Старая дача

       Старые дачи в ландшафте Подмосковья стали большой редкостью. Это раньше они были одинаковыми для всех и отличались лишь цветом краски и чуть-чуть размером участка, на котором располагались. Многолюдные летом, особенно в выходные, они полностью пустели в зимние месяцы. Сейчас все иначе. Один дом краше другого, участки - от традиционных десяти соток до гектара. Иногда бассейны и сауны, чаще ванны и душевые кабинки, они записали в далекую старину будочки уличных туалетов. Круглогодично чищенные асфальтовые дороги не знают покоя от шин автомобилей ни летом, ни зимой. Размеры бань перекрывают размеры прежних советских загородных домиков.
       Снижаясь на самолете, в огромном жилом массиве с трудом можешь обнаружить чудом уцелевший пятачок леса или полянку с декоративным прудом, раньше являвшуюся пахотным полем. Тем удивительнее было встретить на пути небольшой участок с покосившимся летним домиком, по самые окна занесенный снегом. Цела… Судя по кустарнику, торчащему из-под сугробов там, где должны были идти дорожки, сюда не приезжали давно. Лет десять, если точно. Именно столько я не был здесь.
       Маленький домик, когда-то давно выкрашенный в зеленый цвет, мирно спит под толстой шапкой снега. И ни детские голоса, ни взрослые разговоры, ни стариковское покашливание не нарушают этот сон.  Жизнь покинула его стены много лет назад, и снаружи и изнутри  воцарилась Тишина. А когда-то… Когда-то здесь все было по-другому…
       Этот участок, от завода,  выдали моей бабушке еще в пятидесятых. Тогда совсем  молодые, они вместе с друзьями приезжали на электричках, шли три километра пешком, выкорчевывали оставшиеся от вырубки леса пни. Строили миниатюрный сарайчик, который использовался и как склад инструментов, и в виде кухоньки. Ночевать было негде, и вечером они возвращались в город. Но вскоре появился домик с двумя комнатами, в одной жили, в другой готовили, а чуть позже рядом построили большой дом, размерами 5 х 6, а первый переименовали в кухню.  В доме жили бабушка с дедушкой, с двумя детьми и бабушкина сестра с мужем. На кухне устроились еще одна ее сестра с мужем (из трех сестер дети были только у одной). И тесно никому не было! Днем все время проводили на улице, в дождливые дни собирались за круглым столом в доме на террасе. К ним в гости приходили соседи, с которыми они вместе работали на заводе. Играли в карты «в дурака», доставали бочонки русского лото, наверное, выпивали, вероятно, пели.
       Дети росли, и вскоре сами стали родителями, появился я, затем мой брат. Тогда отец сделал пристройку к основному дому, на две маленькие комнаты, с отдельным входом. Именно в ней, лежа на родительской кровати, я по черно-белому телевизору смотрел летнюю Московскую олимпиаду.
       В будни со мной и братом жили  бабушки и дедушки, а родители приезжали по выходным.  Проводив их в воскресенье вечером, мы начинали ждать пятницы, когда они приедут опять. Видя наше нетерпение, дедушка Коля водил нас к станции, мимо которой проходила и автомобильная дорога. Между двумя липами была прибита скамейка, на которой мы коротали время в ожидании. Напротив стоял колодец с огромным колесом, и, когда нам разрешали, мы крутили его, вытаскивая ведро с ледяной водой,  пили вкуснейшую ледяную воду и не могли напиться, и только ломота в зубах заставляла нас остановиться. Каждая машина, появляющаяся из-за поворота, приковывала внимание; даже разглядев, что не наша, мы все равно провожали взглядом – вот к кому-то уже приехали родители… Наконец на улицу заворачивал синий запорожец – наши! Обнимались, целовались, нас сажали в машину, а дедушка, которому не оставалось места, смиренно шел домой пешком. 
       Потом начиналась суета: разгрузка машины, приготовление ужина. Если заходили друзья, мы говорили: не видишь, к нам родители приехали! А потом все сидели за общим столом, бабушки рассказывали, как мы себя вели, при этом умалчивая о шалостях, родители говорили о Москве, о работе. Расходились в полной темноте.      
       Мне запомнились утренние часы, когда сквозь верхушки деревьев просвечивало солнце и заглядывало в мое окно. На улице, купаясь в утренних лучах, пели птицы. Жасмин пах одуряюще приятно. На ступеньках  крыльца, как правило, сидел отец. Он любил здесь мастерить что-то или размышлять. Сколько я его помню, он всегда мечтал о Доме, хорошем, удобном, красивом. В общих тетрадях в клеточку он рисовал разные дома, чертил план комнат, схематично расставлял мебель. Сколько таких сложенных в стопки тетрадок осталось на этой даче… Одетый в тренировочные штаны, с цветастыми заплатками на коленях, сделанными из маминого халата, он прочно вошел в мои детские воспоминания об утре на даче. Протиснувшись мимо него, я несся в дальний угол участка, где стоял летний душ и туалет, а оттуда, уже спокойно, шел на кухню, где мама приготовила завтрак.
       Иногда мы помогали на грядках, но чаще, позавтракав, хватали велики и неслись гулять. Захватив друзей, живших рядом, на нашей же улице, мы устраивали игры в войнушку, после обеда ехали на пруд купаться, отправлялись за грибами и расходились уже на закате, когда лес окрашивался оранжевым.
       Лес, который находился через соседний участок, состоял из хвойных пород, вернее там росли почти одни елки, и в округе распространялся неповторимый запах хвои. Мы любили его, исходили вдоль и поперек. Любимым местом сбора грибов была Запретка – войсковая часть, расположенная в лесу и обнесенная забором из сетки «рабицы». Зная дыры в заборе, мы пробирались на ее территорию, ходили вокруг огромных антенн, окруженных молодым ельником, в котором росли белые и подосиновики. Еще, километрах в двадцати вглубь, было большое болото, которое называли Кошкино. Там облака отражались в двух черных от торфа озерцах, окруженных огромным ковром из мха, который, если наступишь, начинал колыхаться: под ним была вода.  По слухам, в это болото в годы войны упал наш истребитель, и его даже кто-то видел. Говорят, что за стеклом фонаря кабины можно было различить летчика. Но болото забрало самолет к себе полностью, нам остались только слухи.
       Вечером, нагулявшись, один из нас шел топить печку в душе, а второй бродил вдоль грядок клубники, поедая ягоды.  Это в июне, а в июле и августе вызревали крыжовник, смородина, малина и, конечно, яблоки. После душа все собирались за ужином за летним столом. Салат из овощей с огорода, котлеты, картошка и вкусный янтарный чай. Поев, стояли на  улице, задрав вверх головы, – все небо было усыпано россыпью звезд. Пока мать убирала со стола, отец рассказывал нам, где и какое созвездие расположено, что такое Млечный путь, как найти Полярную звезду. С интересом разглядывали  спутники, которые не мигая пролетали над нами по дуге.
       Уже лежа на кровати, я слушал тишину. Иногда ее нарушал шум далекой электрички или звук гудка скорого поезда. Эти звуки связывали меня с остальным миром, находящимся где-то далеко, и в то же время подчеркивали огромную дистанцию от нас до него. В безветрии сад за окном замирал, редко-редко шелестя листьями. В неподвижном лесу ухала сова. Город с его суетой был далеко-далеко, и здесь был другой мир. Мир спокойствия и детства.
       …Взрослея и приезжая сюда все реже и реже, с легкостью приняв решение о продаже дачи, я и думать о ней перестал. Но вдруг вспомнилось, захотелось заехать посмотреть - и я здесь. Калитка до середины засыпана снегом. До нее пять шагов, но я не могу подойти ближе – словно боясь разбудить забывшийся в стариковской дреме дом, погрузившийся в воспоминания, живущий ими.  Кажется, вот-вот почувствовав меня, он заворочается, застывшие за пыльными стеклами занавески колыхнутся, заскрипят половицы и приветливо вспыхнет свет из люстры в старомодном абажуре. На столе будет клубиться пар из носика металлического чайника, а в комплекте с ним рядом окажутся два серебристых подстаканника с ложечками и, конечно же, вазочка с малиновым вареньем…
       Рядом со мной, за забором, был островок моего детства, юности родителей и молодости бабушек и дедушек. Поникшие и одичавшие яблони раньше дарили прохладу в тени своих крон и к осени осыпали подножие спелыми яблоками. Еле-еле выглядывают из-под снега ветки кустов смородины, прежде черных или красных от ягод. В самом дальнем углу беспорядочно разрослась  облепиха, а за ней компостная яма. Интересно,  понятие Родина всегда абстрактно? Или это пятачок земли, где проходит детство и юность, где рождаешься ты и где родятся твои дети? Может ли Родина уместиться на квадратике в восемь соток? Надо ли ею дорожить или пора мыслить масштабно, уходить и не оглядываться, целенаправленно стремиться к чему-то впереди?
       Прощай, старый дом. Прощай, теперь навсегда. И даже хорошо, что ты не узнал меня, - зачем давать надежду? И зря я приехал сюда, что теперь делать со всеми этими воспоминаниями? Зачем они мне, в этом быстром и равнодушном мире?..