de omnibus dubitandum 119. 258

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

Глава 119.258. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ КАЗАКОВ В ОБЩЕРУССКИХ ЦЕЛЯХ…
         
   
    Разбирая на страницах "Донской Летописи" время атаманства генерала Краснова, К. Каклюгин*), будучи враждебно настроен против ген. П.Н. Краснова, успешность работы в этот период приписывает исключительно условиям того времени, говоря:

    "Это казачье движение, имея определенно поставленную цель и объединившее все казачество в одном устремлении, увлекая в свой поток и, неказачье население области за небольшим исключением, в то же время давало силу и мощь Донской власти в его деятельности, укрепляло надежду на светлое будущее, вливало в душу веру в победоносный исход борьбы.

    Это народное движение, контрреволюционное по отношению к революционной Советской власти, по существу своему было творческой организующей силой. Оно создало Круг Спасения Дона, сконцентрировавши и воплотивши в себя всю энергию, волю и сознание казачества, оно создало Донскую власть, наметило пути и направление ее деятельности, снабдило эту власть необходимыми полномочиями, дало ей силу и мощь, необходимые для осуществления намеченных задач.

    Генерал Каледин работал в стихии разрушения. Его творческая работа оказалась безрезультатной. Генерал Краснов работал в творческой, созидательной стихии" ("Донская Летопись", том III, стр. 73 и 74).

*) КАКЛЮГИН Константин Петрович (дон.) - род, в 1869 г.; юрист и мировой судья член Русской Государственной Думы второго созыва и Донских Войсковых Кругов: умер в эмиграции (Казачий Словарь Справочник).

    Вдумываясь в смысл этих слов, не могу не признать, пишет Иван Алексеевич что автор умышленно переоценивает явления и подъем казачьих масс Красновского периода и в своем увлечении на первое место ставит стихийность порыва казачества и иногороднего населения, приписывая ему даже творческую, организующую силу, а значит, личность, как таковую, отодвигает на задний план.

    Не отрицая наличие порыва, я, пишет Иван Алексеевич, должен сказать, что он был, но далеко не в той степени, как утверждает К. Каклюгин и, главное, без таких последствий и влияний, какими наделяет его автор.

    Будучи не только непосредственным участником восстаний, но и косвенным инициатором их, а затем принимая непосредственное участие в военных операциях и всемерно способствуя росту казачьего восстания, Иван Алексеевич Поляков ежедневно непосредственно соприкасался с казачьей массой в широком смысле этого слова и, потому был в курсе настроении, переживаний и колебаний казачества того времени.

    Факты и совокупность личных наблюдений, дают ему основание утверждать, что в общем, за малым исключением, казаки охотно восставали против Советской власти преимущественно там, где красногвардейцы чересчур основательно грабили казачье добро, что чаще всего было вблизи железных дорог и больших центров. Целью восстания являлось - освобождение своей станицы от красного засилья. Дальше этого, намерения восставших обычно не простирались.

    Вот почему, требовалось применение героических мер и огромных усилий, чтобы изменить психологию казачьей массы и сдвинуть ее с этой позиции. Будь в действительности так, как пишет К. Каклюгин, не пришлось бы настойчиво и решительно бороться с неблагоприятными течениями, преобладавшими тогда в казачьей массе и, конечно, не имели бы места те уродливые явления, какие на самом деле были и, с которыми Ивану Алексеевичу приходилось сталкиваться на каждом шагу, что читатель увидит ниже.

    И при Каледине был такой же "порыв" в Казачестве, было желание казачьей массы восстановить свои старинные формы правления и стремление к известной самостоятельности Дона, но эти чувства не сумели подогреть, не сумели их использовать и порыв угас. Личность ген. Каледина, как я уже говорил, пишет далее  Поляков во II части своих "Воспоминаний", тонула в коллективе, составлявшим Донское правительство. Оно вязало Каледина и, в тоже самое время, само топталось на одном месте, теряя время на пустые разговоры и ненужные споры. В таких же условиях работал и погиб ген. Назаров.

    Я, пишет далее Иван Алексеевич, отчетливо помню какой огромный духовный подъем в казачестве вызвал выстрел Каледина. Помню хорошо, с каким воодушевлением и порывом поднялись казаки, чтобы искупить свой грех и казачьей громадой стать на защиту родного Края. А результат - сдача Новочеркасска красным бандам и гибель ген. Назарова и лучших сынов Дона, ибо, повторяю, не было, или не нашлось личности, которая использовала бы этот подъем, сумела бы его одухотворить, разжечь, дать ему необходимую длительность и претворить его в реальные достижения.

    Казаки в массе, быть может, способны скорее воодушевляться, чем крестьяне, они с большим энтузиазмом могут отозваться на тот или иной призыв, но они скорее склонны падать духом и распыляться.

    Нельзя обходить молчанием то весьма важное обстоятельство, что весной 1918 года, т.е. в самом начале казачьего освободительного движения, нашлись люди, трезво смотревшие на вещи и сумевшие убедить "серых" членов Круга Спасения Дона не повторять ошибок Каледина и Назарова и, привить им мысль, что спасти Дон и сбросить красное иго может власть не в виде коллектива, а лицо, ставшее во главе движения, лицо наделенное Кругом всей полнотой власти и главное - в своей работе не стесняемое Кругом.

    Круг с этим согласился. Он без колебаний, охотно, сразу стал на этот путь, что следует объяснить почти полным отсутствием в его составе интеллигенции и, значит, политических партий, зачастую ставящих партийные и личные интересы выше дела. Отчасти такому решению способствовала и ежедневная артиллерийская канонада вокруг Новочеркасска, красноречиво подсказывавшая делегатам Круга следовать совету тех людей, которые на их глазах в чрезвычайно трудных условиях организовали казачьи дружины, одержали уже с ними несколько побед над красными и освободили столицу Дона. Простые казаки видели, что, эти люди (С. Денисов, Г. Янов, И. Поляков, К. Греков, А. Фицхелауров и др.) без лишних слов, на деле, ведут казачество к цели - прямой, кратчайшей линией, а не причудливыми зигзагами.

    Наконец, сами факты доказывают противное утверждениям К. Каклюгина.

    Ведь северную половину области пришлось с боем очищать от большевиков и от казаков, причем "порыв" последних выразился разве в том, что они пополнили собой казачьи красные дивизии и с необыкновенным ожесточением защищали от нас свои станицы и хутора. Только направлением в этот район отборных казачьих полков (с большим количеством артиллерии) преимущественно из тех станиц, которые особенно сильно пострадали от грабежей красных, боем были достигнуты желательные результаты.

    Мало того, нужно было еще и убеждать казаков, что они посылаются помочь своим сбросить большевиков, которые силой мобилизуют своих же братьев. А сколько было отказов от повиновения, нежеланий исполнять боевые приказы, нежеланий удаляться от своих станиц, дезертирств и, распылении целых частей. Обычно станичники рассуждали так: свою станицу освободили, противника близко нет, ну, значит, нет и опасности моей хате, а потому можно идти по домам.

    Освещая донские события так, как они фактически были в начале освободительного движения, я, пишет далее Иван Алексеевич, далек от мысли уменьшать неисчислимые заслуги казачества, в частности Донского, в Белом движении, ибо каждому участнику гражданской борьбы хорошо известно, что именно казаки составили основу и наиболее надежный остов Белых Армий и жертвы казачества были огромны. Кроме того, постепенно втягиваясь в борьбу, казачество, в конечном результате, поголовно, боролось с красными, тогда как из многомиллионной массы русского народа, только тысячи восстали на защиту попранных большевиками законности, прав и порядка.

    Заслуги Донцов отнюдь не умаляются тем обстоятельством, что в начале восстания в казачестве преобладала психология самосохранения, выливавшаяся в форму вспышек народного гнева и горячего порыва, изгнать непрошенных гостей из своей станицы. Для направления казачества в целом к общерусским, национальным целям, требовалось время изжить революционные настроения, возбудить в массе нужные чувства и видоизменить казачье сознание. И то, что не удалось сделать Каледину и Назарову, то выполнил Атаман Краснов.

    Весьма интересны психологические этапы переживаний казачества того времени. В первых восстаниях, я бы сказал, пишет далее Иван Алексеевич, побудительный мотив - задетое чувство казака-собственника, накопление у него ненависти к красным и, как результат, - его желание освободиться от пришлого, чуждого элемента, хозяйничающего в станице.

    Дальнейшие цели были еще туманны. При встрече с красными казаками Голубова, восставшие станичники не считали их в полном смысле слова неприятелем, хотя и знали, что они - "большевики" (кавычки мои - Л.С.), но это были свои - донские.

    Второй этап - стремление сбросить опеку той советской власти, которая, засев в главных пунктах области, своими декретами продолжала натравливать на казаков иногородних и всякий пришлый сброд.

    Третья фаза казачьего настроения характеризовалась постепенным ростом сознания, конечно, под непосредственным давлением руководящего центра - Донской власти (см. фото), что, освободить свою станицу от большевиков еще мало, надо помочь то же сделать соседнему хутору и станице.

    Постепенно, это сознание властью углубляется в казачестве, приводя его к убеждению, что пока красные где-либо в области, невозможно перейти к мирному труду.

    В пятой стадии, казачьей массе прививается мысль, что пока казаки не будут владеть большими пограничными центрами, лежащими вне области и крупными железнодорожными узлами, до тех пор нельзя ждать полного успокоения в Крае - иначе говоря, подготовляется вывод казаков за пределы области.

    Наконец, последний этап - внедрение в казачью массу целей общерусских, национальных и осторожная подготовка общественного мнения, что казачество обязано участвовать в освобождении России, если не целиком, то хотя бы строевым элементом, т.е. Молодой армией (около 40 тыс.) и корпусом донских добровольцев.
Для поддержания же порядка в области намечалась "вторая очередь" (кавычки мои - Л.С.) казаков.

    Вот те стадии, которые пережило и, должно было пережить Донское казачество, чтобы быть в состоянии подойти к главным, общерусским целям.