центре. Можно остаться?
- Можно.
- Спасибо, мамочка. Завтра утром позвоню. 
Утром она не позвонила. Ясно, что «утро» - понятие растяжимое. Не позвонила и днем, когда утро любого человека должно закончиться. Тогда Лена сделала это сама. И услышала ответ автомата, после которого ее хорошее настроение и радость одиночества окончательно исчезли:
- Аппарат абонента выключен или находится вне действия сети.
Каждый раз (Лена периодически повторяла попытки), все больше нагнетая раздражение. Пока что раздражение: самое простое объяснение – у Риты разрядился мобильный. Но это странно, потому что за тем, чтобы телефон был всегда заряжен, Рита следила с особой тщательностью. Что делать? Позвонить Селезневой и через нее немедленно вернуть Риту домой – ее в магазин, самой начать готовить.
Номера Ритиной подруги Лена, естественно, не имела. Кто может знать? Знать может их классная руководительница. А может и не знать, но попробовать можно.
Лена вошла к Рите.
Так теперь сложилось, что каждый к другому в комнату без особой нужды не заходил. Рита к ним в спальню и Валерию, они, следуя возникшему стилю, к Рите. Встречи и совместные обсуждения происходили на кухне.
Ища дневник, на обложке которого был записан телефон учительницы, Лена нашла иное, заставившее ее забыть о Селезневой, учительнице, обо всем на свете.
В верхнем ящике письменного стола среди ручек, карандашей, заколок, фантиков, резинок для волос лежала толстая тетрадка. Лена ее сразу узнала – старая тетрадь с наклеенным на нее кленовым листом неестественно сиреневого цвета. Они вместе этот лист вырезали из журнала. Когда-то, в младших классах Рита записывала в эту тетрадь «наблюдения за природой», позже «мысли», потом показывать перестала. Оказалось, что ее не выбросили.
Лена улыбнулась, раскрыла, полистала и… в ужасе замерла. Не сразу, но очень скоро. По мере того, как перелистывала и пробегала глазами, чувствуя при этом что делает недолжное. По мере нарастающего понимания.
Понимание такое – Рита ведет дневник! Кратко, но с указанием даты пишет о своих отношениях с кем-то, обозначаемым, как «он». Который не кто иной, как Валерий…
Лену обдало жаром, окатило холодом, наполнило дурнотой.
Снова и по порядку!
«4 февр. Он мне сказал - Люблю! Тихо глядя мне в глаза, когда мама вышла из кухни. И приложил палец к губам сделав «тссс…». Маме низа что не скажу. Или мне показалось?
9 февраля. Валерий – страшный человек. Он может мгновенно менять выражение лица. Быть с мамой серьезным, а мне, когда она не замечает, подмигивать или улыбаться.
21 фев. Сегодня утром, когда я выходила из ванной, а он входил, он чмокнул меня в плечо. Что делать? Мама такая счастливая. Как мне ее жаль!
2 марта. Вчера мама ночевала у бабушки. И мы с ним разговаривали. Просто говорили у него в комнате. Он признался мне, что я ему очень нравлюсь. И сказал такое может быть, что мужчина любит жену и ее дочь. Ему очень тяжело быть в таком раздвоении. Он взял с меня обещание, я согласилась.
12 марта. Он подарил мне духи. Купил на обратном пути из Волхова. Мама там, и  мы снова сидели у него. Он показал мне свою татуировку на спине. Спина у него, как у молодого. Умный человек. 
18 марта. Сегодня, когда мама еще не пришла с работы, он вдруг спросил читала ли я «Лолиту». На до будет прочесть.
24 мар. Мы выш… (запись другим цветом) и он сказал: «Хочу тебя! Но не бойся, без твоего согласия пальцем не трону!» Целый день я думала об этом. В школе ничего не понимала»
Дальше Лена читать не смогла: дрожали руки, мешали слезы и громко кричало сердце:
- Помогите!
На кухне, после стакана воды и еще чего-то Лена продолжила. «Погладил…», «предложил…», «устроит в театральный и будет оплачивать учебу…», «клялся, что…», «его горячие губы…», «…в него влюбилась» …
Как же я была слепа! Сотни мелочей, сотни!
Смысл последней записи - на прошлой неделе Валерий пригласил Риту к себе на дачу. Уедет, в субботу утром вернется и заберет на Финляндском вокзале, и они поедут к нему. И оба вернутся так, что «мама ничего не узнает». Она раньше, он, как всегда, вечером.
Сегодня вечером, как ни в чем ни бывало. Неужели это не сон?!
Лена набрала Валерия.
- Аппарат абонента выключен или находится вне действия сети.
Неужели я не сплю! Господи, сделай, чтобы этот ужас оказался сном, и разбуди меня!
В перерытом столе дочери Лена нашла маленькую коробочку французских духов. Господи, разбуди!
Не было сил думать, злиться, ревновать. И больше не хотелось метаться по квартире. Сесть и неподвижно сидеть в тяжелой черноте, дожидаясь возвращения Риты. Чтобы? Чтобы спокойно все выяснить. Спокойно выяснить. А потом его убить!
 Около восьми приехал Валерий.
- Всем привет! – крикнул он с порога. Разделся и вошел на кухню.
- Что с тобой, Лена?
Лицо как всегда спокойное, глаза не бегают. Но хмур.
«Он страшный человек!»
- Со мной ничего.  А с тобой?
- Голос у тебя… Со мной тоже ничего, если не считать вот этого.
И Валерий показал перевязанную кисть:
- Пить не умеет, дурачок, но я его научил.
- Кого?
- Ты все равно не знаешь. Все! Больше никаких терок и пьянок на даче! Леночка, не могла бы ты обработать?
Для руки, порезанной ножом, нужны перекись, йод и бинт.
- Да что с тобой, Лена?
- Голова раскалывается. Пойду к Ритке, полежу у нее.  Ты уж сам с ужином.
- А где она?
- У подруги, к экзаменам готовится. Или с мальчиком на свидании.
Лицо не дрогнуло, как было - спокойное, немного усталое:
- Давно пора. Гормоны вещь опасная.
«Он страшный человек!»
Лена лежала на Ритиной тахте и ждала. Каждые пять минут слыша:
-  Аппарат абонента выключен или находится вне действия сети.
Позвонила маме:
- Рита не у тебя?
- Нет. А что случилось?
- Телефон у нее разрядился.
- Какой телефон?
- Прости, потом.
Потом лежала, тихо скуля. Представляла жуть: попытку насилия, драку, само насилие… Задушил и в озеро с камнем на ногах. Ночью, когда весь мир спит. Господи, разбуди!
Около полуночи измученная Лена отключилась.
                ***
В шесть утра понедельника она тихо, почти на цыпочках вышла из квартиры и помчалась к подруге. Той самой, которая была на свадьбе. Не к подруге,  ее мужу - какой-то чин в ФСБ.
- Он убил ее! Изнасиловал и бросил в озеро! Как вы не понимаете! Олег, помоги!
- Успокойся, Лена. Это твое воображение.
- Воображение?! А дневник! Почитай внимательно эту мерзость. И рука порезана! Черт с ней, с его рукой! Рита где? Где?! Где моя Ритка? Найдите ее! Еще одну смерть я не переживу!
Истерика, нечем дышать.
- Успокойся, разберемся. 
Разобрались – днем, после того, как выяснилось, что в школе Риты нет, с Севастьяновой не встречалась, Валерия из его офиса вежливо забрали, пригласив «приехать к ним».
После школы и аптеки (корвалол) Лена пошла домой. Ждать. Ждать, ненавидя квартиру, мокрый снег за окном, свое бессилие. Плакать, когда от страха слабели ноги – сейчас позвонят и сообщат.
Звонили. Мама:
- Леночка, что у вас случилось? Ты вчера так странно говорила. У тебя все нормально?
- Не знаю, мама. Прости, сейчас не могу с тобой разговаривать, мне должны позвонить. Потом все объясню.
- Я же чувствую, Лена! Что случилось?
- Рита тебе не звонила?
- Что-то с Ритой? Вы поссорились?
- Мама, потом…
Опять! Номер незнакомый. Вот!
- Да, я слушаю… - сердце сжалось, воздуха не хватает.
Позвонили из отделения, где находился Валерий. Голосом без интонаций попросили подъехать и взять ключи от дачи, адрес выяснили.
- По закону мы не имеем права ее осмотреть. Но вы, как супруга, можете.
- Он сознался?
- Пока что мы беседуем.
- Но он же…
- Успокойтесь.
Такси, которое тащилось черепашьим шагом, дежурный за стеклом, переданная связка ключей и листок с адресом. На том же такси домой переодеться – обязательно резиновые сапоги искать у озера. И слушать по дороге:
- Аппарат абонента выключен или находится вне действия сети.
Что было бы, если бы Лена помчалась к Валерию на дачу, неизвестно. Она уже собиралась убегать, как щелкнул дверной замок…
 В квартиру тихо вошла Рита. Живая, со школьным рюкзачком на спине. Бледная.
- Рита! – радость вдребезги разбила напряжение и страх. Лена даже засмеялась. Но потом сразу отрезвляющее удивление. – Ты где была?
- Я… - на мгновение лицо Риты стало детским. И перестало, приняв жесткую непроницаемость. – Я была у бабушки.
- У какой бабушки?! Что ты говоришь?! Я ей звонила! Где ты была?
- У бабушки Нины.
И Лена вспомнила, что на свете существует еще и ее бывшая свекровь.
- А… а что ты у нее делала?
- Ничего. Просто навещала. А что?
- А Селезнева?
- Я не хотела, чтобы…
- Нет! Ты была с Валерием!
На мгновение в лице дочери что-то изменилось - что-то вроде довольной улыбки.
- Можешь проверить.
- Я нашла твои записи.
- А ты знаешь, что чужие записи читать нельзя? Мало ли что. Пишу (Рита все-таки не выдержала и улыбнулась), что хочу. И о ком хочу. Зачем ты читала?
И тогда Лена поняла.
Она больше ничего у Риты не спрашивала. Стояла перед ней и смотрела, изумляясь жестокости и изощренности.
- Ненавижу… - прошептала Лена.
- Мама, я же…
- Ненавижу! Ненавижу! – шепот перешел на крик. – Не-на-вижу!
Видеть дочь Лена в эту минуту не могла. Как была - в куртке, свитере, резиновых сапогах вошла в спальню и заперлась. Там, начиная мелко трястись,  села на пуфик, его, не чувствуя – только пустота и колючий ветер внутри, пустота и ветер, сметающий остатки ее прежней жизни. Такой нелегкой, но счастливой…
Над их кроватью между светильниками висела картинка. Та самая, в бронзовой рамке: на холодной гранитной глыбе Девушка в вечной печали, и осколки кувшина, который никогда уже не будет наполнен. Ничем…