Память моего дневника. Глава 41

Островок счастья

Нельзя плакать. Ни дома, ни в школе я не могла себе этого позволить. Только рядом с Надеждой Алексеевной я могла дать волю своим эмоциям. Она находила какие-то правильные слова и даже действия, чем облегчала моё состояние. Иногда достаточно выслушать человека и обнять его, и она это чувствовала.

Бабушку должны были госпитализировать в центр паллиативной помощи, то есть помощи умирающим. Единственное, что врачи могли для неё сделать, это облегчить боль этих последних недель жизни. Мы не знали, сколько ей осталось, и никто не знал, но жизни у неё оставалось немного.

Думаю, учителя замечали, что я в те месяцы была сама не своя. Однако могу предположить, что многие из них думали, будто причина тому экзамены. Во всяком случае, сейчас я уверена, что Татьяна Александровна никому ничего не говорила, как и Надежда Алексеевна. Светлана Фёдоровна, которая у нас тогда вела русский язык, пожалуй, единственная осмелилась мне сказать: «Какие у тебя, Марина, глаза замученные». Меня глубоко тронули её слова, но объяснять я ничего не стала: это было выше моих сил.

Прошёл конкурс Окуджавы, для меня всё так же бесславно, из-за чего я уже по традиции расстроилась, хотя могла и ожидать этого. Ольга Афанасьевна тогда по-доброму назвала меня «сумасшедшей». И правда, нашла из-за чего огорчаться.

Нам с Бард – Альянсом предстояло выступать на каком-то городском мероприятии. Для этого случая мы делали новую песню, точнее кавер на какую-то зарубежную композицию, и я должна была там солировать. Это было странно и забавно. Но перед начальниками «Луча» почему-то не получилось достаточно позитивно выступить. Помню, как они нас отчитывали, будто мы маленькие. Моя попытка к бегству не увенчалась успехом, и за неё мне ещё сверх того досталось. Впрочем, Ольге Афанасьевне потом хватило юмора и самообладания, чтобы нас успокоить.

Когда бабушку выписали из больницы, ей стали необходимы регулярные обезболивающие уколы. Мне всё меньше хотелось быть дома.

После упомянутого выше мероприятия был гала-концерт конкурса Окуджавы. Оказалось, что некому играть ритм-гитару, потому что Марк не мог появиться на концерте, и мне, как самой смелой, пришлось за один вечер выучить аккомпанемент. Как это ни удивительно, я справилась, и даже волнение не испортило моей игры.

Когда мы вышли на улицу, шёл дождь. Как-то само собой случилось, что я увязалась следом за Ольгой Афанасьевной, Светой и ещё одной женщиной в кафе. Это был островок спокойствия и счастья во всём мире. Так хорошо, как там, тогда мне нигде не было, хотя я почти и не участвовала в разговоре.

Май начинался тревожно. Бабушка с каждым днём становилась всё более беспомощной, всё чаще просила укол. Мама всерьёз задумалась о том, чтобы уйти на какое-то время с работы без содержания. Беда была в том, что мы не знали, сколько потребуется времени. Было то самое постыдное чувство, когда хочется, чтобы уже всё закончилось. А бабушка почти всё время была где-то далеко от нас. Уколы действовали на неё умиротворяющее, но вместе с тем она уже не совсем принадлежала нашему миру, и маму это беспокоило. Но прекращать обезболивание было нельзя.

Ольга Афанасьевна предложила нам всем Бард-Альянсом провести у неё выходные. Думаю, что она это сделала и для меня: ей хотелось, чтобы я отвлеклась. А мама уже что-то подозревала, поэтому легко отпустила меня. И я прожила два счастливых дня, хотя они и были окрашены оттенком лёгкой грусти. Сосны и карьер как будто появились из какой-то другой жизни. Возвращалась я домой наполненная этими новыми ощущениями пережитого счастья, хотя я и не забывала ни на минуту о том, что дома у меня умирала бабушка.

http://www.proza.ru/2020/02/03/501