Альбина Ивановна

     Великий поэт, позеленевший от времени, слегка загаженный голубями, с укоризной и скорбью взирал с пьедестала на нескончаемый поток иномарок, застрявших в пробке на Тверской. Правой рукой он схватился за сердце и, казалось, тихо стонал. Альбина Ивановна уставилась на памятник с таким свирепым видом, словно именно Пушкин нес личную ответственность за ее нескладную судьбу. Если бы лучистая энергия ее синих глаз могла прожигать дырки, точно лазер, бронза наверняка бы расплавилась. Околачиваться тут как школьница на свидании в ее возрасте. А ведь ей через месяц будет тридцать пять. Тридцать пять! Сын осенью пойдет в школу. За съемную квартиру не уплачено, нудный голос мамы, похожий на жужжание бормашины, стоит в ушах.

     Если выклянчивать подачку у бывшего, то надо умудриться попасть под настроение, благо он привязан к сыну. Может, подкинет на жизнь, если будет навеселе, а не с похмелья, удовлетворится ее унижением. А если его снова потянет на секс, угодить будет нелегко после стольких лет. Загнать себя под плинтус, преодолеть отвращение, в который уже раз… Август, жара, нервы на пределе. Колокола судьбы звонят странно, звук их стал фальшивым, скрипучим. Скоро осень, потом зима, еще один драгоценный год улетит на помойку вместе с высохшей елкой. Сколько еще так можно валандаться?

    Какой волшебник способен наколдовать ей толику счастья? Семья, загородный дом, запах кожи любимого человека… Не поздно еще родить дочку. Нежный поцелуй в височек по утрам за завтраком под бурчанье телевизора, чувство защищенности, словно в детстве с отцом... Она ощущала, как давит атмосферный столб, точно она нырнула под воду в поисках жемчуга и не может вынырнуть. Она задыхалась. Если бы не сын, кто знает, куда бы завела ее тоска. Возможно, она задушила бы сама себя этими длинными тонкими пальцами с острыми ногтями прямо здесь, у ног этого позеленевшего равнодушного истукана.

    Туфля натирала левую ступню, она начала прихрамывать, прохаживаясь по площади. Мужчины, как всегда, оглядывались, рассматривали ее. На ней было короткое дизайнерское платье в лилиях, с провокационным разрезом внизу. Ну кого в наше время удивишь новым платьем или прической? Они же все как один смотрят на низ живота, так что рука невольно тянется оправить ткань или прикрыться сумочкой.

    Что они там ищут под ее платьем? Что там может быть интересного? Трусы, линия границы чулка? Ее личность, ее желания, ее нервы, ребенок — все это мужчинам безразлично. Просвечивают ее точно на флюорографии. Потом пускают слюну, глазки загораются маслянистым огоньком, черты лица приобретают такую жадную слащавость. Вон, скажем, у того жлоба какой сальный взгляд. Не насмотреться на женские трусы за пятьдесят лет, это же каким козлом надо быть…

    Положим, фигура у нее что надо, с этим не поспоришь. А что толку? Отношения — их, слава богу, хватает. Сколько случилось за эти годы встреч, надежд, ссор, расставаний? Она не хотела считать, такие цифры не радуют, ими не хвалятся в ее возрасте. От мыслей о прошлом холодная пустота разливалась внутри, словно она умерла, а тело выпотрошили в морге и залили формалином. Ее жизнь — вечный день спятившего сурка.

     В последнее время она встречалась с тремя мужчинами. Всех троих еще надо было умудриться выудить из моря человеческого хлама, как драгоценные жемчужины. На их поиски она истратила много сил, нервов. Они подходили ей физически, по энергетике, но во всем остальном, увы... Первый – Кирилл, любитель яхт, киноман, инфантильный до мозга костей. Второй – немного бесноватый Максим, экстремал с синдромом гиперактивности, тоже недалеко ушел из детского сада. Оба женаты, работали в финансовой сфере, швырялись деньгами словно перед концом света и оба поговаривали о возможном аресте, собирались бежать в Таиланд. Третьим был депрессивный Дима. Бородатый барин и либерал, мечтающий одновременно о возвращении крепостного права и об отмене санкций Евросоюза. Он хлестал баснословно дорогую водку, крестился после каждой рюмки и закусывал салом. Предприниматель средней руки.

     Примерно раз в две недели каждый из них назначал ей встречу где-нибудь в отеле. В полумраке, за задернутыми шторами, каждый из них набрасывался на нее как бешеный кролик, предварительно аккуратно натянув на себя резиночку. Эти резиночки потом валялись кучкой в углу, на ковре, оставляя пятна. А она слушала стандартный вопрос: «Тебе правда со мной хорошо?» Очевидно, что она зря тянет резину со всеми тремя. Так могло продолжаться год, не больше. Ее тошнило от их лживых ухмылок. Положим, никто из них не скупился на подарки, рестораны и совместные поездки, но на самое необходимое — на это у них не хватало ни ума, ни сочувствия. Если бы кто-то произнёс заветные слова, такие слова, после которых не надо уже ни о чем заботиться, вернуться в детство, раствориться... А если это все-таки произойдет, тогда бы она… что? Полюбит до конца дней одного? От этой мысли ее могло вырвать прямо на клумбу.

    — Альбина? Здравствуйте, я сразу вас узнал. Вы выглядите моложе, чем на фотографии…

    Она вздрогнула от неожиданности. Пропустила момент, когда мужчина подошел. Вот коза-то задумчивая! Это был Андрей — новое сокровище с сайта знакомств. Он опоздал минут на двадцать. Рост — метр девяносто, вроде не соврал. Она ценила высоких. Тонкий нос, пухлые губы, интеллект чуть выше среднего. Подкован, вежлив. Такой мясистый, ухоженный, лоснящийся, энергичный самец, полуинтеллигент. Не травоядный, но и не дикарь. Что-то в нем есть. Врал в переписке, что одинок, но врал красиво, романтично и самозабвенно. Наверное, умел подъехать к женщине на кривой кобыле и атаковать. Это даже возбуждало. Только лысый, прямо как кабачок на грядке у мамы.

     Она улыбнулась, произнесла что-то нелепое, робко заглянула в его блестящие зеленоватые глаза и сразу растаяла. Потянулась пальчиками к его широкой теплой ладони, окунулась в приятный сладковатый туман. Они взялись за руки и направились к его громадной черной машине, мигавшей аварийками у обочины. Через пятнадцать минут метрдотель в итальянском ресторане уже подавал им накрахмаленные салфетки. Она не хотела есть, прихлебывала с наслаждением терпкое вино из тонкостенного бокала. Строила глазки точно шестнадцатилетняя безмозглая прошмандовка. Чувствовала всем телом, как нравится кавалеру и погружалась все глубже в сахарный туман.

     Мозг еще не отключился, и она прекрасно понимала, что нынешний вечер – очередной обман. Но так хотелось ошибиться… Она устала играть роли, утомилась от круговорота самцов с маслянистыми глазами. Она не воспринимала ни слова из его эгоцентрических напыщенных рассказов о покорении других стран и других женщин. Ловила флюиды его мощной энергетики, медитировала с остекленевшим взглядом на искорки, исходящие от затейливых запонок, и таяла, таяла, таяла. Даже мороженное успело раскиснуть в вазочке, оставшись почти нетронутым: какая-то белая каша с кровавой расплывшейся лужицей посередине. Ну и пошло оно все к чертям. Она не гребаный робот.

     — Альбина, у вас такой странный взгляд… Не будет ли неделикатным пригласить вас в пятницу вечером…
    — Почему в пятницу, вы что, сейчас торопитесь? Вас ждет кто-то?
    — Нет, что вы? Я совершенно свободен, я имею в виду, что сегодня вечером…

    Лучше бы он молчал! Заткнуть бы ему чем-нибудь рот. Она потянулась к вазе с фруктами, взяла грушу и хотела швырнуть в него. Все это так предсказуемо, так безнадежно. Попросила его налить еще вина, выпила залпом и резко поднялась, не обращая внимания на разъехавшуюся молнию на разрезе платья. Андрей посмотрел в недоумении, что-то прикинул в уме, потом попросил счет.

    Они снова сели машину, поехали вдоль бульвара. Сейчас он спросит, куда ее отвезти, наверняка закомплексует. Очень не хотелось слышать его нудеж. Она взяла его правую руку, сняла с руля и положила себе на колени. Машина слегка вильнула, но он справился. Развернулся, свернул в переулок и припарковался у знакомого до боли отеля почасовой оплаты. Место одноразовой любви. О, боже! Ее возят сюда словно собачку на прививки. Регулярно, за последние месяцы раз восемь. В памяти запечатлелись даже узоры на синих коврах. Кажется, он взял тот же номер, что и Максим прошлый раз. Забавно.

    Скомканное платье валялось на полу, рядом с его брюками. Придётся отглаживать паром, но навряд ли когда-нибудь она отгладит его брюки. Мясистый Андрей натягивал резиночку. Что-то у него не ладилось. Он волновался и был скован в движениях. Мышцы напряжены, дыхание поверхностное, мелкое. Кабачковая желтая лысина приятно, по-домашнему, отсвечивала в полумраке.

     Наконец он справился, бухнулся на нее всем весом, больно придавил грудь. Она с трудом вздохнула и машинально потянулась рукой, чтобы направить куда нужно… Андрей задрыгался и запыхтел. Она закрыла глаза и привычно обвилась змеей вокруг крепкого мужского тела, изобразила страсть со стонами, матерными ругательствами, подергиваниями.

    — Альбина, стой, — зашептал он ей в ухо горячими губами. — Ты мне мешаешь. Не вертись. Ты можешь, пожалуйста, вообще помолчать? Ляг вот так, не двигайся и молчи.

    Она поняла с полуслова, что он хочет. Изобразила в лучшем виде. Что ей жалко, что ли? В какой-то момент и сама не выдержала, затряслась в судорогах, на пару секунд потеряла сознание. Она ведь не машина!

     Где-то в складках массивного покрывала настойчиво заурчал его мобильник. Андрей вскочил как ошпаренный, перетряхнул покрывало. Смартфон тихо бухнулся на ковер. Она успела рассмотреть фотографию звонившей – средних лет блондинка с пышными формами, полуголая, в красной комбинации. Имя – Юля. Андрей удалился в ванную, закрыл дверь и что-то неразборчиво бурчал. Через минуту вышел озабоченный, нахмуренный и по-детски обижено засопел.

    — Ты любишь эту женщину? — спросила она.
    — Я не хочу тебе врать, Альбина, мне показалось, мы подходим друг другу…
    — Тогда не ври.
    — А ты? Что, у тебя никого нет?
    — Я выхожу замуж в середине сентября, если захочу…

    Она отвернулась и уткнулась носом в подушку. Потом вскочила и начала лихорадочно одеваться. Он сидел на кровати и ждал. В последний момент подбежал, как был, нагишом, остановил ее у самого порога.

    — Мы же увидимся еще? Хочешь, я буду ждать тебя каждый вечер у Пушкина?
    — Каждый вечер?
    — Каждый вечер до конца жизни, честное слово…

    Его взгляд выразил безукоризненно трогательную нежность. «Каждый вечер до конца жизни» — эти слова, минуя сознание, опускались куда-то глубоко в позвоночник и запускали древние коварные генетические программы. Когда она это поняла, ее охватила ярость, но было уже поздно: сахарный туман снова обволакивал глаза.

     — Каждый вечер! Поклянись!
     — Клянусь, клянусь… Слушай, оставь мне что-нибудь из одежды… Я буду скучать…
    — Ты что, дебил? Что я тебе оставлю, на мне почти ничего нет, даже лифчика не одела сегодня из-за жары. Не платье же?
    — Трусики…
    Альбина выругалась про себя, быстро стянула трусы, чуть не вывихнула ногу из-за подвернувшегося каблука. Бросила ему в лицо и выбежала за дверь. На улице было еще темно.

    Она неслась в ярости, жадно вдыхая прохладный воздух. На бульваре под деревьями у скамейки скучали трое пьяных отморозков, видимо, приходя в себя после ночного клуба. Она услышала их громкую развязную речь еще издалека и почувствовала опасность, но не свернула. Только открыла сумочку и сунула туда руку. Один из гуляк преградил ей дорогу. Лет двадцать, одет дорого, со вкусом, рожа наглая.

     — Мадам, куда вы так мчитесь? У вас платье порвалось. Может, вам помочь?

     Она подошла к парню вплотную, заглянула в глаза, почувствовала резкий запах перегара. Рука в сумочке уже нащупала маленький американский выкидной нож. Еще мгновение и она взяла хулигана за руку, полоснула острым лезвием по запястью. Увидев собственную кровь, парень завизжал, бросился к друзьям. Она пронеслась вперед еще шагов сто и, выскочив на проезжую часть, поймала желтое такси. Уже внутри машины осмотрела платье и увидела, что молния на платье полностью разъехалась. Разрез утратил задуманную дизайнером легкую эротичную двусмысленность и открывал непристойные виды.

      Все утро она лениво отлеживалась в ванной, потом поспала немного и позвонила маме. Выслушала терпеливо получасовую лекцию о своем неприглядном будущем. Пообещала в тысячный раз, что начнет искать работу. Сказала, что заберет сына завтра. Выпила немного вина, заела шоколадными конфетами. Порылась в шкафу, нашла прошлогоднее платье, ничем не хуже испорченного, но уже без цветов, однотонное, бежевое…

     До вечера сидела молча на диване с бокалом вина, уставившись в экран смартфона, ждала сообщений от Андрея. Никто не писал. В семь часов вечера она уже стояла на прежнем месте у Пушкина.

     — Здравствуйте, у нас опрос… Вы часто покупаете колбасные изделия?

     Поймав ее взгляд, девушка в мини-юбке с папочкой в руках шарахнулась в сторону и больше не подходила. Соцопросы в этот вечер сместились подальше от памятника. Пушкин смотрел сверху с прежней скорбью.

    — Альбина, привет!

    Она вздрогнула от неожиданности. Опять упустила момент, когда мужчина подошёл. Резко повернулась на шпильках со счастливой улыбкой:

     — Привет!

     Перед ней стоял не Андрей, а Борис с букетом наполовину увядших темных роз. Мужчины не умеют выбирать, и им вечно подсовывают что-то непригодное и невыгодное. Только она одна никак не может им себя подсунуть. Сердце ее провалилось в пропасть и больно кольнуло. Она нахмурила брови и попыталась понять, как здесь очутился Борис вместо Андрея. Определенно, они встречались под Пушкиным месяц назад, и потом, после отеля… Потом он что-то обещал…

    — Мы же договорились, если поссоримся, не писать смс, а ровно через месяц встретиться у Пушкина. Я знал, что ты придешь! — Борис радостно улыбался.

     Покладистый сорокалетний мальчик, полный, слабовольный, несклепистый. Служит в МИДе, много путешествует. Озабочен однополярностью мира. Любит рыбок, чай улун и до поноса боится деспотичную маму. Черт, черт, черт! День сумасшедшего сурка. Она приняла протянутый букет. Взявшись за руки, они направились к большой чёрной машине, мигавшей аварийками у обочины.