Глава XXV По другому никак!

На совещание к Марокову приходило все меньше и меньше народу. И вовсе не потому, что не уважали его, попробуй неуважать свое руководство. А, всего лишь навсего по той причине, что людей в институте уже практичесски и не оставалось, а те, кто ещё был, больше чем на половину состояли из пришлых. И то место, где они народились, выросли, и откуда пришли, видимо славилось, как неиссякаемый источник творческих, талантливых людей.
По правую руку от Марокова всегда сидел его друг Санаев, слева начальник отдела наружных сетей, Ложкин. Единственный из всех смежников, оставшийся на своем рабочем месте, поверив в то, что он ещё долго нужен будет в институте, даже и после того, как уволятся практически все проектировщики, так, как кому-то всё равно нужно будет согласовывать наружные сети, идущие ко всему тому, что им всем удалось напроектировать.
Рядом с Санаевым прилип к спинке своего стула, задумчивый, и очень въедливый Сараев, которого даже галограммой Шпателя было сложно назвать, по причине размытости, и неопределенности. Справа от Сараева пригрелась Глинка, поверившая в то, что она главный инженер всего этого жалкого коллектива, собравшегося в заполненном, примерно на пять процентов конференц-зале. Пришёл туда и Тихов.
Шпатель сидел в сторонке, и всё совещание игрался со своим айфоном, будучи невостребован.
Сергей, слегка опоздал, и интуитивно подсел к Шпателю. С ним рядом было, как-то спокойнее. Он ощущал себя защищенным от всей этой творящейся здесь глупости 
Так же, в зале присутствовал еще какой-то ГАП, из остатков дирекции по ТПУ, претендующий на звание главного архитектора института, и парочка новеньких, только, что сошедших с конвейера комплексных ГИПов, которые держались гордо и независимо, чувствуя свою востребованность со стороны Марокова, как главного по остаткам.
Зинаида, секретарь Марокова, вела протокол. Который, в отличие от протоколов Райкинского, да и Разваловского периодов, был несравненно тонок и убог, как его не пытался раздуть Мароков.
Раньше, когда объекты не срывались, и проектировщики были опытные, несмотря на то, что они работали в спокойной, и не доведенной до абсурда обстановке, протоколы не велись. Да и совещания такого рода не проводились. Все вопросы решались, как-то проще. С помощью главного конструктора, или главного инженера.
Времена сильно изменились. И теперь, с целью упрощения процесса проектирования, он был усложнен настолько, что уже само то время, которое отводилось на исполнение проекта, было так мало, что, казалось он сам-то уже и не так важен, как то, что происходит вокруг него.
- Петь, ты чувака своего-то отправил в МОЭСК? – разговаривая по-бандитски, на блатной манер, спросил Мароков Ложкина, словно они сидели на нарах, в камере предварительного заключения, имея ещё надежду на освобождение без суда.
Ложкину было тяжелее с Мароковым, хотя тот и оказался гораздо добрее и рассудительнее в отличие от Развалова. И, вполне возможно, что, если бы у него, как и у дровосека из «Изумрудного города» после визита к Гудвину, было бы чуточку побольше ума, он смог бы даже приносить какую-то пользу.
Тяжелее Ложкину было с Мароковым по той причине, что тот не играл в футбол, да и похоже не любил эту игру, которую ему заменил мотоцикл. А у Ложкина же был только джип.
Таким образом, он начал совещание, точно по протоколу. Интересно было бы узнать, какую фамилию сотрудника записала в черновике составляемого её нового протокола Зинаида. А может быть она так и записала: - «Отправить в МОЭСК Чувака»?
- Владимир Алексеевич, у меня в МОЭСК, не чуваки ездят, а сотрудники. А сегодня туда поедет Глав. Спец, - ненавязчиво, поправил Марокова Ложкин, тем самым отбив мячь.
- Хорошо, хорошо Петь, пускай глав. Спец. Только пусть согласование получит.
- Валерий Анатольевич, как там ваши, сваи захреначили? – продолжил свой стиль общения, необучаемый Мароков.
- Я бы даже сказал: - «Отхреначили», - попытался подыграть, пристроившему его на тёплое место, руководителю Сараев.
- Владимир Алексеевич, а вы не можете ответить, почему в институте отключен интернет? – злорадно улыбаясь спросил Ложкин.
- Данной информацией я не распологаю.
- А, что же нам делать? Это очень сильно тормозит работу, - пожаловался Тихов.
- Я спрошу у Венеровой о причине его выключения.

- Вообще, я хочу тебе сказать, что это уже фарс какой-то, а не совещание, - шепотом сказал Сергею Шпатель.
- Дешевый бандитский жаргон. Романтика зоны, - кивнул ему головой, в знак согласия Сергей.
- Зачем я только хожу сюда? – не понятно у кого, смотря прямо перед собой, но в полголоса, спросил Шпатель.
- Наверно для того, чтобы мне было спокойней рядом с вами, - вздохнул Сергей.
- Послушай, а тебе не кажется, что вся эта новая команда просто хочет нас выжить из института?
- Да. Все именно к этому и идет. Им проще работать со своими. Мы для них создаем только помехи, - с грустью ответил Сергей.

Сергей вернулся с совещания никакой, весь в своих мыслях. И прямо с порога их комнаты спросил, сидящего внутри Сашу:
- Неужели для того, чтобы что-то создать новое, обязательно нужно разрушить до основания старое?
- По-другому никак! Только дело в том, что каждый раз, когда создается что-то новое, оно уже на порядок хуже, чем то, что было раньше, - ответил Саша.
Сергей, прошёл в Сашин отсек аквариума, и стоя в проходе, продолжил:
- Раньше человек, выращенный в определенной структуре, обладающий при этом работоспособностью, логическим мышлением, и интересом к работе, спокойно мог пойти по служебной лестнице дальше. Ему нечего было бояться при принятии ответственных решений. Ведь он находился, что называется «в семье», он был всегда в кругу своих соратников, и любимого дела. Соответственно выдвижение и продвижение куда-то вверх по служебной лестнице не пугало такого сотрудника, а скорее наоборот придавало ему еще больше уверенности, в ответ на оказанное ему доверие.
То сейчас те люди, которые не отказываются от предложений, поступающих им, не способны задумываться, так как не умеют делать этого. Находясь очень далеко от предлагаемой сферы деятельности, и от той профессии, в которую их продвигают, они не способны испугаться трудностей, которые ждут их на новом месте. Более того, именно по этой причине, они не могут таковые заметить, не вникая в самую суть процесса, и видят только «главное», то, что находится на поверхности, не приподнимая покрывала самой структуры производства, и не умея вдаваться в подробности.
Это, как правило, глупые и жестокие люди, лишенные возможности задумываться над сложными вопросами, не видя их, даже с подсказки множества окружающих советников. Это ликвидаторы. Настало время ликвидаторов всего того, что создано профессионалами, людьми из профессии, оттеснёнными, затравленными и больше не поднимающими своей головы в попытке хоть как-то пригодиться, или исправить ситуацию.
Что стоит, как правило, за этой глупой смелостью, воинствующего ничтожества? Карьера. Продвижение к положению в обществе не ради улучшения оного, а только ради финансового процветания. Но, это не смелость, скорее глупость, наглость, и нахальство, подкрепленное вседозволенностью тех, кто за ними стоит, кто лоббировал их продвижение, кто ничем не лучше их. Скорее всего, это происходит по причине страха перед теми, кто может создать конкуренцию, хотя бы тем самым, что будет руководить лучше, правильнее, справедливее, и что страшнее всего, производительнее. Теперь настало время страха перед всеми этими, вышеперечисленными факторами
- Но Мароков ещё примитивнее. Он не способен даже и на это.
- Да Саш. Не думал, что мы падем так низко.

В этот момент, к ним в комнату вошел Смуров.
- Здорово сотрудники! А чего это дверь у вас закрыта? Прячетесь небось от всех?
- Прячемься. Опасно стало в коридорах находиться. Много нечисти всякой там носится, а иногда и к нам в комнату заносит. Лучше с закрытой, так спокойнее.
- Да, с нечистью, это ты хорошо придумал Саш, - согласился Смуров.
- Последние дни доживаем. Виталий Гаврилыч, ты-то нашёл, куда бежать?
- А, как же Саша! Я к дружку в ФСБ пойду. Он обещал меня взять к себе под крыло, начальником отдела. Отдел небольшой, да и зарплата не ахти. Но, льготы, да и защита от всех напастей очень хорошая.
- А, что с нашими храмами?
- А ничего. Мароков не отдаёт их Пете, хочет продать, - с легкостью в голосе, ответил Смуров, словно был даже и рад тому, что эту проблему сняли с его души, и он теперь может спать спокойно, а не как иуда.
- Виталий Гаврилыч, а ты про реновацию, что думаешь? – спросил Саша.
- А, что про неё думать!? Хорошоее дело. Надо к ней поближе пристраиваться. Только так выжить и можно.
- Но она же смертельна для города! – удивился его мнению, Сергей.
- Для города!? А ты, где здесь город видел-то? Нет больше города. Есть только выгодные капиталовложения. Детишки доигрались в бизнес. Ничего святого у них нет, только выгода во всем. Вот и ты так же мысли. И поверь мне, всё хорошо сразу у тебя станет.
- Да, надо бежать отсюда уже! Или хотя бы искать место, и параллельно собирать вещи! - согласился Сергей.
- Ну, бежать, не бежать, я не знаю. А вот искать что-то, и готовиться, уже пора начинать, - поправил Смуров.
- Конечно, пора бежать, а то смотри, что творят – интернет всем отключили. Совсем сдурели! Как работать-то в таких условиях?
- Это они нас так Саш выгоняют постепенно, - сказал Сергей.
- Почему? – не понял Саша.
- Потому, что как на ужине в гостинице, или на пароме из Финляндии в Швецию. Когда ужин кончается, то свет начинают постепенно гасить в зале, тем самым намекая на то, что время позднее, и пора заканчивать, - разъяснил Сергей.
За всем этим диалогом наблюдали, висевшие под потолком, трое взъерошенных белых петухов, сцепившихся в схватке. Они удались в этом году на славу. Но, это уже была не ёлка. Скорее, какая-то композиция из пернатых, после драки собирающихся разлететься в разные стороны, кто куда. Но, нужна ли была сама драка? Об этом Саша не думал, когда мастерил из бумаги. И, почему их было трое, он не знал. Скорее всего, интуитивно создал композицию таким образом, что в ней нужно было именно трое участников, только ради восприятия её окружающими.

* * *

Дело шло к новому году, и надо было думать о членских взносах в союз архитекторов. То, чем Саша занимался в последнее время, совершенно уже не походило на работу архитектора. Скорее это была административно-курьерская работа, с элементами аналитики.
Он уже был не архитектором, и ощущал острую нехватку творчества. Прожив всю свою предыдущую жизнь в постоянной востребованности, как архитектор, Саша не мог никак смириться с тем, что теперь он кто угодно, только не таковой.
Стоимость взносов ещё увеличелась в этом году на порядок, и он понимал, что ему нет никакого смысла платить за то, что он состоит в данном союзе, даже и, не являясь архитектором. Да и зачем эта архитектура вообще нужна, если за ней столько всего такого страшного и не угодного его сердцу?
Он был озлоблен на ситуацию, и пытался выжить в ней, сохранившись, прежде всего, как человек. Это было не просто, особенно, если не иметь возможности творить. Сейчас он знал, что больше никогда в жизни не сможет вернуться к профессии. Поэтому он всё больше и больше задумывался о нужности сохранения за собой такого важного для него прежде членства в союзе.
Саша решил посоветоваться с Биатриссой Михайловной.
- Вы собираетесь в этом году оплачивать свои взносы за союз? – спросил он её, случайно встретив в коридоре, тем самым временно перекрыв движение по нему другим желающим переместиться по институту, которых, к тому времени уже, кстати, и почти не было.
- А как же! Только вот мне сначала надо определиться, на каких правах.
- То есть, как это!?
- Ну, вы же знаете Александр Александрович, что я уже на пенсии, но пока ещё работаю!? Вот и не понимаю, сколько я должна платить при этом.
- Так и платите столько, сколько пологается пенсионерам.
- Да, но я ведь ещё получаю зарплату.
- Ну, и что с того? Платите, как на пенсии, и всё тут.
- Нет, я так не могу.
- А я бы смог! Я собственно так и хочу сделать. Скажите, что вы думаете о том, что научным работникам можно платить половину от всей стоимости.
- Но, вы же не научный работник!
- Да, не научный! Но, только формально, не научный! А на деле, я уже практически научные вопросы решаю. Вот сами скажите, аналитика смет, или сравнение двух незнакомых мне проектов, их анализ, и заключение о качестве выполненной документации – это ли не наука!
- Ну, вы, как всегда! Умеете говорить красиво!
- Вот я и думаю сказать им там, в союзе об этом.
- Ну, что ж, попробуйте. Но, они вам не поверят.
- Ну, и пусть себе не верят! А я их и спрашивать не буду!
- Ну, мы все знаем, какой вы авантюрист!

Теперь, во время разговора, Саша, ещё больше убедился в том, что он прав в своих намерениях. И дождавшись ближайшего приёмного дня в союзе, а это был вторник, решил идти туда воплощать свои хитрые замыслы.

Он добежал до Гранатного переулка буквально, за пятнадцать минут, и теперь уже стоял перед такой знакомой дверью, не в силах решиться постучать.
Но, дверь открылась сама, и из неё вышел мужчина, лет шестидесяти, с лёгкой небритостью на щеках.
- Спасибо за понимание, - сказал он на ходу, в приоткрытую дверь, в которую уже нацеливался входить Саша.
- Добрый день, - поздоровался Саша, с такими знакомыми и родными для него женщинами, которых он уже знал больше двадцати лет.
- Как вам не идёт эта борода! – сказала Ирина Бекметовна.
- Я не на всю же жизнь её отрастил.
- Всё равно, сбривайте её немедленно! Вас она очень старит! – поддержала её Лариса Игнатьевна.
- Хорошо, хорошо! Я обязательно сбрею, но не в этом году.
- Такой молоденький человек был, и теперь на тебе! – продолжила Ирина Бекметовна.
- Давайте, - приготовилась получить с него сумму взносов Лариса Игнатьевна.
- Понимаете ли в чём дело, - начал Саша.
- Что у вас случилось? – заинтересовалась Ирина Бекметовна.
- Дело в том, что я уже давно, как очередной раз сменилось наше руководство, работаю хрен знает кем. Иными словами, я выполняю любую работу, котороую, кстати легко назвать и научной, только вот ни в коем случае, ни у кого не сможет повернуться язык, сказать о мне, что я архитектор, - как можно жалобнее, словно он простой московский Бомж, произнёс Саша, заготовленный им заранее текст.
- Хорошо, давайте, как представитель науки, - согласилась Ларисса Игнатьевна.
- Но, надеюсь, вы не подведёте нас и в этой эпостаси? – с улыбкой на лице, поинтересовалась Ирина Бекметовна.
- Нет, ну, что вы!? Как вы могли подумать!? Я даже сбрею бороду ещё в этом году.
- Да уж, давайте, давайте, а то ни одна женщина не сможет вас полюбить, - уже серьёзно сказала Ирина Бекметовна.
- А мне и не надо. У меня уже есть любящая женщина.
- Инетерсна, кто же она по профессии? – спросила Ирина Бекметовна.
- Ну, единственное, что я могу вам сказать, она не архитектор.
- Ну, тогда всё понятно, - отшутилась Ирина Бекметовна.
- Тогда совет, да любовь, - освободившись, наконец, от оформления Сашиных взносов, поставив печать ему в членский билет об уплате, дополнила Лариса Игнатьевна.

Саша шёл на работу счастливый. Он сам себе улыбался на ходу, как идиот. Ему было приятно от того, что его, как и прежде любят и уважают, но, в то же время и страшно от того, что это была халява. А она, как правило, всегда оборачивалась ему неожиданными поборами и потерями.
Появившись у себя на этаже, он, прежде всего, зашёл к Биатриссе Михайловне в комнату, и застав её на месте, произнес:
- Можете считать меня научным работником!
- Вот, почему вам так всё время везёт, я никак не могу понять!
Саша не обиделся на неё, ему вспомнились прошедшие выходные, и он сказал;
- Знаете, гуляли мы в выходные с сыном в центре Москвы, и сквозь туман был виден шпиль какой-то новой высотки, а ля Сталинский ампир, в районе метро Сокол. Он ничем не заканчивался, а просто так протыкал своим острым концом, туманную осеннюю Московскую облачность, и я сказал ему:
- Смотри, какой голый шпиль!
- Как это? – не понял сын.
- Без наконечника. На нём ничего нет. Ни креста, ни ангела, ни звезды.
- Да. Нет.
- Знаешь, а ведь у него нет цели.
- Как это?
- А так вот. Понимаешь, у Сталинских высоток на шпилях гербы, звезды, или и то, и другое, сразу. У шпилей царских дворцов тоже гербы. У церковных, кресты. А у этого ничего нет.
- Почему?
- А потому, что у нас, у всех сейчас нет цели. Точнее не у всех, а у тех, кто у власти. Вот они, поэтому и дырявят, попусту небо.
- А у вас она есть? – спросила Биатриса Михайловна, дослушав Сашин рассказ.
- Теперь да. И она в том, чтобы уйти из профессии.