Гастрономический этюд

  На обед подали селедку с лучком и сардельки с картошкой.
  Селедку уложил в бутерброд - свежий бородинский, масло, нарезанное аккуратными плоскостями - холодное, Мелеузовское, четыре ломтика тихоокеанской, а сверху маринованный лучок. Для аппетиту - даже крякнул от удовольствия.
  Картошка - два больших клубня и два маленьких, уютно, рядком разложенных по тарелке. Нужной кондиции - чуть влажные, выпуклые, распаренные - с теплом, цветом и запахом. Отрезал ломтями масло и любовно натирал, а затем, вскрыв вилкой серединку, топил туда масляные кубики.
  Сардельки - крепкие, плотные, накачанные. Резал поперек и плотно мазал горчицей - ядерной, самопальной, а затем, предварительно зачерпнув мясным кружочком немного размякшей картошки, съедал на одном дыхании. Обжигающе незабываемо.
  Под конец получил круто-заваренный эспрессо свежей обжарки. Маслянистый, тягучий, смоляной - из толстенькой биалеттевской чашечки. Само собой, с правильной пенкой.
  И курил - с чувством сытого, глубокого удовлетворения.
  Утром были тосты - с маслом и медом, а вечером - оладышки со сметаной и джемом.
  Наверняка полезно, даже если очень вредно - ведь удовольствие покрывает калорийный ущерб как бык овцу.

  ***

  Иногда случаются знакомые. И если никуда не спешат парой слов готовы поделится. Как правило, это бытовая или салонная история. Покупка, поездка, гости, ребенок, болезнь, сплетня или сетование.

  Разумеется, в самом содержании таких историй нет ничего примечательного. Бытовой повод и язык его подачи, толика сарказма, нехитрая мораль и масса важных подробностей. Все обыденно, пристойно, мило.

  Но сам факт рассказа, его скрытая кауза, эмоциональное состояние рассказчика в момент повествования, заслуживают особого внимания.

  Что заставляет человека излагать бытовую, иногда потаенную, интимную сторону.
  Ведь сигналами о том, что они из одного теста и не держат камня за пазухой, стороны обменялись в первые тридцать секунд. И в попытке передать кусок знания трудно заподозрить хорошего человека. Тогда что.

  Полагаю, мы имеем дело с рождением и развитием образа в самом процессе повествования, а также подтверждением его истинности за счет реакции слушателя.
  Человек в присутствии другого получает шанс на новое рождение. Быть. И если пассивная сторона вовремя не свинтит, пьеса будет отыграна целиком.

  И правда, в подобном говорении наблюдается иное эмоциональное состояние. Горящие глаза, бурная жестикуляция, страсть и пафос подтверждают подлинную самодостоверность и абсолютную самоправдивость изложения.

  Человек живет полной грудью. Минуту назад был тих, скромен, погружен в себя.
  Теперь перед нами крутой или маленький принц, золушка или "я-ж мать", тот (та), кого недооценивают или тот(та), кому за доброту платят черной неблагодарностью.
  Получается, "подлинная жизнь" случается от рассказа к рассказу, а в промежутках лицо существует нейтрально - без пафоса, страсти или величия.

  ***

  Третьего дня встретил пару. Семейную. Недавно из Испании, в связи с чем переполнены - море, солнце, коррида. Но прежде, хамон.

  ... невыразимо прекрасен, особенно Серрано. Пробовали горный. Гораздо дороже, но ничуть не лучше. Хозяин на специальной подставке резал. Ломтиками. Тончайшими. Прозрачными. Под бокал Риохи, чудо...

  По правде сказать, никогда не пробовал, а если и пробовал, то не знал, что. Ну, окорок и окорок.
  А тут само слово, от которого веет заморской экзотикой и пиратским очарованием, страстью корриды и жгучим перебором фламенко.
  Плюс антураж. Деревянная хамонера с острым винтом, специальный нож, улыбчивый мясник.
  И наконец, скромное обаяние буржуазии. Смакуют, наслаждаются, ловят тончайшие нюансы. Букет, аромат, послевкусие. Делятся.

  В тысяча девятьсот семьдесят каком-то году впервые попробовал окорок. С папой зашли в гастроном, где на прилавке вылеживались куски Тамбовского. Свежайшие, розовые, сырые, сочащиеся. С тонким слоем нежного сала.
  Взяли грамм четыреста, батон белого и две бутылки жигулевского. Еле дотерпел, а уж когда дошли...

  Может быть вкус того окорока содержит воспоминание не о мясе, а об отце.
  О том пронзительном моменте, когда происходило таинство посвящения - обряд, который подчеркнул особую близость и доверительность, поскольку отец, признав за мной равность и взрослость, выразил большое уважение.

  Согласитесь, вещь, взятая сама по себе, хоть бы она и была лучшей из лучших, не способна длительное время удерживать душу. Реализация прекращает и желание, и страсть, связанную с достижением цели.
  Однако некоторые сущности соединены с более важными событиями сознательной жизни, чем наслаждение вкусом, цветом или еще чем-нибудь. Собственной утонченностью или продвинутостью, к примеру.

  Это как-бы и не вещи вовсе, а эквиваленты живых состояний, которые позволяют такому длиться и длиться.
  И пока оно длится, жив и сам человек, в отличии от той ноги с черным копытом, которая выгодно отличает светское лицо от всякого другого сущего языка.

  ***

  Как выбрать ресторан зарубежом - вопрос сложный, архиважный и актуальный. Благо, итальянский дядюшка научил.
  Чтоб никакой внешней шикарности в интерьере, раз. Скромно, чисто, опрятно и светло.
  Музыки либо нет совсем, либо слегка, и только классика. Чтоб не мешала говорить.
  Персонал - вежливый, доброжелательный, не подобострастный.
  Запах - супер признак. Кухней не должно.

  Сначала попроси вино "del сasa" - на пробу.
  Если не понравилось - уходи.
  Потом, меню. Тут надо задержаться наподольше.
  Пусть стоит и рассказывает. Мало, иди смотреть кухню.
  Хорошая траттория гордится кухней - обязательно покажут, познакомят с поваром.
  Не дай бог увидишь неладное - беги. Там должно быть чисто, не броско и по-деловому. Никаких дымов, огней, брызгающих масел, ора или ругани.
  Неплохо навестить туалет - с той же целью. Должен улыбаться и сиять.

  Спроси, что посоветуют - из рыбы, мяса или птицы. Их фирменные блюда.
  Откуда продукты - когда привезли.
  Какое вино, и к какому из блюд.
  Пекут ли свой хлеб - "булички", и делают ли масло к ним.
  Пробуй, обязательно пробуй, не бойся - это законный ритуал.

  Пусть выйдет хозяин, расскажет историю - кто основал заведение, когда.
  Хорошо, если семейное.
  Главное, смотри, кто заходит. Местные - порядок, приезжие - вопрос, американцы - вали со всех ног. Верный признак.

  Сначала проси аперитив. Можно классику типа мартини, а лучше местный.
  И пробуй - не понравилось, принесут другое.
  Когда все первичные ритуалы пройдены, а блюда на столе - не торопись.
  Насладись зрелищем, пригуби вина, а потом плавно и медленно приступай. Смакуя.
  Кусочек - глоточек. Все впечатления собрать, ничего не упустить.

  Понравилось - хвали не стесняйся. Подчеркни особенности вкуса, отметь уместное сочетание с вином, и похвали вино - не забудь.
  После - обязательно кофе. Увидишь, вместе с чашкой подадут "рremiata" - рюмочку фирменного дижестиво. Коньяка, граппы или ликера - для лучшего усвоения большого обеда.
  Оставь щедрые, но не баснословные чаевые. Десять процентов - базовая ставка. И не сомневайся - будут ждать всю оставшуюся жизнь. Придешь через пять лет - узнают, встретят и обслужат как дорогого гостя.

  В девяносто седьмом попал на Коста дель Соль. Случайно. Клиент расплатился путевочкой.
  Пошел искать. Заведений миллион, но у меня метод. Наконец нашел. Скромный, уютный и полный испанцев. Пара длинных семей - от прабабушек до грудничков - заказали паэлью. Со сковородки Вилла Риба- Вилла Баджо. И да, там было русифицированное меню.
  Кароч, исполнил весь итальянский ритуал.

  Это надо было видеть. Сначала Хозяин. Представился - Дани. Познакомил с шеф-поваром, которая по совместительству жена и двумя племянниками - официантами.
  Обстановка скромная, неброская, музыка- классическая, чистота, кухня симпатичная, жена, кстати, тоже, официанты ни секунды не сидят.
  Всю винную выкладку показал-рассказал-посоветовал. Попробовали - класс.
  Шепотом предложил рыбное меню и доверительно пояснил, что Грэсия особенно удачно готовит морепродукты - от души.

- Не угодно ли - мидии фирменном соусе. Утренний улов.
- Угодно, очень угодно.

  Мидии оказались превосходными - поданы на огромном металлическом блюде с крышкой, большие, развесистые, аккуратно раскрытые. И соус - музыка сфер.
  В другие дни перепробовали рыбное меню целиком. Нигде и никогда - все остальное жалкие потуги, а там - морской черт, сальмон, камбала, лобстер, скампи - идеально, сбалансировано, свежо, необычно, с подчеркиванием граней, спектром, сочетанием, балансом и послевкусием. Достоинств не перечесть.

  Разумеется, узнали все. Откуда, почему ресторан, сколько зарабатывают, двое детей, кто родители, кем был дедушка до войны...
  В последний день приготовили особый ужин, прощальный. Лобстер по ихнему. Огромный, утренний, в грибном соусе - красоты неописуемой, с тонким разрезом вдоль панциря.
  Наконец понял, почему их так ценят - действительно вкусно. Хотя наши раки, которые на фонарик идут, а потом ведром варятся близ палатки, тож ничего.

  Пили из погреба-заначки для сверхважных гостей-императоров. Фаустино какой-то, то ли седьмой, то ли девятый. Прекрасного года, изумительного урожая тысяча девятьсот девяносто второго. С правого берега Гвадалквивира.
  А потом, уже в качестве премиаты, знаменитый испанский хересный бренди Торрес.
  Сфотографировались на память под честное слово приехать еще. А лучше, вообще не уезжать.

  Уже на прощание Дани попросил разрешение задать нескромный вопрос.
- Ваши предки случайно не итальянцы?

  ***

  Зимних дураков почти не осталось, ибо интронет. Теперь только летние, горячие, ежедневно презентующиеся в соцсетях - не промахнешься.
  И правильно, чего таить добродетель.
  Например, Корнеев. Не первый десяток говорит про климатическое оружие и колдунов - никто бровью не повел.
  Лысый, старый, беззубый ветераныч-афганыч.
  Другое дело, Грета - теслой не обойдешься. И жучком тоже, хотя, если по-правде, мне давно хотелось стукнуть по трибуне объединенных наций чем-нибудь потяжелее.
  Или магазин - место, в котором всегда неуютно, и куда по доброй воле никогда. Только по необходимости - крайней, вопиющей устами благоверной. Отрицательное - даж не буду объяснять почему.

  С некоторых пор ресторан.
  Раньше хаживали. То-се, воскресный обед - чтобы у плиты не стоять.
  В Авиньоне можно было неплохим антрекотом оторваться. Что-то подобное в семидесятых готовили в ресторане на вокзале. Очень любил.
  Когда мамы не было, мы с папой туда - либо антрекот, либо шницель. До сих пор слюнки текут.
  Ноне ресторан не столь еда, сколь антураж. Интерьер, стиль, прибамбасы, показуха. Не про меня это. И времени жалко. Что уж говорить за деньги.

  Как-то бабуля солянки сварила. Вроде, ничего особенного, ан нет - волшебная. Ни разу не рыжебурая - прозрачная, красоты неописуемой, даже ложкой тыкать не хотелось, и дышал в сторону - чтоб не сглазить.
  Или Макс - мужик мужиком, но люляшки...
  Сколько живу, и люляшки, сами понимаете, далеко не эксклюзив-деликатес, ничего подобного. Слеплены, разумеется, по-мужичьи коряво - глаза-б не видели, а вкус - тончайший, нежнейший, свежайший. В меру терпкий, сбалансированный, раскрытый и, одновременно, мужской, сдержанный.
  Авторская работа. Колдовство.

  Теть Лилин штрудель - праздник. Из печки - посыпанный, присыпанный, с желешкой поверху. И горящие глаза хозяйки - ну как... Неповторимо.
  Баба Поля - Прагу, Наполеон и коржики. Сам господь мечтал.

  Я  к чему так подробно. Собственно вкусовое - рецепторное, безусловно важно. Боже упаси предать свежесть, качество или рецептуру.
  Однако есть кое-что иное - душевное состояние.
  Если вместе с отцом, на ура - и окорок, и шницель, и антрекот. Черта лысого подай, прокатит.
  Еще бы, признание - взрослости, равности, полноценности участия.
  Или с другом - любые бычки в томате устрицы, если по душам. И водочка нектар, и бабы заглядение.

  Но если тебе вдувают за интерьеры, модную публику, отзывы маститых едоков, дипломы пятизвездочных су-шефов и прочую белиберду - планка опускается.
  Само собой, ресторан не при чем. Они свои маневры крутят.
  Кто-ж виноват, если посетитель прикипел к сочинской прибрежной харчевне с Мукузани в граненых стаканах, бабулиным помидорам, маминому сате из баклажанов или блинчикам от благоверной.
  К той скромной скудости, где сделанное, слепленное, сотворенное любовью и руками воспринималось как чудо - откровение.
  Эт, господа, свобода в полном, а не привязанном к выбору смысле. Делано душой и съедено восторгом - говорит и показывает вечность.

  ***

  Тем не менее случилось. Приехали - Серега, Галка и Катя.

- Так и не попробовал...
- Нет.
- Вроде, взрослый, умный, а ведешь себя, как упрямый подросток, не желающий входить в пубертатный период.

  На базаре Серега с томно-гурманским видом много повидавшего идальго, после тщательной пробы, многозначительного кивания, цокания и таинственного мычания, купил триста грамм полупрозрачного и, одновременно, призрачного хамона. По дикой цене. Еще четыре французских батона и три бутылки клинского.

  Делаем острый соус, чуть позже командовал он на кухне. После чего закинул в блендер последние бабулины помидоры, которые очень хороши сами по себе.

- Галя, работаем бутерброды, Оля, большую тарелку под хамон, Влад, бокалы!

  Серый радостно исполнял господина Септима.

- С вечера осталось немного сервелата, куда его?
- Вафельницу...
- Так точно, босс!
- На хлеб ложку соуса, ломтик колбасы, щепотку сыра, закрываем сверху сервелатом, и на полторы минуты в вафельницу. Фирменный рецепт

  Наконец натюрморт был завершен. Батон нарезан тонко и уложен горкой, хамон веером покрывал рождественское блюдо, в салатнице поблескивал насыщенный чесноком томатный смузи, в бокалах магнетически вспенилось клинское, а горячие бутерброды прыгали из вафельницы прямо на тарелки.
  Хамон, уложенный на белый хлеб, облитый соусом и прикрытый веточкой петрушки порождал ощущение проигранной быку корриды. Вместе с тем, выгодно подчеркивал правоту, а главное, уместность холодного пива, а вафельно запеченный сервелат открывал дорогу воспоминаниям из доэсвэчовой эпохи.

  Глядя весь этот джаз, понял, карьера гурмана заказана навсегда, ибо невозможно вычленить из полноты исполненного смысла, то есть, из радости, случившейся в результате коллективно-кухонной суеты, собственно рецепторное ощущение.
  И плевать на недоразвитость вкуса, заскорузлость рецепторов и привязанность к продуктовой номенклатуре скромной советской кухни.
  Да здравствует хамон, я так его величество люблю!