Ольга Романеева 3 тур Сказка-10

11.1
Настоящие друзья
http://proza.ru/2020/02/01/1670

Жили-были два серых мышонка – озорной Снуп и тихоня Тимми. Дружили они очень давно, с самого детства. То есть с весны.

Летом приятели обустроили себе норки под крыльцом одной из старых заброшенных дач. Выстлали дно разным мелким мусором, сеном, обрывками картона и газет. Хорошо было в домиках – мягко, тепло, уютно. Да и сытно тоже, ведь давно полны закрома зерном и кусочками хлеба, которые приятели добыли в птичьей кормушке у соседнего дома. Близка уже зима лютая, дожди чуть ли не каждый день прямо с утра заряжали, ветра холодные всё чаще и чаще стали дуть, листья с красной калины почти все оборвали. Только не тужат мыши, не унывают, знают, что еды до самой весны хватит. Хорошо они потрудились и много набрали про запас.

Так и жили бы наши мышата, горестей не знали, да пронёсся по улице страшный ураган – деревья, стоящие у него на пути, с корнем вырвал, шифер и железо с крыш снял и по всей округе разбросал.

Не выдержала старая черёмуха, росшая у калитки – обломился толстый кривой ствол, да прямо на крыльцо упал, под которым у мышат домики были. С такой силой рухнуло дерево, что проломились две нижние дощечки на ступеньках и поток холодной воды хлынул вовнутрь. Испугались мыши, Тимми быстро выскочил из норки, а Снуп не успел. Бегает под дождём около норки Тимми, а оттуда писк жалобный раздаётся – напуганный друг плачет, кричит, на помощь зовёт что есть мочи.

– Помоги, Тимми, – жалобно верещит Снуп, – утону ведь сейчас. Сделай что-нибудь.

Хочет мышонок приятелю помочь, а как, не знает. Лезет Снуп вверх, а вода его с лап сбивает и обратно заталкивает. Изо всех сил старается он вылезти, да зацепиться даже не за что. Плачет Снуп, а у Тимми сердце от переживания разрывается – ведь видит, что вот-вот погибнет друг! Схватил тогда он веточку обломанную, и в норку быстрее засунул, грязной водой заполнившуюся уже почти до верха.

– Хватайся, Снуп, – кричит он другу, – да изо всех сил держись. Я тебя спасу.

С большим трудом, но вытащил всё же палку из норы. Смотрит, а на другом её конце Снуп – весь взъерошенный, мокрая шерсть, словно колючки в разные стороны торчит.

Обрадовался мышонок, к другу бросился. Страшно было за него, да и за себя тоже, что совсем один он тогда останется.

Прошёл вскоре ливень, наделавший много бед. Прятавшиеся всё это время в сарае друзья подошли к крылечку и ахнули: добралась вода до закромов, размочила корочки хлеба и зерно, вынесла их из норок да по всему двору растащила. И теперь все их припасы плавали в большой луже.

Сидят мышата у крыльца, от горя сами не свои, что делать, не знают.

– Как нам теперь быть, Тимми? – рыдает Снуп. – Что мы будем есть зимой? Теперь уже не успеем до наступления холодов новые запасы сделать. Пропадём, от голода погибнем.
– Не волнуйся, – успокаивает его друг, – мы здесь не останемся. Там, далеко на горе, есть большой дом под красной крышей. Вчера я видел, как из трубы шёл дым. Значит, там живут люди и там обязательно найдётся что поесть.

И друзья отправились в путь. Шли долго, по дороге питались упавшими с деревьев яблоками и семенами дикого ячменя, росшего кое-где по обочине. Так потихоньку за четыре дня и дошли.

В окнах горел свет, внутри дома слышались весёлые голоса, и играла музыка, а ещё друзей обступили со всех сторон дивные запахи – большинство их них были совсем незнакомыми, но невероятно аппетитными.

Мышата украдкой пробрались во двор через дыру в двери, а там сразу же нашли маленький лаз в кладовку. На широких полках лежали разные инструменты, огромные чемоданы, плетёные корзины, пластмассовые ящики, толстые верёвки и много стеклянных банок. В одной из них, стоящей в самом углу на полочке, лежало что-то жёлтое и явно съедобное.

Друзья осторожно, цепляясь за корзину, залезли в банку и принялись за угощение – вкусные кусочки сыра. Наелись до отвала и захотели пить, а как выбраться из ловушки, не знают. Скребут лапками по гладкому стеклу, царапают, а до горлышка высоко, достать не могут.

– Подожди, так мы никогда не вылезем, – вздохнул Тимми. – Давай ты мне на голову заберёшься и тогда сможешь за край ухватиться и вылезти наружу. А потом придумаешь, как мне помочь.

Так они и поступили. Снуп проворно вскарабкался на приятеля и вскоре с громким шлепком свалился на полку.

– Теперь давай тащи вон ту палку, – попросил Тимми.
– Хорошо, – с готовностью откликнулся Снуп. – Только как я её засуну в банку? Она слишком высокая для меня.
– А ты заберись вон на ту коробку, что рядом. Тогда точно получится.
– Ладно, сейчас попробую.

Только Снуп взял палочку, как неожиданно что-то упало, и следом раздался жуткий грохот. Мышонок сильно испугался, бросил палку и с громким писком скрылся за плетёной корзиной.

Тимми затаился, прижал ушки к голове и растерянно смотрел по сторонам, пытаясь понять, что произошло, кто так напугал друга. В темноте внизу горели два ярких зелёных пятна. И вдруг они начали двигаться и медленно приближаться. Тимми замер. Вскоре горящие огоньки были уже совсем близко и вот прямо перед банкой появилась рыжая морда кота. Тот с минуту во все глаза, не моргая, смотрел на мышонка, а затем облизнулся.

«Ну, вот и всё, – подумал Тимми, – Пропал мой друг. А скоро и я угожу зверю на ужин».

– Мр-р-р, – протяжно заговорил кот и ударил хвостом по полке. – А что ты делаешь в этой банке? – как ни в чём не бывало, вежливо поинтересовался он, словно и не ел одного из мышат. – Зачем ты туда залез? Давай, вылезай! – потребовал он.
– Не могу, – заплакал мышонок.
– Это ещё почему?
– Боюсь. Ты меня тогда съешь.

Услышав такие слова, кот от удивления даже отпрянул от банки.

– Делать мне нечего, как тебя есть. У меня что, еды, что ли, нет? Да меня хозяйка знаешь, как кормит? Вырезкой куриной и рыбкой свежей. А ещё молочка каждое утро полную миску наливает. – Кот с подозрением принюхался. – Ты уже меня извини, но пахнешь ты как-то странно. И вовсе невкусно.
– Я очень невкусный, – подтвердил мышонок, обрадованный, что его не собираются есть. – Жёсткий. Совсем невкусный.
– Тогда давай лучше играть, – неожиданно предложил кот.
– Как? Ты что, не видишь – я в банке сижу.
– Ну, так вылезай быстрее из неё.
– Я бы и сам рад, да не могу. Застрял я здесь. Мне до горлышка не дотянуться, уж слишком я маленький. – И мышонок заплакал.

Кот обошёл банку, задумчиво оглядел её со всех сторон, а затем толкнул лапой. Банка сразу же опрокинулась на бок и покатилась. Тимми быстрее выскочил из ловушки и побежал от страшного кота. Но далеко не удрал, кот в мгновение одним большим прыжком догнал его и придавил к полу тяжёлой лапой.

– Ой, ой, – сразу же запищал Тимми.
– Извини, – смущённо извинился кот и убрал лапу, – я не хотел. Сам не понимаю, как так вышло. Ты побежал, ну и я за тобой. Кстати, а зачем ты побежал от меня?
– Не знаю. Страшно стало. А вдруг ты передумаешь и съешь меня?

В ответ кот лишь возмущённо фыркнул и обиженно отвернул морду.

– Но ведь Снупа ты съел!
– Какого ещё Снупа?
– Друга моего.
– А, ты про другого мышонка? Но я его не ел, только поиграть с ним хотел, а он сразу удрал.
– И где же он тогда?
– Да откуда мне знать? – удивился кот. – Но поблизости его точно нет, я бы знал. Да ну его, давай лучше я тебя молоком угощу. На кухне ещё осталось, я не всё допил. Хозяева сейчас в комнате, кино смотрят, так что туда не скоро пойдут. Но на всякий случай ты не шуми. Человек странное существо, на него нельзя полагаться.
– А какое оно, молоко?
– Сейчас сам узнаешь. Побежали быстрее, – и он направился к двери.

Мышонок следом. Только обогнал кота, как его тут же накрыла мягкая пушистая лапа. Правда, лишь на мгновение.

– Слушай, ты лучше меня не обгоняй. Давай я впереди пойду, а ты за мной. Так будет надёжнее. А то я как вижу, что ты бежишь, ничего не могу с собой сделать. Древний инстинкт срабатывает.

Тимми послушно кивнул, и новые друзья отправились вместе пить молоко.

*******************************
11.2
Снегурочка
http://proza.ru/2020/01/29/1850
Нет детей у Аксиньи с Петром. Уже четвёртый десяток лет вместе живут, а Бог всё не смилостивится, не даст отраду для душ измученных. Давно все глаза высохли, с последней слезинкой уж и вера ушла. Живут супруги, а радости в доме богатом нет. Одни мечты разбитые и остались. Тогда и приняли они единственно верное решение – не верить и не надеяться.

Как-то раз перед Новым годом отправились они на санях в соседнее селенье. Аксинья обновками решила себя побаловать, постоянно нывшее сердце успокоить, а Пётр табаком хорошим на рынке запастись. Хоть и выехали рано, а всё равно допоздна задержались. Пока по рядам с прилавками бродили, да с торговцами рядились, пока чай в гостях у знакомых пили да подарками и новостями обменивались, незаметно и вечер наступил. Впрочем, в декабре рано темнеет, супруги были привыкшие в сумерках через лес возвращаться.

Едут они по заснеженному лесу. Снег под полозьями скрипит, холод злющий за нос и щёки кусает укутавшихся в меховые шубы супругов. Но они не боятся, знают, что до дома уже недалече и скоро будут сидеть за столом, наливать из самовара густо-зелёный обжигающий губы чай с шалфеем и полевицей.

Вот уж и среди голых стволов деревьев показался последний поворот, что ведёт к их селу. Луна высоко на небо залезла, путь исправно освещает, а звёзды ей во всю помогают, весело перемигиваясь.

Мороз тоже по-своему старается, под одежду упрямо пытается залезть, только не страшен он Аксинье – шубка у неё тёплая, кроличья, на голове пуховой платок, руки в рукавицах плотных. Тепло Аксинье, хорошо. Так хорошо, что напала на неё дремота. Расслабилась после суматошного дня. Глаза сами собой и закрылись.

И снится ей девочка. Маленькая, хорошенькая. Только уж больно худенькая и беленькая. Кожа бледная, болезненная, аж вены синие сквозь неё просвечивают. Стоит кроха прямо посреди дороги в летнем сарафане и босиком. Ножки тоненькие, по щиколотку в снег провалились. Ручки к груди прижала и жалобно так плачет да мамку сквозь слёзы зовёт.

Раскрыла глаза Аксинья, увиденная картинка сон мигом прочь прогнала. Не успела женщина в себя прийти, как вдруг сквозь перезвон колокольчиков плач расслышала. Тихий такой, тоскливый.

– Подожди, – тут же вцепилась она в мужа, – останови лошадей.

Удивился тот, но повод послушно на себя натянул. Только было хотел спросить у жены, что случилось, как и сам тот плач услышал.

Не сговариваясь, выскочили супруги из саней и на крик поспешили. Вроде и рядом, да никак не могут найти того, кто в их помощи нуждается. Долго по сугробам лазили. Снег в рукавицы и валенки набился. Затих уж давно плач, а они всё ищут, не сдаются.

Остановилась на минутку Аксинья посреди полянки дух перевести, платок поправила на бок съехавший, на руки озябшие дышит, а сама всё по сторонам смотрит и прислушивается. И вдруг замечает вдалеке, под одной из елей, ярко-синее пятно. Блеснуло оно, в свете луны на мгновение показалось и исчезло.

Бросилась Аксинья по сугробам к ёлке. А там свёрток лежит, кем-то брошенный – голубое одеяло совсем новое, нарядное, лентой синей перевязанное.

Схватила быстрее женщина свёрток, дрожащей рукой торопливо уголок в сторону откинула и тут же младенца безмолвного увидела – личико белое, щёчки и лоб холодные, глаза закрыты, лишь веки едва видимо подрагивают.

Прижала она ребёночка к груди и к саням быстрее.

Через пять минут уже и к дому подъехали. Развязала Аксинья ленту, достала крошечную девочку, чуть живую и согревать её быстрее. Жиром барсучьим намазали всё тельце, в одеяла шерстяные укутали да на печь положили.

Несколько недель болела девочка, но всё же выжила, и осталось с той поры жить у супругов. Маменькой и папенькой их кликала. А они и рады – давно о ребёнке мечтали. Одно только огорчало родителей – нелюдимой, неразговорчивой росла их дочь, других детей сторонилась. Долго расспрашивали дочку, пока она, наконец, не призналась, что и рада бы с другими детьми поиграть, да не хотят они с ней дружить и в игры с собой не зовут. Холодно им рядом с девочкой. Хоть жара на улице, летний зной, всё одно – как только приблизятся к ней, сразу мёрзнуть начинают.

Вот и убегали все ребята прочь, как только её видели. Жалко Аксинье и Петру девочку да ничем ей помочь не могут. Да и сами признают, что и впрямь морозом веет от дочки. Печь в избе круглый год топится, а всё равно стыло в комнатах. Но любят родители свою дочку, да и привыкли уже к холоду вечному, приноровились.

А девочка знай себе в углу целыми днями отсиживается, решила с чего-то, что лишь несчастье приносит родителям. Как ни уверяли те её в обратном, как ни разубеждали, так и не поверила.

Однажды зимой девочка проснулась рано утром от жажды. Подошла к ведёркам, а вода в них замёрзла. Глядь по сторонам – цветы на окнах белым инеем покрылись, а стол, стулья и пол деревянный от измороси блестят.

Испугалась девочка, быстрее из дома выскочила, в чём была, пока родители не проснулись, и в лес по тропинке узкой побежала, куда глаза глядят, не останавливаясь. Долго так брела, пока совсем не ослабла. Села тогда девочка прямо в сугроб и заплакала от страха. Тишина кругом. Птиц не слышно, берёзы замерли, словно заколдованные, ветви безвольно повесили. Даже верхушки не качаются.

Замерзать начала девочка, да только сил встать нет. Да и куда идти, не знает. И тут сон её одолел. Накрыл, словно тяжёлым одеялом с головой укутал. Тепло разом стало и хорошо, спокойно.

Спит девочка, а сама сквозь сон чувствует, как кто-то её ласково по голове гладит. Глаза потихоньку открыла, а рядом дедушка сидит и на неё смотрит. Волосы и борода длинная все седые, белые.

– Здравствуй, внученька, – ласково ей говорит. – Долго, долго я тебя ждал. Несколько лет. Давно ты должна была ко мне приехать, да украли тебя люди. Но теперь ты со мной и всё у нас будет хорошо. Стар я уже, вот и договорился с твоей матерью помощницу мне отдать.

Удивилась девочка, на деда испуганно смотрит. А он на неё. И улыбается. Ласково так. По-доброму. Не удержалась и она, развеселилась вдруг без всякой на то причины, расхохоталась, словно щекочет её кто. Смеётся, и остановиться не может.

Обнял её тогда дед, крепко к себе прижал.

– Никому тебя больше, внучка, не отдам. Навсегда мы теперь вместе будем.

Осталась девочка у дедушки, стала ему во всём помогать. Он в путь отправляется, мешок на спину огромный закидывает, а она тут как тут, с собой взять упрашивает.

Дед хмыкает, для виду немножко посомневается и быстро соглашается. Над лесом они летают, да снег из мешка на землю горстями кидают. Снежинок в небе становится много – они икрятся, переливаются в лучах солнца и медленно-медленно падают. И становится вокруг всё сказочно красиво – деревья, дома, поля и леса все белые, пушистым снегом заботливо укрытые. Ребята внизу бегают, визжат, снежки лепят и друг в друга, смеясь, кидают. Весело им, хорошо.

Посмотрела девочка на друзей своих бывших и горько вздохнула, а затем к пруду спустилась и осторожно на него дунула горячим дыханием. Подтаял мигом снег, вода прозрачная показалась. Дунула тогда девочка второй раз что было мочи, и тут же лёд крепкий образовался. Гладкий, ровный, словно зеркало.

Раскрыли рты от чуда увиденного дети, да побежали по избам за коньками.

А девочка довольно рассмеялась и тоже домой. К дедушке.