Штамп в паспорте или запах багульника

Осень всегда была для Тима пограничьем, своего рода пропускным пунктом между пониманием жизни и путаницей в собственных чувствах, где его фотографии совершенно не совпадали с изменившимся обликом. Ощущая на себе испытывающий взгляд судьбы, он старался съёжиться, сложить в себе многоэтажность мыслей, закрасить серой краской яркие граффити, чтобы выглядеть, как все - умеренно сильным, умеренно способным, умеренно счастливым, умеренно сгорбленным. И когда над листом зависала печать, Тим затаивал дыхание, втягивал в себя тощий живот, чтобы отмереть через вечную секунду, заставить сердце не выпрыгивать сумасшедшей белкой, а продолжать усердно крутить бесконечное колесо. Хлоп! - и свежий штампик отпечатался клеймом - несмываемым, несдираемым, напоминающим о дрожи в коленках, о тщательно скрываемой слабости - на год вперёд. Тим приучил себя к осенней хандре, раскормленной им за зимние месяцы до чудовищных размеров, и когда на его долю выпадало вкуснейшее звёздное небо или ароматный зигзаг молнии, или рыжее пламя, или самая доверчивая - в своей сложности - книга, он оглядывался, чтобы тут же отдать зверю радость, которой с каждым годом становилось всё меньше.
А осень шла своей дорогой, напевая и пританцовывая, словно женщина, которой нет дела до чужой тоски - надуманной и поэтому тяжкой, как общий для верящих в неё крест, вязкой, будто овощная бурда, раздаваемая беднякам, стойкой, как самое глупое убеждение, которому не требуется доказательств. Тропинка в лесу была покрыта многолетней, тёмно-коричневой сосновой стружкой, утоптанной и вросшей в землю, чтобы быть крепкой нитью, соединяющей прошлое и будущее, размышления и чувства, голубоватый тёплый туман и колкие метели, запахи багульника и свежеотпечатанной книги, болтливость майской бузины и мрачное тщеславие сфинксов, забывших свои имена под северным небом. Осень становилась зимой, потом влюблялась в себя - охапками сирени, перепрыгивала в лето, чтобы пробежать по волнам, взволновать собой огонь и сильных мужчин, выпить "Киндзмараули" и похрустеть лепёшкой, сотворить чудо и обняться с теми, кто близок, собрать камешки, ракушки, впечатления, забавные хлопоты, пение птиц, картины, стихи и эхо, чтобы вновь превратиться в осень - терпкую, синеглазую Ведьму, которая знает больше, чем говорит, чувствует ярче, чем многие могут распознать, Судьбу, которая не обременяет себя чужими паспортами и штампами.