Новый порядок в действии

В июне 1941 года мимо нашей деревни Выгонощи несколько дней шли на восток группами и в одиночку бойцы Красной Армии. Шли они измученные, грязные от дорожной пыли, мучимые жаждой, голодом и страхом полного неведения о своей дальнейшей судьбе. Заходили к местным жителям, чтобы хоть немного передохнуть и подкрепиться. Кто-то из них имел оружие, кто-то шёл без оружия, опасаясь попасть в руки немцев.
Однажды ранним утром в наш дом зашёл молодой красноармеец, попросил напиться. Мама его накормила, и пока он ел, мой отец с ним разговаривал. Красноармеец рассказал отцу, что по национальности он чуваш, сказал, какая у него семья, что его воинская часть полностью разбита немцами, многие его товарищи попали в плен к немцам, а он чудом ушёл, спрятавшись в глубокой, заросшей осокой канаве. Днём прятался в болотах и лесах, отсыпался, а по ночам шёл на восток. Винтовку свою он сохранил.
Немного отдохнув у нас, он поблагодарил отца за гостеприимство и собрался уходить. На пороге остановился и спросил у отца:
– «Можно ли оставить у вас мою винтовку?»
 Немцы к тому времени были уже за Минском, да и в деревнях стали появляться вооружённые временные полицейские. Если встречались на  пути командиры и бойцы Красной Армии, то они их сразу же расстреливали. Отец согласился оставить винтовку у нас, и велел мне  надёжно спрятать её, сказав при этом, что она нам ещё пригодится. Я не заставил просить себя дважды. Быстро спрятал винтовку в надёжном месте. Свидетельницей тому, что красноармеец оставил у нас винтовку, была наша соседка Омелящик Варвара, которая пришла что-то попросить у мамы. Вскоре боец покинул наш дом, ушла и соседка.
Был июнь – время заготовки сена на зиму коровам и лошадям. Отец на следующий день послал нас с братом косить сено. Несколько дней мы  занимались только косьбой.
 Однажды вечером мы с Иосифом вернулись домой, и мама стала нам рассказывать местные новости.  Сообщила, что Вишневский Феликс и Ланец Харитон убили проходившего мимо деревни Выгонощи  красного командира, бывшего  в звании майора, забрали его личное оружие и ранили из этого оружия соседского  мальчишку – сына Лукашевича Иосифа, по местному прозвищу – «Рубелькового».
Здесь необходимо сделать небольшое отступление и рассказать о традиции наделять жителей полесских деревень всевозможными местными прозвищами, кличками. Это было вызвано необходимостью как-то различать жителей. В деревнях, как правило, часто дублировались не только фамилии, но также  имена,  отчества, поэтому так распространены были местные клички. Некоторые деревни, такие, как например Святица, состояли из жителей, имевших только две-три фамилии.  Вот и давались дополнительно к фамилиям ещё и деревенские прозвища. Чаще всего, в этих кличках не было ничего обидного для их обладателей, но иногда они давались человеку за какие-то его качества, или поступки. Часто по имени его предков. Например, уличное прозвище нашей семьи было «Охремчики», я  написал о происхождении  уличного прозвища в другой главе.
А иногда уличные прозвища и клички отражали черты характера человека, или его личные качества, или же они были связаны с какими-то поступками людей. История получения такого уличного прозвища у каждого человека была индивидуальной.
  Вернусь к своему повествованию.
Когда происходили описываемые события, немцев  в деревне ещё не было. Чем же объяснялось такое преступное поведение Вишневского и Ланца? Ответ лежит на поверхности: желанием выслужиться перед будущими властями – немецко-фашистскими оккупантами. Что же собой представляли эти люди? Вишневский Феликс, поляк по национальности, прибыл в деревню Выгонощи в качестве бельцара (плотника) в период вырубки Выгоновского сервитута в 1930-ом году. Приехав в деревню, вскоре женился на бедной местной девушке. Семья его жила очень бедно по двум причинам. Первая состояла в том, что он никак не мог приспособиться к условиям крестьянской жизни, а вторая причина крылась в его беспредельной лени. Как только немцы установили власть, он сразу же стал полицейским. После освобождения Белоруссии частями Советской Армии, Вишневский Феликс ушёл с немцами на запад, и оказался после этого позорного бегства на территории Польши. Долго разыскивался органами госбезопасности за совершённые  в период войны преступления, и только в конце шестидесятых годов был арестован в Польше. К тому времени он там женился во второй раз, и работал на должности лесничего. Был осуждён на длительный срок.
Что же касается Ланца Харитона, то он был коренным жителем нашей деревни Выгонощи. Жил он бедно. Помню, что приблизительно в 1927 году, в окрестностях деревни Выгонощи, и в самой деревне,  появились собаки, больные страшной инфекционной болезнью – бешенством. Польские власти, опасаясь дальнейшего распространения  опасной заразной болезни, издали приказ о полном уничтожении всей популяции собак в деревне Выгонощи. Ланец Харитон в это время был ещё подростком, но, имея уже тогда выраженные садистские наклонности, вызвался сам, добровольно, выполнить эту жуткую акцию.  Грязную,  страшную работу он выполнил быстро и с явным удовольствием, за что и получил навсегда прилипшую к нему кличку «Собакар». Этот человек, если только можно так его называть, был прирождённым убийцей.
 Во время войны его садистские наклонности проявились сполна. Садист «Собакар», кроме майора, о котором я писал, расстрелял собственноручно ещё несколько десятков отступающих бойцов Красной Армии, которые имели несчастье попасть ему на глаза. В первые дни  августа 1941 года он расстрелял жителей нашей деревни – евреев Ландмана Арона и его жену Сару прямо на поле, где они убирали озимую рожь. Вскоре он стал чёрным полицейским, очень жестоким, убившим не одного патриота нашей Родины.
 После освобождения Белоруссии частями Советской Армии, он ушёл с немцами, но не задержался ни в Польше, ни в Германии, опасаясь органов госбезопасности, которые сразу после окончания войны объявили его розыск. Нашёл себе пристанище в Англии, откуда стал регулярно присылать в деревню Выгонощи письма и посылки оставшейся там жене.
 В 1947 году неожиданно приехал в Выгонощи сын предательски убитых Арона и Сары Ландманов – Шлёма Ландман, с целью перезахоронения останков убитых садистом родителей. В это время мой младший брат Иван Корнеевич, работал председателем сельского совета.   Эти сведения стали известны мне от него. В сельсовет была вызвана жена Ланца Харитона – Ольга Аксентьевна (дочь Варвары Омелящик – нашей бывшей соседки). Прежде всего, Шлёма Ландман потребовал у неё нынешний адрес  мужа. Получив адрес, приказал ей взять лопату и пойти с ним, чтобы похоронить убитых её мужем-садистом родителей. Убитые «Собакаром» старики были им сброшены в неглубокую яму, находившуюся неподалёку от деревенского кладбища. А сверху садист бросил убитую им же собаку, принадлежавшую Ландманам. Останки несчастных стариков были перенесены на деревенское кладбище и перезахоронены, как полагается.
 Уезжая из деревни Выгонощи, Шлёма Ландман прилюдно поклялся, что непременно найдёт убийцу своих родителей – Ланца Харитона, и отомстит ему за их смерть. И надо полагать, что клятву свою он выполнил быстро, так как после его отъезда, жена Харитона Ланца никогда не получила более ни письма, ни посылки от мужа.
У  нашей соседки Варвары Омелящик, кроме дочери Ольги, был ещё и сын – Иван Аксентьевич, 1918 года рождения. Незадолго до войны  он был призван в Красную Армию и служил в городе Кандалакша. Накануне войны их воинская часть была переброшена в Смоленскую область. Вместе с Омелящиком Иваном служили и другие ребята из нашей деревни: Климов Николай Аврамович, Шабатько Василий Алексеевич, Карманович Григорий Андреевич и Филютич Григорий Фёдорович. Все перечисленные мной земляки, погибли в боях за Родину, а Омелящик Иван не воевал, он  сразу же добровольно сдался немцам в плен. 
 Вскоре после начала войны возвратился  в родную деревню. После возвращения, он сразу же вступил в чёрную полицию, получил оружие и форму, и уже в качестве чёрного полицейского, и с оружием в руках, защищал «новый порядок».  Он стал активным врагом Советской власти. Невольно задумался я над его поведением. Можно было подумать, что эта семья обижена советской властью, или же  их «особое» происхождение не позволяло уживаться? Как очевидец этих событий и  бывший сосед, могу сказать только одно: Иван, впрочем, как и его отец Аксентий Николаевич, были бедняками только потому, что показали себя отъявленными лентяями. Советская власть их не обидела, а наоборот, разбаловала.
Когда 17 сентября 1939 года в Западной Белоруссии была восстановлена Советская власть, Омелящику Ивану дали хорошую работу сторожа на плотине Огинского канала за Выгоновским озером. По большому счету, там и делать-то было нечего, так как тогда канал почти бездействовал. Бесплатно дали ему дойную корову, даже сено было предоставлено бесплатно. Только таким ленивым людям, что ни дай, все пропадёт.
После освобождения Телеханского района от немецко-фашистских захватчиков Омелящик И.А. был арестован органами госбезопасности, осуждён, выслан за пределы Белоруссии, и  больше на родину не возвратился.
После того, как сын и зять соседки Омелящик Варвары пошли работать в чёрную полицию, мой отец стал беспокоиться, что информация об оставленной у нас красноармейцем винтовке, может дойти до сельского старосты. В любую минуту эта семейка могла нас выдать немецким властям. Я принёс отцу спрятанную в надёжном месте винтовку, и он официально сдал её сельскому старосте, так как другого выхода в то время мы не видели.
После предательского расстрела из-за угла майора Красной Армии ещё несколько дней немцев в деревне не было. Продолжали отступать одиночные бойцы и командиры Красной Армии. Однажды встретилась мне и моим друзьям организованная, хорошо вооружённая группа советских пограничников, которые вокруг Выгоновского озера пробирались на восток. Мы помогли им перебраться через канал Огинского, и рассказали о сложившейся обстановке в населённых пунктах, по направлению их пути. Дали на дорогу продовольствие. Впереди, в Хотыничах и Ганцевичах хозяйничали к тому времени немцы и временные полицейские. Посоветовали как можно реже заходить в населённые пункты, лучше просить продовольствие на отдалённых хуторах, которых в то время в Западной Белоруссии было много.
Как-то мы с братьями возвратились с сенокоса, жена моего старшего брата Иосифа – Ирина Фоминична подробно рассказала о встрече немцев некоторыми земляками. Ковалько Филипп Афанасьевич и наш близкий сосед Полуянович Максим Кузьмич совместно организовали встречу представителей «нового порядка». Ковалько Ф.А. каким-то образом узнал, что именно в этот день немцы появятся в деревне. Он тут же побежал к Полуяновичу М.К., рассказал ему эту новость, и, прихватив с собой хлеб, соль и белую скатерть, они пришли в центр деревни. Стол попросили у нас, так как наш дом находился в самом центре деревни. Возле дома они и встречали «дорогих освободителей» белорусского народа от большевиков хлебом-солью.
 Немцы были приятно удивлены таким радушным приемом, стали хвастаться собственными военными успехами. Говорили, что скоро победят сталинские банды, пройдёт совсем немного времени, и они завалят белорусские деревни всевозможными товарами народного потребления. У каждого жителя Белоруссии будет полный достаток в доме, а «новый  порядок» будет установлен повсеместно.  Другой сосед – Саутин Алексей Сергеевич рассказал нам, что некоторые немцы хорошо говорили на русском языке. Вступали в разговоры с местными мужчинами, постоянно хвастаясь  многочисленными победами в Европе и в Советском Союзе.
 Они с неудовольствием также рассказывали, что немцы пожилого возраста категорически не хотели воевать с Советским Союзом, заявляя, что, мол, мы уже неоднократно пытались завоевать эту проклятую Россию, но ни разу ничего хорошего из глупой затеи не получилось. Некоторые из  стариков, узнав о начале войны на востоке, даже горько плакали и кричали о том, что теперь всем надо ждать с востока только «похоронки» да гробы. Убеждены твёрдо были в том, что немецкая молодёжь отправляется на верную погибель. А немецкие юноши, наоборот, были очень довольны началом войны, рвались в бой с Россией. 
 Теперь вы и сами  видите, как прав был наш фюрер.  Войска Вермахта без особых потерь побеждают, и молниеносная война ещё до наступления холодов будет полностью закончена. После теплой встречи и обмена любезностями, её организаторы, совместно с немцами, направились к дому бывшего польского солтыса. Вскоре он  был назначен сельским старостой.
 Хочу дать краткую характеристику организаторам радушной встречи немцев. Ковалько Ф.А. в первую мировую войну не выезжал в Россию или в Украину вместе с другими беженцами. Он остался жить на болоте неподалёку от Выгоновского озера в урочище Ножной Луг. У Ковалько Афанасия, отца нашего «героя» была большая семья: три сына – Филипп, Максим, Семён и пять дочерей. Вскоре, оставшуюся в родных местах семью Ковалько, обнаружили немцы. Они стали привлекать старшего сына Филиппа к работе на них в качестве лазутчика. Зная хорошо местность, он неоднократно переходил за Выгоновское озеро на восток, к месту дислокации русских войск. Русские солдаты принимали деревенского парня, как своего человека, поили и кормили его, давали для его семьи разнообразные продукты, мыло, соль, сахар, спички и т.д. Он полностью вошёл в доверие к русским солдатам, а вскоре привёл в их расположение большую группу немцев, которые напали на спящих русских солдат и убили двадцать шесть  человек.
 Предательство его на этом не закончилось. Второй случай произошёл во времена власти буржуазно-помещичьей Польши. Ковалько Ф.А.  любил заниматься охотой, а точнее браконьерством. В деревне Выгонощи было несколько таких подпольных браконьерских охотничьих групп. К одной из  групп принадлежал Ковалько Ф.А., но натура предателя не давала ему жить спокойно. С целью получения должности лесника у помещиков Пусловского и Потоцкого, он решил выслужиться перед ними и предать своих товарищей. Предложил группе охотников пойти на охоту на лосей в урочище Ножной Луг, в котором его брат Максим работал лесником у помещика Пусловского, а брату сообщил, где и когда устроить засаду.
Всё так и произошло, как задумал предатель. Была устроена засада, в результате которой был тяжело ранен в плечо Мялик Павел Емельянович, остальные охотники были пойманы, осуждены и подверглись длительному тюремному заключению. За это предательство Ковалько Ф.А. получил в порядке поощрения должность лесника у графа Потоцкого в урочище Дорошанка.
 Этот человек, если можно так его называть, отличался крайней жестокостью. За какую-то незначительную провинность он запер свою первую жену на замок в немецком блиндаже, и не подпускал к блиндажу никого, кто мог бы передать ей воду и пищу. Женщина медленно погибала от жажды и голода, а он, угрожая ружьём, никого к ней не подпустил. Так она и погибла в холодном блиндаже мучительной смертью. Было это в период временного безвластия, когда обратиться за помощью к правосудию не представлялось возможным. Многие жители деревни узнали о зверском преступлении спустя много дней после смерти несчастной женщины.
После установления власти немцев Ковалько Ф.А. стал работать лесником в том же урочище Дорошанка. Он регулярно доносил немецким властям о том, что партизаны не дают ему возможности спокойно жить в деревне Выгонощи. Каждую ночь приходят, собирают продукты, ищут оружие, вербуют в партизанские отряды глупую молодежь и т.д. Его гнусное доносительство сыграло чёрную роль при решении оккупантов сжечь деревню Выгонощи как партизанскую базу.
 Вскоре после боя на десятом шлюзе Ковалько Ф.А. был вызван в Ганцевичский гарнизон для дачи показаний. Там он выдал немцам родного  сына Александра, партизана,  которого немцы сразу же расстреляли, а он, как ни в чём не бывало, спокойно отправился домой.  Правда, возвратиться благополучно домой на этот раз ему уже не удалось. На обратном пути Ковалько Ф.А.  поджидали партизаны со смертным приговором. Приговор без промедления был приведён в исполнение.
Вторым организатором тёплой встречи «новых хозяев» белорусской земли был Полуянович Максим Кузьмич. В своё время он служил в царской армии в звании фельдфебеля. Я помню, что это был заклятый враг советской власти. Он старался бороться с властью любыми способами и методами. Душа его была тёмная. Помню, как в 1941 году, ещё до начала войны, проводилась подписка на Государственный заём, и ему предложили подписаться на сто рублей. Как же начал он кричать и возмущаться! Чего только не пришлось от него услышать! Он орал, что сын его служит в Красной Армии (сын его Александр был на строительстве аэродрома в городе Кобрин вместе со мной), что он несчастный нищий старик, что у него нет ни одной копейки, а не то, что ста рублей, и т.д. На самом деле, хозяйство у него было крепкое, и зарабатывал он достаточно на рыбной ловле. В некоторые дни его заработок составлял сто и более рублей. После того, как он устроил показательный «концерт», ему «предложили» наличными внести не сто, а пятьсот рублей, и к вечеру того же дня, он внёс наличными пятьсот рублей в Госзаём…
Итак, оккупационная власть в деревне Выгонощи была установлена. Назначен сельский староста, бывший польский солтыс, Лукашевич Пётр Васильевич. Назначены и приступили к работе лесники в лесах, принадлежавших ранее помещику Пусловскому и графу Потоцкому, назначены сторожа на Огинском канале – на десятом главном шлюзе. Шлюзовыми сторожами стали: сын Максима Полуяновича – Александр и Никитюк Степан, тот самый Никитюк, который при буржуазно-помещичьей Польше был сторожем на плотине под Выгоновским озером. С восстановлением советской власти в Западных областях Белоруссии,  Никитюк перебежал к немцам, опасаясь возможного  возмездия от советской власти за доказанное предательство – провокаторскую деятельность и сдачу подпольной организации КПЗБ в Ганцевичском районе, за что он и получил тогда столь выгодное место шлюзового сторожа на плотине Выгоновского озера.