Слепая. Сборник рассказов Царские кудри

Слепая               
     Звуки, бесконечное количество звуков, запахи, ощущения и движение заполняли мир маленькой девочки Маши. Весёлое пение весенних ручьёв, звон капели, завывание ветра, шелест ветвей, лай собак - всё было очень интересно девчушке. Мир ей казался радостным и интересным, она любила гладить своего котенка, целовала в нос собаку, ведь ей  ещё было неизвестно, что она совершенно слепая от рождения. И когда уже к трем-четырём годам она стала понимать, что она не такая,  как все, то не очень расстроилась. Лишь позднее встречаясь с другими детьми , она стала осознавать, что всё у неё плохо. Она расспрашивала маму о том, какое небо, какое солнце и почему она не видит ничего своими глазками. Мать не могла ей всего этого объяснить. Когда дети смеялись над её слепотой, она, спрятавшись ото всех где-нибудь в уголке, тихо плакала.    Мать её, оправившись от горя после родов, настояла на своём решении и не отдала ребёнка в интернат.
  «Мой грех, мне и мучится. А дитя не отдам, никто не сможет заменить ей мать. Зачем я буду делать  ещё несчастнее и без того убогое дитя!» - твердила она родственникам и знакомым. Муж был с ней согласен во всём, и в последствии не предал, не ушел, как это часто встречается в семьях с детьми инвалидами. Отец любил Машу больше всего на свете, тем более, что она была поздним ребёнком, ему было тридцать шесть  лет, когда она появилась на свет. Девочка была здоровой, была послушна и все соседи тоже любили слепенькую.
  К восемнадцати годам она превратилась в крупную хорошо сложенную девушку, с круглым румяным лицом. Невеста была бы хоть куда, если бы не слепые голубые глаза, смотрящие в никуда. Она помогала по дому и стирала и убирала: и стирала, и готовила, и мыла полы. Даже в огороде помогала копать землю и садить картошку.
    Конечно, она всё делала гораздо медленнее, чем мать, но очень старалась. Всех трудней ей было делать грядки. Бывало, что посадит она морковь, мать похвалит её, а затем, смахнув слезу, подправит косые полоски, досадит семян и  выходят на свет ровные красивые ростки. Подведёт она дочь к грядкам; проведёт её рукой по нежной зелени, и Маша радуется, что всё так ровно и красиво у неё получилось. И только после смерти матери она поняла, что и морковку слепому садить мудрено.
     А пока она была юной девушкой, жила с мамой и папой  и по- своему радовалась жизни. Отец, здраво рассудив, что слепой нужен музыкальный инструмент, купил ей аккордеон, когда ей было девять лет, обучил её играть на слух разные мелодии. У девочки был приятный голосок и в четырнадцать лет, её уже приглашали на свадьбы, где она играла плясовую, пела частушки. Это были её первые заработки, так и пошло.
    Но ни пение, ни игра на аккордеоне не давали ей полного счастья, ей хотелось любви, хотелось иметь семью и детей. На неё обратил внимание один забулдыга с соседней улицы, соблазнил её, а когда появился живот, бросил её и уехал в другой город. Так печально закончилась её первая любовь. Маша долго плакала о покинувшем её любимом человеке и о своём позоре. Она мечтала и надеялась, что Иван на ней женится. Времена были строгие начало шестидесятых годов, и считалось большим позором нажить дитя без мужа. Мать её схватилась за голову: - Что делать с ребёнком? Дочь слепа и беспомощна, ей самой уже пятьдесят три года и надо дорабатывать до пенсии. И неведомо, сколько ей отмерено жить на белом свете. Не приведи Господь она умрёт и останутся два беспомощных существа  на свете.  Отец понуро молчал его и без того точила раковая опухоль, но они это скрывали особенно от дочери.
   В свой срок родилась хорошенькая девочка, молодая мать приложила её к груди, и сердце её залилось от радости и нежности к беззащитному существу. Через неделю их выписали из роддома, а на другой день малышку забрали приёмные родители. Маша знала о суровом решении, но не представляла, насколько это будет непереносимо тяжко. Целыми днями Маша неподвижно сидела за столом, сложив беспомощно руки на столешню, незрячие глаза её были уставлены в окно, будто они, что-то хотели увидеть вдали. По ночам ей мерещился плачь дочурки, и она  вскакивала с постели, затем опомнившись, ложилась обратно и, уткнувшись в подушку глухо выла. Тоска была непереносимой, ей не хотелось жить. К тоске по ребёнку примешивалась ещё не изжитая тоска по любимому. Ни его измены, ни частое пьянство, когда они встречались, не могло заставить её забыть его коротких, грубоватых ласк. И ей опять приходили в голову мысли о том, что лучше умереть, чем так мучатся, ведь теперь она лишилась  уже двух самых дорогих ей существ. Она вспоминала о том как покинул её Иван, хотела наложить на себя руки, но биение живого существа в животе остановило её от самоубийства. А теперь, когда она потеряла всё, что держало её в жизни, не было сил жить. Быть может слёзы матери и мольбы, а может,  неистребимое желание жить останавливало её от последнего шага в бездну небытия.
     Но время лучший лекарь.  Боль отошла, отодвинулась, затаившись в глубинах души до поры, до времени. Маша с усердием занялась домашней работой, днём в хорошую  погоду она ходила на рынок, где играла на аккордеоне и пела, ей бросали деньги в старую отцовскую шляпу. Сначала ей было очень стыдно  сидеть на виду у всех и петь. Но отец попросил  её об этом, и она, сердцем предчувствуя нечто недоброе, согласилась.  Вскоре она поняла, почему он хотел, чтобы дочь сама зарабатывала пусть не большие, но деньги. Через год после появления внучки  на свет, дед ушёл в могилу. Теперь уже Маше пришлось поддерживать силы матери, слёгшей в постель.               
     Новое горе отодвинуло старые беды, о себе ей теперь некогда было думать, надо было выхаживать мать. Вытирая платочком обильные слёзы, текущие по щекам матери, она осознала  насколько дорога ей эта, родившая её, теперь уже старая женщина. И теперь Маше хотелось только одного, чтобы мать жила вечно. Маша жила ради матери, единственного, оставшегося с ней родного человека. Сердце её окрепло, огрубело, у неё появилась сила воли. Прошёл ещё  год. Боль потери отца отпустила её, мать выздоровела и вышла на пенсию. Душа Маши успокоилась.               
     Но в жизнь её ворвалась двадцать шестая весна с теплым солнышком, весенним ароматом цветов, весёлым пеньем птиц и опять заволновалась душа, запросила любви, заставив забыть доставшихся на её долю страданий первой любви.  Нашёлся и человек, который  вскоре пришёл к ним жить. Маша не думала о том, какой он человек, любит ли она его, сколько он проживёт с ней? Ей хотелось, чтобы хоть кто-нибудь был рядом?  Андрей прожил вместе с ней осень и зиму,  и опять она оказалась беременной. Весной, когда в их саду зацвели  цветы, нежные лепестки которых она так любила гладить, с наслаждением нюхая их аромат, Андрей исчез, прихватив с собой все их деньги. Теперь уже Мария не плакала, не убивалась об утрате.
     Летом у неё родился мальчик Вася. Его появления уже ждали приёмные родители. Её мать, скрепив сердце, соглашалась на беременность дочери, но отдавать внуков было тяжело в чужие руки. Но деньги за них платили не малые, на них можно было купить дров на зиму, тёплую одежду обоим, так как на их две нищенские пенсии прожить было невозможно. Так и пошло, каждое короткое женское  счастье заканчивалось беременностью и родами.               
     Маруся привыкла к этому, что её бросают все любовники, и к тому, что надо продавать детей, лишь просила в больнице, чтобы не давали ей младенца в руки и не прикладывали к груди. Иногда случалось, что на рынке её пытались опозорить женщины, обзывая её проституткой, торговкой детьми, плевали в её сторону. Маруся беззлобно отвечала им: « За мужскую любовь я денег не беру, не в пример многим из вас. И детям я даю жизнь, а не убиваю их в утробе как вы. А на женское счастье я имею право, если я слепа, то это не значит, что мое тело по-другому устроено. А если бы я была зрячей, разве отдала бы я своих деток чужим людям? Да я бы всех их вырастила одна, работая день и ночь!»
      Про детей она уже не могла говорить без слез. И от неё отстали. Зла на оскорбляющих её женщин слепая не держала. Сама много страдавшая, Маша сердцем понимала, что этим злым женщинам очень плохо живётся, вот они и срывают на ней, беззащитной свою боль. Домой она возвращалась в такой день темнее тучи, и мать успокаивала её: «Пусть побрешут языком , может  им легче на сердце станет, главное ты зла на сердце не держи. Не думай, дочка, что все зрячие счастливыми бывают, каждого своё горе сторожит за плечами!»
     А годы шли за годами, состарилась и умерла мать. Мужчины появлялись и бесследно исчезали  из жизни Маши, как сон. Но она была рада любому, зная на перед неверную мужскую природу. «Коли полноценных женщин бросают, то, что говорить обо мне?» - думалось ей долгими вечерами. Она смирилась со всеми обстоятельствами своей незрячей, протекающей в вечной темноте жизни, ограниченной четырьмя стенами родного дома и  трудной дорогой до рынка. Но с одним обстоятельством своей жизни она смириться не смогла. Однажды вечером, коротая своё тёмное одиночество, она услышала условный стук в окно. Сердце бешено забилось в груди, затряслись ноги. Так стучал в давние времена её первый мужчина Иван. Женщина замерла в испуге, думая, что это ей почудилось, и в то же время ей было страшно встретиться после двадцати двухлетней разлуки. Стук повторился, и тогда она, не помня себя, бросилась к дверям. На пороге стоял человек, женщина легким движением руки пробежалась по лицу человека, уколовшись о бородку. Родной голос прозвучал возле её уха: - Машуня, может пустишь в избу-то ? - Маруся упала ему на грудь и разрыдалась.
   - Неужели ждала? Не забыла? Говорят, много у тебя мужиков-то побывало? - добродушно посмеиваясь, говорил Иван. Он всегда был таким - с подковыркой. Они сели за стол. Иван включил свет, поскольку Маруся им не пользовалась вовсе, затем вскипятил чай. Женщина сидела, не шевелясь, и не могла прийти в себя от неожиданности.
- А ты мало изменилась, Мария ! Однако, я пришел покаяться перед тобой, всю жизнь стоишь укором перед глазами. Я действительно подлец, соблазнил и бросил тебя беременную, совершенно беспомощную. Кто у тебя тогда родился? - спросил он безмолвно сидящую женщину.
  -  Девочка, вся в тебя, Ванюшечка! Ох, сколько горя я натерпелась, я ведь до сих пор люблю тебя, родненький! А всех кто был после тебя, я не любила, лишь хотела с ними тебя забыть!                - Ты прости меня Маша, что я побеспокоил тебя. Я только затем пришел, чтобы повиниться. Одно только мне есть оправдание, что я действительно любил тебя. Ты первая кто приласкал и пожалел меня. Ведь я вырос в семье пьяниц, и кроме брани и побоев ничего хорошего  не видел. Дважды я женился, но оба раза неудачно, подобной тебе я не встречал. А на тебе не хотел жениться потому, что гордость не позволила. Ведь ты инвалид. Прости меня, как видишь и я сам не нашел счастья в жизни. Должно быть, был наказан за то, что обездолил тебя. Не держи на меня зла, Маша. Виноват я перед тобой!
  -  Я никогда не держала зла на тебя, ведь я любила тебя Ваня, даже хотела покончить с собой, так тяжела была разлука.
     Они  попили чай, поговорили о молодости, и Иван, встав из-за стола, на прощание протянул руку Марусе. Бедная женщина затряслась всем располневшим телом, ей исполнилось уже сорок пять лет, бросилась к его ногам и стала умолять:  « Останься, родимый Ванечка, побудь со мной  хоть неделю, хоть одну ночь, не оставляй меня одну в моём страшном мире вечной темноты!
      Она судорожно ухватилась за пуговицы его пиджака, стала расстёгивать одежду и целовать обнажённую грудь. Иван остался на ночь, потом ещё и ещё. Они прожили вместе больше полугода, и снова Маша оказалась беременной. Иван растерянно оглядывал её погрузневшую фигуру и не знал, что делать.
  - Не ожидал я, что ты в таком возрасте ухитришься забеременеть, а то бы сбежал сразу!
      На улице запахло весной, и Иван объявил Маше,  что ему пора уезжать, что он не может более жить в городе. Всю жизнь он прожил в тайге, работая в геологоразведочных партиях, и снова его тянет туда.
  -  Возьми меня с собой, милый мой, солнышко моё? - стала умолять Маруся. 
  - Куда же тебя такую с собой возьму, ты о первый сучок споткнешься. Там крепкие здоровые парни гибнут. Сколько товарищей я потерял, кто в трясине утонул, кого рысь задушила, другого медведь задрал. Ты думаешь, зачем я туда еду? Я смерти пойду искать, мне уже за пятьдесят, не хочу быть дряхлым стариком. Лучше умереть сразу в пути в тайге, чем долго гнить в домашней постели! - он немного помолчал, а потом добавил: «Прости!»
      И опять она умоляла Ивана остаться с ней хоть не надолго. Но когда зацвели персики, повиснув розовым туманом над садами, а вершины гор ярче засверкали на горячем весенним солнцем, Иван рано утром вышел со двора , чтобы никогда не возвращаться. Он спешил на железнодорожный вокзал. Мария проснулась и почувствовав, что любимого нет рядом, и вся похолодела изнутри. В последней надежде она кинулась к стулу, на котором висела его одежда. Спинка стула была пуста. Она бросилась в прихожую, в то место где стоял рюкзак Ивана, его там тоже не было. На столе лежала пачка денег, вместо записки.
      Бедная женщина всё поняла, поняла, что больше никогда не увидит этого человека, второй раз оставившего её один на один с её тёмным недобрым миром.
      Рожала она тяжело, сказались и нервное напряжение и возраст. Врачам пришлось сделать ей кесарево сечение. Мальчик был крепким и здоровеньким. Врачи из жалости продержали в больнице слепую с малышом больше месяца.  Мария кормила младенца грудью, ласкала его, ощупывая каждый сантиметр его крохотного тельца, и слёзы одна за другой струились из незрячих глаз. Кто считал, сколько слёз, она пролила за  свою жизнь? Выйдя из больницы, она отдала сыночка Ванечку приёмным родителям, с нетерпением ожидавших малыша.    
     Теперь она осталась совсем одна. Жизнь потеряла для неё всякий смысл,  и только боль жгла сердце, словно раскаленным железом, груди её  переполненные молоком, раздулись и болели. Некому было сосать живительную жидкость, сыночка не было с ней рядом, и никогда не будет. И в первые в жизни, эта бедная женщина прокляла свою слепоту, лишившую её счастья иметь свою семью, нянчить собственных деток и любоваться на них, взглянуть в глаза любимого человека. На душе было столь тяжко, что верёвка послужила бы самым лучшим лекарством от нестерпимой боли.
    Выпив стакан вина, она взяла в руки аккордеон, и, растянув меха, запела. Запела так, как поют последний раз в жизни, протяжно и тоскливо. Пела так жалостливо, что завыли соседские собаки, а старухи крестились и говорили, что быть беде. По соседству стоял дом, в котором  жила женщина, и её тоже звали Марией, она была тремя годами старше слепой. Маша нянчилась с ней  и считала её младшей сестрёнкой. Она помогала слепенькой сестре по хозяйству, особенно после смерти тёти Нины, матери Маши. Слушая разрывающие душу песни слепой, тётка Мария плакала и всё порывалась сходить успокоить страдалицу, но не решалась, понимая, что бедной Маше лучше побыть одной и вылить своё горе в песнях. Соседи не спали почти до утра, слушая жалостливые песни слепой. Под утро Маша уснула тяжким сном, и  проспала чуть ли не весь день. Соседка прибегала проверить всё ли в порядке. На другой вечер слепая Маша опять пела, опять выли собаки и крестились старухи. На третий вечер было тихо, соседка Мария снова прибежала проведать подружку. Маша сидела спокойная, даже слишком спокойная, отвечала неохотно и скоро улеглась спать. Мария ушла домой, прикрыв двери. Слепая никогда не закрывалась, жила она бедно, воровать было нечего, да и жизнью она не дорожила. В существование Бога она не верила, ибо не знала, что такое свет, а тёмный Бог  тоски и сомнения не мог дать ей счастье. Огонь в печи весело трещал, жадно пережёвывал дрова. Маша подставляла своё лицо ласкающему теплу огня, ей хотелось испытать последние ласки этого несправедливого к ней мира, перед тем как уйти, в то неведомое и пугающее, куда ушли её родители. Долго сидела она перед печью, пока не погас огонь. Тогда Маша встала, закрыла плотно  задвижку и легла в постель, чтобы больше никогда с неё не подняться.
      Утром пришла соседка Мария. Открыв дверь, она почувствовала запах угара и бросилась к кровати. Маша была уже холодная, тело её вытянулось, руки были сложены на груди. Страшное подозрение мелькнуло в голове Марии, она подбежала к печке, и, желая скрыть грех своей названной сестры, вытащила головёшки и вынесла их во двор. Затем вернулась в комнату и увидела на столе чистое бельё, новое платье и немного денег. «Батюшки, и смертную одежду приготовила, и деньги на свои похороны!»  - мелькнуло в голове испуганной женщины. Она сгребла  вещи, положила их в сундук, и побежала с горестной вестью к другим соседям.               
        И снова весь вечер выли собаки, чуя покойницу в соседнем доме, и снова крестились набожные старухи о душе новопреставленной Марии. Освобождённая душа Марии с удивлением оглядывала своё тело, которое никогда не видела за свои сорок шесть лет, как вообще не видела людей.  Затем она впервые увидела фотографию своих родителей, вставленную в раму и висевшую на стене, затем с большим интересом и удивлением оглядывала комнату и скарб. Затем, выглянув в окно, отшатнулась от страха, ибо пространство уходило вдаль. Затем, вылетев в дверь, душа Марии замерла от страха и восторга, увидев бездонное небо. Солнце поднималось над горизонтом, раскидывая прекрасные розовые лучи, словно крылья в стороны.  Душа Марии восхищенно подумала; вот он  настоящий Бог, это синее бескрайнее небо и солнце, и много, много света разлитого повсюду. «Вот Он какой Бог, светлый и лучезарный!» - и все в ней,  в её прозрачном теле запрыгало и затанцевало, и радость вырвалась в её лёгкое, не имеющее границ  сердце.               
     И Мария вдруг осознала, что этот светлый Бог любви вошел в исстрадавшееся сердце её.  И она легко, как пушинка, поднялась вверх к небесам, кружась и танцуя в воздухе, соревнуясь с ласточкою, затем, ведомая шестым чувством, полетела к своему сыночку Ванечке. Влетев в форточку, большого дома, в одной из комнат она увидела малыша, и прильнула к нему лёгким,  незримым телом. Малыш проснулся от лёгкого прикосновения, узнал мать и радостно улыбнулся ей беззубым ртом. Пришедший недавно с небес на землю он не утерял способность видеть тонкие сущности. Душа Марии с удивлением и с умилением разглядывала своё родное дитя, которое кормила своей грудью больше месяца. И теперь она поверила в свое счастье, ведь Бог света был в ней и с ней, и она знала, что разыщет Ивана большого, отца Ванюшки , живого или мертвого. Что теперь всё ей  по плечу, и что отныне все они,  вся её семья  будет жить вместе: Иван да Марья и маленький Ванюша, и что теперь пришло время для её счастья, что кончилось её заточение в тёмной и тесной тюрьме земного тела. Душа её вырвалась на свободу к солнцу, к небу, к Богу и его бесконечной и светлой любви.