Пламенная. Сборник рассказов Царские кудри

Пламенная
     История моей героини началась высоко в Кавказских горах и, возможно, если бы она  продолжалась в тех же горах, то жизнь героини протекала бы мирно и до глубокой старости. Но судьба, а вернее кармические узы, накладывая свою печать, находят свою жертву где угодно. Если бы Иван знал, какая судьбоносная встреча  ожидает его в России, то он  далеко обошел бы  эти места. Но судьба упряма, и  она свела его с одной женщиной там, в далеких горах,  где в пути проще встретить десяток медведей, чем одного человека.
     Иван Дмитриевич, красивый, хорошо сложенный тридцатипятилетний  мужчина в рассвете сил и карьеры, взяв большой отпуск, решил ехать в Россию, на свою историческую Родину. Родился и вырос он в Швейцарии у родителей эмигрантов, всё детство слушал рассказы о Франции, где родились его родители. А от бабушки и дедушки  маленький Иван слышал рассказы о России, об их незабвенной загадочной Родине. Дедушка происходил из мещан, родился в горах Северного Кавказа Екатеринодарской губернии. Будучи в то далекое время красивым и талантливым художником, Филимон завоевал сердце девушки по имени Нина из графского рода и, не получив согласия её родителей на брак, самовольно увёз её во Францию. Там они сначала бедствовали, но потом он стал продавать свои картины, и они кормили их, пусть не очень сытно, но кормили. По всей вероятности, как это и бывало ранее, высокородные родители простили бы непокорную дочь. Но произошла революция, всё спуталось, и родители девушки, от которых они надеялись получить недурное наследство, исчезли бесследно. У молодых  к тому времени уже рос маленький сын Дмитрий. Сын их был похож на отца, и тоже стал  художником, и также  в двадцать пять лет соблазнил восемнадцатилетнюю девицу русского происхождения по имени Наталья из богатой семьи, и не получив согласия родителей на брак, украл её и увез в Швейцарию, где у них после окончания  Второй Мировой войны родился  сын Иван. Тоска по исторической Родине его бабушки и дедушки, и его родителей видимо передалась и ему.   Родители  его погибли, когда он был  ещё совсем молодым человеком, и оттого, ему трудно  пришлось бы в жизни, но вскоре умерли его бабушка и дедушка, и оставили ему наследство. На эти деньги Иван Дмитриевич  создал свою киностудию.
     Теперь он широко известен, очень богат и счастлив в семье. У него две любимых женщины: жена и дочь, любимая работа. Он хороший кинооператор в прошлом, а  сейчас является владельцем известной киностудии художественных фильмов.
     Вот позади Швейцария, а впереди  раскинулись земли его мечты  - необъятные просторы России. С самолёта были видны  горы, реки, пашни, сады, заводы, белые церкви с золотыми куполами. Вот она - родина  его предков, которую они так и не успели навестить. Не столько ради себя, сколько из-за почитания памяти предков, он прилетел в Россию. Прошло около полвека, как его родители покинули Родину, и оттого  Иван не надеялся найти родственные корни. Знал лишь, что предки его жили высоко в горах Северного Кавказа, а название поселка уже стёрлось из его памяти.  И вот он среди лугов на плато Лага-Наки, где облака лежат на уступах гор, а цветы растут возле льдов, выделяющихся  белыми пятнами среди зелёного покрова. В руках у него кинокамера, за спиной палатка  и съестные припасы. Он то карабкается на скалы, то спускается в неглубокие ущелья, исследует гроты, пьёт воду из среброструйных горных рек, с грохотом несущих свои воды среди утёсов и валунов. Красота гор захватывала его душу, и он снимал,  и снимал на видеокамеру всю эту красоту, забывая об отдыхе, времени, о людях. Вот уже медведица с двумя смешными, будто игрушечными медвежатами, и стадо диких кабанов с полосатыми выводками, были запечатлены на его ленте. По ночам разноголосое пение шакалов нарушало сон и щемило сердце. За неделю Иван оброс щетиной, похудел и одичал. На седьмой день под вечер, спустившись с вершин, брел он усталый между деревьев,  подумывая о месте для ночлега. Вдруг до его слуха донёсся жалобный стон. Голос явно принадлежал молодой женщине. Прислушиваясь, путешественник повернул направо, и поспешил на помощь, хотя сомнения смущали его. Так мог стонать и шакал, ибо эти звери  весьма искусны в подражании живым голосам. Выйдя на небольшую полянку, Иван увидел сидящую у дерева молоденькую женщину, она держалась за большой живот и стонала: « Рожать собралась!» - со страхом подумал оператор, и весь покрылся потом. Ждать помощи было неоткуда, признаков близкого селения не было: не видно было дыма и не слышно собачьего лая. Иван подошёл поближе к женщине и спросил:  « Как вы здесь очутились?»
- Я пошла в лес, чтобы набрать ягод, но споткнулась о камень, упала и сильно ударилась. Видимо придётся до срока рожать здесь. Искаженное лицо молоденькой женщины было залито слезами, губы искусаны,  она едва сдерживала крик.
- Далеко ли до селения? - спросил Иван.
- Километров пять или шесть. У меня сильные боли и мне  не дойти, и уже не успею!
- Не знаю, чем смогу вам помочь, мадам?  Ведь я не умею принимать роды!
    Вместо ответа женщина, изогнувшись всем телом, закричала. Иван сбросил с плеч вещмешок, быстро насобирал сучьев для костра, нарвал травы, сверху на неё бросил свою куртку и устроил ложе для роженицы. Женщина немного успокоилась, так как теперь была не одна, хотя незнакомый мужчина был весь обросший и говорил с акцентом. Иван торопился, так как знал, что ночь в горах наступает быстро, а  к утру становится довольно-таки холодно. Торопясь, он начал устанавливать палатку, но женщина опять закричала, и Иван бросился к ней. Сквозь зубы женщина шептала:
- Сейчас я буду рожать, слушайте меня внимательно, и  делайте то,  о чём я вас буду просить. Мне приходились видеть, как рожают женщины и животные. Она с трудом оторвала часть нижней рубашки  и протянула ему:
- Завернёте в это ребёнка!
      Хотя Иван и был сильно испуган, но к счастью всё обошлось хорошо,   без осложнений. Ребенка он принял, перевязал пуповину, обрезал ее ножиком и завернул в кусок ткани. Мужеству и силе воли  этой молоденькой женщины можно было только поражаться. Иван держал крохотную малышку на руках, и в сердце его рождалась нежность к этому беспомощному существу. Новоявленный акушер завернул новорожденное дитя в свою тёплую рубашку, и приложил к груди матери, устало прикрывшей глаза. Иногда женщина открывала глаза, и с благодарностью смотрела на своего спасителя. И только  сейчас он заметил, что женщина необыкновенна хороша. Много видел он красавиц на различных конкурсах, но такой дивной красоты  - никогда.  Заметив его пристальный взгляд, женщина сжалась от страха.
- Сколько  тебе лет и как тебя зовут? – спросил  он.
- Мне семнадцать лет и зовут меня  Светланкой! – ответила она.
- Не бойся меня,  Светочка, я тебе в отцы гожусь! А загляделся я на тебя потому, что ты необыкновенно хороша, настоящая красавица! А меня зовут Иваном Дмитриевичем Молчановым, я приехал из Швейцарии в отпуск. « Вот и познакомились!» – улыбнулся он ласково. Установив палатку,  акушер по неволе перевел туда  Светлану с новорожденной.
- Вот теперь не замерзнете, но под утро мне придется лечь рядом с вами. Не бойтесь меня, я добрый,  это я за неделю оброс щетиной. Кстати, я здесь не такой уж чужой человек. В горах, где-то в этом районе,  жили  мои дедушка и бабушка.
- А как их звали, вы не помните? – спросила Света. Дедушку звали Филимоном.  Странное имя, не правда ли?  А фамилия его досталась мне в наследство. На что Света, подумав, ответила:
- Нам  прадедушка рассказывал,  что его двоюродный брат живет где-то за границей, а где не помню. Но имя я запомнила, его звали Филимоном!
- Возможно, мы с тобой родственники?  Как это здорово! – Иван обрадовано подскочил и поцеловал молодую мать в щеку.   
- Я вами восхищён, вы право, умница и храбрая женщина! Хотя на вид совсем дитя. Без сомнения мы родственники, от того я и почувствовал  родственное чувство к малышке. Вот она родная-то кровь, всё чувствует! – всплёскивал руками Иван, бегая вокруг костра.
- Всё может быть! Завтра, пожалуйста, сходите в посёлок за повозкой  с лошадью и моим отцом, чтобы отвезти нас с дочкой. Муж у меня сейчас в отъезде. Когда познакомитесь с моим дедушкой, то всё узнаете  о родственниках. Позже, и в самом деле, родство подтвердилось. Кроме родственников Иван в придачу  приобрел  крестную дочь, которую назвали Серафимой.
     Иван Дмитриевич долго удивлялся первобытному образу жизни в селе: кирпичной печке, отапливаемой дровами, наличию древних  чугунков  и прочей утвари. А люди  были столь добры и добродушны, что он полюбил и их, и весь их крестьянский быт. Малышка росла, и всё больше походила на мать. Иван, спускаясь с гор, часто навещал родственников, брал на руки крёстную малютку  и, прижав её к груди, чувствовал, как тепло разливается в сердце.  Шли годы, Иван Дмитриевич то один,  то вместе с семьёй приезжал в Россию к родственникам. Своей крёстной дочурке Серафиме он привозил диковинные заграничные  игрушки и нарядные платьица. Девочка обнимала и целовала его, и всюду ходила следом за крёстным отцом. К двенадцати годам, она превратилась в юную девушку, необычайной красоты. Грациозная с золотыми волосами и тёмными глазами, она выделялась среди  других девочек, и хотя   походила на свою мать, но  была ещё красивее.  От матери она унаследовала  яркие  тёмные глаза,  опушенные  длинными ресницами; а от отца – светлые вьющиеся волосы. Теперь она  стала стесняться своего крёстного отца, и лишь иногда забывшись,  бросалась ему на шею и целовала его.  По-прежнему  они при встречах не расставались друг с другом, вместе карабкались на скалы, ходили купаться в водопадах, собирали ягоды и грибы.
    Время, отсчитывая год за годом, посеребрило волосы Ивана Дмитриевича.  Однажды вместе со съёмочной группой Иван Дмитриевич не запланированно попал в Москву на чествование юбилея одного известного артиста. И каково же было его удивление, когда он встретил возле гостиницы свою крёстную дочь Серафиму.
-  Откуда ты здесь? - поразился он, обнимая крестницу.
-  К тебе приехала,  Иван Дмитриевич  сильно соскучилась, узнала из передачи по телевизору, что ты в Москве и приехала! Не прогонишь? - кокетливо спросила она.
- Ну что ты, доченька моя, Серафимушка! Он снова обнял её и прижал к сердцу. Вокруг них собрались его соотечественники.
- Покажи-ка нам свою красавицу! - попросили  его сослуживцы и стали разглядывать зардевшуюся от смущения девушку                - Боже! и такую красавицу ты скрывал от нас? Да это же преступление с твоей стороны! Право ей суждено быть царицей экрана! Все стали  восхищаться красотой девушки, и неустанно повторяли:
-  Воистину, Россия непредсказуема  и полна сюрпризов!
-  Да ей едва исполнилось шестнадцать лет, рано ещё на сцену, да и захочет ли она? Эта девочка, поверьте, с характером. Да ещё с каким, вздорным! – растерянно оправдывался крёстный отец.
-  Ты хочешь сниматься в кино, прекрасная принцесса? - обратился к ней через переводчика известный кинопродюсер.
-  Не знаю, я об этом не думала! Но если захочет мой крёстный отец, то я  согласна, - ответила девушка, заливаясь краской. Она не привыкла к такому вниманию, да ещё таких солидных блистающих людей.
-  А мы твоего родственника и спрашивать не станем! Решено, ты едешь с нами! Но знай, что сразу тебе придётся много работать, да ещё как работать.
    Так Серафима  из заброшенного горного села попала в Швейцарию,  в цвет общества, что называется, с дырявой шхуны на роскошный бал. Жила она у Ивана Дмитриевича,  который к тому времени  расстался с женой, сохраняя с ней дружеские отношения. Была у него подруга - очаровательная актриса, преданная ему всей душой, с которой он встречался в свободное время. Серафима сразу же невзлюбила актрису, и при её появлении сразу же  уходила в свою комнату и закрывалась там. И после её  ухода по долгу хранила тягостное молчание.  Иван Дмитриевич желая избежать ссор, стал встречаться  со своей подругой реже и в тайне от крестной дочери. У Серафимы был вспыльчивый,  непокладистый нрав, она не терпела посягательств на свою свободу, не любила замечаний в свой адрес, слушалась только Ивана Дмитриевича. Его желания она выполняла беспрекословно  и, фактически, все спорные вопросы на съемке решались с его помощью.       
     Прошло два года. Девушка  училась и параллельно снималась на киностудии. Сценарии писались специально для неё, с учётом её свободолюбивого характера, горделивой царственной осанки, идеально сложенной фигуры и горящих тёмных глаз, оттенённых вьющимся золотистыми волосами. Казалась, каждая клеточка её изящного гибкого тела дышит свободолюбием. С ней было трудно работать из-за взрывного характера, но все любили Серафиму за добродушие, выносливость, большую трудоспособность, а главное талантливость. Девушка быстро  вживалась в роли, и  могла играть естественно хоть пастушку, хоть королеву. Первый же фильм, где она играла предводительницу амазонок, имел огромный успех. Любовь к лошадям и скачки в горах были её стихией. И в самом деле, её грациозная фигура  будто сливалась с конём, развевающиеся на ветру пышные волосы на фоне мелькающих гор, производили на зрителей потрясающее впечатление.
    Успех и самые блистательные поклонники не вскружили головы восемнадцатилетней девушки. Она была равнодушна к славе, и часто бывала грустна. Иван Дмитриевич не мог понять, что творится с его любимицей.  Его поражало ревнивое отношение крестницы  ко всем женщинам, на которых он бросал случайные взгляды. В день восемнадцатилетия, именинница была не очень весела, несмотря на то, что роскошный зал ресторана блистал огнями, отражающимися в хрустальных бокалах. За столом сидели самые именитые гости, поклонники дарили ей драгоценности и цветы, но никому  из них Серафима не отдавала предпочтения. Она было одинаково равнодушна ко всем.
    Именинница была сегодня особенно хороша: бриллиантовое колье и длинные подвески на ушах подчёркивали её немного смугловатую кожу и длинную шею. Высокую грудь и тонкую талию охватывала тонкая блестящая ткань, стекающая к полу. С неё не сводили глаз, какое-то  неразгаданное, тайное очарование исходило от неё. Крёстный отец любовался ею, быть может, только один зная тайну её очарования – в ней струились живые энергии гор, среди которых она выросла, и пока не успела утратить их свежести  в городской суматохе, и нечистотах. Блистательный бал закончился к утру, и все разъехались по домам.
    Дома Фима, так звал её Иван  Дмитриевич, подошла к нему и спросила:
- «Ты доволен мной дорогой крёстный?! Моими успехами в кино, моей красотой? Кстати, как я сегодня  выглядела?» - засыпала она его вопросами.
- О, ты сегодня была необычайно красива, нет ни одной красавицы, которая могла бы соперничать с тобой! - ответил он.
- Ты любишь меня,  милый мой Иван?» - спросила она, вся напрягаясь.
-  Ну, конечно же, красавица моя, доченька моя Фимушка, разве можно тебя не любить?! Я же тебя полюбил еще тогда, когда ты была совсем крошкой, а теперь люблю тебя ещё больше! Иван  подошел к ней и хотел обнять ее. Но Серафима увернулась от объятий и снова переспросила:                – Ты действительно меня очень любишь?
- Конечно, как ты можешь сомневаться?
- Надеюсь, ты заметил, что я уже взрослая женщина, и мне бы хотелось, чтобы ты не разговаривал со мною,  как  с маленькой девочкой? – вдруг нервно  выкрикнула она и заплакала. Крестный отец остолбенел от удивления, ничего не понимая.
- Прости меня, моё солнышко, если я тебя чем- то обидел, ты только намекни и я исправлюсь! Он взял её за  подбородок и поцеловал в обе щеки и в лоб, проведя ладонью по пышным волосам,                - Успокойся, дитя моё, я готов на всё, лишь бы ты не грустила, моя красавица!
-  Ты уверен, что  готов на всё? – спросила она сквозь слёзы.
-    Да, тысячу раз да! Моё слово надёжно!
- Милый Иван, неужели ты не видишь, что я уже взрослая, что я люблю тебя больше всего на свете с тех пор как помню себя. Я схожу сума от любви к тебе и ревности. Если бы ты знал, как я ждала, когда мне исполнится восемнадцать  лет! – глаза её вспыхивали лихорадочным  блеском.
-  Фимушка, я не совсем тебя понимаю?  Разве я недостаточно люблю тебя?
- Ты любишь меня, как красивую игрушку, как дочь. А я люблю тебя, как мужчину! Ты слепой, слепой…
-  Господи, дитя мое! Ты взгляни на меня, мне исполнилось пятьдесят три года, я стар и в волосах моих пробивается седина!  Ты ошибаешься  в своих чувствах! Ты любишь меня, как отца, но вообразила нечто другое.
- Ты не стар! – перебила его девушка, - и ты знаешь, что строен, красив; знаешь, что на тебя заглядываются молоденькие артистки.  Но я тебя никому не отдам, никому и никогда!
Серафима сжала маленькие  кулачки и стиснула зубы.  Лицо ее сделалось иссиня бледным, и она пошатнулась. Иван Дмитриевич испуганно подхватил ее, поднял на руки, не зная, что делать и что думать. В голове его все спуталось, сердце неровно стучало.
- Слушай мое последнее слово, Иван!  Если ты меня оттолкнешь, то я покончу с собой, мне просто незачем будет жить! – Серафима закрыла лицо руками и разрыдалась                - Ты  переутомилась, Фимушка,  у тебя горячка,  до утра все пройдет, и ты забудешь о своих словах! Пойди,  поспи,  дитя мое, а утром поговорим!
Он дал ей успокоительные капли, отвел в спальню и уложил в постель. Посидел рядом, держа ее нежную ладошку в своей ладони до тех пор, пока она не уснула.
     Войдя в свою комнату, Иван,  не раздеваясь,  бросился в постель:  мысли кружились в его потяжелевшей голове. Обстоятельства  складывались гораздо серьезнее, чем можно было предполагать. Только теперь ему стали понятны все странности в поведении девушки. Крестный отец попал в курьезное положение. Особенно его смущала мысль о том,  что   Фима была необычайно настойчива и решительна в достижении поставленной ею цели.  Он стал мысленно искать выход из создавшегося положения, перебирая в голове различные варианты, но ничего не подходило. Наконец, измучавшись,  он беспокойно уснул. Проснулся Иван от пристального взгляда и увидел Фиму, сидящую у его ног на кровати. Она улыбнулась и попросила:
- Иван! Давай поедем в горы, в твой загородный дворец. Поужинаем там вдвоем при свечах, так хочется отдохнуть, уединиться ото всех.  Я действительно устала.  Иван Дмитриевич обрадовался, что его любимица успокоилась и выбросила всю дурь из головы. Он вызвал своего шофера по телефону, наказал, чтобы тот взял с собой ужин  в ресторане и, через полчаса, они втроем уже ехали, поднимаясь по извилистой дороге в горы. Через полтора часа Иван и Фима сидели при свечах  за роскошно накрытым столом на веранде второго этажа. Волшебная луна выплыла из-за горы,  залив обманчивым светом деревья и  бассейн, с искрящимися струями фонтана. Серафима была весела, много смеялась, потом они  вместе пели под аккомпанемент фортепиано, за которым сидел  Иван Дмитриевич. Он был в ударе, так как радовался, что Серафима, как ему казалось, совершенно упокоилась. К тому же ее глубокий грудной голос звучал, как никогда, чарующе и красиво. Наконец, они распрощались и разошлись по своим комнатам.  Иван разделся и блаженно растянулся в постели.  Вдруг он услышал стук в дверь, увидел на пороге крестницу. Она стояла в дверях в длинном халате, касаясь босыми ногами пола.
- Я тебе не помешала?
- Нет, нет, заходи, пожалуйста! – ответил он. Вдруг девушка рывком сбросила с себя халат и предстала перед ним нагая.
- Разве мое тело не красиво?  Почему ты не хочешь любить меня, мой милый Иван? – спросила она дрожащим голосом.
Иван Дмитриевич обомлел, язык его прилип к небу, а тело одеревенело, от чего он не мог пошевелиться, столь сильным было его удивление. Обнаженная девушка, грациозно переступая ногами,  медленно приближалась к нему, и ему казалось, что она,  занимая все пространство,  лишала его дыхания. Фигура совершенной красоты восхищала и волновала его, кровь бросилась ему в голову, ведь он был  мужчиной. Девушка подошла к кровати и опустилась на колени, протянув руки:
-  Или полюби меня, Иван, или убей! Я больше так жить не могу! Я люблю тебя безумно, люблю, люблю!
-   Ну, что ты, Фимушка, встань сейчас же с колен, ну как можно?- он вскочил с постели, стал поднимать её с колен, она обвила его шею руками, коснувшись, обнаженным горячим телом его груди. Дальше всё произошло само собой, Иван совершенно потерял над собой контроль. И мог ли устоять хоть один здоровый мужчина перед магией красоты женского тела, и перед  юностью и очарованием.
    Несмотря на чистоту и неопытность, девушка оказалась страстной любовницей, горячая кавказская кровь бурлила в ней.  Заснули они под утро.   Днем, когда    лучи солнца, коснулись век  Ивана, он открыл глаза, увидел рядом с собой в постели крёстную дочь, и всё вспомнил. Тут он почувствовал себя едва ли не преступником. Но, проснулась Фима, и её восторженный взгляд и счастливая улыбка прочь прогнали все его страхи и сомнения. Чтобы не объясняться,  она поцелуем закрыла ему рот, и опять они унеслись в страну грёз, куда вход позволен только влюблённым.
- Теперь, ты мой муж, Иванушка, самый любимый муж на свете! Не могу поверить в своё счастье. А ты счастлив со мной? Нравлюсь ли я тебе в роли наложницы?
- О, я счастлив, очень счастлив и, я бесконечно люблю тебя, мой прекрасный цветочек!
   Влюбленные обменивались нежными словами, но я думаю, что не совсем порядочно их подслушивать. Три дня они прожили в горах, забыв о работе, о съёмках, обо всём на свете. На четвертый день за ними приехал шофёр. Дела требовали их присутствия. И снова перед Иваном Дмитриевичем встал вопрос об их отношениях, ведь он годился Фиме в отцы. Скрыть связь от людских глаз было не возможно, тем более, что Фима не хотела скрывать своего счастья. Для неё всё было просто и ясно, она любила и была любима, всего   остального для неё не существовало. На киностудию Иван Дмитриевич ехал с тяжёлым сердцем, так и не придя ни к какому решению. Но муки его оказались напрасны. Фима, сверкая глазами, объявила всем о том, что они с Иваном Дмитриевиче обручились, и через месяц предстанут перед венцом. Седовласый жених залился краской до корней волос, слишком неожиданными были для него слова крестницы. Понимая сложные чувства любимого, Фима, будучи чутким человеком, разом разбила  гордиев узел его сомнений и страданий. Улучив момент, она обняла Ивана и, скорчив трагическую физиономию, и, театрально ломая руки, воскликнула:
- Прости меня, мой господин, за самовольство! Вот моё любящее сердце, ты можешь вырвать его из груди, если гневаешься на меня! -
    Он весело расхохотался, обнял её и ответил:
-  Прощаю тебя, о, грешная дева, ибо знаю, что согрешила ты во имя спасения меня от терзаний.  Так назначай же день венчания, и будь распорядительницей всех брачных церемоний, моя прекрасная королева!  Я твой раб на веки! - он широким жестом сорвал белый галстук, подмёл им пол, и грохнулся на колени, в шутку громко охая, кряхтя  и хватаясь за поясницу.
   Раздались громкие аплодисменты и хохот. Влюблённые не заметили, как подошли артисты и тихонько окружили их. Все стали поздравлять жениха и невесту, послышались шутки и смех. Напряжение от шокирующего известия о помолвке растаяло, как весенний снег. У Ивана Дмитриевича стало легко и радостно на сердце. Теперь он стал верить в  действительность происходящего, так как ему всё время казалось, что ему все это снится.
- Любимый мой! Очнись, это не сон и не сказка, это прекрасная действительность! А точнее сказка наяву! – шептала ему на ухо Фима.
-  Фимушка, радость моя! Я в самом деле рассержусь на тебя, если ты будешь впредь читать мои мысли. Можно ли представить себе более несчастного мужа на свете, чем того, у которого жена способна читать мысли?
- Любимый мой! Не беспокойся, я постараюсь сделать твою жизнь такой, чтобы твои мысли всегда были столь чисты и прекрасны, что не надо  будет их ни от кого скрывать.
-  Браво, ты умница и хитра не по годам, а если прибавить ещё, что ты самая красивая девушка на свете, то мне несказанно повезло!    Через два года у счастливой пары родился сын Святослав, сделавший их союз ещё счастливее. Когда сыну исполнилось четыре года, счастливый отец и муж заметил, что  жена его стала часто задумываться, и тень печали всё чаще  ложилась на  её прекрасное лицо. Сердце Ивана Дмитриевича  сжалось от боли, он ждал этого. Его жене всего двадцать четыре года, ему же уж под шестьдесят, и вполне естественно было ожидать, что её будут привлекать молодые, талантливые люди с прекрасной внешностью.  Год назад он отошел от дел и занялся воспитанием сына. А Фима пропадала на съёмках, путешествуя из страны в страну. Он стал искать подходящий момент для разговора. Пригласив её, перед вновь предстоящим отъездом  прогуляться в саду, он начал разговор:
- Драгоценная моя ! Нам надо объясниться, ты только не перебивай меня! Я хочу Фимушка, чтобы ты была свободной! Если хочешь, я дам тебе официальный развод. Я готов на всё, чтобы ты была счастлива, и чтобы между нами не было лжи!
-  Ты разлюбил меня?- спросила она испуганно.
- Нет, я  люблю тебя  больше, чем когда бы то ни было! Но мне дороже всего твоё счастье. Я чувствую, что ты кем-то увлечена, не подавляй своих чувств, иди навстречу любви и не думай обо мне!
-  Ну что ты, милый, как  можно такое говорить, я по-прежнему люблю тебя !- ответила она и слёзы закапали из её глаз.
-  Я верю твоим словам, но чувствую, что в сердце твоё вошел ещё один человек. Но ты не хочешь признаться в этом сама себе. Не терзай себя, ибо тем ты будешь мучить и себя и меня. Ты молода и тебя привлекают забавы молодости. Езжай с лёгким сердцем. Не забывай, что я тебя люблю ещё и отцовской любовью, ведь ты выросла на моих глазах!
     На другой день она уехала. Он получал от неё короткие письма, где она интересовалась здоровьем сына и его настроением. Через два месяца после отъезда, Фима сообщила, что любит другого человека, и хочет связать с ним жизнь. Иван Дмитриевич приказал себе забыть, что он её муж, забыть ради счастья  крёстной дочери. Ревность порой подступала к сердцу его, но он подавлял это эгоистичное чувство. Её не было дома полгода. На такой длительный срок они никогда не расставались. Более месяца жена его никогда не задерживалась в командировках. Домой приехала Фима неожиданно, сразу побежала в комнату сына, долго ласкала его, обливаясь слезами. Затем упала перед мужем на колени:
-  Прости меня, я не могу без тебя жить! Ты цепко держишь меня. А это было лишь увлеченье. Невозможно делиться между двумя любимыми мужчинами! Это настоящая пытка! – затем, подумав, она поправила свою речь:
-   Между тремя мужчинами! - и взглянула на вошедшего сынишку.   
  И опять она была ласкова и горяча с ним, как в первые дни их женитьбы. Вечерами они долго бродили по саду втроём, любуясь луной и звёздами. К ним снова вернулась сказка любви. Прошло  два года. И снова Иван Дмитриевич заметил тоску в глазах жены, после очередной поездки. И опять он начал забытый разговор:
- Фимушка, родная моя! Не мучай себя, довольно страдать, давай разведёмся?
-  Нет,  я не смогу без тебя жить!
-  А без него? - спросил он.  Фима вздрогнула:
-  Без него мне тоже трудно. Но, я переборю себя, переборю!
-  Кто  он ? - коротко спросил муж.
-  Она назвала имя  известного киноактёра, красавца, очень богатого и знатного рода. Одним словом баловня судьбы,  не познавшего ни в чём отказа: ни в любви, ни в деньгах, ни в карьере. К тому же артист от природы был чрезвычайно обаятелен.                - Перед ним, действительно, невозможно устоять, - подумал Иван Дмитриевич.
-  У него серьёзные намерения?
-  Да, он предложил мне руку и сердце!
-  Выходи замуж за него. Я тебя благословляю, как  любимую дочь! Право, я стар и  уже не гожусь в мужья!
-  Для меня ты всегда молод, ведь я люблю тебя! Мне очень трудно, я запуталась. Помоги мне, дороже тебя нет на свете человека! - она обняла и поцеловала его, ласково заглядывая ему в глаза.
     Вскоре она вновь уехала. В газетах появилось официальное  сообщение о помолвке блистательной пары. Иван Дмитриевич послал поздравления, и просьбу о разводе. Просьба была отклонена Серафимой. В письме она  сообщала, что ещё не приняла окончательного решения о свадьбе. Их сын теперь жил один месяц у отца, один месяц -  у матери. Через год Серафима  вернулась к мужу домой вместе с сыном, свадьба не состоялась. Сцена покаяния повторилась.   
     Серафима не могла жить без своего Ивана Дмитриевича, но тосковала и по красавцу Джакомо. Прошел год. Иван догадывался, что Серафима продолжает встречаться со своим не состоявшимся  женихом, которого она не могла забыть.  Теперь она часто впадала в задумчивость. Иван Дмитриевич нежно гладил ей волосы, шептал ласковые слова,    держа её на коленях, как маленькую девочку. Серафима благодарно  обнимала мужа за шею.
-   Я люблю вас обоих одинаково, и это не переносимо! Но к тебе я больше привязана. Помоги мне, отпусти меня? Ты старше и мудрее Джакомо. Я устала так жить, между двумя огнями. Боюсь, что однажды вспыхну  и сгорю.
   Даже самый сильный лекарь, время, не могло разрубить тугой узел, сжимающий сердце Серафимы. К сыну Серафима была особенно привязана.  Святославу уже исполнилось  десять лет, это был красивый стройный подросток, умный и очень музыкальный. Отец тоже не чаял в нём души. Между тем в доме шли приготовления к дню  рождения Серафимы, менялся интерьер, делались пристройки. К тридцати двум годам красота её расцвела пышным цветом, редкий прохожий не оглядывался ей в след.  Фортуна благосклонно относилась к ней, у неё было всё: красота, известность, богатство и любовь. Но она грустила, не умея разделить любовь на двоих. Сердце Ивана Дмитриевича предчувствовало беду. В последнее время Фима была особенно ласкова со Святославом и с ним, будто прощалась. Поэтому он стал вместе с ней каждый день ездить на съемки очередного кинофильма. И сердце его не обмануло. Однажды через три часа после начала съёмок случилось несчастье,  Серафима упала с лошади, несущейся на всём скаку, и разбилась. Не приходя в сознание, она скончалась на тридцать третьем году жизни.
    Всё было кончено. Шестидесятисемилетний вдовец сидел возле тела Серафимы и беззвучно плакал, слёзы капали на холодное, неподвижное лицо Серафимы. Сына он отправил к родственникам,  желая того, чтобы мальчик помнил мать живой. На похороны приехал его соперник, итальянский друг Серафимы - Джакомо.  Он был потрясён  произошедшей трагедией, и всё спрашивал, как это могло произойти с опытной наездницей. Он не мог смириться со смертью любимой женщины, и никого не стеснялся, выражая свое горе.. После похорон он лег в постель с горячкой. Когда Джакомо поднялся с постели, то попросил Ивана Дмитриевича, чтобы он отвел его на могилу Серафимы. Они сидели и тихо разговаривали, любовь к одной женщине объединяла их.
- Иван Дмитриевич! Расскажи мне о ней всё, что ты знаешь, пожалуйста! Мне интересно всё знать о ней, чтобы навсегда сохранить в сердце память о ней.
-  Скажу я тебе, что такие люди как  Серафима, не живут долго. Не даром её имя в переводе  с  греческого означает Пламенная. Жизнь её вспыхнула, отгорела ярким пламенем и потухла. Фимушка ничего не умела делать на половину, и любому делу отдавалась до конца. Запутавшись в любви к тебе и ко мне, и не умея выбрать между нами, она ушла из жизни. Она очень сильно мучилась, уж поверь мне! И не скрывала от меня своих страданий. Поэтому я ждал трагического конца. Однажды она сказала мне:
« Ты, Иван, владеешь моим сердцем с детства, будешь владеть им до последнего  дня моей жизни, и я знаю, что ты будешь со мной и за гробом. И в следующем воплощении, я буду ждать встречи с тобой. Но Джакомо я тоже очень люблю, только иной любовью, которой хватит только на одну земную жизнь».
-  Вы хотите сказать, что она покончила жизнь самоубийством? - спросил Джакомо, сильно побледнев.
-  В прямом смысле нет. Но, разрываясь между двумя объектами любви, она  потеряла интерес к жизни, и жизнь потеряла для неё ценность. И поэтому невольно Серафима стала, как бы, притягивать к себе мысли о смерти. Пространство не глухо, и  определённые сущности создали  критическую ситуацию. А в связи с тем, что у Серафимы  уже были снижены силы сопротивления к опасностям, то она не смогла или не захотела бороться за жизнь. Такие случаи часто случаются в жизни людей, заставляя близких гадать о причине смерти. Фимушка была жизнерадостным человеком, поэтому не могла преднамеренно покончить с собой. Только люди склонные к обидам, апатии и унынию, могут добровольно уйти из жизни, и то если позволят Владыки Кармы. Духовно чистому человеку легче уйти из жизни. Задолжавшему грешнику порой продлевают жизнь до глубокой старости, как бы жестоко тот не страдал. Серафима была чистым человеком. Смерть её была легка,  - низко склонив голову, рассказывал Иван.
- Поверь, друг мой, Джакомо! Большей потери для меня, чем Серафима, невозможно и представить! Ведь я  вот этими руками принял её из лона материнского, этими руками нянчил её в детстве и вот этими же руками я закрыл ей  глаза. Она ушла из жизни в самом расцвете сил и красоты. Вместе с ней ушла и моя жизнь. Я бы тысячу раз согласился уйти из жизни вместо неё, но, к сожалению, это не возможно. Теперь я только существую на свете. О,  как бы я хотел умереть, но не имею права сиротить мальчика дважды. И теперь я мечтаю  дожить до того времени, когда сыну исполнится восемьнадцать лет. Серафима мне больше, чем дочь, больше, чем жена, больше чем друг и мать моего сына. Иван Дмитриевич рассказал всё о Серафиме, начиная  с её дня рождения, вспоминая мелкие детали её короткой жизни.
-  Теперь я понимаю, Иван Дмитриевич, почему она вас так любила, ведь вы ей заменили даже отца с матерью. Она говорила, что осиротела в семнадцать лет, её родители, кажется, погибли в автокатастрофе?
-   Да, верно, девочка много пережила, и я могу её понять, ведь я тоже осиротел в семнадцать лет.
  Джакомо закрыл глаза и снова разрыдался. Успокоившись, он спросил, что намерен дальше делать Иван Дмитриевич.
-  Я решил ехать с сыном  путешествовать по миру на целый год, из них полгода хочу пожить в Италии, которую очень любила его мать. Затем мы поедем во Францию, где родились мои родители, а потом в Россию на родину предков. Ведь мы русские люди. Мальчику нужно отвлечься от тяжких мыслей и от тоски по матери, ведь ему всего двенадцать лет. 
-   О, Господи! Иван Дмитриевич, вы мне стали родными. Святослава я люблю, едва ли не как  сына, ведь он так похож на свою мать. Сделайте одолжение, поживите у меня! Мой замок и охотничьи домики к вашим услугам. Поехали вместе со мной, я буду очень рад! Вы единственные люди, кто связывает меня с памятью о Серафиме.
-  Как только закончатся все траурные церемонии, тронемся в путь! - ответил Иван Дмитриевич.
     Вдовец сидел и смотрел, то на могилу, то на свои руки, будто видел на них крошечное тельце новорождённой Серафимы, а может быть видел перед внутренним взором её поникшую фигуру с остановившимся сердцем, когда он поднял её мёртвое тело высоко к небесам, и что есть силы, закричал:
-  Господи! Верни мне её, мою Серафимушку, не отнимай самое дорогое, что у меня есть!
    Но Бог не внял его молитвам, ибо Серафима самовольно распорядилась своей судьбой.