Солянка сборная

Игорь Петрович проснулся еще до света. Он всегда был "жареным жаворонком", как его именовала покойная жена Лена, а теперь – на седьмом десятке и вовсе – хоть глаз выколи. И рад бы заснуть, а если б еще сон хороший увидеть – широкую и ласковую реку, институтскую молодость, где силы девать некуда, или как Лену впервые встретил на площадке между этажами  техноложки – да куда там… Ночь не для сна, а для раздумий, часто дурацких.
Но сегодня есть веская причина, чтобы не валяться в постели: надо успеть всё закупить к выходным. Приезжает сын! Давно не виделись. Еще летом обещал, но жена запросилась в Таиланд, потом в октябре - тоже внезапно послали в срочную командировку. Но теперь уж точно должен прибыть. И Игорь Петрович решил удивить его новым для себя блюдом. Готовить он никогда не умел и не рвался на кухню, считая это сугубо женским делом. А он - прораб на большом строительстве – бестолковом что при социализме, что при рыночниках, тьфу, чтоб им пропасть…

Игорь Петрович поскорее переключил мысли на обдумывание будущих покупок и вообще – плана действий на оставшийся пятничный день. Надо еще  чистое белье найти и прибраться, чтоб сын не подумал, что без матери квартира запущена. Да, салфетки купить, не забыть. И освежитель воздуха. Нет, надо составить список. Ага, вот очки, они всегда на неизменном месте. Порядок прежде всего – его железный принцип. Это у Лены всё было в творческом беспорядке, и поиски очков или какой-нибудь заколки занимали у нее по часу. И он ворчал на неё. Называл эт поиски очков русской народной забавой...
Но об этом тоже лучше не думать. Сосредоточиться на списке. Игорь Петрович направился в большую комнату, где под компьютером лежали разные бумаги, жировки, а в основном блокноты жены. Ее записи, стихи, какие-то цитаты. Надо бы разобрать. Но он боялся туда заглядывать, всё откладывал на потом. Суеверие? Может быть. Не хватало пока духу… Сына попрошу - малодушно решал он. А сын всё не ехал. Когда ему?

Солянку – вот что он приготовит к столу, чтобы сын воскликнул: «Ну ты даёшь, батя!» Сына удивить трудно – он в своей Москве по приличным ресторанам ходит, за границей опять же часто бывает, пять лет в Европе работал, всякие заморские кушанья перепробовал.. Но от такой солянки, настоящей, по всем правилам, не откажется. Классическая солянка - называется "сборная". Только прочтёшь состав, уже слюнки текут! Когда-то раз в жизни пробовал - в доме у дядьки, он служил завхозом "на театре", из белых еще, толк в еде знал...
Надо, надо постараться – думал  Игорь Петрович, водя электробритвой по бледным щекам, потерявшим былую упругость. И поэтому приходилось делать из щеки пузырь.
А если еще с молодой – на тринадцать лет младше – женой всё-таки нагрянут и с маленькой внучкой!… Правда, это вряд ли – берегут кроху, она болезненная, рано еще по поездам и самолетам таскать. Новоиспеченный дед сам не поощрял такого риска: грипп свиной и птичий бродят, куда ехать с ребенком?  Потом познакомимся с ней, пусть подрастет чуток. Успеем. Фото прислали и ладно… Голубоглазая – в наш род…

Игорь Петрович вышел на улицу только к полудню. Список вышел длинным, и писался долго: несколько раз заглядывал в кулинарную книгу. Потом еще проверил рецептуру в интернете, в яндексе. Заодно глянул прогноз погоды и ленту новостей. Обрушился потолок в кафе Новосибирска… Вот! Строить совсем разучились, ёшкин кот! Плюс воруют, плюс безответственность полная. Расстроился только. Лучше думать о харчах, то есть, хлебе насущном. Кстати, воды надо и вина - сухого, подороже. Дешевое дети не употребляют. А виски «Бурбон» у него давно стоят – еще с последнего приезда сына. С похорон матери… почти три года уже… Приберёг - не стал в одиночку пить такой напиток. Иногда чекушку или стограммовый коньячок себе позволял. Раз в неделю, редко два. А «Бурбон», конечно, крутой - из кукурузы. Игорю Петровичу вспомнилось, как на стройке приходилось и спирт, и самогонку принимать – по холоду, чтоб ноги не примерзли, или когда на планерке доведут… Своим маразмом...  Так на стройках коммунизма жизнь и прошла. Из-за этой чёртовой работы и с женой не ладилось, общих тем не находилось. У нее – литература на первом месте и философия с религией: Соловьев и Флоренский с этим, как его... Бердяевым, идеи высокие, всем помочь – униженным и оскорбленным… Достоевщина, короче. И бред о вечно-бессмертной душе. Таких «загробных» тем он не выносил органически – заболевал мигренью. И тут только рюмка спасала. И с Бердяевым - какая конкуренция?

Натягивая старые любимые джинсы – из Америки мальчик привозил, лет восемь назад, а им хоть бы что! – обнаружил на штанине пятно краски. Эх, где это его угораздило? Так, значит, купим еще ацетон. Дописать в список.  Переложил в куртку пенсионное из пиджака. Это значит, давненько, с осени, он не ходил по магазинам. Хлеб, кефир покупал в минимаркете во дворе, а там какие скидки… Картошку и прочие овощи закупал осенью надолго вперед. И запасов в доме много было – еще со времен семейной жизни. Крупы, постное масло, консервы, сахар, да он его и не ел почти –  врачи преддиабет поставили.
А сегодня поход за провиантом большой, и хорошо, что есть сумка на колесах – Лена настояла купить, уже за месяц до ухода… Ах, Лена, Лена, жалела мужа, как товарища-соратника по жизненному фронту, но бросила ведь, бросила… Он всю жизнь опасался этого – что убежит, денется куда-то, улетит в свои дальние дали. Нездешняя она всегда была. Непрактичная, рассеянная, а он ее охранял и направлял, вопреки ее желанию даже…
И расходиться не раз решали, и ругались неистово. А потом, уже после полтинника, жили хорошо: друг другу не мешая, без выяснений позиций и платформ, как родные… И всё же улетела. Обхитрила…

А то, что сын не приезжает... Это объяснимо. Хочется им в теплые страны или просто дома отлежаться в выходные, а не по вокзалам шарашиться. Лена говорила: эгоистичность есть у всех детей, это нормально. А сама тоже страдала, у них же связь на уровне пупка с ребенком...

В последний момент, уже на площадке вспомнил, что не принял лекарство – это с ним впервые! Видно, так разволновался из-за предстоящего приема. 
Когда поскользнулся сразу у нечищенного подъезда, понял, что зря не надел кроссовки с ребристой подошвой. Старые, но надежные. Что ж, не возвращаться же. ведь скидки только до двух… Но и падать нельзя – нога в колене и так подводит. Крутит, крутит, выворачивает её гадюка-боль… Тоже причина бессонницы. Надо уколы делать, но он сам себе не решается. Вот Лена, та ему ставила их виртуозно – совсем не больно, быстренько, лечить она умела. Даже не шприцом с лекарством, а рукой, словом…

Игорь Петрович двигался осторожно, по-черепашьи, придерживаясь за что придется. Ветер ледяной, однако… Декабрь…
Скоро и новый год с этими зеркальными цифрами 2020. Уже кое-где гирлянды прицепили. Без снега нелепо смотрятся. А двор пустой – вот еще новое явление, никого в нем, ни души. У компов что ли поголовно все сидят? Про новый год тоже думать не хотелось, сердце сжималось отчего-то. Какой ему праздник? Пюре сделать с готовой котлетой, разогретой на сковородке (Лена была против микроволновки) и три рюмашки на грудь. Ну, пару звонков сделать. Что еще? Телек глядеть, где бездари прыгают? Нет, чтобы дип пёпл позвать. Дым над водой: пап-пап-па-ба-ба...
Он огляделся по сторонам. Все бегут, сжавшись,  сосредоточась: глазки в кучку. Никто никому не нужен. Привычным взглядом оценил ход строительства высоченного офисного центра с вывеской «Кедр». Почему кедр? В черноземье... И что-то застопорились они. Работнички…
Лучше про солянку. Игорь Петрович мысленно стал компоновать ингредиенты: говядину кубиками (а вдруг не будет её, одну свинину искусственную подсовывают!), копчености тоненькими ломтиками (только проверенного производителя!), сосиски (надо губкинские!), каперсов тут не бывает, положу оливки… Или маслины? Что лучше? И зелень, зелень со специями не забыть! О, и огурцы тоже! Вот к чему тоже надо подойти со всей ответственностью.  Маринованные всё испортят. А солёные только у бабок на стихийно-нелегальном базарчике. Но до него с полкилометра идти… Надо дотащиться! А нога, зараза, разболелась опять, как назло. Следствие резиновых сапог. А, вот что он совсем забыл – мазь в аптеке взять, терафлекс этот. Поверим на слово рекламе. Вдруг поможет?

Сын справляется о здоровье, как же. Раз в неделю, регулярно. Обещал часы такие привезти – с параметрами давления и пульса. Может, уже завтра увидимся... Даже не верится.
Хотя честно говоря, Игорю Петровичу не всегда находилась тема для беседы с ним. Сын мало интересовался политикой - постольку поскольку, вяло как-то, так же, как и местными новостями. Его сфера – бизнес-консалтинг, суть которого оставалась для старика смутной, как ни старался он постичь эту премудрость. Книгу Пелевина, присланную сыном курьерской почтой на прошлый день рождения вместе с махровым халатом, он так и не дочитал, не готов к тому, чтобы вести о ней связную речь. "Просветление" олигархов, о котором говорилось в предисловии, не увлекло. Хотя за судьбой "алюминиевого" Дерипаски он следил, но это ж жизнь. И без всякого там «просветления». Сыну же это без надобности. Он любит футбол – с пелёнок. А Игорь Петрович равнодушен к этому стадному беганью. Даже российский чемпионат мира смотрел без упоения.
Есть его вина, конечно, даже в шахматы с сыном ни разу за всю жизнь не сыграли... И когда-то пришлось услышать от него упрек. Как и в пьянстве. Но это давно, во времена студенчества сына. Теперь он многое понимает. Вроде бы.
И всё-таки общих тем мало. На его вопрос "как там, за границей" ответы давались куцые: "Ничё так. Но своих минусов навалом. В выходные всё закрыто. И тесно...". Сыну нравилась Москва, ее масштаб, широкие проспекты. А вспоминать прошлое оба не стремятся. Оно всё с Леной связано. И больно, и ни к чему… Да еще по телефону.
Игорь Петрович всегда был против утечки информации, против трёпа. И когда работал, и когда уже перестал. Не то чтобы он апологет конспирологии, но тем не менее. Родной дядя (второй, а не тот, что в театре завхозничал) был иностранным разведчиком, по слухам. Про его судьбу почти ничего не известно. Он и сам когда-то в юности мечтал пойти по этой линии. Лена шутя (или всерьез?) говорила: секретный агент - это твое предназначение, которое не исполнилось. И для души это не есть хорошо - не исполнить... Но ведь стройка при всех минусах немало дала: две крупногабаритных квартиры, одну из которых отдал сыну, чтоб им ипотеку не брать. Теперь у него двушка в центре Москвы. Не шуточки. Зовут отца посмотреть, а как же. Приглашают. Но как-то не получается пока... Игорь Петрович, он же всё взвешивает: ночью он кашляет, бывает, не поймешь от чего. Это раз. Второе: ему иногда надо в туалет, причем быстро. Не памперсы же одевать. А третье – эта нога. Как ехать? Может, к лету…

Да и нужен ли он там? Что-то сомнительно.
И, уже поднимаясь на крыльцо «Пятерочки», одышливо и без бодрости, Игорь Петрович вдруг с удивлением подумал, что в сущности он почти не знает своего ребенка! Он даже приостановился от этого неожиданного вывода.
Но до двух оставалось уже меньше часа. Надо успеть отовариться, всё сравнить, выбрать лучшее – по списку. В магазине было тесно: до обеда всегда толчется много пенсионеров. Хоть тут их время.
Он достал плюсовые очки – но срок хранения не всегда разглядишь даже в них, так мелко пишут, гады. Ну, все кому не лень норовят обжулить.
В узком проходе с тележками хлеба его сзади толканула крупная бабенция – нет, не ровесница, наверняка без удостоверения, но к кассе рвется быстрей ей надо, видите ли. Пиханула сзади с ядным раздражением: «Чё, дед, корову выбираешь? Давай шевелись,  двигай костями!» Игорь Петрович невольно вскипел. Но сдержался. Дура баба, что с нее взять. Больная на всю голову. Порулил в мясной отдел. Но настроение ухудшилось.
Ветчина – восемьсот! Московская – тоже.
Но скупиться на продукты сегодня никак нельзя. Да  и денег-то ему вполне хватает, сын шлет каждый месяц, считай, еще одну пенсию. Семнадцать. Много-то государство за все его подвиги на стройке не разогналось дать. Игорь Петрович вспомнил, как однажды в конце девяностых его приятель, еще по вузу, помог ему устроиться по блату в администрацию города – в отдел по инвестициям. Но продержался он там меньше года. А то бы чиновничья пенсия светила. А чего уволили? А того, что он предложил по-честному заявленные проекты оценивать, уж ему-то известно, где дутые цифры, а где реальные. Дурак на букву М! Только потом просёк: их, эти проекты, одобряли не по цифрам, а по родственности.

Он долго и пристально изучал информацию на колбасе, потом на сосисках и маслинах. Сколько там Е и прочее. Лена бы сейчас сказала: «ты неисправимый педант». Или зануда… А как же? Не травить же ребенка! Ура, ему сильно повезло: в запаянном целлофане продавались соленые огурцы! Мягковаты, да, но в принципе нормальные, без уксуса. И говядина – вот она лежит миленькая! Ну, кусается, что ж. Он не нищий. И сбережения у них с Леной имелись. Она не любила деньги тратить, тем более, на себя. Он буквально заставлял её покупать новые сапожки, пуховик, свитерки из кашемира… Ей это всё параллельно было. Ей, главное, бумагу подавай. И тишину. А вот в юности зато… Они получили свадебные подарки в виде четырех сервизов и четырехсот рублей. И всю эту сумму спустили через два дня –  у  отеля «Центральный» поляки торговали фирменными джинсами. Настоящими вранглерами… Устоять было невозможно. Никак! И как раз на две пары хватило….
…
В кассу очередь человек пятнадцать. Все нервные, недовольные. Кассиры тоже. А они-то чего? Ведь выручка идет. Нет, мотивации у них как не было, так и не будет, не для наших людей эти менеджменты с маркетингами… По фигу им вся эта бутафория.

Обратный путь занял у Игоря Петровича гораздо больше времени. Зато кураж появился: справился он, всё приобрел. И он даже уселся на деревянную скамью больших качелей во дворе по дороге - как мальчишка. И размечтался, покачиваясь: вот, внучку привезут летом - ей уже три будет, можно - и он поведет ее сюда, на эти качели. Они такие надежные, не то, что бывает – на соплях…

Сидел и снова вспоминал: сына в детстве. И не мог!  Общаться с ним тогда не давал дефицит времени – сформулировал фразу. Да ладно! – возразил ему ехидный голосок, - отмазка, ты и не стремился…
А потом «ребенок» уехал в столицу на учёбу. И контакты вовсе свелись к кратким встречам, звонкам на ходу: Как ты, сын? Да всё оки. Только загруз по работе.
И теперь он совсем не знает, как относится сын к женщинам… к любви… к (страшно сказать) Богу…
Так, что это ты рассиропился? Прямо как Лена заговорил. А вот интересно: он ее не понимал, пожалуй, никогда. Но ведь любил…
А можно не понимать, но любить? Хм. Разве у сына завтра спросить? И вообще, обо всём, о главном... Нальем "бурбона" со льдом (он заготовил) в специальные широкие стаканы (еще летом купил, думал, всё же нагрянут) и, наконец, поговорим по душам...

А слова «любить» он всегда стеснялся. В письмах к Лене из армии не мог вывести это слово на бумаге, еще при всех. Потому письма были похожи на рапорта или записки.
Любовь... Бог... Как это можно обсуждать?
А что тогда? Ну, не привлекали ни Лену, ни сына излюбленные темы Игоря Петровича: Дерипаска с его перипетиями или история гуннов с готами, одно время увлекся древней историей Руси. Он повторялся и был скучен.
Неужели он обижается-таки на сына? Нет, нет. Просто устал от этих торговых дел, домой надо...

Сумка оттягивала руки. Он часто останавливался. Мысли сбивались, перескакивая с одного на другое. Возникали ниоткуда, всплывали из бездны времени. Уже в лифте стал думать о том, что на стройке нельзя без отвеса – инструмента такого простого: грузик на веревочке. Без него стену вертикально не выстроишь. Так вот, сын не откосил – не отклонился от прямого перпендикуляра. Уверен, что нет – убеждал себя Игорь Петрович. Конечно, другая у него жизнь, ясное дело. Но он порядочен. И ценности-то наши – как сейчас любят говорить.
Но думать о ценностях сил уже не осталось: разгрузить продукты, попить чайку с творогом и булкой, а бульон вечером разогреть.

Он прилег на кушетку прямо в прихожей, на минутку прикрыл глаза. А когда проснулся, за окном чернел зимний вечер. Тело набрякло, не желая принимать вертикальное положение.  С утра влажную уборку, а потом солянку – планировал Игорь Петрович. Самолет из Москвы в два часа дня прибывает. Как раз всё успею…
И тут его будто ожгло: а сметана! Он же забыл про сметану!  Вот пень стоеросовый! В список не включил! А, так еще и томат. Сердце зашлось и замерло. Потом застукало как азбука морзе – тахикардийно. Что ж делать-то, господи?! Ну томат еще ладно, там по рецепту надо всего две ложки, можно у соседей попросить. Хотя он такое поведение всегда терпеть не мог. Попрошайничать… Думать надо заранее и иметь всё свое. Да и соседей толком не знал. Рядом всё сдавались квартиры. И жильцы менялись, как молодые специалисты у них на стройке. Тоже мода новая – всё в аренду сдавать… Ничего постоянного.
Голова лихорадила скудными вариантами: обратиться в службу доставки. Но как это и куда конкретно? Ни разу не пробовал. Сходить за сметаной утром? Нет, это не годится. Всё будет комом. Остается одно: собраться с силами и сходить в магазин сегодня. Сколько сейчас? Четверть девятого? Ерунда… Однако долго же он дрых. Обычно часок, если среди дня, не больше. И то Лена смеялась: ну ты древний! Она никогда не спала днем. Лена, Лена… Видишь, мне надо собраться. Сейчас, сейчас…
Игорь Петрович тяжело привстал в темноте, потянулся к кнопке светильника. Но свет не включился. Наоборот, темнота стала еще гуще и обрела  неприятный вес. Он давил на грудь всё сильнее, всё беспощаднее… Игорь Петрович покачнулся и упал на диван. Он еще успел нащупать подушку, Леной вышитую. И поплыл на утлом, откуда-то вдруг взявшемся плоту.  Он не мог знать, что в это самое время его сын готовился позвонить ему и объяснить, что никак не сможет приехать в этот раз. У друга возникли серьезные проблемы – встрял в историю с выбиванием долгов. А его кинули. Там вопрос жизни и смерти… Но в следующий выходной уж постарается выбраться... 
Сын, имея большой опыт переговорщика,  тщательно готовил слова и их интонацию, чтобы отец не обиделся. И всё никак не решался набрать его номер. И дочка тут еще канючила – давай  «киску титать».
Но всё это уже никак не касалось Игоря Петровича.