Казахстан. Мамины воспоминания часть 4

 Тубдиспансер.
С Тубдиспансером и будет связана вся моя семилетняя жизнь в Семипалатинске.
Расположен он был почти рядом со зданием Облздравотдела, на этой же улице Белинского. Как оказалось, я была не первым врачом, прибывшим в Семипалатинск по распределению после окончания различных медицинских институтов страны. Прежде, чем распределять их по различным учреждениям города и области,  для них было создано общежитие в пустующем после ремонта здании стационара для больных туберкулёзом.
В тубдиспансере меня встретила сестра-хозяйка и проводила в общежитие. Оно состояло из двух смежных комнат на втором этаже здания. В первой, проходной комнате, кроватей не было, стоял большой стол, на одном краю которого стояла посуда, кастрюли, тарелки. Во второй комнате стояло пять или шесть кроватей. Сестра-хозяйка показала мне мою кровать и предупредила, что бельё на ней чистое. Ещё сказала, что я могу сходить на кухню и получить там обед и ужин, на кухне о моём прибытии предупреждены. Посудой можно воспользоваться той, что стоит на столе. Показала, где находится кухня – тут же во дворе в одной из деревянных построек. На кухню я пошла с одной из кастрюль, прикрыв её алюминиевой миской. Встретила меня не очень приветливая, средних лет женщина. Мой приход её не удивил. Она предложила мне получить обед и ужин и на двух других постояльцев, живущих в общежитии. Обед состоял из густого супа, а на ужин предназначалась отварная картошка в мундире.
Ближе к вечеру в общежитии появились и те двое постояльцев. Ими оказались две девушки, окончившие в этом году какой-то Медицинский институт. Не помню, в каком городе, но не в Ленинграде. В настоящий момент обе они специализировались, одна по отоларингологии, другая по акушерству и гинекологии. О своей дальнейшей судьбе они пока ещё точно не знали.
 Подогрев на электроплитке принесённый мною суп, мы вместе поели из стоявшей на столе посуды. Потом одна из девушек сходила на кухню за тёплой водой, и мы вымыли посуду.
В доме не было никаких удобств, ни водопровода, ни канализации. Умывались над тазиком, поливая себе из кружки. Туалет был во дворе. Все эти неудобства нам, привыкшим к удобствам в городе, не казались чем-то удручающим, скорее мы их воспринимали как определённую экзотику.
На следующий день был выходной, и девушкам никуда не надо было идти, мне тоже. Неожиданно к нам пришла представительного вида женщина в белом халате. Пройдя по комнатам с хозяйским видом, сказала, что пришла посмотреть, как мы поживаем. Увидев меня, поинтересовалась, откуда я и что заканчивала. Узнав, что я педиатр, очень оживилась и сказала: «Нам педиатр нужен! Наш педиатр Новопашенная уже престарелая женщина, всё время жалуется, что ей трудно работать одной». Она решительно заключила: «Завтра же пойду в Облздравотдел и похлопочу, чтобы вас направили на работу к нам». По её манере держаться и уверенности, что ей всё по силам, я подумала, что это или главный врач или заведующая отделением. Но девушки, уже знакомые с ней, пояснили, что это старшая сестра Тубдиспансера Анна Георгиевна Устюжанина. Позднее я поняла, почему ошиблась. Дело в том, что главный врач тубдиспансера Елизаров Валерий Николаевич, уже довольно пожилого возраста, был очень хорошим специалистом – фтизиатром, но очень плохим администратором, нерешительным и каким-то тихим. Все вопросы в его учреждении решали три очень решительные, деловитые и внешне представительные женщины: старшая сестра тубдиспансера Анна Георгиевна Устюжанина, старшая сестра стационара Зинаида Ивановна (не помню её фамилию) и заведующая взрослым отделением тубдиспансера Тыжнова Екатерина Евменовна. Они главным образом и решали все вопросы. К тому же Анна Георгиевна была ещё и секретарём парторганизации тубдиспансера, что играло немалую роль в её действиях и уверенности в своей правоте.
На следующий день я вместе с Анной Георгиевной направилась в Облздравотдел. Сначала зашли в отдел кадров. Как видно, Анне Георгиевне было удобнее обратиться со своим предложением к знакомому кадровику, чем сразу к Кислициной. Начальник отдела кадров, несимпатичный старик, сначала категорически отказывался идти к Кислициной с ходатайством о зачислении меня в штат врачей тубдиспансера. Анна Георгиевна была настойчива, требуя от него хотя бы одного подтверждения о наличии свободных врачебных ставок в штате. Напористость Анны Георгиевны победила, и мы отправились втроём в кабинет зав. Облздравотделом.  Реакция той на наш визит, на доводы была очень бурной с упрёками, что ей мешают выполнять распоряжения Минздрава Республики. Но поскольку обстановка в бухгалтерии не изменилась, и следовательно отправить меня в район у неё не было возможности, она согласилась оставить меня временно в Семипалатинске в распоряжении Облтубдиспансера в качестве стажёра на специализацию по туберкулёзу. И как оказалосьа в дальнейшем эта специальность фтизиатра стала моей специальностью на всю оставшуюся жизнь.
Получив в Облздравотделе выписку из приказа, мы отправились с Анной Георгиевной обратно в тубдиспансер. Она представила меня главному врачу Елизарову Валерию Николаевичу, потом провела в Детское отделение тубдиспансера и познакомила с заведующей детским отделением Новопашенной Капиталиной Николаевной. Она произвела на меня впечатление добродушной старушки, которая очень радушно меня встретила и сразу стала вводить в курс работы.
У меня было теперь рабочее место, пусть пока временно, но я была довольна. Пройдя специализацию, я не буду подлежать отъезду в аул Кизил-Кисек, который был уготован мне Кислициной. На радостях я помчалась на почту и отправила маме в Ленинград ту злополучную телеграмму, о которой писала. Жильё тоже пока было. В общежитие наше прибыли ещё два врача. Врач Сабилев Александр Семёнович и врач Котляр Полина. Саша, как стали мы называть Сабилева, постарше меня, производил впечатление такого простачка, русского мужичка. Он закончил Санитарно-Гигиенический факультет не помню, в каком городе, но не в Москве и Ленинграде, и прибыл в Семипалатинск уже с назначением на должность санитарного инспектора, так что сразу стал работать в помещении Облздравотдела.  Жить ему пока было негде и его поселили в нашем общежитии в проходную комнату, которая была у нас чем-то вроде столовой. Ему поставили кровать, а нам пришлось ходить через его комнату, что создавало определённое неудобство. Особенно было неудобно его тревожить в вечерние часы, а он рано заваливался спать, когда мы отправлялись на улицу в туалет. Чтобы лишний раз не беспокоить его, мы выходили вместе, поджидая друг друга. У нас это называлось, «пошли смотреть на Луну». Вторая новенькая – врач Котляр Полина, окончила Первый Медицинский Ленинградский институт. Она пережила блокаду, не поехав в эвакуацию с институтом, в котором училась до войны. Родители её погибли в блокаду, а она осталась совсем одна. Она была старше меня на несколько лет, но казалась мне какой-то беззащитной и угнетённой, и мне всё время хотелось как-то её подбодрить и успокоить. В общем, я опекала её, как могла. У некоторых сотрудников тубдиспансера даже возникла мысль, что мы с ней сёстры и после её отъезда меня даже спрашивали, где же моя сестричка. Внешне мы и вправду были как-то похожи, хотя по национальности она была еврейка. Полине Котляр тоже было предназначено ехать в аул, но, очевидно, по той же причине, что и меня, временно оставили в Семипалатинске на специализацию по туберкулёзу. Тубдиспансер определил её место работы во взрослом отделении. Багажи наши всё ещё оставались в камере хранения железнодорожной станции. Обратились за помощью всё к той же Анне Георгиевне. Та адресовала нас к завхозу тубдиспансера, в распоряжении которого была лошадь, и тот быстро организовал нам поездку на станцию Семипалатинска. К нам присоединился и Саша Сабилев. Наш багаж – две корзины, моя и Полины, чемодан-сундучок Саши привезли в наше общежитие. Правда, помня, что мы временные жильцы, мы с Полиной не торопились распаковывать свои корзины и, чуть-чуть распоров обшивку, потихоньку вытаскивали оттуда необходимое нам в настоящий момент. И так, в общежитии нас находилось пять человек, и мы все продолжали получать обеды на кухне тубдиспансера. Обычно за обедом приходилось ходить нам с Полиной, приходили мы с работы раньше всех, ведь наша работа находилась рядом с общежитием. Полина всегда просила, чтобы к поварихе с просьбой отпустить нам обед обращалась я, по-видимому, она боялась её неприветливости.
В дополнение к этим обедам мы, конечно, покупали себе на базаре ещё кое-какие продукты. По-видимому, с продуктами в то время в Семипалатинске были сложности. Я сужу об этом, сейчас  вспоминая отдельные эпизоды нашей тогдашней жизни. Вспоминаю, как радовались мы, когда кто-нибудь возвращался с работы с каким-нибудь деликатесом. Чаще всего это была калбаса, которую приносила врач, специализирующаяся по ларингологии в Медсанчасти мясокомбината, расположенного на другом берегу Иртыша в Жана-Семей. Саша Сибилёв, работающий санинспектором, тоже, очевидно, мог кое-что доставать. В памяти сохранился тот момент, когда он принёс солёную брынзу и учил нас, как лучше её есть, вымочив предварительно в воде.
Запомнилось ещё наше общее увлечение жареными семечками подсолнечника. Их на базаре было достаточно, и они были доступны нам по цене. И мы увлечённо щёлкали семечки в длинные вечера, удивляя тех, кто приходил нас навестить горой шелухи.
Были у нас трудности бытового характера. Стало не хватать на всех тарелок. Саша, приходивший с работы позже всех, чаще всего оставался без тарелки и очень сердился. Я торопилась быстро поесть и сходить за тёплой водой, вымыть посуду. Однажды Саша заметил это и сказал, что несправедливо, что всегда мою посуду только я, а Полина «лодырничает». Это хотя и смутило Полину, но ничего не изменилось. Такая уж была Полина, очень медлительная и неуклюжая. Однажды она сказала: «А знаешь, в блокаду я тарелки вообще не мыла. Поем супчик, тщательно выскребаю тарелку, потом переверну вверх дном на плитку-буржуйку, да ещё под неё и ложку подсуну, чтобы не пылилась».
У неё с собой в багаже было довольно много посуды. Ведь она уезжала из дома, и там никого не оставалось, вот и взяла она всё, что поместилось. Однажды, когда чистых тарелок уже не осталось, чтобы не занимать последнюю, которую мы решили всегда оставлять для Саши, Полина засунула руку под обшивку корзины и, не нащупав ничего подходящего,  вытащила пластмассовую селёдочницу, но довольно глубокую, и решила есть суп из неё. Полина была фаталисткой. Она считала, что ей уготована судьба неудачницы. Из двух возможностей всегда выбирала худший вариант. В доказательство своей версии она всё время, во всём, что с нами происходило, сравнивала меня с собой, уверяя, что мне достаётся лучший вариант. Каково же было её недоумение, когда на вопрос, какой из районов лучше, тот, куда посылали меня или её, ей ответили, что оба одинаковы.
Моё обучение туберкулёзу проходило успешно