Володя хумджарщик

               
     Как это часто происходит в жизни, с Володей столкнул меня случай. По роду моей профессиональной деятельности, мне нужно было изготовить деревянные рамы – для витража из цветных стекол. Друзья мне посоветовали обратиться к Володе, как мастеру на все руки.
     Его мастерская в то время располагалась во дворе кафе «Уголок», который плотно прирос к торцу здания ташкентского юридического университета.
     Переступив порог богадельни, я застал его с карандашом за ухом, выпиливающим из доски какую-то замысловатую штуковину. «Буратино, что ли выстругивает, тоже мне, папа Карло?» – иронично отметил я про себя. Как оказалось позже, я был не так уж и далек от истины. Несмотря на свои тридцать лет, он не имел ни семьи, ни жены, ни детей. Как не имел он и своего жилья – снимал квартиру, но чаще находил приют на площади очередной из своих пассий. Зато гордо «рассекал» на фургоне «Жигули», вызывая неудержимое желание незамужних дам заполучить такого удачливого молодца.
     Мы поздоровались. Володя, в общем, производил впечатление радушного и открытого человека, но что-то в его облике, едва уловимое, настораживало меня, удерживая от излишней доверчивости. «Да бог с ним, мне с ним детей не крестит...»
     Отбросив свои личные опасения, я объяснил ему суть своего дела, не преминув присовокупить друзей, порекомендовавших его мне. Разобравшись с поставленной задачей, он лукаво блеснул глазками, предвкушая хороший куш, расплылся мясистыми губами и, протянув мне свою влажную кургузо-палую ладонь, утвердительно заверил:
     – Не вопрос, захумджарим…
     Я, откровенно говоря, столкнулся с таким глаголом впервые, но сразу понял, что он мог обозначать: «Мол, будь спокоен, всё будет исполнено в лучшем виде». Одним из моих недостатков, а может быть, достоинств являлось то, что я любил давать людям необычные прозвища. Порой они сами к этому подталкивали, используя очень часто одни и те же выражения или словечки. Вот и Володя, с моей ненавязчивой подачи в нашей компании, заочно был наречен Хумджарщиком.
     «Заеду к Хумджарщику…» или «Посоветуюсь с Хумджарщиком...» – витала в нашем обиходе эта кличка, напрочь вытеснившая его имя. 
     За период совместной работы мы относительно сблизились. Хумджарщик был весьма словоохотливый мужик, больше всего он любил распространяться на сексуальные темы, бравируя многочисленными победами на любовном фронте, и также широко в деталях расписывал отношения со своей настоящей симпатией. В тот период он был увлечен девицей лет двадцати пяти, она нередко заходила к нему в «Уголок». Черты ее лица не были лишены привлекательности, немного портили лишь наметившийся второй подбородок и пухлые щеки, зато глаза были большие и выразительные. Пышная грудь, обширные бедра, а талия отсутствовала – вместо неё, как у гусенички, проступали жировые складки. Тем не менее, Наташа была хорошим кулинаром и гостеприимной хозяйкой, я сам убедился в этом, когда был удостоен чести быть приглашенным Володей, к ней в дом, на одну из посиделок.
     – Слушай, Слава, – откровенничал Хумджарщик, – ты же сам видишь, какая она. Комплексует из-за своей полноты, да еще слегка заикается, ну кто ее, такую, замуж возьмет? Вот я и стараюсь, как могу, скрасить ей жизнь...
     Но я почему-то не верил его словам, за ширмой сострадания таился лик своекорыстия: «Пожалел волк кобылу...»
     Идиллия длилась до времени, пока Володя не занял у Наташи некоторую сумму. Тщетно надеясь на возврат занятых денег, Наташа стала наведываться даже в его мастерскую с требованием вернуть долг. О любви речи уже не шло.
     – Да отдам я тебе твои вонючие деньги, – не скрывая раздражения, возмущался Хумджарщик, откладывая расчет на неопределенные сроки.
     «...Так вот ты, значит, каков гусь, Вова Хумджарщик».
     Однажды Наташа, не застав Володю на работе, прикрепила на дверь его мастерской огромный лист картона с надписью: «Жлоб, верни деньги или будем говорить в прокуратуре». При следующем визите Наташи Хумджарщик обрушил на неё шквал негодований, сонм отборных ругательств, которые я не смею повторить. Самое безобидное из них было:
     – Стерва, тварь, ты меня так опозорила, так опозорила, – его губы сводила судорога, он лихорадочно подбирал слова, чтобы выразить бывшей пассии степень позора, в который та его ввергла. – Ты меня опозорила на весь...
     Я готовился услышать «на весь свет», но после паузы он добавил:
     – ...На весь «Уголок» ты меня опозорила, как я теперь в глаза людям смотреть буду? Проваливай, жирная корова, чтоб я тебя больше никогда не видел!..
     Вернул он деньги или нет – об этом история умалчивает. Только после ухода Наташи, с глазами полными слез, Хумджарщик запальчиво возмущался, ища моего сочувствия:
     – Славик, да у неё знаешь какая «эта», как тазик, – он колесом выгнул руки и приладил у себя между ног, – во! Вот!..
     «Какая же ты двуличная скотина...» – отметил я про себя, «Так, вот что скрывается за вывеской внешнего приличия...»
       По окончании работы, моего заказа, я расстался с Хумджарщиком и не общался до той поры, пока он мне не позвонил:
     – Славик, ты же архитектор – монументалист, здесь наклевывается одна работенка масштабная, нужен специалист. – Давай захумджарим? – заявил он, исключая всякую возможность своего неучастия в данном проекте.
     На следующий день я приперся к нему в мастерскую. Хумджарщик, как обычно, стругал деревяшку.
     – Чего мастыришь, – поинтересовался я ради праздного любопытства, видя, что деревяшка обретает контуры приклада. – Всё со своими бабами воюешь, – нарочно окунул я его в недавние дрязги уголкового масштаба.
     Игнорируя иронию, Хумджарщик глубоко вздохнул, отложил приклад в сторону и стал посвящать меня в свою печальную историю:
     – Сошелся я сейчас с одной женщиной – хорошая баба, разошлась с мужем, ребенок у неё, пацан семи лет. Тяжело живут. Мальчонка её увечный, глаз потерял в уличных шалостях. Отец ни хрена не помогает. А мальчишке нужна операция – в Москве такие делают. Вот подкоплю денег, двинем в Москву, попытаемся восстановить зрение. А это, – Володя махнул в сторону деревяшки, – ружье мастерю игрушечное, для Лехи – сына её, парень попросил, нужно уважить. Ведь теперь он мне как родной.
     Признаться, повествование Хумджарщика меня тронуло. «Неужели исправился, так искренне принимает чужую беду...»
     – Ладно, это ваши семейные дела. Выкладывай, зачем звал?
     – Хозяевам «Уголка» не нравится стена университета, к которой примыкает кафе, просят облагородить, чтобы посетителям было комфортно. Бабки дают любые... – лицо Хумджарщика преобразилось, ярко выказывая меркантильный интерес. От разыгранной для меня сцены не осталось и следа. – Ты знаешь, сколько они делают на левых цыплятах?.. – Он всё более распалялся, – так что можно заряжать по полной. Сделай по-быстрому проект весомой монументальной работы, а там подтянем народ и захумджарим за милую душу. С директором кабака я сам договорюсь, будь спокоен...
     Мне деньги тоже не мешали, я согласился. Вооружившись обмерами, я засел за эскиз. Поскольку стена была под открытым небом, разумным было использовать долговечные материалы. Я выбрал цемент, а технику сграффито, то есть: несколько слоев цветной штукатурки наносятся друг на друга как слоеный торт. Затем они прорезаются до нужного цвета, и.. пожалуйста, вот вам и монументальное панно. Но прежде, дело за малым, нужно создать композицию и убедить заказчика, что это то, что им именно нужно.
     Полных пару недель я прокорпел над эскизом, но, как говорится, игра стоила свеч. Хумджарщик, пристально оглядев работу, заблестел глазами, подхватил проект и вихрем помчался на суд властей цыплятника. Я остался в его мастерской ожидать вердикта. Не теряя времени, стал присматривать свободную стеночку для разработки картона. Картон – это практически шаблон в натуральную величину, по средствам которого рисунок наносится непосредственно на выполняемый объект. Обследуя помещение, я случайно наткнулся на эфес сабли, торчащий из-под целлофана. «Мастерски сработано...» – отметил я, осмотрев выполненную из дерева игрушку. «Для мальчишки видать старается, сердобольный...»
     Хумджарщик влетел в мастерскую, сверкая, словно только что отчеканенный юбилейный рубль, с эскизом под мышкой и пакетом в руке. Мастерскую наполнил аромат жареной птицы. Он интригующе подмигнул, освободившись от эскиза, принялся извлекать содержимое пакета. На столе появилась пара тушек цыплят, лепешки, какие-то закуски и бутылка водки. Все так же загадочно улыбаясь, пошарив в кармане, он небрежно бросил на стол бандероль десятирублевых купюр. Затем осклабившись, с чувством собственного вклада, разродился:
     – Всё, Вячеслав, будем хумджарить! Эскиз утвержден, и вот аванс, – он приподнял пачку купюр и потряс ею, – так что есть повод отметить начало дела.
     Разумеется, мне было тоже приятно это известие, и пропустить рюмочку-другую я тоже был не прочь. Однако я осведомился у хозяина, кивнув на поллитровку:
     – А как же машина?
     Он скривился:
      – Я сегодня остаюсь в мастерской, так что погнали...
     Он не объяснил причины, я тоже деликатно промолчал.
     Выпив, и как бы решив отдать дань мастерству хозяина, я льстиво заметил:
     – Тут мне попалась на глаза великолепно выполненная шашка. Кто же будет её счастливым обладателем, – разыгрывал я недоумение.
     – Кто, кто... – Хумджарщик пронзил меня колючим взглядом аспида. – Для этого ублюдка одноглазого старался, хорошо хоть не успел отдать... Ничего не пропадет – хорошая вещица всегда сгодится. Затем он наполнил рюмки и после паузы добавил: – Мать его, стерва, сошлась со своим бывшим, а меня, значит, по боку. За что, Славик, за что!?.. – Он, не чокаясь, поднял рюмку, и жадно поглотил её своими мясистыми губами.