Глава X НТС

Последний год Игорь Артамонович держался за свое место с особенной силой, не отпуская крепкой хватки профессионального чиновника ни на минуту. И ради того, чтобы она казалась более оправданной, он шёл на различные ухищрения. Что только это не могло быть:
И неожиданный вызов к себе по какому-нибудь старому, «мёртвому» объекту, с последующими воспитательными работами, минут этак на пятьдесят, или час, как минимум.
И попытка поймать какого-нибудь заблудшего путника в приёмной, теперь уже двух директоров, неожиданно выскочив из своего кабинета для какой-либо просьбы к секретарю, словно рак отшельник с огромной клешней, которой он способен поймав кого-нибудь, тут же затащить к себе в раковину, а затем ей же, и закрыть наглухо вход в неё.
Но, больше всего ему удавались так называемые научно-технические советы.
Дело в том, что сам по себе Райкин не мог выгнать ненавистного старого руководителя, по причине того, что у них был один, общий на двоих покровитель - министр капитального строительства Хазин.
И если Пристроев чувствовал, что пахнет очередным наездом со стороны Райкина, то тут же звонил своему другу-министру, правда такому же бывшему, как и он, но, ничуть не потерявшему своё влияние и власть в городе, ещё и приобретя неприкосновенность в образе депутата, куда его успели выбрать, буквально на волне стирания своего образа из памяти, часто меняющегося чиновничьего аппарата Москвы.
Пристроев знал, что таким образом может держать неуловимую связь со своим бывшим коллективом, а не теми пришлыми, никчемными людьми, пристроенными по принципу: - «я своих не бросаю».
НТСы проводились в актовом зале, который был обустроен таким образом, что напоминал зал, с президиумом во главе. Так, как это и требовалось для тех людей, которые верили, в то, что только бывшее руководство и может позаботиться о них, напрвив на путь истинный, скорректировав работу, выявив отклонения от общей цели.
Ещё совсем недолго оставалось сохраняться залу в данном виде. Вскоре Райкин сделал и в нём перестановку, расставив все столы по овалу. Таким образом, чтобы никто из присутствующих не мог сидеть лицом к руководителю, который пока ещё продолжал находиться во главе всего этого овала, но, уже на своем царском, кожаном кресле, разительно отличающимся от всех остальных стульев, сильно напоминающим царский трон. Его простые смертные могли теперь лишь наблюдать краешком глаза, боковым зрением, но, не более того.
На НТСе обычно рассматривался какой-нибудь из новых объектов, отдаленно имеющих возможность называться научной разработкой. То есть это должны были быть не просто проекты жилых, или общественных зданий, а те объекты, которые частично несли в себе и научные разработки в области чего-то нового. Например, школы, с числом учащихся до тысячи, детские сады, численностью до трехсот восьмидесяти детей. В этом не было ничего криминального. Всё проектировалось на основе технического задания, и в соответствии с нормами на проектирование дошкольных зданий и сооружений.
Наука здесь, ещё присутствовала, но в определенной степени. Дело в том, что те разработки, которые приведут к большому сосредоточению детей в одном месте, не могут привести к положительным результатам, даже если они и былы основаны на полном соблюдении норм на проектированиё. Иначе, таким образом приравнять к научным открытиям можно и все достижения фашистской концлагерной медицины, отличившейся опытами на людях, ради новых открытий, положительно повлиявших на развитие.
В седьмой мастерской, которой по-прежнему руководила Опле, несмотря на то, что на деле все функции по руководству исполняла Красавина, как раз и велись таковые разработки. И занималась ими ГАП Наталкина, пытаясь хоть как-то соблюсти нормы, делая проекты с любовью к детям, несмотря на катастрофические требования задания на проектирование.
Будучи отселённой в отдельную резервацию, из своей, ранее занимаемой, большой комнаты, Наталкина переехала в меньшую по размерам, нуждающуюся в ремонте, но благодаря своим новым хозяевам, уютно обставленную.
В её бригаде, формировавшейся в течение многих лет, и составлявшей ранее костяк мастерской, собрались самые лучшие, и грамотные архитекторы, которые как раз и проектировали те панельные детские сады, которыми была застроена Москва предшествующих лет. Последние, из которых, и привязывал по двум адресам Саша, как только попал на должность руководителя четвертой мастерской.
Заводы, которые отливали панели для этих ДОУ (дошкольные образовательные учереждения) уже обанкротились и позакрывались. На их местах тут же выросли жилые кварталы, словно грибы после дождя.
Но, всё же продолжая вести и дальше все старые и новые объекты мастерской, она проектировала в данный момент две школы одновременно. На восемьсот и тысячу учащихся. И вела авторский надзор за ДОУ на 380 детей, по своему индивидуальному проекту.
И сегодня, как раз она и представляла на НТСе школу на тысячу учащихся.
Так же, вместе с ней должен был рассматриваться проект благоустройства парка поймы Москвы реки, который делала та же мастерская. Докладывать по нему должна была Красавина.
НТС, являлся отдушиной для всех сотрудников института, которым довелось ещё поработать при социализме. Они приходили на него, не под дулом пистолета, а добровольно, что называется – от всей души. Так, как людям было приятно окунуться в атмосферу прошлого времени, которое было безвозвратно утеряно. Ощутить тот дух коллективного разума, когда совместно, сообща, всем проектным институтом, обсуждалось что-то новое, не применяемое ранее. Выявлялись ошибки и недочёты. Иными словами, весь коллектив в таком случае разделял промахи авторов, вникая в них, вселюдно обсуждая, выявляя не со злым умыслом, а только лишь ради улучшения проекта.
Сейчас же это уже никому не было нужно. Все промахи, и ошибки вешались на авторов проекта. И они, тем самым превращались в подопытных кроликов, мальчиков для битья. Иными словами, те, кто сегодня придумывал что-то новое, постепенно становились изгоями, врагами для общества. Но, они ещё присутствовали среди, постепенно превращающейся в серую посредственность массы людей, которые всегда умели так хорошо присасываться к смелым и талантливым, ничего не боящимся стремящимся в будущее творцам.
- На сегодняшнем научно техническом совете будет обсуждаться экспериментальная школа на тысячу учащихся, запроектированная ГАПом мастерской номер семь, Наталкиной. И проект благоустройства парка в пойме Москвы реки, выполненный под руководством Красавиной.
Школа разработана на основе задания на проектирование, в соответствии с техническим заданием. Это первая в Москве школа с таким количеством учащихся. Нам здесь удалось найти много компромиссных решений, которые при этом позволили, не отклонятся от норм на проектирование, и выполнить все поставленные задачи, - начала свое вступительное слово Опле.
Говорила она очень быстро и много. Стараясь заморочить головы присутствующих здесь проектировщиков своими словами. Пауз между предложениями не оставлялось. И от этого поток изливаемой информации больше походил на зашифрованный в цифрах код, чем на человеческую речь. Пауз не было ещё и по причине того, что она не имела никакого желания отвечать на вопросы участников совета, из-за выученной наизусть речи, к которой не могла добавить ничего из уже сказанного, так, как ей, проще было что-то заучить, чем участвовать в самом процессе проектирования.
Саша вошёл, запыхавшись в зал. Он знал, что в институте есть люди, которые доложат Райкину о прогуле и поэтому старался присутствовать на данных мероприятиях, зная, кто курирует их лично.
Быстро оглядев зал, выискивая свободные места, он нашёл одно, во втором ряду, рядом с Родштейном, и направился к нему. Ему было важнее сейчас присесть с близким человеком, чем оказаться в первом ряду.
- А теперь я передаю микрофон и указку, непосредственно ГАПу, Татьяне Наталкиной, - наконец закончила она свою речь и передала микрофон Татьяне.
Та же, взяв его, спокойно и обстоятельно, со знанием дела, продолжила начатый то ли руководителем мастерской, то ли главным архитектором института, доклад.
Татьяне не нужно было ничего доказывать. Она жила проектированием. Это было дело её жизни. Выбрав для себя, как хобби, путешествия по миру, она, каждый раз спешила вернуться на рабочее место, в бригаду, и продолжить начатое. Хотя и с большим удовольствием уезжая куда-нибудь за границу за новыми находками, которыми для неё были здания известных архитекторов. Она их не просто понимала, а чувствовала, и пропускала через свою жизнь. Как цветок поглощает витамины, и человек принимает солнечные ванны, так и она подпитывалась энергией чужого творчества, для создания чего-то своего, индивидуального, родившегося в её голове.
Закончив доклад, Татьяна, как-то скромно, по-простому, сказала:
 - Ну, что ж, у меня вроде всё. А теперь задавайте вопросы. Я буду отвечать
- А скажите, пожалуйста, что вы думаете про такое сосредоточение детей в одном учебном заведении? – спросил главный инженер первой мастерской Родштейн.
- В каком смысле? То, что их много? Я думаю, что тысяча — это ещё не критично. Но это предел. Больше нельзя.
- Не отразится ли это на самих детях? Такая большая сосредоточенность детских потоков! Не превратим ли мы их, таким образом, в бройлеров? Ведь научить огромное количество детей каким-то предметам уже сложно, не говоря о том, чтобы вообще не сломать их психику. Массовость хорошо срабатывает лишь при выращивании цыплят. Мы же хотим научить наших детей азам в будущем познаваемых ими наук. Разве можно учить людей оптом? Я не представляю себе такого процесса. Это будет не школа, а свиноферма какая-то, - схватившись за самый кончик мысли и постепенно раскручивая, и увлекаясь этому процессу, сформулировал её до конца Родштейн.
- Я надеюсь, что правительство Москвы дойдёт до этого. Оно не имеет право допустить проектирование школ, численностью учащихся более тысячи. Мое мнение, что тысяча, это, как раз и есть тот предел, который нельзя переступать, - ответила Татьяна.
- Но, если тысяча - это эксперимент, то правительству Москвы важен будет, его результат. А он, известное дело будет положительный первое время. Дело, как раз в том, что проявится он лет через десять, пятнадцать, как минимум, когда уже всё будет застроено школами на две, три тысячи человек. И тогда уже мы ничего не сможем сделать, - не унимался Родштейн.
- Не могу с вами согласиться. Так, как время идет вперед, и современные дети уже не те, что были мы с вами. У них всё по-другому. Они выросли в другом мире. Поэтому не стоит бояться такой плотности учащихся, сосредоточенных в одном учебном заведение, - яро бросилась на защиту, скорее подведомственному ей проекту, чем самому сотруднику, Опле.
После Наталкиной, приступила к своему докладу о благоустройстве парка поймы Москвы реки, Красавина. Как только она приготовилась и взяла в руки микрофон, в зал вошел Райкин.
- Извините, задержался. Много работы, - сказал он и прошёл к своему «трону».
Красавина говорила долго и много. О том, что им удалось сделать, и даже о том, что не удалось. Об особенностях поймы реки, о заболоченности участка, о сохранении флоры и фауны. И, когда она закончила Опле, взяв у неё микрофон, сказала:
- А теперь уважаемые коллеги, прошу вас задавать свои вопросы.
Райкин, воспользовавшись тем, что его кресло было, не так уж и далеко отодвинуто от стола, со встроенными в него, парой микрофонов, взял один из них, и кашлянув в него, убедившись, что он работает, сказал:
- А вообще, конечно хорошо ребята поработали, но хочется признать и то, что ещё каких-то десять лет, а может и того меньше, и на месте этого прекрасного парка будет элитное жилье.
В зале наступила какая-то непонятная тишина.
Скорее всего, присутствующие в нём сотрудники института, не знали, как можно реагировать на такое замечание. Наконец, Опле, взяв себя в руки, а ситуацию под контроль, произнесла:
- Ну, вы умеете краски сгущять Сергей Михайлович!
- А, что тут такого? Так всё и будет. Я не хотел никого обижать. Просто сказал своё мнение. Ну, если хотите – пошутил.
- С таким директором, нам и тюрьма уже не страшна! – улыбнувшись, тихо произнёс Саше на ухо Родштейн.
- Если честно, то я начал понимать, что у нас нет будущего, - тихо ответил ему не улыбаясь, Саша.
- Они беруться за такие объекты, словно бы ничего не боятся! Неужели у них есть опыт!?
- Не думаю. Скорее всего, они не понимают, что творят. Не дай Бог потом разгрёбывать это гавно за ними! - смотря в пол, ответил Саша.

Задавались другие вопросы, некоторые не по профилю той специальности, к которой причисляли себя непосредственно их задававшие. Только интересуясь всеми составляющими проект разделами можно было увеличить свой кругозор. В этом и заключалась сама суть НТСа. Но время их явно заканчивалось, оставляя всем лишь сухой остаток возможностей, ограничивая  жёсткими рамками той машины, под названием чистая выгода, которая постепенно охватывала собой все составляющие проектирования, и так сильно ограниченного возможностями творчества.
Ситуация в институте менялась на глазах. Пристроев уже не мог согнать в актовый зал то количество специалистов, которое ему требовалось, чтобы обеспечить проведение НТСа, из-за того, что все были заняты разгребанием сорванных объектов. Тех, которые были взяты, что называется с дуру, под руководством назначенных ответственными за них пустых, и безграмотных, блатных приспособленцев, убежавших впоследствии с тонущего корабля в самые первые минуты после того, как он дал течь.
Ни у кого не было уже свободных пары, тройки часов на это полезное так недавно, а теперь ставшее даже вредным – мероприятие.
Пристроев оставался наедине с самим собой и стенами кабинета, заставленными доверху, дорогими и разнообразными подарками.