Белалакая, любовь моя...

   
   Третий день подряд по крыше палатки стучали тяжелые капли дождя, иногда учащаясь до сплошного ливневого шума, иногда стихая.
   Вылезать из спального мешка не хотелось, но Громов пересиливал себя и по мокрой, чавкающей тропе шел к костру.
  Дежурные там уже приготавливали кашу с тушёнкой и чай, и Андрей наскоро проглатывал завтрак, а потом с полчаса сидел на бревне, наслаждаясь теплом костра и сухостью под ногами: опытный горный восходитель Шура Легостаев натянул над полянкой огромный тент от собственного автомобиля, чем спас дежурных да и всех остальных от грязи и прочих неудобств.
  Рядом шумела река. Еще совсем недавно она была небольшим и чистым ручейком, а сейчас в ней стучали перекатываемые водой камни, и желтая, грязная пена медленно подползала к очагу.
  «Сегодня перед отбоем надо будет перенести костер и палатку с продуктами повыше, - подумал Андрей. – От такой погоды можно ожидать всего»
  - Будите народ, - приказал он дежурным. – Слишком долгий сон является причиной малокровия и излишнего веса. И может случиться так, что на восхождение мы не сможем пойти именно поэтому.
  - Димыч, ты бы не мог пошутить хоть чуть-чуть повеселее?- отозвалась Тоня Дуброва, ходившая с ним в горы уже в течение многих лет.  – С годами ты становишься мрачным меланхоликом.
  - Ладно, старуха, не ворчи, - остановил ее Андрей, зная, что любую тему разговора его подруга может развивать до бесконечности. – Побалуй сегодня народ растворимым кофе с печеньем на обед, а на ужин сообрази что-нибудь повкуснее, чем твоя любимая каша с говядиной.
  - Слушаюсь, командир, - невесело согласилась Тоня. – Напеку им походных блинов и открою пару банок сгущёнки.
  - Три банки, - поправил её Андрей.- Каждой связке по банке. Ну, а я пошел в альплагерь. Узнаю прогноз погоды на ближайшее будущее.
  Альплагерь был всего в трех километрах от того места, где они разбили свои палатки. Там работал старшим инструктором его давнишний друг и земляк Толик Ноговицын. Погода достала и его, и со скуки он весь день гонял по спортплощадке альпинистов -новичков и заставлял их вязать горные узлы.
  Но сегодня Андрей пришел в альплагерь слишком рано и нашел своего друга в кабинете директора, читающим Джека Лондона.
  - Ну, как там насчет погоды? – вместо приветствия спросил его Андрей.
  Толик, не отрывая глаз от книги, щелкнул тумблером рации, стоявшем на столе, и сонный женский голос произнес: «В течение ближайших трёх суток изменений в погоде не предвидится…»
   Андрей потёр зачесавшуюся переносицу и зло сказал:
  - Слушай, Толик, а, может, плюнуть на эту погоду и начать восхождение? Я же на этом маршруте каждый камешек вдоль тропы знаю. Снаряжение и одежда у нас отличные, народ, в основном, подготовленный
  - Не советую, - мрачно ответил инструктор. – Ты, вероятно, со скуки забыл про многие обстоятельства. Во-первых, и тропу, и все твои камешки занесло снегом, который три дня без передыха идет в горах. Во-вторых, как тебе известно, по пути к подножью вершины надо форсировать три речки, которые мы раньше по камушкам перепрыгивали. А сейчас через них надо наводить переправы, на что у тебя уйдет часа четыре, не меньше. Так что заночевать тебе придется на склоне, а там вас занесет снегом так, что откапываться придется тоже очень долго. Твой подготовленный народ вымотается так, что вы и в пять суток не уложитесь. Ну, и, наконец, в-третьих: контрольно – спасательная служба просто не выпустит тебя на восхождение в такую погоду.
  - Вот с этого и надо было начинать, - пробурчал Андрей.
  Обратный путь в свой лагерь он решил пройти верхом, по лесной тропе. В лесу пахло грибами и сосновыми шишками. Выйдя на зеленую полянку, Андрей присел на валун и посмотрел в сторону хребта, укрывшегося сейчас густой пеленой туч.
  - Ну, Белалакая, любовь моя, открой личико, - вслух попросил он.
  В ответ на его просьбу еще сильнее пошел дождь. Андрей натянул на голову капюшон и пошагал вниз, где уже виднелись их палатки.
  В лагере было тихо и безлюдно. Только на кухне сидела одна пригорюнившаяся Тоня и чистила картошку.
Ни о чем его не спрашивая, она сама сообщила ему новость:
  - Из аула Азамат приезжал, молоко привёз. Говорит, что на неделе хорошей погоды не будет. Наверное, придется возвращаться домой, не солоно хлебавши.
- Не паникуй, - строго прервал её Громов. – Кроме Азамата и метеостанции есть еще непредсказуемая высшая сила, которую наши бабушки зовут Богом… Налей мне чашечку кофе, и на ужин меня не ждите.
- А как же блины?
- Твои чудные блинчики я попробую после горы. А пока буду беречь форму.
  Лишь только начало смеркаться, он залез в палатку и нырнул в охолонувший спальный мешок. Послушал по транзисторному приемку новости, записал в дневник похода события нынешнего дня: сведения о погоде, меню завтрака, обеда и ужина и подробности своего посещения альплагеря.
Он уже закрыл глаза, чтобы, ни о чем не думая, провалиться в сон, как услышал у палатки чьи-то шаги. Потом раздался звонкий девичий голос;
- Андрей Вадимович, вас можно на минутку?
  Он сразу вспомнил эту девушку, которая была в его группе новичком.
  Дело в том, что все альпинисты обращались друг другу только на ты, а руководителя называли коротко и по-свойски: «Димыч». А тут на площади у вокзала Минвод, когда уже все сели в зафрахтованный микроавтобус, то услышали:
 - Андрей Вадимович, разрешите мне за минерлкой сбегать. Я быстро!
  Все рассмеялись, услышав такое обращение, а девушка растерялась и жгуче покраснела.
  Тогда он не удосужился спросить её имя, а потом и вообще забыл о том, что она существует.
  Андрей расстегнул полог палатки и приказал:
 - Давай, ныряй сюда!
  Девушка явно колебалась исполнять его приказ, и тогда он сказал еще строже:
 - Залазь, я тебе говорю! Нечего под дождём мокнуть, а потом всю эту сырость мне в палатку заносить!
 Теперь девушка послушалась его и присела у самого входа.
- Снимай пуховку, - продолжал командовать Громов, - и повесь её на крючок на стойке. Тебя как зовут?
 - Иванова, - чуть слышно ответила она. – Из города Иванова.
 - Ясно, имени у тебя нет. Так и буду называть тебя: Иванова из города Иванова. Так по какому вопросу ты пришла ко мне, Иванова?
 - У меня отпуск заканчивается через неделю. А девочки говорят, что погоды еще долго не будет. Можно, я завтра уеду домой7
 - А что, отпуск никак нельзя продлить? Утром сочиним телеграмму, заверим её подписью старшего инструктора альплагеря и печатью, и по погоде пойдём на гору. Ты сколько готовилась к этому восхождению?
 - Считай, два года – грустно сказала Иванова. – Только отпуск мне не продлят. Я работаю на номерном заводе, где каждый человек на учете.
 - Ясно, - посочувствовал ей Андрей. – Номерной завод это тебе не арбузная лавка.
  Девушка вдруг рассмеялась:
 - А вы добрый человек, Андрей Вадимович. Сразу меня поняли…
 - Это у тебя первая гора? – остановил он её, чтобы она, чего доброго, еще не расплакалась.
 - Нет, что вы! – вырвалось у неё радостно, - я уже почти все кавказские перевалы прошла и на Эльбрус поднималась. У нас на заводе крепкая секция альпинистов. Только в этом году они на Памир собрались, а у меня… денег не хватило. Я ведь простой чертёжницей работаю, зарплату получаю совсем маленькую. А на Памир надо на самолете лететь.
 - Ладно, Иванова. Ты посиди еще, погрейся. А я буду думать, как тебя в Минводы на поезд доставить и билет обратный поменять на завтра.
 - А можно я вас еще о чём-то спрошу?
 - Спрашивай, Иванова, спрашивай. Я, как великий Гай Юлий Цезарь, могу делать сразу несколько дел: думать, писать и одновременно есть Тонины блинчики со сгущенкой.
Девушка снова рассмеялась:
 - Я про Цезаря тоже это читала. Только мне что-то не верится.
 - А тебе, случайно, не верится, что завтра, когда ты будешь трястись на минводском автобусе, тучи расступятся, и мы уйдем на Белалакаю?
 Девушка посмотрела на него широко раскрытыми удивленными глазами:
 - А что, такое может быть?
 - Запросто! Природа, Иванова, непредсказуема, хотя мы делаем вид, что знаем о ней всё.
  Девушка вдруг придвинула свое лицо к его щеке и сказала громким шепотом:
 - А вы знаете, я тоже так думаю. И еще я верю в чудеса. В первый день, когда пошел дождь, я гуляла на речке и нашла там в скале маленький грот. Даже не грот, а небольшое углубление, где может поместиться только сова или, скажем, кошка. И вот я положила туда букетик цветов. зажгла там свечку и стала молиться, чтобы была хорошая погода…
- Ты веришь в Бога?
- Нет, что вы! Просто я знаю, что если ты очень чего-то захочешь и будешь долго просить, чтобы это сбылось, то оно обязательно сбудется. И еще я знаю, что нельзя делать людям плохое. Вот, например, совсем недавно я полюбила женатого человека и подумала…
  Она внезапно замолчала и потянулась за курткой.
- Нет, ты скажи, о чем ты подумала, - резко сказал Андрей, придержав её руку.
- Не скажу, - отрывисто ответила она.
- А я-то думал, что ты будешь со мной искренной до конца… Когда мне хотят сказать что-то важное и сокровенное, я считаю это признаком доверия ко мне. И всегда радуюсь этому. Но если человек начинает говорить мне о своей  тайне, а потом вдруг отказывается от своего намерения значит, он не хочет довериться мне, потому что я этого не заслужил… И мне становится очень обидно…
- Ладно, я скажу, только вы не смейтесь... Я подумала: вот мы с этим человеком сейчас всё время вместе. Вместе у костра сидим, песни хорошие слушаем, едим чуть ли не изо одной миски, на гору пойдем рядышком… А его жена где-то там одна скучает по нём, может, даже плачет по ночам… И тогда я сказала себе: «Наташка, даже думать не смей о нём. Ты этим самым всем плохо делаешь, и ей, и ему, а, главное, себе… ».
- Ну, вот, я, наконец, узнал твоё имя. И еще узнал, что ты очень интересный и красивый человек… Ладно, иди собирать рюкзак… Завтра утром тебя отвезет на автостанцию, точно к  автобусу Шура Легостаев. По-моему, ты в его связке должна была идти на гору. Кстати, передай ему сейчас мою просьбу, чтобы он перенес кухню чуть повыше…
  Девушка торопливо выскочила из палатки из палатки, оставив свою куртку висеть на крючке. От нее исходил какой-то удивительный запах свежести и лёгких духов. Андрей глубоко вдохнул его, закрыл глаза и тут же уснул.

  Разбудила его тишина. Капли дождя больше не стучали по крыше, стих ветер, понуждавший раньше скрипеть старую сосну, стоявшую у палатки, и только неизвестная ему птица негромко попискивала невдалеке.
  Андрей откинул полог палатки и увидел над собой голубое небо и удивительно яркий диск солнца, встающего из-за гор.
  «Намолила-таки Иванова хорошую погоду! - радостно подумал он. – Мы идём к тебе, Белалакая!»

  Восхождение на вершину одного из самых сложных пиков Большого Кавказа было трудным. Но группа Громова работала слаженно, не жалея сил, и через двое суток, преодолев бурные потоки и снежные заносы, они стояли на верху горы и кричали дружное «Ура!». Потом разбрелись по узенькой площадке, делая фотоснимки прекрасных видов, открывшихся перед ними внизу и сочиняя записки, которые надо было оставить на вершине.
  Андрею захотелось увидать, как чувствует себя в этой необычной обстановке новенькая, и он отыскал взглядом Иванову. Она сидела на небольшом выступе скалы с ледорубом в руке и задумчиво смотрела вдаль. И тогда он с улыбкой подумал: «Будь я художником, я бы обязательно написал картину «Влюбленная альпинистка на вершине Белалакая»

   В Москву они приехали вечером. Расставание на перроне Курского вокзала получилось суматошным и быстрым. Все куда-то спешили, а Иванова вообще выпрыгнула из вагона первой и умчалась, махнув  на бегу рукой: ее поезд до Иванова уходил через полчаса с другого вокзала.
  Андрея встречала жена. Она сразу у дверей вагона взяла его под руку и повела по перрону, словно послушного пёсика.
- Ну, как ты? – спросил он больше из вежливости, так как знал, что у его жены в жизни всегда всё хорошо.
- Прекрасно! – громко воскликнула она, словно желая, чтобы все на вокзале знали о ее благополучии. – В субботу была у Братковых на юбилее Ивана Семёновича. Его проводили на пенсию, и теперь должность замминистра свободна. Но тебя он точно рекомендовать не будет. Знаешь, что он сказал про тебя после третьей рюмки? Привожу дословно: «Человек, свихнувшийся на горах, не может быть хорошим специалистом в нашей сфере». А, вообще, было очень весело.
И Андрей с улыбкой вспомнил, как Иванова таинственным шепотом сказала ему тогда в палатке: «А его жена где-то там одна скучает по нём, может, даже плачет по ночам… »
  И тут вдруг его поразила мысль, заставившая его застыть на месте...
 - Что с тобой, Андрюша? – удивилась жена.- Ты что-то забыл в вагоне?
 - Да, да, - ответил он, спотыкаясь на каждом слове, - мне показалось, что я забыл там солнцезащитные очки, но, оказывается, они у меня во внутреннем кармане..
  Он говорил эти пустые, ничего не значащие слова, а всё внутри него кричало:
«Какой же я остолоп! Ведь из всех наших мужиков женат только я! Значит…»
  Жена перебила его мысль:
- Давай поторопимся. Нам надо собраться к завтрашнему дню на дачу. Без тебя там всё пришло в полный разор: вода из колонки не течёт, электричества нет, вёдра прохудились…

  Спустя ровно пятьдесят лет Андрей Вадимович Громов приехал в Домбай. Впервые после того восхождения на Белалакаю.
  На том месте, где стояли их палатки, теперь громоздились отели с ресторанами, меж них ютились лавчонки и шашлычные. К канаткам тянулись очереди торопящихся куда-то людей, гремела чужая музыка, зазывно орали экскурсоводы.
  Всё это было для Андрея инородно и непонятно, хотя совсем рядом стояли величавые и суровые горы, те самые горы, которые он любил больше всего на свете. А вдали, как всегда сияющая своей вечной белизной, виднелась Белалакая…
  Но люди словно не замечали этой красоты, увлеченные музыкой, взлетом к небу в удобных кабинах, яркими огнями витрин и шашлыком.
  С трудом пробравшись через скопище торговых рядов, он вышел к реке и сразу нашел место, где находилась их походная кухня. С болью в душе он заметил, что русло сейчас захламлено корягами, а на берегу пестреют многочисленные кучи мусора. Раздвигая палочкой ветки кустарника, он прошел вверх по течению, внимательно вглядываясь в противоположный высокий берег и, наконец, увидел то, что искал: миниатюрный грот в скальной породе.
  «Вероятно, это единственное, что осталось нетронутым в дорогих для меня местах», - горько подумал он, и ему даже показалось, что внутри грота мерцает огонёк. И тогда он вдруг заспешил, пробираясь сквозь колючие заросли, опять к торговым рядам. Подойдя к киоску, где торговали всякой всячиной, называемой курортными товарами, он спросил толстую скучающую продавщицу:
- У вас свечи есть?
- Только тонкие, для дней рождения, - лениво ответила она.
- Дайте мне с десяток, пожалуйста.
- У нас только в упаковке, пятьдесят штук.
- Хорошо, давайте упаковку.
  Вернувшись к гроту, Громов быстро разулся и перешел речку. Вода была ледяной, но он словно не ощущал этого. Он был снова молодым и рисковым альпинистом, которого товарищи называли «Димычем», чтобы прибавить ему авторитета в глазах новичков.
  Он едва достал рукой до отверстия в скале и невольно подумал: «А как этой пигалице Ивановой удалось тогда поставить туда свечу?»   Но долго размышлять об этом ему не позволяла ледяная вода, он с трудом прикрепил в гротике сразу всю пачку свечей, перехваченных резинкой, и достал из кармана зажигалку…
  Потом он сидел на камне напротив этой едва заметной дыры в скале, смотрел на яркий огонь внутри её и думал. О прошлом и настоящем, о радостном и печальном, о близком его душе и далёком от её стремлений…
  «Иванова сказала мне тогда, - вдруг вспомнилось ему, - что, глядя на этот огонь в холодной и темной скале, надо чего-то очень сильно захотеть, и твое желание обязательно сбудется. Как сбылось её заклинание о хорошей погоде. Так вот я очень хочу, чтобы ты, Иванова из города Иванова, была сейчас живой и счастливой…».