Глава XX Седьмая мастерская

- Красавина ангельским голосочком поздоровалась с Сашей, когда он, на следующий день пришёл к ней в кабинет, вынырнув из своего аквариума, созданного за счёт стеклянной перегородки, в алюминиевом переплете, неземной красоты, словно золотая рыбка.
Ещё совсем недавно в этом, таком тесном для двух хищных рыб аквариуме, плавала главная акула института. Пока, не получив вместе с должностью главного архитектора, комнату поближе к руководству не удалилась в неё. Но, увы, в ней не было воды, так, как она, и не планировалась под аквариум. И Опле начинала задыхаться, иногда всё же приплывая, подышать насыщенной кислородом, водой, родного аквариума.
- Добрый день Александр Александрович. Вам должно понравиться у нас. Смотрите, какой замечательный кабинет вам достаётся в подарок. Кстати перегородку я обязана буду переписать на вас, я за неё материально ответственная.
Эта комната, занималась раньше Опле. Красавина сидела за перегородкой, там, где сейчас распологалась экономист. Теперь же тут находились экономист мастерской и Красавина. Между ними, как и прежде, была стеклянная перегородка,
Экономист был человеком опытным, поменявшем на своём веку уже великое множество различных руководителей. Поэтому ничто, не имело права нарушать её покой, в то время, когда она занималась составлением договора, вычисляя все суммы, которые должны были быть подписаны в нём.
Она осталась сидеть неподвижно, с калькулятором в руках, продолжая, как ни в чём ни бывало, работать, даже и не попытавшись поздороваться с Сашей, только с неким раздражением посмотрев в его сторону, как на какую-то помеху на пути, которую ей придётся переступать, если она сама не рассосётся.
- Ну, разумеется, мои девочки переедут со своими компьютерами. Я так договорилась. А то им не на чем будет работать там у вас, в четвертой мастерской, - сходу начала разъяснительную работу среди населения Красавина.
- Хорошо, хорошо, сказал Саша. Но имейте в виду, что у нас нет в разработке проектов жилых зданий. Мы делали сейчас привязки типовых храмов, гостиницу и общежитие, подземную парковку, и три корпуса жилых, двухсекционных домов. Так, что может вы поторопились со своим переселением? – вежливо спросил Саша, понимая, что она, скорее всего находится в таком же положении, как и он, но думает, что причина её перевода все же в её незаменимости, как специалиста. Они оба, сейчас стоя рядом, не знали настоящих причин их обмена. Но Саша теперь понимал, что им затыкают дыру. Красавина считала, в свою очередь, что её переводят потому, что она задолбала уже своими просьбами, о том, чтобы ей дали что-то жилое в работу. И думала она так только из-за того, что за эти примерно два года, что она находилась в стенах этой проектной мастерской, ей удалось разработать столько видов жилых секций, с очень хорошим уровнем графической подачи, что не воплотить их в жизнь было бы просто кощунством со стороны руководства. Оставалась лишь одна проблема: Кому это могло быть нужно? Заказчиков, как не было ни у седьмой мастерской, так и у четвертой. И даже сам Райкин, с помощью Опле, не могли совершить здесь никакого чуда, в которое почему- то так верила она.
Возможно, эта вера у неё и зародилась от долгой, всячески поощряемой Опле, убеждённости в нужности своих разработок? Но, как это всё было сейчас смешно Саше. И особенно его веселил тот факт, что применение той же схемы захвата мастерской, отработанной здесь на примере седьмой, в четвертой так же ни к чему не приведёт. Кроме, как к созданию некоей резервации из самой мастерской, расположенной вокруг её нового, но также продолжающего фонтанировать идеями – центра, в виде переселённой в другое гнездо молодежной бригады архитекторов.
- Мы работу себе найдём. У нас и дня не было, чтобы мы без работы сидели, - с такой уверенностью в голосе, сказала она, что Саша даже на мгновение поверил, что она может обладать какими-то секретными, неподвластными ни ему, ни директору института знаниями в этом направлении.
- Слушайте товарищи, а не могли бы вы перейти за эту перегородку, а то я тут, между прочим, договора правлю, и вы меня очень сильно отвлекаете! – ласково, но зловеще, попросила их Экономист.
- Я пока пойду Арина Анатольевна. Переезд тогда после обеда начнем, ладно? – спросил он Красавину.
- Да, хорошо. Я, как раз соберу тут всё.
И экономист смогла спокойно продолжить свой тяжкий, неблагодарный труд.

В седьмой мастерской был свой, «встроенный» главный инженер. Но он не умел делать конструктивных расчётов, впрочем, так же, как и на обрушение. Да и проверять их особо не умел. И это всё очень напоминало Саше что-то уже недавно происходившее с ним. Может быть, смотря на него, он вспоминал знаменитого Русского поэта Александра Сергеевича Пушкина, с которым ассоциировался у него Челноков, а может быть начинал догадываться о том, что наступление тех времен, когда уже такие высокие требования к проектному делу, которые он впитал в себя, работая в первой мастерской, уже не понадобятся в этом мире? Саше сложно было разобраться в своих чувствах в то время, когда весь его потенциал использовали только на латание дыр. В таком ритме, любой нормальный человек перестал бы вообще понимать, ради чего он живёт, и в чём именно состоит смысл его работы, начав играть в ту же игру, что и все вокруг.
Да и в самом правительстве видимо шла такая же, как и у них в институте, игра. Сначала один президент развалил всё, что только мог успеть развалить за один свой срок управления страной. Потом другой, его преемник, начал героически восстанавливать этот развал, постепенно становясь на колени. И так, каждый раз, переизбираясь снова, и снова, он всё больше вяз в этом болоте, так, и не предприняв ни одной реальной попытки подняться. И вот уже страна сидела в мягкой, тёплой, и влажной грязи, всей своей жопой. Те же, кто ещё продолжал стоять, вызывали ненависть со стороны увязших, которые делали всё, что было в их силах для того, чтобы затянуть и этих отщепенцев поглубже в своё родное болото. Выделяться становилось крайне опасно.

Георгия, за глаза все называли Жора.
Верхушкин очень следил за своим внешним видом, приходя на работу только в костюме, с белоснежной рубашкой. Иногда он баловал всех галстуком. Он был невысокого роста, круглолицый с приятным, добрым лицом. В его фигуре угадывался бывший спортсмен, посвятивший свою юность тяжелой атлетике.
Его нашла, для мастерской Красавина. Сашу всегда удивляла та лёгкость, с которой эти люди находили специалистов высокого уровня, буквально на улице, то нескончаемое везение, благодаря которому, им удавалось так легко решать такие наисложнейшие для Саши, кадровые проблемы.
Он много думал об этом, в надежде понять ту тайну, в которой скрывалось от посторонних глаз это умение. А может быть, всё было очень просто. Эти умельцы выискивали в толпе таких же, как и они сами, стремящихся к успеху, но лишённых в своё время, из-за резкого падения уровня обучения, возможности качественного образования - людей. И это оказывалось очень просто, именно в наше сегодняшнее время, когда смысл любого производства постепенно стал заключаться не в созидании чего-то, а, скорее в грамотной имитации этого процесса, найти стремящихся к созданию видимости успеха людей было проще простого. Ведь те, кто действительно что-то понимал и хотел разобраться в процессе проектирования от начала и до самого конца, уже были не нужны этой страшной, коверкающей судьбы людей, машине под названием «современный процесс проектирования».
Но, государство ещё, хоть как-то существовало, держась на тех, старых кадрах, воспитанных в другое время и в другой стране. Их уже было мало, но они держались изо всех сил за работу, понимая, что надо как-то жить.

Саша быстро нашёл с ним общий язык. Так, как Верхушкин, отличался прекрасной коммуникабельностью и исполнительностью. И первое время это даже несколько успокоило Сашу, развеяв сомнения в его профпригодности.
Он не мог понять, почему Красавиной, достаётся все самое лучшее, а ему всегда то, что потом, путём неимоверных усилий приходится исправлять, налаживая правильный процесс проектирования. А может быть, она и не понимала, что у неё было в руках, когда управляла, пусть и по понятиям, но целой мастерской? Ведь, как тогда можно объяснить тот факт, что специалисты высокого уровня были отодвинуты и переселены на «хутор», а молодежь встала у самого руля? Конечно подстраховка у неё была в лице Робатенко, которая, хотя и была грамотным архитектором, знающим процесс рабочего проектирования, не занималась прежде никогда ДОУ, и школами, в отличие от двадцатипяти летнего опыта Наталкиной, проектами коей и была застроена вся Москва.

* * *

Стихийный митинг собрался в комнате ГАПа Лукина. Все обсуждали Сашин перевод в другую мастерскую. Но, больше всего их пугал приход Красавиной.
Саша не пошёл. У него сейчас не было сил, что-либо говорить, думать, и, тем более делать. Всё для него потеряло какой-либо смысл. Он сидел в кабинете, у себя за столом и смотрел перед собой на шкаф с многочисленными папками с переписками по объектам.
Он отчётливо и окончательно уяснил для себя, что не существует больше такого понятия, как специалист. С сегодняшнего дня он поверил в то, что есть только хозяин и раб. И рабы бывают двух видов. Тупые исполнители и думающие невольники. Тупые имеют возможность ещё как-то жить. Думающих же ждёт только одно унижение. И, в отличие от рабов, иногда способных мыслить, господа теперь потеряли в себе данную способность раз и навсегда.

- Нет, ну, мы это так не оставим! Что он, совсем, что ли с ума сошел!? Надо идти к Райкину! – сказала Валунова.
- А давайте письмо напишем? – предложила Алефтина.
- Надо идти. Да. Другого мы ничего не сможем предпринять. Письмо он и читать-то не будет. - успокоил Лукин.
- Тогда давайте пойдем все к нему сегодня прям! – не унималась Валунова.
- Нина тебе не надо ходить с нами, - предостерёг Лукин.
- Это почему же то ещё?
- Потому, что с тобой вместе нас и на порог не пустят, а тебя и уволят ещё ненароком на пенсию.
- Ну, ладно. Ладно. Идите без меня. Я и тут посижу попереживаю за вас. Просто я думала, что, чем нас больше, тем лучше для дела.
- Я думаю, что надо пойти всем ГАПам, и ГИПам, мастерской, вместе с главным инженером Владимировым, - сказала Биатриса Михайловна.
- Что он там совсем сдурел? Не понимает, что с этой Красавиной мы работать не захотим! - сказала Марина Зайцева, сделав особый акцент на первой части фамилии. Она, как всегда подоспела к самому интересному.
- А ты, что уже в седьмую собралась переводиться? – спросил её Лукин.
- А, что? И переведусь, что тут такого!? Кто со мной пойдет?
- Погоди Марин, не спеши панику наводить. Давайте сначала решим, все ли согласны вообще идти к Райкину, говорить о том, чтобы Александра Александровича от нас не отнимали, - предложил Владимиров.
- Да все согласны же с этим! И спрашивать никого не надо даже! Я так думаю, - присоединилась к разговору Алевтина, которая только что вошла в комнату к Лукину, почуяв, что именно сейчас и решается судьба будущего состава мастерской.
- Так, хорошо. Давайте тогда обсудим, кто хотел бы перевестись с Александром Александровичем в седьмую мастерскую, в случае, если Райкин откажет в нашей просьбе о том, чтобы его оставить с нами, - сказал Владимиров.
- Я хочу перевестись, и у меня в бригаде так же хотят со мной все, я спрашивала, - сказала Зайцева.
- Марина вот ты понятное дело, с ним и пришла из первой мастерской, а вот мы бы не хотели. Нам он здесь нравился под боком, когда нами непосредственно руководил. Поэтому давайте стоять до последнего, в том, что мы не хотим его отдавать, - сказал Лукин.
- Тогда давайте и будем все говорить только о том, чтобы его не переводили от нас, - предложил Владимиров.
- Хорошо, давайте так Сергей. Только я всё равно не согласна с Иваном Анатольевичем на счёт того, что только Зайцева хочет с ним переводиться. Я, например, тоже не против! - заявила Биатриса Михайловна.
- И я бы тоже с вами ушёл, хотя не ГАП, - присоединился Пётр.
- И я с ним перевелась бы, хотя мне и с вами тут очень хорошо. Вы все такие творческие, что мне тут и думается легко, - поддержала единый порыв Алефтина.

* * *

- Здравствуйте товарищи. Привет Татьян, - сказал Саша, входя в комнату Наталкиной.

У неё в бригаде было всего три человека. Но зато каких!? Это были люди, проверенные временем, работой, объектами. С ними Татьяна сделала столько объектов. Всем казалось, что это будет продолжаться ещё много, много лет. Ведь даже сама Красавина их не тронула, а всего лишь отсадила подальше от своих «детей». А может быть она не хотела, чтобы молодежь видела, какая на самом деле сложная, и насыщенная рутиной работа архитектора? Пришла Саше вдруг в голову мысль.
Лакина, ведущий архитектор, работала с Татьяной, уже лет двадцать пять, и могла спокойно уходить на пенсию, но, что-то держало её на рабочем месте. Наверно это уже была привычка, каждый день делать дело, которое нужно людям. Причём делать правильно, профессионально, и с любовью. Она очень хорошо разбиралась в составе проекта, умела разрабатывать рабочую документацию самостоятельно. Этот человек не нуждался в руководстве. На неё можно было оставлять бригаду на длительный срок, уезжая в командировку, или в отпуск. Но, желанием самостоятельно придумывать образ объекта она не располагала.
Олег руководитель группы архитекторов, в отличие от Лакиной, не так любил делать рабочие чертежи. Ему нравилось придумывать образы зданий, заниматься интерьерами. Это приносило ему большую радость, чем просто черчение. Но качествами лидера он не обладал, хотя и занимался спортом уже много лет. Если бы ему предложили взять бригаду в свои руки, он бы отказался.
И девушка Лия, которая после институтской практики попросилась остаться у них на работе, по причине близости от института, и самой атмосферы в коллективе. Она была ещё совсем молоденькой, и строила планы на будущее, видя себя самостоятельно мыслящим архитектором, ни в коем случае не исполнителем чужих идей. Она, собиралась двигаться в профессии дальше, и хотела уехать учиться в Лондон, в академию архитектуры. Пока она наблюдала тот молодёжный коллектив, что был создан Опле вокруг себя, ничуть ему не завидуя. Четвёртая пара рук, в бригаде, где разрабатываются довольно сложные объекты, никогда не помешает.
Такой разношёрстный, объединённый под руководством опытного архитектора Наталкиной, коллектив, наблюдал Саша в этой комнате. Там находились все прежние архитекторы данной мастерской.

- Здравствуйте Александр Александрович, - поздоровалась с ним Лакина, улыбаясь, своей хитрой улыбкой, словно говоря: - «Вот и вы теперь с нами».
- Привет Саш. Ну, вот теперь мы вместе будем работать, - ответила Татьяна.
- Добрый день, - сказал Олег, одновременно с Лией.
- Да Тань, я и подумать не мог, что такое может произойти. Я ведь совершенно ничего не понимаю, ни в ДОУ, ни в школах, ни в блоках начальных классов. Придется учиться всему!
- Ничего страшного. А ты думаешь, что Арина Анатольевна что-то понимала, когда попала к нам?
- Тань не надо меня только с ней сравнивать. Она захватчица, а я назначен поневоле.
- В том-то всё и дело, что ты научишься всему быстро. А она, по-моему, так ничего и не познала для себя, - успокоила Татьяна.
- Не обижала она тебя?  Наверно намучалась от неё?
- Я не обижаюсь на неё Саш. Мне главное, чтобы давали работать спокойно. А уж, где, в какой комнате, под чьим руководством? Это не имеет значения.
- Да. Согласен. Это для всех главное. Я, например, вообще её боюсь. По-моему, это больной человек. Как, что-то не по неё, она сразу на крик переходит. Я сталкивался с такими людьми. Очень жалко мне их. Это от комплексов происходит.
- Нет, со мной она спокойно разговаривала. Правда были попытки, но я сразу ей сказала, что если она не умеет тихо общаться, то мы с ней вообще общаться перестанем. Она потом стала к нам своего Верхушкина присылать, - рассказала Татьяна.
Она была немногословным, уравновешенным человеком. Саша видел, что она сильная, но, в глубине души Татьяна всегда оставалась ранимой. За многие годы работы, она научилась скрывать эмоции, так, как они никого не интересовали. Людям важны только лишь их личные проблемы.
- А, как ты думаешь, эта её молодежная бригада пользу приносила мастерской? – спросил Саша.
- Конечно! Молодежь. Талантливая, творчесская. Хорошо рисуют. Я мельком что-то видела. Но нас ни во что не вовлекали. Требовали только план. Мы и старались.
- Нет, ты не поняла. Я имею в виду финансовую пользу.
- Откуда ж я знаю. Это только при Кириллове я могла, быть в курсе долга мастерской институту, и знала, какие у нас договора подписаны, а какие нет. Правда Арина Анатольевна почему-то считала, что мы балласт мастерской, как она это называла. Но, я-то знала, что это не так. Вот мы все и работали, как умели. Сдавали документацию вовремя. Владимир Капитонович научил нас этому.
- А, что это за школа в Питере, уже пошла? Как мы её тогда лихо согласовали у Острецова, без Опле!? Правда она теперь на каждом углу говорит, что это только благодаря ей удалось согласовать такую прошловековую архитектуру. Но, мне плевать на её слова. Главное, что нам удалось ничего практически не править. И благодаря этому твои люди смогли работать по плану. А если бы она сама за это взялась, то поверь мне, её молодежная бригада сделала бы целую презентацию из этой простой задачи.
- Да. Саш. Ну, теперь в командировки не наездимся все!
- Для начала поедет Верхушкин со мной. Так Райкин сказал. А, там, посмотрим уже с тобой. Повезём теперь этот буклет с подписью Московского главного архитектора к Питерскому подписывать. Надо будет взять два экземпляра пустых, без подписи, и один с подписью Андрея Олеговича. Чтобы там показать, что в Москве такое катит. Поэтому отксерить надо отдать на размножение.
- Хорошо, я отдам на размножение. Когда едете? – спросила Лакина.
- А вот, как билеты возьмём, так и помчимся с Жорой Ивановичем, - ответил Саша.
В этот момент в комнату вошел Верхушкин.

Его рабочее место было очень близко от комнаты Наталкиной. Оно, досталась ему, как непоместившемуся в тот стеклянный аквариум, который занимала прежде Опле, а затем уже, после неё, вплыла в него из комнаты с архитекторами сама Красавина. Аквариум был очень тесен и не рассчитан на двух хищных рыб, поэтому в нём поселилась, в итоге, всего лишь одна. Жора был очень рад тому, что так же, как и все приносящие хоть какую-то пользу мастерской, попал на выселки. Его комната походила скорей на окоп, нежели на кабинет главного инженера мастерской. Наверно поэтому он и занял именно её, приготовившись к долгой и изнуряющей обороне.
Саша не раз заходил к Жоре, ему там нравилось. В окопе, который, правильнее всё же было назвать блиндажом, имелось огромное окно, на случай отступления. Оно, как и полагалось, находилось в противоположной от двери стене. Благодаря этому, и небольшой ширине блиндажа, обеспечивалась неимоверная тяга, в случае его открывания. Все письма и ценные бумаги слетали в этот момент прямо на пол, и казалось, какой-то снаряд залетел прямо в него, и, разорвавшись там, убил всё, и вся, кроме успевшего спрятаться под столом Верхушкина.
Вообще он умел, и любил прятаться. Показываясь после исчезновений внезапно, как бы из-за спины. Но, не пугая, а скорее обволакивая собой всех, кто присутствовал при этом в помещении.
Так же произошло и сейчас.
- Ага! Вот вы, где все прячетесь!? – заговорщицки произнес он, держа в руках, какие-то бумажки, напоминающие деловые письма.
В комнате Наталкиной все поздоровались с Верхушкиным.
- Всем добрый день, - ответил он жизнеутверждающе.
- Что за письма у тебя? – спросил Саша.
- Это из Питера от комитета по строительству.
- В Питере тоже есть такой комитет? – удивился Саша.
- В Питере всё есть. Но, они жалкая копия Московского. Поэтому нам и надо пользоваться моментом, для того чтобы успеть согласовать у них школу и пройти экспертизу, пока они не встали на ноги, набравшись опыта у Москвы. А она наступает, поверь мне на слово!
- Когда поедем?
- А сегодня и поедем в ночь. Пойдём бронировать билеты и гостиницу, я за этим и зашёл. Ищу тебя по всей мастерской. У тебя паспорт с собой?
- Да.
- Ну, вот и пошли, - вышли они из комнаты Наталкиной, и так же в обнимку, словно вальсируя, довёл до своего «блиндажа», уже заваленного проектной документацией, которая лежала в открытых шкафах, стоящих вдоль одной из его стен, плотным рядом.
- Это всё им вести? – взял в руки самый верхний томик архитектурного раздела, из наивысшей кучи Саша.
- Нет. Почтой отправим потом. Службой доставки. Пока порожняком едем, только с буклетом.
Саша поправил часы на руке, показывающие уже полдень.
- Хорошие часы. Большие, - улыбнулся Жора.
- Мастерская подарила.
- А разбил где?
- Это не я. Они сами треснули.
- Как сами?
- А так, через неделю после того, как подарили.
- Вот и треснули, что нельзя дарить часы. К разлуке это.   
- Да Жор. Зачем всё это только не пойму.
- Ты о чём?
- О том, что суета одна вокруг.
- Это брат работа такая. Ничего тут не поделаешь.
- Да. Всё предопределено.