Темная сторона твоего сердца. Шаги за спиной

                        ...Падет от страны твоея тысяща, и тьма
                одесную тебе, к тебе же не приближится... 
               
                90-ый псалом
  
                                                                             

Лето в этом году выдалось жарким. Слепящее солнце на фоне безжизненно-блеклого неба пытало маленький провинциальный городок с конца мая. Ничего не изменилось и в эту июльскую среду: дневное светило нещадно дышало жаром на небольшую, повидавшую виды кафешку, одиноко стоящую за городом вдоль трассы и окруженную лишь посадками и заброшенным полем.

     Своим видом кафе скорее отталкивало возможных посетителей, чем привлекало - настолько уныло оно выглядело: проржавевшая крыша, окна с треснувшими кое-где стеклами и стенами на которых от времени и непогоды облупилась краска. Многие проезжающие со смехом называли ее логовом маньяка - настолько подавляюще она смотрелась со стороны.

     Но тем не менее кафе проживало свою жизнь, ежедневно принимая посетителей, состоящих в своем большинстве из жителей окрестных домов. Сюда по вечерам сбегали от жен мужья, чтобы посмотреть футбол, приходили посплетничать домохозяйки, с целью напиться и уснуть где придется стекались местные алкаши.

     Администратором именно этого заведения Соне“посчастливилось” работать. Она знала всех кто приходил сюда, а также их родословную до седьмого колена, поскольку всю жизнь прожила по соседству с этими людьми. Сейчас, стоя за барной стойкой и протирая пивные стаканы она с тоской размышляла о том, что сегодняшний день словно брат-близнец похож на вчерашний. 

     Судьба сыграла с ней злую шутку, поселив среди людей ограниченных и невежественных. С детства Соня был сообразительной и способной девочкой. Она легко управлялась с цифрами, любила читать и увлекалась искусством, в особенности музыкой и танцами. Будучи активной и бойкой она, однако, находила выход своей энергии не во всевозможных проказах, а в занятиях, требующих терпения и усидчивости совсем не свойственных ребенку. Очень рано у нее сформировался свой взгляд на мир во многом отличающийся от взглядов окружающих. Она решительно высказывала свое отношение к той или иной прочитанной книжке и ее автору, происшествию, обстоятельству чем очень скоро настроила против себя окружающих, в том числе и учителей. В маленькой школе захолустного городка преподаватели не особенно привыкли, что их ученики высказывают мнение о жизни и мире в целом, отличное от их собственного.

     Сначала это очень мучило и она пыталась объяснить людям, что всего лишь говорит то, что думает, но каждый, с кем не совпадал ее очередной вывод, почему-то считал это личным оскорблением. Как и следовало ожидать, друзей у нее не было. Постепенно она усвоила, что люди вокруг нее просто не способны понять то, что она говорит или делает. Им не нужны музыка и картины, не нужны размышления над книгами. Все они, поколение за поколением, будут проживать скучную жизнь, для того, чтобы родить потомство и умереть. Не поддерживала ее и мать, по какой-то причине считавшая любое отличие Сони от других детей дурным знаком.

     Соседство с такими людьми сделало девушку саркастичной и насмешливой как к окружающим, так и к самой себе. Любимым её развлечением было сказать недалекому человеку что-нибудь завуалированно-колкое и наслаждаться тем, как он не может даже обидеться, не понимая смысла сказанного.
     Ее блуждающий по кафе взгляд наткнулся на одного из посетителей - невероятно толстого мужчину лет сорока с хвостиком. Выпив кружку пива за обедом, он задремал прямо за столом. Ветхий стул, обремененный увесистой тушей, опасно покосился.

     “Интересно, сломается или нет?” - подумала Соня. Решив, что ждать его пробуждения будет тратой драгоценного времени, она решительно пнула ногой швабру, стоящую позади нее и та с готовностью рухнула на железное ведро наполнив кафе душераздирающим грохотом.

     Толстяк проснулся, подскочил и стал осоловело озираться по сторонам, не понимая где он и что происходит. А вот стул не сломался, чем очень разочаровал Соню.

- Счет! - рявкнул он.

     Лениво потыкав пальцем в калькулятор, девушка озвучила:

- Триста сорок пять рублей.
 
     Пыхтя, толстяк вылез из-за стола и швырнул на стол деньги. Несколько десятирублевых монет упали под барную стойку, но Соня и не шевельнулась. Как-то не хотелось ползать при нем по полу, собирая мелочь, поэтому она невозмутимо продолжила протирать стаканы.

- Ишь, какая! - фыркнул толстяк, которому отчего-то не
понравилось, что девушка не распласталась перед ним, собирая деньги, и, с осуждением покачав головой, вышел.

     Соня проводила его взглядом, выразительно задрав темную блестящую бровь. Это был ее любимый жест презрения, которым она периодически бесила людей. Она не была возмущена поступком толстяка, просто в очередной раз поразилась невежеству недалекого человека.

     Буквально через несколько минут в кафе пожаловала хозяйка - пышногрудая женщина сорока лет с копной рыжих волос и интеллектом пятилетнего ребенка. Выращенная состоятельными родителями как мимоза в оранжерее, она была красивой, избалованной, но ни на что не способной. По-настоящему владельцем кафе был ее муж - солидный мужчина с толстым кошельком, который, наверное, давно избавился бы от этого убогого заведения, если бы его жене не нравилось изображать из себя бизнесвумен. Римма всерьез считала, что управляет кафе сама, а муж лишь помогает советом. Соня была уверена, что эта забегаловка существует лишь для того, чтобы его хозяйка не путалась под ногами у супруга в более серьезных делах.

- Соня! - почему-то она всегда, заходя сюда, изображала
 удивление, притом настолько плохо, что выглядело это странно даже для нее, - А где же все?

- Все здесь! - торжественно провозгласила девушка в ответ, - Я, я и еще раз я! 

     Разумеется, сарказм не был понят.

- Что ты хочешь сказать? Где официантки? Где повар?
 
    Можно подумать, она впервые столкнулась с их отсутствием! Вздохнув, Соня завела привычную речь, которую произносила, по меньшей мере, раз в месяц. 

- Официантки не выходят второй день. На телефоны не отвечают. Сан Саныч подает все признаки запоя.  Словом, ничего нового. Снова мы остались наедине - грязная посуда, кухня, немытый пол и я.

     Объяснение Сони оказалось слишком сложным для быстрого осознания и Римма зависла, уставившись невидящим взглядом в окно. В такие моменты девушка развлекалась, представляя, что у нее на лбу крутится колесо загрузки, а рядом написано “Loading”.

- А пол ты не мыла? - прозвучало после затяжного молчания.

- Когда? - вспылила Соня, - Я не богиня Шиву, у меня только две руки!

 - Что? - вконец растерялась несчастная Римма.

- Да так, ерунда, - отмахнулась девушка, не имеющая ни малейшего желания рассказывать ей про индуистское многорукое божество, - Я лишь хочу сказать, что работаю за троих, а получаю зарплату одной официантки. Просто представь что будет если я, к примеру, заболею? Да кафе просто не откроется!

     Распахнув и без того огромные глаза, Римма спросила единственное, что  пришло ей в голову:

- Ты заболела?

- Да нет же! - воскликнула Соня, потеряв терпение, - Я говорю гипотетически! Да ладно, забей…

     Сильно кошмарить Римму было опасно. Она запросто могла рассказать об услышанном мужу и тогда тот, чего доброго, еще заявится сюда собственной персоной, а девушке это было вовсе не на руку.

     Зарплата у нее была мизерная, родственников, не считая матери, не было, а есть и платить за квартиру чем-то было нужно. В результате Соня научилась жульничать. И едва ли осуждала себя за это - без этих копеек Римма и ее муженек не то чтобы  не обеднеют, они даже и не заметят недостачи. Так и было на протяжении почти трех лет: Соня тихо и разумно подворовывала, а хозяева жили припеваючи и ни о чем не подозревали.

     Визит не принес Римме желаемого удовольствия и она, ничего так и не поняв и не ощутив наслаждения от собственной значимости, укатила домой на новеньком “Порше”.

     Вечер принес в кафе толпу людей, торопящихся забыть все, что с ними случилось за день, предварительно рассказав об этом всем и каждому. Соня носилась по переполненному залу с пивными кружками и закусками, выслушивая одну и ту же новость по три раза и мечтала о том, чтобы стрелки часов научились ползать быстрее. Она и не догадывалась, что эти невыносимо скучные секунды уже начали свой последний путь, уступая место совершенно другим - стремительным и захватывающими.

     Выбрав удачный момент, девушка сбежала от несносных посетителей на задний двор кафе. Выудив из-под прогнивших ступенек крыльца железную банку в которой когда-то было кофе, а сейчас служившую ей и повару Сан Санычу пепельницей, Соня с наслаждением закурила. Пока никотин остужал гудящий мозг, она прохаживалась по засохшей траве с хрустом разминая затекшую шею. Шел десятый час вечера, уже порядком стемнело и только фонари вдоль трассы отбрасывали нездоровый свет на посадки парадный вход в кафе.

     Она рассматривала окружающий ее пейзаж вполне благожелательно, пока слух не задел какой-то звук. Не то свистящий, не то шипящий, он пронесся над ней, нарастая, а потом пошел на убыль, шлейфом протащив за собой воздух -  это было сложно назвать ветром, скорее уж волной, накрывшей её сверху, словно намереваясь размазать по земле. Такое явление не понравилось девушке где-то на подсознательном уровне и заставило завертеться по сторонам, озираясь сквозь разметавшиеся волосы. Но ни в поле, ни в стороне посадок ничего необычного не было, и она уже готовилось списать все на игру воображения, как вдруг ощутила, что на нее смотрят.

     Это произошло очень резко, словно ей ткнули в лоб чем-то острым и горячим. Она интуитивно обернулась к купе деревьев неподалеку, но если там и засел снайпер, то ничем себя не выдал. Несколько гулких мгновений она простояла в трансе, не понимая, что вокруг происходит, но транс этот  прекратился, когда вдруг тихий хруст нарушил тишину в паре метров от нее: кто-то медленно и вкрадчиво приближался к ней сзади. И ровно в тот же момент среди деревьев, где еще секунду назад не было никого, появился человек. Он медленно, с явным усилием, протянул руку, показывая куда-то за спину Соне.

     Замер хруст последнего шага.

     Соня сорвалась с места, отбежала к более освещенному углу кафе и, не выдержав, обернулась, увидев пустоту, не менее пугающую, чем крадущийся убийца.

     Нечто тяжелое обрушилось на ее плечо, заставив взвизгнуть и дернуться, стряхивая с себя чью-то руку. Однако, обернувшись, она испытала уже не страх, а прилив бешенства, увидев того, кто напугал ее до полусмерти.

- Ты совсем придурок?! - заорала она, - Какого дьявола ты творишь?

     Валера был человеком, которого ей хотелось бы видеть в последнюю очередь, так как этот тип доставлял ей массу неудобств, причем доставлял намеренно. Он был старше ее на несколько лет и Соня, как и всех, знала его с детства. Они почти не общались до того, как он пошел в одиннадцатый класс, а Соня не стала достаточно привлекательной. С этого момента он не давал ей прохода.

     Валера был таким же невежественным, как и подавляющее большинство, но при этом считал себя необыкновенно ловким, остроумным и неотразимым, не имея на то никаких оснований, кроме своего воображения. 

     Природа не наделила его привлекательностью или харизмой и он ничем не пытался восполнить это ее упущение, и в свои двадцать три года это был неопрятного вида коротышка с сальными волосами, круглым лупоглазым лицом и сгнившими передними зубами. Зато толстозадую фигуру с пузом беременной женщины обтягивала темно-синяя форма ППС, а на поясе блестел значок. Эта форма внушила ему такую важность, словно сделала его, по меньшей мере, полковником.

     Соню передергивало от омерзения всякий раз, когда Валера рассматривал ее с похотью мартовского кота. За скабрезные шуточки по его физиономии хотелось съездить палкой с гвоздями, о чем девушка не раз ему сообщала. Регулярно он получал ее самые решительные отказы, один из них был даже подкреплен сломанным пальцем, который полез куда не следует, но ничто не охладило ни его пыла, ни самоуверенности.Валера верил, что рано или поздно девушка сдастся на милость победителя, коим он себя считал. 

     Соня ненавидела свои флюиды за то, что они регулярно притягивали к ней подобных кадров. Оценивая свою внешность здраво, она понимала, как понимал всякий, бросавший на нее взгляд, что обладает некоторой привлекательностью. Ее нельзя было сравнить с высокой фигуристой красавицей Риммой, которая за сорок прожитых лет почти ничего не потеряла во внешности, она совсем не была похожа на сексуальных блондинок с пухлыми губами, которые украшают собой обложки глянцевых журналов. Ее притягательность была совсем иного рода и большей частью заключалась не во внешних данных, а в своеобразной манере поведения.

     Невысокого роста, худощавая и изящная она казалась не хрупкой, а гибкой и выносливой как ивовый прутик, который под напором сильного ветра лишь согнется, но не сломается. Из-за маниакального пристрастия к танцам ее ноги заманчиво поигрывали мышцми под светлой, кофейного оттенка, кожей, задерживая на себе взгляды мужчин. Талию, соблазнительным изгибом переходящую в бедра, казалось, можно было обхватить одной рукой. Русые, слегка волнистые волосы, чаще всего собранные в небрежный пучок на затылке были настолько длинными и густыми, что казалось ее шея едва выдерживает такую тяжесть. Черты ее лица были далеки от идеала, но само его выражение - лениво-задумчивое, с легкой ноткой глубокого сарказма, украшало его, как украшают бриллианты свою оправу и самым крупными из них были глаза. Темно-темно карие, почти черные, со всех сторон окруженные пушистыми ресницами в тон зрачка, они напоминали не глубокий океан, а дремучий лес с заколдованными тропами. Эти глаза словно манили, моргая как-то слишком медленно и редко, чтобы затянуть в себя и уже никогда не выпустить обратно. Метафора или нет, но мало кто мог долго выдерживать их прямой взгляд, предпочитая перевести глаза на что-нибудь попроще. Завершали образ подвижные блестящие брови, готовые в любой момент взлететь вверх по высокому лбу, выражая высокомерное удивление.

     Но адекватные мужчины почему-то сторонились ее, а вот придурки во главе с Валерой атаковали регулярно.
Испытав при этой мысли горький привкус досады, Соня гневно зыркнула на неприятно ржущего Валеру:

- Ты устроил этот цирк? - сотрясаясь уже от злобы, спросила она, - С шагами за спиной и человеком среди поля? Кто это был? Друг-мент, продавший мозги за пузырек спирта?

- Ты больная что ли? Какой еще человек? Какие шаги?

     Соня озадаченно нахмурилась. Если бы к произошедшему Валера приложил свои потные ручонки, то, отвечая, продолжил бы кошмарить. Слишком похоже, что он тут ни при чем и едва ли ее это радовало.

     Она не ответила ему, а молча пошла к освещенному входу кафе. Возвращаться в темноту не хотелось.

     Валера ухватил ее за локоть, не давая открыть дверь и вызывая в ней новый приступ раздражения.

 - Отвали! - огрызнулась она, вырвав руку.

 - Шаги за спиной? Человек в поле? - ядовито спросил тот, - НЛО не видела?

- Видела. Они испугались твоей дебильной рожи и свалили на Марс, - процедила она, избавляясь от второй руки, держащей ее запястье.

     Она почти дошла до двери, когда снова услышала его голос: 

 - А не боишься к мамаше присоединиться? Говорят, это наследственное. Оно и правильно, вдвоем в психушке веселее будет. 

     Соня застыла, с силой сжав руку, поднятую, чтобы открыть дверь. Потом обернулась к крайне довольному ухажеру.

- Не смей так говорить! - рявкнула она, источая свирепую злобоу, - Это не твоего ума дела. А говорят, что кур доят, а ты - красивый и успешный. Так что поменьше думай.

     Валера, чье лицо из поросячье-розового стало пунцовым, явно злился.
- Что, совесть мучает? Упрятала мать в психушку, теперь и у самой крыша поехала.

     Это было уже слишком. От нарастающего бешенства Соня побледнела, а в груди загорелось адское пламя.

- Не смей рассуждать о том, о чем не знаешь!

- Это чего же я не знаю? - в тон ей ответил толстяк, - Того, как ты от матери избавилась? Так это все знают. И даром тебе это не пройдет, так и знай!

- Ну прям пророк Моисей! - фыркнула девушка.

     Белесые брови заездили по узкому лбу Валеры.

- Чего? Кто?
 
     Соня, медленно изогнув бровь, развела руками.

- Вот именно,  -  и спокойно вернулась в кафе, не слушая дальнейшие излияния парня.

     Но на душе у нее было неспокойно.