Платеро и я. Призрак

   Самым большим развлечением Анильи ля Мантека, чья пламенная и свежая юность была бесконечным источником веселья, было рядиться в призраков. Она вся заворачивалась в простыню, рисовала на лице маску из лилейной пыльцы, вставляла себе в зубы зубчики чеснока, и когда, после ужина, мы уже спали, среди спящих, в маленькой комнате, она внезапно появлялась на мраморной лестнице с зажженным фонарём, медленно прогуливаясь, величественная и изменчивая. Это было одето так, словно бы её нагота подчеркивалась туникой. Да. Она пугала могильным видом, что принесен из тьмы веков, но, в то же время, очаровывала одинокой белизной с непонятным воплощением сладострастия...

   Я никогда не забуду, Платеро, ту сентябрьскую ночь. Шторм трепетал над деревней час назад, будто больное сердце, играя водой и камнями среди отчаянной настойчивости грома и молнии. Колодец уже был переполнен и заливал двор. Последние сопровождающие этот день - карета в девять часов, душ и почтальон - уже прошли. Я пошёл, трепеща, попить в столовую, и в зеленоватой белизне молнии я увидел эвкалипт Веларде - кукушкино древо, как мы ему говорили, что рухнуло в эту ночь, согнув кровлю над крышей кладовой для инструментов.

   Вдруг, пугающий резкий шум, как тень крика света, оставившего нас слепыми, сотряс дом. Когда мы вернулись к реальности, то все уже были не на том месте, где в прошлый момент, и все как будто бы в одиночестве, без желания и чувства других. От головы шло одно, от глаз другое, от сердца третье. Мало-помалу  мы вернулись на свои места.

   Буря удалялась. Луна, меж огромных облаков, что, расколовшись снизу вверх, осветили белым двор и воду, что всё заполнила в нём. Мы пошли все осмотреть. Лорд бегал туда-сюда у лестницы в хлев и бешено лаял. Мы последовали за ним... Платеро, уже внизу, вместе со промокшим ночным цветком, испускающим тошнотворный запах, бедная Анилья, одетая призраком, лежала мёртвой, и ещё зажженный молнией фонарь был в её чёрной руке...