Глава V Чупокаброва

На очередном институтском собрании, которое проходило раз в неделю, и его никак не могли сориентировать на один определённый день недели, Развалов представил всем Чебыркулеву официально.

Саша слегка опоздал на него, и крадущейся походкой вошёл в зал, поймав на себе очень выразительный взгляд Развалова. Не имея возможности что-либо ответить на него, он тихо присел на второй от края, несколько нестандартный стул у ряда столов, идущих вдоль стенки. Сразу же после этого, послышался звук закрывающихся лифтовых дверей, и грузные шаги Марины Михайловны, начальника электроотдела.
Делать замечание ей, Развалов побоялся, имея отрицательный опыт воспитательной работы среди женщин.
- Саша пересядь, пожалуйста, - попросила она.
- Зачем? Есть же место рядом, - удивился Саша, указывая на стул справа от себя.
- Я в него не помещаюсь, - честно призналась Марина Михайловна.
Саша хотел было возразить, но, посмотрев на тот стул, на котором сидел – понял, что он гораздо шире остальных.
- Это мой стул, - как могла, коротко, запыхавшись от длительной ходьбы из самого дальнего угла института, попыталась объяснить ситуацию Марина Михайловна, грузно опускаясь в освобождённый для неё стул. Тот жалобно скрипнул под предельным весом и напрягшись всем своим каркасом, нервно затих.
И Саша не обиделся, поняв, какой именно смысл, она вкладывает в формуллировку «мой», пересаживаясь дальше, на стул, стандартной конструкции.

- Коллеги, я хочу представить вам заместителя Венеровой Дины Игоревны по производству Чебыркулеву Василису Натановну. Теперь она будет вести все ДОУ, и школы. Прошу любить и жаловать.
Чебыркулева встала и слегка кивнула всем головой, в знак приветствия.
Казалось, что она ждала именно этого момента, тут же вцепившись в протокол, давая Развалову, только зачитывать тему очередной его позиция, отнимая у него полностью инициативу, стараясь провести совещание самостоятельно.
Но Пётр Ильич не сдавался.
- Детский сад Ленинградское шоссе, на двести мест, сдача альбома КР 1, двадцатого Апреля в комитет по строительству, на проверку, - торжественно, словно председатель аукциона, зачитал он.
- Так, кто у нас делает этот объект? – скорее нервно, чем энергично спросила она всю ту, сидящую в зале толпу с окаменевшими лицами.
- Седьмая мастерская, - добровольно принял огонь на себя Саша.
- Кто вы? Как вас зовут?
- Александр.
- Замечательно Александр. Ну, и как у вас обстоят дела? – продолжила она.
- Мы сдаём завтра. Сегодня не успеваем, - спокойно сказал Саша.
- То есть, как это вы не успеваете!? Сегодня уже двадцать третье число, почему вы не успеваете!? Что это за безобразие такое!
- Потому, что задание на отверстия по вентиляции мы получили только вчера вечером.
- А кто у нас вентиляция? – по-деловому, словно она за один день хочет научиться всему тому, что люди познают годами, спросила она, нервно рыская глазами по залу, в надежде найти того самого вредителя, который теперь становился крайним, получив эстафетную палочку на марафоне из Сашиных рук. Упрощая тем самым процесс проектирования, как она считала, сразу же в разы, но одновременно доводя его до схожести с конвейером, где упаковщицы знают всего лишь одно движение рук, позволяющее закрыть коробку, тут же приступая к следующей.
- Я Златопольский Максим, - ответил, с виду молодой человек, маленького роста, щуплого телосложения.
- Почему вы задержали выдачу задания конструкторам седьмой мастерской!? – тут же нашлась, как поставить вопрос она, со всей ожесточённостью, набросившись на маленького, с первого взгляда очень скромно одетого человека.
Но, не тут-то было! Коллектив института, складывался не годами, а скорее десятилетиями. И та игра, которая сейчас разыгрывалась перед её глазами, не раз была отрепетирована на предыдущих совещаниях. Но, что-то, всё же подсказывало Саше, что именно сегодня всё пойдёт не так, как прежде, ведь за дело бралась опытный производственник, пришедший откуда-то из тех мест, где все явно умели работать качественно, в отличие от присутствовавших. Во всяком случае, так она себя старалась подавать.
- Потому, что мы поздно получили планировки от архитекторов, - ответил он, спокойным, тихим голосом, незаметно для всех, перекладывая эстафетную палочку, обратно в Сашины руки.
Но, это, еле заметное окружающим «движение», хорошо разглядела Чебыркулева, переведя свой свирипеющий взгляд опять на Сашу.
- А архитекторы, я так понимаю ваши? – с новой силой набросилась она на Сашу, понимая, что теперь уже не слезет с него, пока не рапутает всё до самого последнего узелка. Ведь только так и можно научиться проектированию, чтобы понять ту специфику, которой им теперь предстоит научить её.
Златопольский, удачно парировав удар, хитро улыбался, гордо распрямив свою худую спину, откинувшись у себя на стуле, поправляя на носу очки, в тонкой, металлической оправе.
- Мои. Они выдали задание месяц назад. Но у нас были изменения по факту прохождения экспертизы, которые мы и выдали Максиму две недели назад. Раньше просто и не могли, так, как положительное заключение экспертизы не было готово.
- Но вы же заранее знали, что у вас будет меняться? – извернулась она.
- Вы думаете? Как я мог знать заранее то, что может зародиться в голове эксперта.  Извините, но я таким даром не обладаю, - спокойно ответил Саша.
- Должны были предвидеть. На то вы и проектировщики, - моментально обучалась она специфики производства.
При этих её словах, Саше вспомнился инспектор ДПС, который, штрафуя за незамеченный им под снегом, край разделительной полосы, по которому он проехал на перектрёстке, при повороте налево, сказал, что водитель обязан предвидеть отсутствие знаков дорожного движения.
Тогда, эти слова сильно возмутили его, а незаконно отобранные права, привели в итоге к разводу с женой. Но он не мог себе даже и представить то, что, начиная именно с того дня, ему придётся жить по новым правилам, постоянно доказывая свою невиновность везде и всегда. И сегодня, услышав от своего нового руководителя, в проектном институте, ту же самую фразу, он уже не удивлялся, понимая, что мир иллюзий рухнул, и теперь ему предстоит выживать в новом, страшном, настроенном против него, другом, ожесточённом мире.
- У меня даже с какой стороны наружные сети в здание входят, только потом стало известно.
- Почему!? Кто у нас отвечает за сети?
- Я отвечаю, Ложкин Пётр, - представился молодой человек, небольшого роста, чем-то напоминающий своими манерами защитника футбольной команды. Он был нарочито вежлив и даже несколько решителен. Короткая, стандартная стрижка делала его незаметным среди остальных проектировщиков, если бы не его уверенность в себе
- Значит, плохо отвечаете! Почему вы не выяснили, с какой стороны входите в здание, заранее?
- Да, потому, что у меня не было ни генплана, ни плана сетей, - бодренько, с улыбочкой идиота, ответил Ложкин.
- Как это не было? И, что до последнего дня?
- Нет. Потом появился. Но, мы не знали из какого ЦТП пойдём. Там два на генплане, - с той же улыбкой, продолжил Ложкин.
- И, что же никто не мог узнать!? Здесь столько народу сидит в зале! – попыталась перекинуть свою профессиональную злость на кого-то другого, из присутствующих в зале Чебыркулева, видя, что Ложкин прикрылся   идиотской   улыбкой, которая отпугнула её взгляд, который на мгновение коснулся Саши. Но он был серьёзен и его глаза говорили только об одном, что он возмущён, а это являлось самой основной ошибкой в проводимом опросе. Ни в коем случае нельзя выдавать своих чувств, и эмоций, за редким исключением, связанных с проявлением умственной отсталости. Он знал это, но ничего не мог поделать со своим взглядом, который показывал всё его отношение к обучающемуся в процессе допроса, новоиспечённому руководителю.
Василиса Натановна, нервно, словно наткнулась на что-то неприятное её взору – отвела взгляд.
- Это не наш вопрос! Если мы сами себе будем исходно разрешительную документацию заказывать, то, кто же тогда работать будет!? – прикрылся безобидным нападением, моргнув невинными глазами, Ложкин.
- Александр Александрович, почему вы, как начальник мастерской не проследили за решением этого вопроса? – тут же перевела стрелку Чебыркулева.
- Потому, что тогда я не был начальником этой мастерской, - ответил Саша.
- А кем же вы были тогда? – не поняла, шутит он, или нет Чебыркулева.
- Начальником мастерской, но другой, - видя, что большего идиотизма ещё никогда в жизни не переживал, объяснял Саша.
- Почему другой? Я ничего не понимаю!? Вы, что издеваетесь надо мной!? – решила избрать козлом отпущения всё же именно его, Чебыркулева.
- А у нас тут традиция такая в институте, раз в полгода менять руководителей. Разве вы не знаете? Это сейчас очень модно. Ещё Сталин увлекался этим. Президент вечный, а все остальные по кругу вокруг него, чтобы не застаиваться. Это, как в детской игре с убиранием стула. Только там никого не наказывают, а у нас…
- Прекратите юродствовать! Вы для меня, прежде всего, руководитель подразделения! И обязаны были обо всём знать заранее! - окончательно выбрала для себя виновного во всех институтских проблемах Чебыркулева.
Саша видел, что сейчас происходит самоутвержедение приведённого в институт «Варяга», который найден для ужесточения и без того жёсткого стиля руководства Развалова. Но он и понимал, что, какие-то навыки работы комплексным ГИПом у Чебыркулевой были. Иначе, откуда она могла знать и понимать такие вещи, как экспертиза, рабочая документация, задание на проектирование смежным подразделениям. Нет, безусловно, им всем очень повезло с её уровнем.
Почувствовав, что «отстрелялся», Ложкин машинально поправил только начинающие свой рост после стрижки волосы, и откинувшись на стуле, хитро подмигнул Саше, как бы говоря этим:
«Ну, вот, я выкрутился, а теперь ты давай. Ведь, то, что ты не виноват, мы все и так знаем, а вот попробуй, так же, как и я, докажи Чебыркулевой, а мы посмотрим, как у тебя всё это получится!»
- Если мы должны были знать заранее, то и специалисты по вентиляции, и сетевики, так же могли догадываться, - возразил Саша, и тут же пожалел об этом.
- Вы, и только вы, должны, как руководитель мастерской держать в своих руках все нити управления процессом прохождения экспертизы. И если что-то не успеваете, то нужно тут же предупредить об этом руководителя, - случайно раскрыла она свои тайные знания процесса проектирования, которые ранее, как она видимо думала, не были никому известны.
Начиная с этого момента, Саша был виноват во всём. Вся злость за унижение перед Венеровой, при докладе о состоянии дел в проектном институте Чебыркулевой, теперь обретала устойчивый вектор своего направления.
- Так ведь в протоколе всё написано. Что Пётр Ильич читать что ли не умеет.
- Петр Ильич, это правда? – спросила она Развалова, несколько нервно, словно ещё продолжая говорить с Сашей.
- Да. Написано… У него люди плохо работают. Не может их заставить. Я давно говорил об этом, - безразлично, ответил Развалов, даже не обращая внимания на то, что часть гнева Чебыркулевой, досталась и ему.
Она же, поняв, что не имеет право предъявлять претензии Развалову, несколько сбавив пыл, ещё больше, в глубине себя, затаила злость на Сашу.
- У меня все замечательно выполняют поставленные задачи! И, почему я должен заставлять работать людей без надбавки, которую они получали ещё пару месяцев назад, до смены руководства мастерских, когда все остальные её получают, несмотря на такие же срывы сроков? Мои сотрудники и так перерабатывают! Я вообще боюсь такими темпами последних людей растерять. Зачем вся эта нервозность, - еле сдерживаясь, доложил Саша.
- Сначала пусть работать научатся, - с хитрой улыбкой банкира, ответил Развалов, нажимая на кнопку своей ручки, тем самым, выдвигая стержень, и тут же пряча его обратно.
Все присутствующие здесь руководители подразделений, никогда так не работали. При Пристроеве важна была цель работы. При Райкине сроки. И, если Пристроев доверял руководителям подразделений, зная их уровень, Райкин прислушивался к тому, что говорили о них другие, особое внимание уделяя внешнему виду, в случае невыполнения поставленных задачь, легко снимая с должности. Но, никто из них не додумался добиваться данных целей опустившись до того, чтобы руководить посредством никому не нужных совещаний, отнимающих у исполнителей время и показывающих всю некомпетентность руководства. И, если Пристроев мог направлять архитектуру в нужное русло, подправляя её у себя в кабинете, Райкин, будучи не в силах определить компетентность при назначении, думал, что, наказав неумелого архитектора деньгами, сможет заставить его мыслить креативнее,.
Саша вопросительно посмотрел на Ложкина и еле заметно развёл руками, поджав нижнюю губу и широко раскрыв глаза, словно бы говоря: -«Докатились!»
Ложкин в ответ демонстративно схватил себя за горло правой рукой, будто бы собирался задушить, тем самым отвечая: - «Достало это всё!»
- Так, я всё поняла! Эти перекидывания с одного на другого у меня не проходят! Такой плохой работы я ещё нигде не видела. У вас тут полный бардак! Я научу вас проектировать. Дина Игоревна мне говорила про тот уровень, с которым я столкнусь у вас. Но, я верила в лучшее. И оказалась не права. Поэтому сейчас всех предупреждаю раз и навсегда, что именно с сегодняшнего дня мы начинаем работать по-другому. Насколько я знаю, этот ДОУ делают те строители, которые у нас на подряде. Мы не имеем право их подводить. Вся документация должна сдаваться вовремя, без задержки даже на полдня. Это касается всех объектов института. Мы будем наказывать деньгами, или просто увольнять тех, кто работает меньше всех. Я попрошу отнестись к моим словам внимательно, со всей ответственностью. С этого дня я отвечаю ещё и за все ваши срывы сроков перед Диной Игоревной. Она доверила мне производство, и я оправдаю её доверие.
- Василиса Натановна, людей не повышают годами. Премии не платят! Как их заставить работать лучше, если они и так уже перерабатывают? – спросил Саша. Он знал, что всё это бестолку, но обязан был бороться за своих людей.
- По поводу повышений я буду разбираться с каждым случаем отдельно. Подходите ко мне после совещания. Будем смотреть подробно.
Докладные записки с фамилиями на повышение сотрудников, лежали у Саши в ящике стола, покрывшиеся пылью. За ними нужно было сбегать.
На совещании рассматривались все институтские объекты.
Проектированием панельных типовых домов занималась в основном элитная первая и чуть-чуть третья, мастерские, под курированием Развалова, который не хотел брать на себя все остальные объекты, будучи рад тому, что Правова вела ДОУ, школы и блоки начальных классов.
Свалившуюся на их головы Чебыркулеву нужно было помочь ввести в курс предназначенных для неё объектов Правовой, которая имела возможность благодаря своим связям согласовать их в департаменте образования, не беря на себя ответственность в полной мере. Точнее она не хотела отвечать просто так, надеясь на освободившуюся из-под Лышкина должность.
Совершенно не ожидая, что Венерова, так не вовремя, не дав завладеть должностью главного инженера приведёт Чебыркулеву, Правова, что есть сил старалась понять, опасна ли та в этом деле, как конкурент, пришедший со стороны.
- Экспериментальная школа в Санкт Петербурге на тысячу мест, - зачитала Чебыркулева, увидев рядом с названием объекта, уже знакомую ей Сашину фамилию, она не стала читать дальше по протоколу перечисленные там сроки и вопросы по этому объекту, а просто вопрошающе посмотрела в его сторону.
- Василиса Натановна, эта школа – особое дело! Я вообще предлагаю её обсудить у меня на совещании! - сказала Правова, явно перехватывая инициативу у новоиспечённого руководителя, тем самым придавая некую, явно ненужную, значимость к занимаемой, непосредственно собой должности.
- Хорошо. Я чувствую, что там очень всё запущено, а у меня сегодня мало времени на ваш институт, уже через час следующее совещание в моспроекте назначено, - согласилась она с ИО главного инженера института, которого, как такового уже не было, да и вряд-ли он мог появиться рядом с этой, знающей себе цену женщиной, каковой была она, так рьяно исполняя его обязанности.
Совещание продолжило свой стремительный темп, оставив Сашу в покое, и перейдя к объектам Хазанова, руководителя шестой мастерской.
Нельзя сказать, что его люди работали лучше, чем Сашины сотрудники. Но, ситуация в шестой, была несколько обнадёживающей, только из-за того, что её никогда ни с кем ещё не объединяли, не перемещали из одного края института в другой. Более того, в неё не внедряли временно, для пересидки, кочующих руководителей, не создавали элитных коллективов внутри уже существующего, и не ставили невыполнимых задач, как это было со всеми теми, кто работал под Сашиным руководством.
Но, Саше было интересно так работать. Всё то, что вешали на него, лишь придавало ему адреналина, омолаживая кровь. Он решал нерешаемое, прежде всего стараясь вникать в каждую мелочь, пропуская её через себя, ведь только таким образом можно найти то, единственно верное решение из множества возможных. Он жил на работе, а не приходил туда отсидеть свои положенные восемь часов, плюс час на обед.
Хазанов не был архитектором. Его выражение лица говорило о неделанной, в отличие от Ложкина, принадлежности к стремительно разрастающемуся отряду идиотов. Он оставался всегда, при любых обстоятельствах, спокойным и примитивно рассудительным человеком, не принимающим шуток. Саша, видел, что такое поведение, может являться единственно верным, для сохранения на занимаемой должности. Но, переживал за своё дело, частенько смягчая абсурдность ситуации самоиронией, или шуткой. И это понятно, ведь само понимание наивозможных законов творчества подразумевает нервное напряжение ради достижения верных решений, приходящих только в муках поисков, и сомнений.
Саша не хотел учиться быть примитивным. Видимо он всё ещё слишком горяч, для должности руководителя проектной мастерской. А стать холодным для него было равносильно отказу от творчества.
- А как обстоит дело с переработкой проекта электрики по объекту, блок начальных классов на триста пятьдесят мест, по адресу…? – начала зачитывать следующую, очередную позицию протокола Чебыркулева.
Начальник электроотдела Марина Михайловна, дремала, сидя на своём стуле, у края дальнего ряда столов, стоящих возле самой стены, рядом с Сашей. Вопрос предназначался ей. В зале наступила зловещая тищина. Она длилась не более полутора, двух, секунд, и Саша не успел за это время даже сообразить толкнуть её в бок.
Мария Михайловна, словно увидев во сне совещание, Чебыркулеву, Развалова, и выслушав вопрос, прозвучавший именно для неё, не столько не знала теперь, что именно ответить, скорее, ей требовалось какое-то минимальное время на то, чтобы вернуться из того виртуального мира, где она находилась всё это время, в мир реальный.
И тогда Саша понял, что кресло, занятое ею, обладает ещё и дополнительными возможностями, не только вмещая в себя огромные габариты Марины Михайловны, но ещё и унося её отсюда в миры иные, таким образом, чтобы моментально обеспечить её возврат в случае резкой необходимости, которая именно сейчас и наступила.
И, когда, наконец, процесс возвращения завершился, она, словно бы и не спала вовсе, открыла глаза, подняла голову со своей груди, которой она касалась подбородком, и как ни в чём не бывало, ответила:
- Проект мы уже давно сделали, и отдали в размножение.
- Давно!? – повернула голову в сторону произнесённых слов, не зная до этого момента в лицо начальника электроотдела, Чебыркулева, и тут же задала следующий, будто бы заранее подготовленный ею вопрос, не заметив того, что человек отвлёкся на послеобеденный сон.
-  Неделю назад наверно, - всё же прокололась Мария Михайловна, прикрывая зарождающийся зевок ладонью.
Она была предпенсионного возраста, но выглядела молодо и свежо. И свежесть эту придавал ей румянец на щеках, который присутствовал там постоянно. Причиной этому был её огромный вес, борьбу с которым она прекратила много лет назад, смирившись, но не опуская рук, оставаясь жизнерадостным, никогда не унывающим человеком.
- Нет, ну, я вообще не понимаю, что тут у вас происходит!? – окончательно потеряла веру в людей Чебыркулева.
- Я сейчас заберу, после совещания у них. Они не позвонили, не сказали, что готово, - скороговоркой оправдалась Марина Михайловна, опять не справившись со своим зевотным позывом.
- А почему я не вижу здесь начальника отдела размножения!? – поинтересовалась Чебыркулева.
- Василиса Натановна, мы обычно только с проектировщиками проводим, чтобы не отвлекать остальных сотрудников, - на всякий случай прикрывая рот от внезапного зевка, явно передавшегося от Марины Михайловны по воздуху, разъяснил Развалов.
- Хорошо, заберите проект из размножения и выдайте комплексному ГИПу, - смирилась Чебыркулева, прощая забывчивость начальнику электроотдела, как не такой уж смертныё грех, наряду с такими, как срыв сроков, и попытка попросить людей в помощь.

Пройдя объекты шестой мастерской, Чебыркулева, незаметно подобралась и к третьей, под руководством Никишина, у которого рассматривалась его очередная застройка в Апрелевке, выполняемая совместно пока еще с ДСК, но под руководством непосредственно ПИКов.
- Так, дальше. Тихо всем! Ну, что же это такое!? Ну-ка прекратили весь этот гвалт! Предупреждаю, что ещё одно только слово, и я начну выгонять каждого, кто только откроет свой рот без спроса!
В зале, тут же наступила полная тишина.
- Застройка в Апрелевке, - в полнейшей тишине, продолжила она. Только злобное хрюканье, имитирующее рык голодного тигра – раздалось в зале. Это Развалов, пытался изобразить из себя более свирепого, чем Чебыркулева – хищника.
- Мы не можем сдать архитектуру пока, - спокойно, но явно с обреченной улыбкой ответил Никишин.
- Как это не можем!? – от неожиданности Чебыркулева даже забыла закрыть рот, внимательно посмотрев на Развалова, как бы спрашивая его, как он мог такое допустить.
- А так вот, не можем, и всё. У нас до сих пор нет согласованных ПИКами панелей, - так же спокойно, с иронией, продолжил Никишин.
- Как это нет!? Надо бороться, заставить их подписать! Что вы, как маленький ребёнок себя ведете! Простите, я не знаю вашего имени.
- Михаил Сергеевич, руководитель третьей мастерской, - представился он, с улыбкой.

Саша знал Никишина, как человека с неисчерпаемым чувством юмора, которое помогало ему выжить при Пристроеве, сохраниться на высоте при Райкине. В нём было сохранено главное - собственное достоинство. Но, теперь, он видел, что Никишину, так же тяжело, как и ему. И причина этому могла быть только одна – способность к творчеству. Именно сегодня, на этом ознакомительном для Чебыркулевой совещании, всё становилось для него на свои места. И, если для неё цель заключалась в неком наведении порядка в деле проектироваения, хаотичном, и расслабленном, как она считала, то для Саши, в понимании того, что из такого, совсем недавно творческого процесса, стараются сделать некий конвейер. Чтобы успевать штамповать готовую продукцию, не нужно никакого креатива. Требуется только скорость, беспринцыпность, и жёсткость.

- Вы, руководитель проектной мастерской, и говорите мне такие вещи!? Это ваша задача согласовывать с заказчиком свои решения!
- Моя, но и Петра Ильича тоже, - вежливо возразил Никишин, и посмотрел в сторону сидящего подле себя Сиротина, ища его поддержки, который очень сильно жалел сейчас, что всё же не уволился ранее.
- Они никогда нам не подпишут эти панели, потому, что хотят из своего говна, ещё сто лет строить. А мы эти еле-еле у Острецова согласовали. Речь идет о наружных стеновых панелях, - защитил Никишина, Сиротин.
- Понимаете, мы между двух огней, и нам никто не помогает. Но, всё будет нормально, я думаю, они подпишут. Просто там такой принцп работы – нервы трепать, - продолжая улыбаться, словно ребёнок, добавил Никишин.
- Принцип работы! Вы мне говорите про принципы!? Это я вам должна про них говорить. Ну, что же это за детский сад какой-то? Как так можно руководить проектной мастерской. Да это никуда не годится! - сказала Чебыркулева, и посмотрела на Развалова, как бы удивляясь тому, что у него под боком ещё существует этакая малина.
Тот, опять громко хрюкнул, и поменял выражение лица на ещё более свирепое, чем прежде.

В первой мастерской, руководимой Надеждиным, ситуация с зарплатами и повышением сотрудников обстояла гораздо лучше.
Институт, занимал одно здание, и люди, находясь под общей крышей, знали всё друг о друге. Это неравноправие в отношении к кадрам, вызывало волну недовольства, которая накапливалась в людях и искала выхода.
Всю историю существования, мастерская отличалась в институте привелегированным положением, находясь с самым лакомым куском заказов, в своих руках. И, это благодаря тому, что она работала на конкретный домостроительтный комбинат, который не терял своих позиций, несмотря на смену городской власти.
Развалов быстро, буквально в течение пяти минут, провёл все объекты мастерской, не выявляя проблем, а так, лишь только для галочки в протоколе, так как он знал, что ответственность всё равно остаётся за ним. Он не хотел сейчас, здесь, при новом человеке, поднимать те вопросы, которые мог озвучить на другом, отдельно проводимом, непосредственно с мастерской, совещании, боясь, что мало известный ему руководитель, быстро сориентировавшись, отнимет у него эту возможность. А Чебыркулева, в свою очередь, не лезла не в своё дело, заранее зная от Венеровой границы сферы своей деятельности. Поэтому Надеждин был для неё неприкасаем, чем-то вроде ангела, своей непогрешимостью заслуживший такое отношение к себе.

После совещания к Чебыркулевой стали подходить руководители проектных мастерских со списками своих специалистов, ждущих повышения, словно страждущие к Мессии.
Развалов, встав и демонстративно потянувшись, как медведь после долгой, зимней спячки направился к выходу из зала, счастливый от того, что теперь есть ответственный за ДОУ и школы человек, ведь не будь Чебыркулевой, видя сопротивление со стороны Правовой, Венерова вешала все эти объекты на него. Совсем отдавать работу он не хотел, а вот сократить до минимальных пределов стремился. И, кто знает, может он сам был инициатором появления этой всестроронне грамотной женщины.

Саша, уже догадываясь заранее о результате, всё же встал в очередь к Чебыркулевой.
- Вот Василиса Натановна, у меня тут всего шесть человек. Четыре конструктора, и два архитектора, - сказал Надеждин, подходя первым и протягивая ей на подпись шесть заявок на повышение, в надежде на то, что она ему их подпишет.
- А они нормальные люди, как вы сами считаете? – спросила она, глядя слегка поверх него, словно у него над головой имелся нимб.
- Да, это всё те, кому я могу доверить эти должности. Но, прежде всего их выдвинули мои ГАПы, и ГИПы, - пояснил он ей, ничуть не сомневаясь в упехе мероприятия.
- А вот этот, к примеру, кто он? – указала она пальцем: - Вы хотите его ведущим инженером сделать, а он просто инженер третьей категории. Причём его повышали только полгода назад? – докопалась всё же она, но, несколько наигранно. И Саше показалось тогда, что у неё была установка от Венеровой, поошрять те мастерские, которые на хорошем счету, особенно первую, ведь именно она и приносила основной, стабильный доход институту, несмотря, и даже вопреки всему его новому, такому успешному руководству.
- Да, согласен, может ему и рано. Но он очень талантливый, и исполнительный человек. Вырос буквально у нас в мастерской, сразу после института к нам пришёл.
- Хорошо, мне всё понятно, - сказала она, и менее внимательно просмотрев ещё пару представленных кандидатур, начала подписывать Надеждину всю стопку.
У Сашы от негодования открылся рот. Он тут же побежал в мастерскую, где у него на столе лежали измятые бумажки с фамилиями двух сотрудников, конструкторов, которые примерно год ждали повышения.
Бежать нужно было в другой конец института, здание которого было построено, как гостиница и имело очень длинные коридоры. Тем более совещание проходило на втором этаже. А он работал, аж на шестом.
Но, он успел вернуться, и застал всё ту же картину. Чебыркулева, так же легко продолжала подписывать всем, и когда настала его очередь, её запал то ли кончился, то ли она и не собиралась ничего подписывать именно ему с самого начала.
- Саша, очень плохо работают твои люди. Я не могу подписать тебе эти бумаги! - произнесла она, глядя прямо в глаза.
Он тоже посмотрел в её. Она явно хотела наказать его, чтобы добиться тем самым ещё лучших результатов именно от вверенного ему подразделения, требуя от него того, что не могли сделать все предыдущие директора института – наладить работу соизмеримо затраченному на неё времени во всех мастерских. Не веря в то, что люди заезжены и тянут на себе сложнейшие, индивидуальные объекты, запроектированные в монолитных конструкциях, что гораздо тяжелее, чем бесконечно длинные ряды типовых панельных секций, всего лишь привязанных по определённому адресу. Она была далека от спицифики проектирования института и только училась ей, как и подобает управленцу, плохо понимающему то производство, которым он пытается управлять.
От возмущения и несправедливости у Сашы блестели глаза, но он не отводил взгляда. Когда-то, в детстве, играя в гляделки он мог пересмотреть кого угодно. Но, сейчас ему было тяжело переносить такие минуты, когда справедливость обходила его стороной. Господь старался его снова, и снова, окунать в неприятные ему, а главное незаслуженные проблемы, пытаясь выработать железную силу воли. Только вот для чего, Саша пока не знал, и даже не догадывался.
Чебыркулева отвела взгляд первой. Но, это не было победой, просто её глаза оказались слабее.
- У нас очень много работы. Посмотрите сами. Больше чем у кого-либо. Неужели вы думаете, что справедливо наказывать людей за то, что они не справляются с невозможными задачами? – произнес он эти слова так, словно следующим шагом будет катастрофа, пытаясь поймать её взгляд.
- Нет, Саша. Я не согласна с тобой. Невозможных задач не бывает! Я не подпишу ничего, пока ты не научишься работать в соответствии с графиком, не срывая сроков.
Он не стал повторять нудную историю о том, что это вообще не его мастерская, что его перевели недавно из четвёртой, что-она-то и была прежде его и, что теперь их снова объединили. Саша молча собрал измятые бумаги у неё со стола и пошёл вон из конференц-зала, не проронив больше ни слова.
- Чупокаброва и есть Чупокаброва, - шёпотом, улыбаясь, сказал ему на ушко, проходя мимо Златопольский.
- Да, не плохо. Ты придумал? – спросил Саша, даже и не улыбнувшись.
- Нет. Мои придумали. Хорошо, правда?

При выходе из зала он столкнулся с Правовой, которая сказала:
- Саша, ничего не выходит у меня. Развалов отказал. Он вообще, как мне показалось, хочет меня оставить исполняющим обязанности главного инженера института. Так, что уж извини.
- Да, я так и знал, если честно, - ответил он, и пошёл к себе наверх по лестнице, на которую как раз и выходили двери конференц-зала.
- Саш, а что ты такой-бледный-то? – спросила она его уже в спину.
- Людей не повышают Юлия Наумовна.
- Плохо работают они у тебя.

Саша предпринимал попытки повысить своих людей неоднократно и, если при Райкине это ему удавалось, то теперь, при нынешней власти ничего не выходило, и он видел корни этой проблемы в себе самом. Он не справлялся с руководством мастерской. Ведь руководить это ещё и уметь продвигать своих сотрудников, тем самым поощряя их, потдерживая интерес к работе и профессии.
И теперь у него опускались руки. Он ничего не мог. А значит и нет никакого смысла работать дальше. Всё пустое. Он не видел будущего.