Два дня в начале войны

Два дня в начале войны

Читаю концовку главы «Над Вильно» из книги «По приказу Ставки» штурмана Крылова,  и прихожу к выводу, что Алексей Иванович с архивным материалом «не дружил», а полагался лишь на свою память… Видимо, этому были причины, и одна из них доступность к архивам.  Да уж… в середине 70-х прошлого века… такое могло быть…

В частности, 53 и 200 ДБАП после трагического 25 июня 41-го, на следующий день все же летали на боевые задания, а вот что пишет по этому поводу штурман Крылов:

«С рассветом следующего дня двум смешанным эскадрильям полка, действующим с площадки Доворец, предстояло вести активную воздушную разведку, наблюдение за действиями противника в западных районах Литвы и Латвии. Трем нашим подразделениям приказано тщательно готовить самолеты, латать пробоины, устранять неисправности. Братский 200-й полк должен действовать в районе Риги.

Трудный день подходил к концу. Аэродром постепенно окутывала короткая ночь. Вокруг наступила непривычная, тревожная тишина. То и дело ее нарушал шум, доносившийся со стоянок, где технический состав готовил машины к полетам. Инженеры эскадрилий, техники звеньев вместе с техниками и механиками, засучив рукава, ремонтировали израненные в бою самолеты…

… утром мы выглядели усталыми. После завтрака собрались у эскадрильской землянки на предполетную подготовку, занимались изучением вероятных целей, отрабатывали свои действия в воздухе.

Перед обедом к нам пришел начальник оперативного отдела полка капитан Клубницкий. Он сообщил последние данные о противнике. Мы раскрыли карты.

— Неутешительные известия, — продолжал капитан. — Войска Северо-Западного фронта продолжают отражать атаки ударных сил врага на двинском (даугавпилсском) направлении. Здесь противник подошел к Западной Двине, овладел переправами и завязал бои за город.

— Укажите конкретно, где переправы, где плацдармы? — послышались голоса. — По ним надо сейчас же ударить!..

— Конкретно показать не могу, — ответил капитан.

— Что же вы тогда можете, если не знаете, где немцы форсировали реку? — возмутился летчик Кайнов.

Мы обступили Клубницкого, в его адрес посыпались вопросы. Кто-то попросил у него карту, чтобы изучить обстановку. Но он тут же заявил, что там ничего нет.

— Эти данные сообщили из штаба дивизии! Других у меня нет, — закончил Клубницкий.

Оставшуюся часть дня мы провели у самолетов. Но задания так и не последовало. И только на следующее утро эскадрильи, составленные из разрозненных звеньев и экипажей, возобновили боевые действия».

По данным «Донесения о безвозвратных потерях» 40 БАД [ЦАМО, Ф. 20103, Оп.2, Д.15], 53 ДБАП [ЦАМО Ф. 20109, Оп. 2, Д.16], 1 АВК [ЦАМО Ф. 58, Оп. 818884, Д. 9] можно представить ход событий по боевой работе 53 и 200 ДБАП в период 26-27 июня 1941 года, а из «Журнала боевых действий 40 БАД» подчерпнуть некоторые уточнения. И так:

26.6.41 г. 53 ДБАП на уничтожение танков противника на участке Минск – Борисов – Коханово вылетело 14 самолетов, в период 14:30 – 19:35 с Н=3000 м сброшено 140 шт.ФАБ-100, вернулось на аэродром базирования 14 самолетов, налет 56 ч. 00 мин.

26.6.41 г. 53 ДБАП 4 самолета вылетели на разведку танков противника на участке Минск – Борисов – Коханово, с Н=7000 м сброшено 14 шт. ФАБ-100., вернулись на аэродром базирования 4 самолета, налет 24 ч. 00 мин.

26.6.41 г. 200 ДБАП на уничтожение танков противника на участке Минск – Смиловичи – Беризино вылетело 23 самолета, в период 16:17 – 22:57 с Н=3000 м сброшено 230 шт. ФАБ-100, вернулись на аэродром базирования 22 самолета, налет 96 ч. 30 мин.

Дб-3ф 200 ДБАП за № 1436 с экипажем: летчик мл. лейтенант Линенко, штурман лейтенант Сеничкин, стрелок-радист мл. сержант Айол, 26.6.41 г. произвел вынужденную посадку у станции Андриаполь ю.-з. Саблаго в 35 км в результате обстрела их самолета И-16. Экипаж жив, самолет списан.

Дб-3ф 200 ДБАП за №0336 с экипажем: летчик лейтенант Беркутов, штурман Трофимов, стрелок-радист Поляков, 26.6.41 г., произвел вынужденную посадку в лес на аэродроме Спасская Полисть при возвращении с боевого задания. Экипаж жив. Самолет отправлен на ж.-д. транспорте на ремонт в Монино 5.8.41 г.

Наступило 27 июня 1941 г. В главе «Двинское направление» штурман Крылов пишет:

«На построении начальник штаба полка подполковник А. Е. Поручаев кратко изложил обстановку.

— Положение на двинском и рижском направлениях к двадцать седьмому июня еще более усложнилось… Вчера в первой половине дня противник овладел Двинском. После полудня группа генерал-лейтенанта С. Д. Акимова, созданная из частей гарнизона и 5-го воздушно-десантного корпуса, контратаковала врага и выбила его из города. Но к концу дня гитлеровцы вновь овладели Двинском. Наши соединения в течение двадцать шестого июня вели тяжелые оборонительные бои на рубеже реки Вента... Данных с других фронтов пока у нас нет…

А теперь слушайте боевое распоряжение штаба сороковой авиационной дивизии… «Пятьдесят третьему полку всем составом в период с четырнадцати по четырнадцать тридцать двадцать седьмого июня атаковать вражеские танки на отрезке дорог Двинск — Дигучай, а также действовать по железнодорожным перевозкам. Атаку производить только от южного и западного берега реки Западная Двина. Город Двинск обойти. Высота бомбометания — не ниже четырехсот метров. При наличии облачности — прикрываться ею. Быть готовым к повторному вылету.

С утра двадцать седьмого июня вести непрерывную разведку вражеских войск в Восточной Пруссии, Литве и Латвии.

Двухсотый полк всем составом наносит бомбовый удар по танкам на шоссе Укмерге — Новоалександровск…

Боевое распоряжение номер шесть штаба пятьдесят третьего дальнебомбардировочного полка. С утра двадцать седьмого июня полк ведет воздушную разведку противника в Восточной Пруссии, Литве и Латвии. Частью сил полку приказано уничтожить танки врага на шоссе Двинск — Зарасай. Бомбовая загрузка по десять ФАБ-100 на самолет...»

— Что передают разведчики? — послышался голос лейтенанта Владимира Уромова.

— Капитан Крюков передал, что Двинск горит, на подступах к городу большое скопление немецкой техники, на железнодорожной станции — несколько эшелонов. А вот первое донесение лейтенанта Кайнова: «В районе города Ковно сильная артперестрелка, восточная часть города в огне. На восток идут мотомехколонны противника». Передав несколько радиограмм, разведчик длительное время молчит. Надеемся, что скоро все прояснится, — заключил Поручаев.

Стоявший здесь же майор Юспин распорядился:

— Если все ясно, экипажам под руководством штурмана полка майора Ларкина готовиться к заданию. Вылет по сигналу с командного пункта.

Вскоре на КП полка пришло сообщение о том, что самолет Крюкова подожжен в воздушном бою, экипаж выбросился с парашютами над своей территорией и возвращается на аэродром. Тотчас позвонили из штаба дивизии:

— Полковник Батурин приказал послать нового разведчика.

— Передайте командиру, разведку продолжим, — ответил Юспин и, обратившись к подполковнику Поручаеву, приказал; — Пошлите экипаж лейтенанта Белоусова, он находится в готовности номер один. Тут же на стоянку была послана штабная машина. Начальник разведотделения полка вручил экипажу задание, в котором предписывалось произвести разведку шоссейных и железных дорог в полосе Ковно, Двинск.

— А как же с бомбами? — поинтересовался штурман старший лейтенант С. Г. Гончаренко.

— Пригодятся, — улыбнулся офицер и добавил: — На обратном пути сбросите на железнодорожную станцию Двинск. Там много эшелонов с техникой и живой силой противника».

Весьма интересе вопрос штурмана Гончаренко – «А как же с бомбами?». Видимо уже тогда самолеты ДБА, летавшие на разведку, должны лететь без бомбовой нагрузки, дабы все усилия сосредоточить на разведку. Да и маневренность самолета повышалась, свободного от 1000 кг бомб. Но в данном случае – это исключение из правил от нужды…

Это сказывалось на судьбах, летающих на разведку с бомбовой нагрузкой, но это в дальнейшем…

Но вернемся к «фактуре».

27.6.41 г. 53 ДБАП на уничтожение танков и живой силы на участке Даугавпилс – Уцяны вылетело 19 самолетов, в 14:30 с Н=2500 м было сброшено 107 шт. ФАБ-100, было сбито 3 истребителя противника, вернулись на аэродром базирования 14 самолетов, налет 51 ч. 00 мин.


Дб-3ф 53 ДБАП за №1344 с экипажем: летчик капитан Крюков, штурман капитан Муратбеков, стрелок-радист Анкудинов, 27.6.41 г. был обстрелян у г. Остров и подожжен нашим И-16. Экипаж жив. Самолет списан.

Дб-3ф 53 ДБАП за №1952 с экипажем: летчик ст. лейтенант Привато, штурман ст. лейтенант Герасимов, стрелок-радист Музыка, 27.06.41 г. в районе Даугавпилса был сбит ЗА противника. Летчик и штурман живы. Стрелок-радист погиб. Самолет списан.

Музыка Михаил Моисеевич, 1915 г.р., стрелок-радист, кадровый, не вернулся с боевого задания 27.6.41 г., числится без вести пропавшим.

Дб-3 ф 53 ДБАП за № 0844 с экипажем: летчик ст. лейтенант Скляренко, штурман сержант Черненький, стрелок-радист старшина Ширченко, 27.06.41 г. не вернулся с задания из района Даугавпилс. Экипаж в полном составе пропал без вести. Самолет списан.

Скляренко Виктор Константинович, 1912 г.р., старший лейтенант, пилот, кадровый, не вернулся с боевого задания 27.6.41 г., числится без вести пропавшим.

Черненький Иван Тимофеевич, 1918 г.р., старший сержант, стрелок-бомбардир, кадровый, не вернулся с боевого задания 27.6.41 г., числится без вести пропавшим.

Ширченко Николай Степанович, 1913 г.р., старшина, стрелок-радист, кадровый, не вернулся с боевого задания 27.6.41 г., числится без вести пропавшим.

Дб-3 ф 53 ДБАП за № 1643 с экипажем: летчик лейтенант Белоусов, штурман лейтенант Гончаренко, стрелок-радист мл. сержант Василенко, 27.06.41 г. не вернулся с задания из района Даугавпилс. Летчик и штурман живы. Стрелок-радист пропал без вести. Самолет списан.

Василенко Евгений Михайлович, 1913 г.р., младший лейтенант, стрелок-радист, кадровый, 27.6.41 г. убит в воздушном бою.

Дб-3 ф 53 ДБАП за № 2045 с экипажем: летчик лейтенант Алексеев, штурман сержант Тимонин, стрелок-радист сержант Ивасенко, 27.06.41 г. не вернулся с задания из района Даугавпилс. Экипаж в полном составе пропал без вести. Самолет списан.

Алексеев Владимир Леонидович, 1916 г.р., лейтенант, пилот, кадровый, не вернулся с боевого задания 27.6.41 г., числится без вести пропавшим.

Тимохин Борис Петрович, 1916 г.р., сержант, стрелок-бомбардир, кадровый, не вернулся с боевого задания 27.6.41 г., числится без вести пропавшим.

Ивасенко Петр Фомич, 1913 г.р., сержант, стрелок-радист, кадровый, не вернулся с боевого задания 27.6.41 г., числится без вести пропавшим.

27.6.41 г. 200 ДБАП на уничтожение танков и живой силы на участке Даугавпилс – Уцяны вылетело 23 самолета, в 14:30 с Н=2000 м было сброшено 240 шт. ФАБ-100, вернулись на аэродром базирования 16 самолетов, налет 81 ч. 38 мин.

Дб-3ф 200 ДБАП за № 1044 с экипажем: летчик капитан Меркулов, штурман капитан Федотов, стрелок-радист ст. сержант Зеленев, стрелок Лысый, 27.6.41 г. при возвращении с боевого задания произвел вынужденную посадку в районе Красногородска в 10 км севернее Опочка в следствии отказа мотора. Самолет разбит. Экипаж жив. Самолет списан.

Дб-3ф 200 ДБАП за № 650 с экипажем: летчик лейтенант Курган, штурман Колосков, стрелок-радист Гаврилов, стрелок Сулай, 27.6.41 г. при возвращении с боевого задания произвел вынужденную посадку на аэродром Муры в следствии отказа мотора. Экипаж жив. Самолет вернулся на свой аэродром.

Дб-3ф 200 ДБАП за № 636 с экипажем: летчик лейтенант Петренко, штурман Тихонов, стрелок-радист Белокур, 27.6.41 г. был поврежден истребителем противника и при возвращении с боевого задания произвел вынужденную посадку на аэродром Кречевицы. Самолет имеет большое количество пробоин. Экипаж жив. Самолет вернулся на свой аэродром.

Дб-3ф 200 ДБАП за № 1242 с экипажем: летчик ст. лейтенант Шафорост, штурман ст. лейтенант Шкапурин, стрелок-радист мл. сержант Ротмистров, стрелок мл. сержант Столбченко, 27.6.41 г. не вернулся с боевого задания из района Даугавполс – Уцяны. Летчик, штурман и стрелок радист пропали без вести. Стрелок Столбченко жив. Самолет списан.

Шафорост Иван Семёнович,1913 г.р., старший лейтенант, заместитель командира эскадрильи, летчик, кадровый, 27.6.41 г. не вернулся с боевого задания, числится без вести пропавшим.

Шкапурин Илья Дмитриевич, 1911 г.р., старший лейтенант, штурман звена, летнаб, кадровый, 27.6.41 г. не вернулся с боевого задания, числится без вести пропавшим.

Ротмистров Александр Фролович, 1915 г.р., мл. сержант, воздушный стрелок-радист, кадровый, 27.6.41 г. не вернулся с боевого задания, числится без вести пропавшим.

Дб-3ф 200 ДБАП за № 1833 с экипажем: летчик лейтенант Дмитрук, штурман ст. лейтенант Демидов, стрелок-радист мл. сержант Гудимов, 27.6.41 г. был подвержен атаке истребителя противника, упал в озеро Разно и затонул. Летчик и штурман погибли. Стрелок-радист жив. Самолет списан.

Дмитрук Пётр Кононович, 1918 г.р., лейтенант, командир звена, летчик, кадровый, 27.6.41 г. не вернулся с боевого задания, числится без вести пропавшим.

Демидов Лазарь Васильевич, 1909 г.р., старший лейтенант, штурман звена, летнаб, кадровый, 27.6.41 г. не вернулся с боевого задания, числится без вести пропавшим.

Дб-3ф 200 ДБАП за № 534 с экипажем: летчик лейтенант Елесеев, штурман лейтенант Кудин, стрелок-радист мл. сержант Кокошников, 27.6.41 г. в районе Двинска был подвержен атаке истребителя противника, экипаж жив. Самолет списан.

Дб-3ф 200 ДБАП за № 1943 с экипажем: летчик мл. лейтенант Чижов, штурман лейтенант Сарычев, стрелок-радист мл. сержант Андреев, 27.6.41 г. не вернулся с боевого задания из района Даугавпилс. Экипаж в полном составе пропал без вести. Самолет списан.

Чижов Василий Александрович, 1918 г.р., младший лейтенант, пилот, кадровый, 27.6.41 г. не вернулся с боевого задания, числится без вести пропавшим.

Сарачев Сергей Васильевич, 1916 г.р., лейтенант, стрелок-бомбардир, кадровый, 27.6.41 г. не вернулся с боевого задания, числится без вести пропавшим.

Андреев Виктор Яковлевич, 1920 г.р., младший сержант, воздушный стрелок-радист, кадровый, 27.6.41 г. не вернулся с боевого задания, числится без вести пропавшим.

27.6.41 г. 200 ДБАП на уничтожение танков и живой силы на участке Даугавпилс – Уцяны вылетело 6 самолета, в период 17:10 – 21:10 с Н=2000 м было сброшено 30 шт. ФАБ-100, вернулись на аэродром базирования 6 самолетов, налет 21 ч. 10 мин.

Теперь обратимся к «Журналу боевых действий» 40 БАД [ЦАМО, Ф.: 20103, Оп.: 1, Д.: 10]

26.6.41 г. 16:17 – 22:57; 200 ДБАП в составе 23 экипажей Дб-3ф действовали по уничтожению танков противника на участках: Минск - Смиловичи – Березино. Из них: командиры экипажей лейтенанты Линенко и Беркутов произвели вынужденную посадку, первый в районе Поташков, второй  в лес на своем аэродроме. Состояние матчасти и личный состав экипажа Линенко  неизвестно. Экипаж Беркутова невредим, самолету требуется капитальный ремонт.

 У самолета 200 ДБАП мл. лейтенанта Лакомкина при взлете загорелся мотор, самолет сгорел, экипаж не вредим. Причина не известна.

Согласно оперативной и разведсводки 200 ДБАП №№ 3 и 1 от 27.6.41 г. 26.6.41 г. в период времени 18:30 – 20:27 в районе Погость – Белыничи – Княжницы – Головчин противник обозначился обстрелом ЗА.

27.6.41 г. в период времени 13:00 – 16:20 по боевому распоряжению штаба 40 АД №5 от 27.6.41 г. 53 ДБАП в составе 19 экипажей Дб-3ф произвели разведку целей и уничтожение живой силы и танков противника на участке Даугавпилс – Дегуце – Уцяны.  Экипажи подверглись атаке истребителей.

Экипаж лейтенанта Ленькина в районе Лудзы был атакован истребителем противника.  В воздухе ранены стрелки-радисты мл. в/техник Гукалин, ст. сержант Сарычев и Гребенцов.

Самолет капитана Крюкова в районе Остров разбит. Экипаж приземлился на парашютах.

Экипаж летчика лейтенанта Сафонова произвел посадку на аэродром Кречевицы. На аэродром базирования вернулись 13 экипажей.

Не вернулись экипажи: ст. лейтенанта Привато, Скляренко, лейтенанта Белоусова и Алексеева. Места нахождения не известны.

53 ДБАП двумя самолетами произвел разведку по заданию 1 АК. Место посадки лейтенанта Линенко ст. Андриаполь ю.-з. 35 км Собласо, экипаж ранен.

Экипаж капитана Крюкова был атакован истребителями И-16, стрелок-радист выбросился на парашюте, пилотируемый горящий самолет произвел посадку. Экипаж не вредим.

Согласно оперсводки №7 и разведсводки № 012 от 28.6.41г. 27.6.41 г. в период времени 13:00 – 16:20 в районе цели атаковывались истребителями предположительно Ме – 109-ф и обстреливались ЗА. В воздушном бою сбито 3 истребителя противника, тип не установлен.

27.6.41 г. 10:34 – 14:45 200 ДБАП в составе 23 экипажей Дб-3ф производил уничтожение живой силы и танков противника на участке Дегуце – Уцяны. После выполнения задания 16 самолетов возвратились на аэродром базирования.

2 самолета произвели вынужденную посадку – летчик Курган на аэродром Муры, летчик Петренко на аэродром Кречевицы. Капитан Меркулов в районе «Красногородск» произвел посадку, самолет разбит, экипаж не вредим.

Не вернулись  с боевого задания экипажи ст. лейтенанта Шафарост, лейтенанты Димитрук, Елисеев, мл. лейтенант Чижов, место нахождения не известно.

27.6.41 г. в период времени 10:34 – 14:45 установлено,  что танковые и мотомеханизированные части противника движутся в направлениях:

1. Погость – Княжницы на Могилев с интервалом 50-10 метров;
2. По шассе Бобруйск – Могилев;
3. По шассе Обольцы, Кохоново, Шклов;
4. По шассе на Могилев с Бортсова на Оршу с интервалом 3-5 м.
5. По шассе Беризено – Белыничи на Могилев до 100 шт. машин;
6. По шассе Уцяны – Двинск двигаются колонны в 100-150 м каждая;
7. По шассе Уцяны – Дегуце мотомехчасти с прицепами до 100 шт. машин;
8. В районе двинска скопление танков до 200 шт. и живой силы.

Противник ведет активную перестрелку <…> Двинска

27.6.41 г. 17:10 – 21:10 200 ДБАП в составе 6 экипажей произвел повторный бомбардировочный удар по этим целям.

Из них: 2 самолета задание не выполнили по причине неисправности матчасти ведущего. Сброшено бомб ФАБ-100 40 шт. Налет 21 ч. 13 мин., потерь нет.

Вернемся, однако, к главе «Двинское направление» штурмана Крылова:

«……Когда первая часть задания была выполнена, разведчик развернулся и взял курс на северо-восток. Маскируясь в облаках, Белоусов решил скрытно подойти к Двинску. Вскоре штурман Гончаренко передал:

— Впереди цель. Устанавливаю данные на бомбоприцел.

… справа заходили для атаки два «мессера». Они тут же открыли огонь. Слева тоже засверкали, заискрились на солнце огненные трассы: еще пара стала наседать на одинокий бомбардировщик.

Задымила левая консоль, вспыхнуло пламя. Белоусов бросил самолет в резкое скольжение, но пламя не сбил. Маневр в облако — оторваться бы от стервятников. Но они не отстают. Пулеметные трассы дырявят плоскости, фюзеляж. Слышен тревожный голос стрелка-радиста:

— «Мессеры» атакуют сверху и снизу!

Сильно затрясло самолет — это отбивается Василенко. Вот он зацепил одного фашиста, тот … со шлейфом черного дыма скрылся за облачностью. Но… Новый шквал огня обжег корабль. Бессильно клонится на турель Женя Василенко…

Белоусов бросил взгляд на плоскость: в крышке консольного бака образовалась огромная пробоина, там бушует пламя, оно подбирается ко второму баку и фюзеляжу. …Летчик почувствовал, как в открытую шторку из кабины штурмана потянуло сквозняком.

Старшего лейтенанта там не было... Лейтенант вдруг встрепенулся: «Самолет над целью. Надо немедленно сбросить бомбы!»

… открылись люки, и из них посыпались бомбы... Потом об этом одиночном бомбометании расскажут нашим представителям местные жители, подтверждая тот факт, что бомбил одиночный двухмоторный самолет, который сильно дымил…

…лейтенант Николай Иванович Белоусов выполнил задание командования. Оставшись один на горящем самолете, не покинул его, стремился дотянуть до своих. …отказал левый мотор, машину потянуло с курса.

…В хвосте, словно конвоир, шел «мессер». Бомбардировщик был обречен, и гитлеровец ждал парашютистов. …«Мессер» через минуту развернулся, и … позади него рвануло. Самолет стал разваливаться. А за секунду до этого Белоусов выбросился с парашютом. Не сразу он нашел кольцо… Приземлился … удачно, на лесной поляне. Увидев невдалеке домик… Там встретил старика. … Вскоре к домику подбежали мальчишки и сообщили: рядом, лежит мертвый летчик.

Быстро пошли к тому месту. У обочины дороги лежал Женя Василенко. Вместе с крестьянами Белоусов похоронил своего боевого товарища. …какие-то парни пригнали автомашину, он влез в кузов и около часа ехал до города Лудза. …город готовился к эвакуации. …местной власти отнеслись к Николаю внимательно, помогли добраться до воинской части.

...В штабе стрелкового полка, куда бойцы доставили старшего лейтенанта Гончаренко, выяснять его личность долго не пришлось. С земли наблюдали за воздушным боем одиночного бомбардировщика с гитлеровскими истребителями, видели, как от горящего самолета отделился парашютист. …у штурмана оказалось с собой удостоверение личности. Угощая Николая тушенкой и наливая в стакан водку, … майор неожиданно спросил:

— А где же другие члены экипажа?

Гончаренко не ожидал такого вопроса, смутился…:

— Летчик и радист погибли во время боя. Бомбардировщик горел, мог взорваться.

Майор… продолжал:

— Да, самолет действительно горел, падал на крыло. Но потом выровнялся и с дымом пошел на восток. Значит, кто-то им управлял?

На минуту штурман задумался. Он и сам, спускаясь на парашюте, видел, как «Ил», сопровождаемый «мессером», уходил в сторону.

После паузы Гончаренко с раздражением ответил:

— Я покинул горящий самолет!..

— Да-да, в сложной обстановке знать всего невозможно, — …он приказал стоящему рядом старшине: — Довезете старшего лейтенанта до большака, посадите на попутную машину — и мигом обратно.

Около трех дней на попутных машинах ехал Гончаренко в Рельбицы… Все чаще и чаще Гончаренко задумывался над фразой, сказанной майором: «Но потом самолет выровнялся и с дымом полетел на восток. Значит, кто-то им управлял?»

«Действительно, кто управлял кораблем, если командир был убит? И почему перед прыжком я не открыл шторку, не посмотрел, в каком состоянии летчик?» — в душе ругал себя штурман.

Но придумать что-либо подходящее так и не удалось. Уже темнело, когда Гончаренко появился у землянки штаба эскадрильи. Первым, кого он встретил, оказался штурман эскадрильи капитан Шведовскнй…

— Что слышно о Белоусове? — с волнением спросил Гончаренко.

— Целехонек твой командир. Вчера пришел, — ответил Шведовский. И… добавил: — Лейтенант сказал, что ты без команды покинул самолет. И еще. Находясь над целью, не сбросил бомбы.

— Он так и сказал?

— Да, так и сказал.

— Ну и пусть... Пусть меня считают трусом! … А я вот пришел... Пришел, чтобы снова летать!..

…Когда Белоусов вошел и сел… Гончаренко заканчивал свой рассказ о полете:

— Истребители в упор расстреливали наш самолет, он уже горел. А потом вдруг стал резко скользить на крыло. Я подумал, что на борту живых нет, ну и махнул в люк...

— А бортовая связь работала? — спросил Догадин.

— Кажется, работала…

— И бортовая связь и моторы — все действовало на борту, — стараясь не смотреть в сторону Гончаренко, вставил Белоусов и взволнованно продолжал: — Да, я пытался сбить пламя скольжением, но из этого ничего не вышло. Когда же вывел самолет в горизонтальный полет и был над целью, из кабины штурмана почувствовал сквозняк. Сначала не поверил, пробовал вызвать старшего лейтенанта, но в кабине его уже не было. Тут же я аварийно сбросил бомбы и потом около тридцати минут летел на горящем бомбардировщике на восток. И только в районе города Лудза самолет взорвался, и я по счастливой случайности оказался на парашютных лямках...

—…Видно, смалодушничал штурман, — спокойно ответил Шведовский. — Но … Гончаренко пришел в полк, будет летать, и, я уверен, неплохо.

— А я не могу летать с человеком, к которому испытываю недоверие. Сердцу не прикажешь, — заключил Белоусов.

Наступила пауза. Гончаренко обвел всех растерянным взглядом, встал и тихо заговорил:

— Да, я, возможно, смалодушничал. Но можно ли утверждать, что я сделал это умышленно, оставив командира одного? Неужто мне хотелось несколько суток добираться на перекладных до своего полка. Сами знаете, бой был тяжелый, обстановка труднейшая. Вот я и не разобрался в ней... А когда выбросился из кабины и увидел, что наш самолет продолжает полет, я испугался. Да, испугался! Но что было мне делать? Я опустился к своим. Прибыл в полк. Даю слово — буду хорошо летать, нещадно бить врага...

— Надеюсь… вы осознали свой поступок и сделали из этого… неприглядного случая правильный вывод. Мы не хотим … «раздувать этот факт». …надо правильно понять и лейтенанта Белоусова. Он командир корабля… Что получится, если кто-то будет самовольничать в бою, не исполнять волю командира? — Посмотрев на Гончаренко, замполит продолжал: — Два дня назад под Вильно мой самолет был сильно подбит… ко мне на помощь пришел штурман экипажа Федор Иванович Марков. Вставив ручку в гнездо, он стал помогать мне пилотировать израненный самолет. … мы привели его на свой аэродром, посадили. Но допустите такое: … оставили меня одного. Смог бы я справиться с самолетовождением и пилотированием? Конечно, нет!

Старший политрук …, обращаясь к штурману эскадрильи, сказал:

— Вам, капитан Шведовский, даю указание — не планировать в дальнейшем совместные полеты Белоусова и Гончаренко. … Думаю, они… останутся хорошими товарищами, — … заключил Догадин...»

Держу в руках журнал под названием «Диалог» за №2 от 2002 года. Теоретический, общественно-политический… журнал КПРФ. Попал он ко мне из архива Сергиенко.
Помню, он долго его искал, и я его пытался искать в Сети. Там, якобы, были опубликованы письма некоего летчика 8-го ак ДД.  Наконец, журнал нашелся и на его основе были написаны несколько постов в Живом журнале с диапазоном во времени с июня 41-го по сентябрь 45-го…

Первая ассоциация от прочитанных трех писем – где я об этом читал? Крылов? Купцов? Касаткин? Второй и третий сразу отпали – они в полк прибыли в 43-ем. У Алексея Крылова конечно!

Эти письма в «Диалог» попали благодаря фронтовику Павлу УСТИНОВУ под названием «ПИСЬМА С ПРОШЕДШЕЙ ВОЙНЫ»… Низкий поклон…скорей всего, его светлой памяти…

«Наша переписка с Анатолием Лотохиным началась в 1940 году, когда мы были курсантами Оренбургского военного училища летчиков-бомбардировщиков. В конце обучения мы базировались на разных аэродромах — тогда и начали писать друг другу. После окончания училища, в октябре 1940 года, я получил назначение в 53-й дальнебомбардировочный полк, который базировался на аэродроме Кречевицы (под Новгородом). Лотохин был оставлен инструктором в том же училище, где и прослужил до отставки.

В послевоенный период мы обменивались письмами регулярно, но я ничего не сообщал ему о своей военной судьбе. Поэтому однажды Лотохин написал: «Мне стало жалко, что при встречах я не расспрашивал тебя о твоей боевой практике, а ты всегда скромничал на этот счет. Кстати, может быть, теперь ты компенсируешь этот пробел?»

Нельзя было отказать старому верному другу в его просьбе, и я стал описывать то, что мне казалось наиболее интересным и хорошо сохранившимся в памяти и моей летной книжке. В ответ он написал, что читает письма с большим интересом и душевным волнением, а также дает их читать своим детям. Но годы идут, ветераны стареют, и случилось так, что мой друг Лотохин тяжело заболел. Опасаясь самого худшего, он все мои письма возвратил обратно.

Вот они...

Письмо первое
-----------------------------------

Дорогой друг! Отвечая на твою просьбу, постараюсь восполнить тот пробел в нашей переписке, о котором ты писал. Обещаю писать только правду, ничего не приукрашивая, используя документальные данные из летной книжки, которая у меня сохранилась.

Первый боевой вылет я произвел 25 июня 1941 года на самолете ИЛ-4 (тогда он именовался ДБ-Зф). Наш полк наносил бомбовый удар днем по танковым колоннам и автомашинам на шоссе Вильно—Каунас. Летали мы без сопровождения истребителями, поэтому понесли большие потери. Впервые я увидел пожары, взрывы и стрельбу на земле, трассы огня истребителей противника в воздухе, а затем наши падающие горящие самолеты. Но звено, в котором я летел, потерь тогда не имело.

Последний боевой вылет на Западе я произвел 30 апреля 1945-го, когда был нанесен удар по морскому порту Свинемюнде. В войне с Японией на Дальнем Востоке я произвел 2 боевых вылета. А всего за время этих войн я вылетал на боевые задания 183 раза.

За время войны мой самолет дважды был сбит средствами ПВО противника: 27 июня 1941 года — истребителями МЕ-109 на третьем боевом вылете; 20 сентября 1942 года — зенитной артиллерией на 45-м боевом вылете. В обоих случаях я из горящего самолета прыгал с парашютом.

Когда в 1942 году мой самолет был сбит над целью, я приземлился с парашютом в 40—50 км за линией фронта, на территории Финляндии, в Заполярье. После этого 8 суток

В сентябре 1943 года я был назначен на должность командира эскадрильи, а в декабре получил звание майора. В этой должности наряду с боевыми полетами много летал с молодыми. До конца войны подготовил 14 молодых специалистов.

После окончания войны на Западе мне довелось побывать на параде Победы в Москве на Красной площади.

Но на этом война для моего экипажа не закончилась — мы получили приказ лететь на Дальний Восток на войну с Японией. Там я был назначен командиром дальнебомбардировочного полка. По окончании той короткой войны я со своим экипажем был откомандирован в свой полк для поступления в Военно-воздушную академию.

Таковы основные «этапы боевого пути». Если что упустил — обязательно дополню.

С наилучшими пожеланиями, твой друг — Н. Белоусов.

*****
Письмо второе
------------------------------

...В начале войны наша дальнебомбардировочная авиация действовала преимущественно по объектам противника на поле боя и в оперативной глубине. В тот период фашистская армия успешно наступала, и наши сухопутные войска остро нуждались в поддержке авиацией.

53-й дальнебомбардировочный полк, базируясь южнее Новгорода (аэродром Реблицы), 25 и 26 июня 1941 г. наносил удары по танковым и автомобильным колоннам противника на дорогах Литвы и Латвии. Боевые полеты производились днем, без сопровождения нашими истребителями. Потому в полку были значительные потери от истребителей МЕ-109, и мы стали вылетать на задание не эскадрильями, а звеньями и даже одиночно.

Нашему звену 27 июня 1941 г. была поставлена задача — бомбардировать скопления танков и автомашин с войсками вблизи юго-западной окраины г. Двинска (ныне — Даугавпилс). Начальник штаба полка поставил новую дополнительную боевую задачу: сначала произвести воздушную разведку на дорогах до г. Сувалки, а на обратном маршруте бомбардировать скопления войск противника юго-западнее г. Двинска.

Первую часть задачи мы выполнили успешно. Полученную разведкой информацию по команде штурмана Гончаренко Н. стрелок-радист Василенко Е. передал на КП полка. Наличие облачности 6—8 баллов дало возможность избежать опасной встречи с истребителями противника. Это придавало нам уверенность в том, что и вторую часть задания мы также выполним: ведь объект удара был вблизи линии боевого сопри-косновения войск.

Но вскоре оказалось, что наша уверенность была преждевременной и ошибочной. Стала просматриваться окраина г. Двинска, и в радиусе 5—7 км вокруг цели облаков не было. Правда, сначала и истребителей противника мы не видели. Но как только мы приблизились к юго-западной окраине города, стрелок-радист тревожным голосом доложил по СПУ: «Командир, атакуют «мессера». Я оглянулся и увидел, как справа и слева-сзади очень быстро приближаются по паре МЕ-109.

Слева я увидел большое облако, к которому начал энергично разворачиваться. Слышу и чувствую по вибрации самолета, что стрелок-радист открыл огонь из крупнокалиберного пулемета. Но почти одновременно на самолет обрушился шквал пулеметного и пушечного огня истребителей противника.

На левой и правой плоскостях самолета появились строчки порванной пулями и снарядами обшивки. Прекратил стрельбу и замолчал стрелок-радист, загорелся левый консольный бензобак, в котором от пушечного снаряда образовалось отверстие диаметром 20—30 см.

После предупреждения стрелка-радиста о приближении истребителей всякие переговоры по СПУ прекратились — видимо, внутренняя связь в самолете была нарушена.

В кабине появился противный запах горелого металла — результат рикошетирования пуль о мою бронеспинку и прогорания крыла. Чувствую, как обожгло левую руку, которая держала сектора управления моторами, быстро убираю ее под защиту бронестенки. Потом увидел — пуля оцарапала тыльную сторону кисти руки.

С большим левым креном влетаю наконец в облако и тут же перекладываю крен в противоположную сторону. Вдруг из кабины штурмана потянуло пыльным воздухом, что бывает при открытии в полете нижнего люка. Но, к своему удивлению, вижу, что штурмана в кабине нет. Оглядываюсь на бомболюки — все 10 бомб не сброшены.

Быстро хватаю ручку аварийного сброса бомб (АСБР), что на полу моей кабины справа, толкаю ее вперед — открылись бомболюки, беру ручку на себя — все бомбы ушли вниз. Куда они попали — мне не видно, так как прицела в кабине летчика не было.

Вскоре выскакиваю из этого облака и направляю самолет к другому. Перевожу двигатели на форсажный режим, чтобы войти в другое облако до того, как последует вторая атака истребителей. Но мой первый маневр (вошел в облако с большим левым креном, а вышел — с правым) оказался удачным, истребители остались далеко слева, и я успел влететь во второе облако до их атаки, а далее облачность оказалась более плотной.

Огонь на левом бензобаке усиливался, а пробоина заметно увеличивалась за счет сгорания дюраля и стенок бензобака. Посмотрев на приборы, заметил резкое падение давления масла левого мотора. Чтобы этот мотор не заклинило, уменьшаю его обороты до «малого газа», правой педалью удерживаю самолет от разворота влево. Это дало возможность лететь с небольшим набором высоты.


У штурмана истребители пушечным огнем выбили нижний люк и либо он провалился, не успев предупредить и сбросить бомбы, либо струсил и в панике выпрыгнул без предупреждения. Такое же предположение я сделал и в отношении стрелка-радиста. Эти версии показались мне тогда истинными, я считал, что остался один в горящем поврежденном самолете.

Консольный бензобак от снаряда не взорвался потому, что перед линией фронта я заполнил бензобаки нейтральным газом из бортового баллона. Опасность представлял теперь центральный бензобак, который будет нагреваться от консольного. Скорого взрыва я не ожидал и с курсом 90 градусов стремился вылететь на свою территорию.

К тому времени прогорели почти вся верхняя часть бензобака и дюраль крыла. Я все тревожнее смотрел на горящее большое «корыто», пламя достигало до хвостовой части самолета. Расплавленный дюраль стекал прямо в кипящий с краев бака бензин. Пламя от горящего бензина стало прожигать хвостовое оперение самолета, поэтому я уже не мог удерживать прежний курс. Какое-то подсознательное чувство подсказало, что нужно немедленно прыгать с парашютом. Убираю обороты правого мотора, открываю фонарь кабины и вываливаюсь вправо.

До этого я ни разу не прыгал с парашютом, но хорошо помнил рекомендации мастера парашютного спорта Кайтанова.

Благополучно отделившись от самолета, я через 5—7 секунд был оглушен страшным взрывом — видимо, взорвался центральный бензобак, как я и ожидал. Совсем близко просвистели осколки самолета, я невольно закрыл лицо руками. Но удача сопутствовала мне — все пролетело мимо, и я стал судорожно искать вытяжное кольцо парашюта, но нашел его не сразу. Наконец оно в руке, это несколько успокоило меня и дало воз-можность оценивать положение. Открывать парашют сразу было опасно — я знал, что истребители противника расстреливают парашютистов в воздухе. Высота перед прыжком была около 3000 м, что давало возможность не спешить с открытием парашюта.

Вскоре меня стало крутить, и я вспомнил наставления Кайтанова — как выходить из штопора при затяжном прыжке. Выбрасываю ноги в стороны, а руку от кольца отводить боюсь — успею ли найти? Посмотрел на землю — запас высоты еще большой, и я выбрасываю и руки в стороны.

Вращение сразу прекратилось, скорость падения возрастала, и я стал ощущать сильное давление воздуха на лицо. В это время сорвало меховой унт с одной ноги, я пытался удержать второй, но не успел. Мне показалось, что унты полетели вверх! То есть скорость их падения была меньше, чем у меня.

При затяжном прыжке опасное приближение к земле нужно определять по степени различия крупных деталей местности (дороги, населенные пункты).

Может возникнуть сомнение: так ли долго я падал, не открывая парашюта, и можно ли было так трезво оценивать ситуацию в моем положении? Могу тебя как друга заверить, что память очень прочно сохраняет истинные впечатления от стрессовых ситуаций. О расчете времени можно привести такие объективные данные: критическая скорость свободного падения парашютиста на средних высотах не превышает 50 м/сек. (180 км/час). Значит, с высоты 3000 м до 800 я летел около 44 сек., этого времени достаточно для осознанных действий.

Когда парашют — единственное средство спасения,— прыжок не вызывает никакого страха, а голова работает необычайно четко.

Когда стало видно, что земля заметно приближается, я резко выдернул кольцо парашюта и в первое мгновение оцепенел от ужасной мысли, что парашют поврежден огнем истребителей противника, поэтому не раскрывается. И только я об этом подумал — как вдруг ощутил резкий рывок и с радостью увидел, что купол парашюта полностью раскрыт. А задержка в 1,5 сек. для боевого парашюта — это обычная норма.

На глаз определил, что высота примерно 400— 500 м, подо мной лес с небольшими полянами. Подтягиванием строп парашюта пытаюсь приземлиться на полянку, это мне удается. Перед приземлением сгруппировался, приготовился к резкому удару. Но приземление было удачным — я даже устоял на ногах. Полянка освещалась солнцем, и, видимо, был восходящий поток.

Быстро собрал парашют, взял пистолет TT в руку и пошел к одиноко стоящему дому. По пути встретил хозяина-латыша, и мы зашли в его дом. Я угостил его папиросой, а он меня — молоком. Тут оказалось, что мой металлический портсигар получил сильную вмятину от пули или осколка снаряда.

Вскоре в дом вошли три молодых парня с повязками на рукавах, представились в качестве местного патруля. Они видели, как горящий самолет взорвался в воздухе, а в лесу нашли авиационные бомбы и теперь не знают, что с ними делать.
Я пытался их уверить, что бомбы с моего самолета сбросил вблизи г. Двинска, но они утверждали, что 6 бомб лежат в ближнем лесу.

Мы отправились к месту падения самолета, и я увидел не бомбы, а голубые кислородные баллоны. На двух виднелись засохшая кровь и мозги. Стало ясно, что это баллоны стрелка-радиста Василенко, значит, в воздушном бою он не выпрыгнул, а был убит, и его труп нужно искать среди обломков самолета.

Мы рассредоточились в цепь для прочесывания леса и стали искать. Вдруг я вижу впереди, на невысоком пригорке, Василенко, лежащего с раскинутыми в стороны руками. В первый момент возникла нелепая мысль, что он живой. Но когда я подбежал к нему ближе, то увидел, что у него снесена верхняя часть головы... Видимо, результат прямого попадания пушечного снаряда истребителя МЕ-109.

Так трагически закончился мой третий боевой вылет 27 июня 1941 г. Стрелок-радист младший лейтенант Василенко Е. М., отражая атаки истребителей противника, погиб в воздушном бою. Было принято решение — похоронить его на месте падения.

Через несколько лет после войны выяснилось, что житель ближайшего хутора Латвии нашел на месте падения осколков моего самолета часы из кабины летчика. Они ходили и по моей просьбе были присланы мне. Но вскоре об этой находке узнали работники Музея дальней авиации, который находится под Рязанью в поселке Дягилево. И теперь эти часы стали его экспонатом. Так что если будешь в Рязани — посети этот интересный музей...

*****
Письмо третье
---------------------------

...Что же произошло с моим штурманом Гончаренко?

Когда я после того неудачного воздушного боя 27.6.41 г. добирался на попутных машинах в свой полк, то совершенно неожиданно на перроне ж.-д. станции Новосокольники увидел Гончаренко. Его левая рука была на подвязке.

Как для меня, так, видимо, и для него эта встреча была совершенно неожиданной. Я сразу же задал ему два вопроса: почему выпрыгнул из самолета без команды и как мог одновременно со мной появиться в Новосокольниках?

В свое оправдание Гончаренко сказал, что после шквальной атаки истребителей увидел, что самолет загорелся и беспорядочно падал. Он подумал, что летчик убит, поэтому выпрыгнул, а бомбы сбросить не успел.

Приземлившись с парашютом в лесу, он пошел на восток, по дороге встретил немецкого офицера. Почти одновременно они выстрелили друг в друга. По словам Гончаренко, немецкий офицер был убит — в доказательство он показал мне пистолет «Вальтер» и его документы.

Однако, несмотря на эти «вещественные доказательства», два не менее важных обстоя-тельства рассказанной истории давали мне основание не доверять объяснениям штурмана. Во-первых, он не выполнил своего долга — не сбросил бомбы и выпрыгнул из самолета без разрешения или хотя бы предупреждения командира экипажа. Достаточно было посмотреть на летчика в окно между кабинами самолета, чтобы убедиться, что он жив и управляет самолетом.

Во-вторых, после прыжка Гончаренко вблизи г. Двинска я на одном моторе на горящем самолете летел на восток еще около 30 мин. Значит, при скорости 190—200 км/час я пролетел около 100 км. Каким же образом штурман преодолел это расстояние и оказался на ж.-д. станции Новосокольники одновременно со мной?

Гончаренко объяснил это так: после встречи с немецким офицером он увидел у дома лесника привязанную лошадь и скакал на ней до тех пор, пока она не пала.

Знатоки считают, что в таком форсированном режиме лошадь может скакать не более 30—40 км. Осталось неясным — как же Гончаренко преодолел остальные 60—70 км?

Вот эти сомнения послужили тогда основанием для того, чтобы сделать вывод о низких морально-боевых качествах Гончаренко Н., и я доложил командиру полка о том, что с этим штурманом больше летать не буду.

Уже в послевоенный период, почти через 30 лет, пришлось снова вернуться к тем событиям, и вот при каких обстоятельствах. Новую для меня информацию привез из Подольского архива МО мой коллега по научной работе в академии полковник Мягков В. Н. Он часто работал там с архивными документами. После одной такой поездки в Подольск Мягков рассказал, что история с моим бывшим штурманом очень похожа на типовую легенду завербованного немцами офицера Красной Армии. Характерны три признака такой легенды: наличие у нашего офицера немецкого пистолета, документов немецкого офицера и легкого ранения завербованного.

Может быть, это случайное совпадение, но все признаки легенды были налицо у Гончаренко. Они и вызвали предположение о том, что Гончаренко был еще до войны завербован немцами. Но это было только предположение. Документально проверить его уже не было возможности, так как экипаж, в котором после меня стал летать Гончаренко Н., не вернулся с боевого задания на дальнюю цель 24 июля 1942 г. Дальнейшая его судьба так и осталась неизвестной».

Пролог: Экипаж 455-го ап ДД в составе: летчика мл. лейтенанта Потупы Евгения Сергеевича, штурмана АЭ капитана Гончаренко Никиты Петровича, стрелка-радиста ст. сержанта, Вахминова Дмитрия Васильевича, воздушного стрелка сержанта Шумаркина Владимира Кузмича, не вернулся с боевого задания 24.07.42 г.