Глубины разума

...Время поджимало.
Окружение стремительно теряло краски, обращаясь в чернильно-синюю пыль.
Инга рывком распахнула дверь и выскочила наружу.
«Сознание — это коридор, — гласила расхожая у телепатов поговорка. — Какая разница в какую дверь ты войдешь?». Но разница все же была. И девушка усвоила это очень хорошо. А потому и прорабатывала сокрытые в комнатах воспоминания не по порядку, как требовала практика терапии, а по собственному наитию.
Плотно прикрыв створку, Инга выдохнула и оглянулась. Коридор подсознания казался бесконечной взлетной полосой, окруженной штабелями облупленных дверей. Обстановка очень напоминала больничную, в густом липком воздухе витал хорошо уловимый лекарственных запах.
Стоп!
Девушка тряхнула головой, поймав себя на мысли, что запахов тут быть не может. А значит сбоить стал ее собственный разум, примешивая в чужую память личное восприятие происходящего. С этого начиналась первая стадия «психической диффузии» — слияния двух подсознаний после длительного контакта друг с другом. Для телепата уровня Инги это было хуже смерти.
— Черт... — Инга сглотнула вставший в горле комок и быстрым шагом направилась к выходу.
Теперь время не просто поджимало, его не осталось совсем.
Стараясь не терять контроль, девушка пролетела десяток метров и уже приготовилась покинуть чертоги больного разума, как вдруг наткнулась на приоткрытую створку.
Тонко настроенная интуиция уколола сознание. Инга тут же поняла, что это одна из тех дверей, в которые непременно стоит заглянуть.
Сцедив пару неприличных слов, она выровняла дыхание и собрала вокруг себя ментальный щит. Это давало небольшую фору в пять-семь минут местного времени и бонус в виде сильной мигрени к утреннему кофе. Впрочем, к разрывающим мозг спазмам Инге было не привыкать. Издержки телепатических способностей, мать их к дьяволу.
Нахмурив брови, девушка подтолкнула створку носком кроссовки и осторожно заглянула внутрь.
Чернильная пыль паутиной стелилась по углам, не позволяя как следует рассмотреть обстановку. Однако здесь она и не имела особого значения. Важен был лишь человек, сидящий за столом.
Инга не сразу распознала в нем своего пациента. Редкая и крайне тяжело протекающая разновидность маниакального синдрома изменила его до неузнаваемости. Такое в практике тоже случается — содержание диктует форму.
Мужчина лет сорока с жидкими волосами, усыпанными перхотью, неотрывно смотрел на боковину столешницы и молчал. Бледное опухшее лицо уродовали крупные оспины, похожие на лунные кратеры. Выцветшие брови сложились домиком. Смирительной рубашки, ставшей неотъемлемой частью его гардероба, на нем не было. Вместо нее покатые плечи покрывала застиранная больничная пижама цвета хаки с двумя дырками на лацкане.
Инга сощурилась, пытаясь глубже прочувствовать воспоминание, и медленно переступила порог.
Мужчина вздохнул, пожевал губами и несколько раз сложил их «уточкой». Это был весьма распространенный жест среди психических больных, который Инга вольно интерпретировала, как подсознательное желание поцелуя и тягу к ласке вообще.
— Боль, — внезапно заговорил пациент. Голос у него был на удивление четкий, поставленный и приятный, как у радиоведущего. — Она повсюду. В каждой клеточке моего тела. Наполняет меня до краев. Когда она пришла впервые, я решил, что смогу перетерпеть. Ведь я сильный... Я ждал, что однажды она уйдет, что станет легче. Я надеялся на это. Но боль не ушла. Она росла во мне, как опухоль, как... — Он снова пожевал губами и засопел. Теперь Инга стала следить и за его дыханием. — У каждого из нас есть болевой порог. Предел, до которого мы можем выносить физическую боль. Преодолев его, человек либо теряет рассудок, либо умирает от шока. У психики тоже есть подобная грань. Вот только пересекая ее, ты не угасаешь, а продолжаешь страдать. Снова и снова... Весь твой внутренний мир превращается в ад. Кошмарный, беспросветный, удушающий ад.
Мужчина поднял колючий взгляд и нахмурился. Его глаза тускло блестели, как две далекие звезды посреди холодного черного неба.
Он продолжал:
— Весь ужас в том, что от собственного разума некуда бежать. Ты не можешь выйти из своей головы ни на секунду. И прекратить боль ты тоже не в силах. — Пациент на несколько мгновений умолк и как-то странно повел головой, словно пытался расслышать чей-то голос. — Каждое утро я просыпался с сожалением о том, что не сдох этой ночью. Ведь это так просто — закрыть глаза и уже никогда их не открывать. Смерть перестала казаться мне чем-то страшным. Я ждал ее как освобождения, как благости, решения всех проблем... — Еще одна пауза и тяжелый вздох. — Я пытался убить себя трижды. На тот момент это было для меня единственным выходом. После первой попытки что-то щелкнуло в мозгу. Будто сломался какой-то ментальный барьер в новое измерение. Измерение, в котором ты легко можешь послать всех к черту и расстаться с жизнью. И теперь попасть в него не составляет особого труда. Наверное, поэтому суицидники так часто добиваются своего, ведь ворота к смерти для них всегда открыты настежь...
Он улыбнулся. Оскал его желтых зубов заставил Ингу сморщиться от отвращения. По спине пробежал колючий холодок, однако девушка и не подумала вернуться к двери.
Что-то было в рассказе этого мужчины. Доля правды, уникальный взгляд изнутри, неподдельная атмосфера психоза и боли, к которой хотелось прикоснуться из научного интереса. Инга не знала ответа. А потому продолжала внимательно слушать эту импровизированную исповедь психопата.
— Но самое паршивое в человеке состоит в том, что он ко всему привыкает. Даже к боли. Нет, я не выработал к ней иммунитет, не спрятался от нее, как улитка в раковине. Нет. Я мутировал, открыл себя страданию. Боль стала моим постоянным спутником, приросла ко мне так тесно, что я сам превратился в нее. Мне больно, значит я еще жив. Значит, я еще существую. Я и есть боль. А там, где нет боли, нет и меня. Верно, док?
Он с надеждой посмотрел куда-то вперед и часто задышал, собираясь заплакать. Похоже, что его незримый визави не был с ним согласен.
Вдруг покрытое оспинами лицо исказилось, приобретая уже знакомые Инге черты. Словно мутация, о которой упоминал пациент, вышла наружу и явила миру свой жутковатый лик. Пламя закипающей в мужчине ярости мгновенно выжгло в нем все печальные эмоции, превратив его в того самого маньяка, опасного как для себя, так и для окружающих.
— Я хочу чувствовать, доктор! — прорычал он глубоким басом. Сквозь стиснутые зубы брызнула слюна. — Верните мне мою боль! Верните ее!
Пациент вскочил, отшвырнул стул к стене и ударил кулаками по столешнице. Заполняющая комнату пыль мгновенно обратилась в груды матовых кристаллов, сковывающих пространство.
Инга отпрянула к двери, с трудом сдерживая приступ паники.
Но тут мужчина замер и посмотрел прямо на нее. Девушка выдержала его свинцовый взгляд и дождалась реплики.
— Боль наполняет все смыслом, — произнес пациент скачущим голосом. — Задает вектор развития от страдания к освобождению. Я болен. Но не больше других, док. Просто не боюсь в этом признаться.
Его лицо рассекла кровожадная улыбка.
Он схватился за край стола и с размаху впечатал физиономию в лакированную поверхность. Брызнула кровь. Осколки зубов посыпались на пол. Мужчина захохотал, вскинул голову и повторил операцию с удвоенной силой.
От удара его череп лопнул, будто перезрелая тыква. Бурое месиво хлынуло Инге в лицо теплым дождем.
Девушка взвизгнула и потеряла равновесие. Невидимый крюк зацепил ее сознание, вытянул из комнаты и грубо протащил по коридору.
В ординаторской было холодно. Противно гудела старая лампа под потолком, недовольно тикали часы на столе. Поддувавший из открытого окна ветер шелестел бумагами на подоконнике. Где-то очень далеко гремела посудой санитарка.
Инга приоткрыла веки и попыталась вздохнуть. В легкие будто плеснули кипятка.
Поежившись, девушка откинула плед и села. Перед взором мелькнул образ окровавленной головы, раскинувшей мозгами на больничном столе.
— Черт... — шикнула Инга, подавив приступ рвоты.
На помощь пришел зазвонивший у стены телефон. Отвлекшись на него, девушка встала и подцепила трубку.
— Инга, не спишь? — выдохнул бесцветный голос Маши.
— Уже нет, — буркнула та.
— Дуй ко мне в пятнадцатую, тут у Кондрашова приступ.
В макушку словно вонзилась ледяная игла. Слишком уж зловещим было это совпадение.
Инга на секунду зажмурилась, пытаясь понять, что она могла упустить, копаясь в подкорке у Кондрашова. Собственно, все содержимое его аквариума предстало перед ней в самом что ни на есть наглядном виде...
— Инга? — донеслось из динамика.
— Иду.
Девушка сорвала халат с вешалки и вылетела из ординаторской.


30.01.20