Контуженое детство. Начало

    Повесть посвящается моему мужу, Федосееву Николаю Алексеевичу, который маленьким ребёнком пережил все ужасы начала Сталинградской битвы, массированные бомбардировки, на глазах превращавшие Сталинград в руины, эвакуацию. До сих пор помнит он и всё, что было после возвращения из эвакуации: голод, разруху, лишения. И страшные "игрушки", которыми была переполнена сталинградская земля.
    Повесть была написана в 2016 году, а в 2018 заняла первое место на конкурсе "Горячий снег", организованном Волгоградским отделением Союза писателей.


 
                Контуженое детство

                Документально-художественная повесть

                2016 г.


               

                Если б детская душа
                Нашим грешным миром овладела,
                Мы совсем утратили бы тело,
                Мы бы, точно тени, чуть дыша,
                Встали у небесного придела.
                К. Бальмонт.

                Пролог

   23 августа 2012 года мы с мужем, как и тысячи волгоградцев, отправились на широко разрекламированное байк-шоу «Сталинград», посвящённое 70-летию начала массированной бомбардировки Сталинграда немецко-фашистским воздушным флотом воскресным августовским днём 1942.
   Летом мы живём на даче, зимой – в городе, стараемся разнообразить эту свободную от работы жизнь. Нам не скучно: любим выращивать цветы, овощи и фрукты, почитать  хорошую книгу, посмотреть премьерный или полюбившийся спектакль в театрах нашего города, увлекаемся оперой, путешествуем, общаемся с друзьями.
   Не очень любим шоу и совсем не любим толпу, но зрелищное событие, посвященное истории военного Сталинграда, решили не пропускать.  Для моего мужа Николая дата, связанная с началом бомбардировок Сталинграда, -  часть детства. В этот день семьдесят лет назад он, мальчик в возрасте неполных четырёх лет (родился Николай 27 ноября 1938 года), со своей семьёй находился в Сталинграде. Его воспоминания об этих трагических  днях и повели нас к берегу Волги, где в 19 часов должно состояться объявленное шоу.
   Клуб российских байкеров во главе с лидером Хирургом при содействии местной власти подготовил площадку для этого шоу. За несколько недель до представления мы наблюдали, как готовили подъездную дорогу к месту действия, которая шла к палаточному лагерю байкеров мимо южных проходных когда-то славного тракторного завода. Теперь эту разбитую дорогу привели в порядок, расширив и заново заасфальтировав. Вдоль всего пути до места главного действия поставили новый, покрашенный зелёной краской забор, прикрыв неприглядные полуразвалившиеся овощные хранилища. На этом ограждении разметили указатели и программу праздника.
   По этой обновлённой дороге в назначенный день и час пошли люди плотным потоком, читая по ходу движении написанное на рекламах-растяжках:
                «19 Созвездие, Декабрь, Маршал, Любэ…
                Кульминация – Байк-Шоу!
В полночь реконструкция боёв, мировой фристайл, стандартинг, спецэффекты…
                Симфонический оркестр Волгограда.
                Салют Победы!»
   
   Программа состояла из нескольких частей, представление должно было закончиться только к утру. Конечно, мы не рассчитывали на то, что у нас хватит сил на всё зрелище. «Посмотрим хотя бы концерт», - решили мы, вливаясь в движущийся поток зрителей.
     По дороге к площадке шоу народ не скучал: рассматривали палатки лагеря байкеров,  военную технику времён Великой Отечественной войны и «шутейную». Некоторые машины представляли собой огромных монстров, что очень забавляло мальчишек, кото-рым  разрешалось залезать на них. Многие фотографировались. Мы тоже делали снимки, разглядывали выставку.
   И вдруг я заметила, что мой Николай Алексеевич стал беспокоиться, оглядываться, приостанавливаться. А когда мы подошли к огороженной площадке, где была установлена сцена с надписью «Сталинград», а земля тщательно выровнена, засыпана щебёнкой, чтобы не поднималась пыль, он наконец-то сказал:
  -  Здесь всё началось…
  -  Что началось? -  не поняла я.
  -  Здесь я родился, на этом месте стоял посёлок Южный. Здесь прошло моё раннее контуженное детство.
  -  Вот именно на этом месте? - уточняла я.
  -  Да, недалеко отсюда была наша землянка. Здесь на меня свалилась война, отсюда началась и моя нелёгкая дорога из войны.
   Николай рассматривал преображённую для байк-шоу местность: 
   -  Кажется, наш дом был как раз недалеко от места, где сейчас сцена, - узнавал он. - Чуть левее  -  овраг и спуск к Волге.
   Мы стали медленно обходить территорию, подготовленную для шоу, подошли к берегу Волги, к оврагу.
   - Да, да,- продолжил Николай Алексеевич. -  Недалеко от места, где мы с тобой сейчас стоим, мы нашли блиндаж с убитыми солдатами, пулемёт… - и тут он замолчал.               
   - Расскажи поподробнее, - сказала я, хотя, конечно, многое из жизни своего мужа я знала. Но, видимо, не всё…               
   Начался концерт. Первой была  группа «Ленинград». Музыка звучала оглушительно громко, разговаривать было невозможно, но, слушать артистов и одновременно наблюдать за зрителями, было интересно.
   Люди всё прибывали. Толпа становилась плотнее. Кое-кто подготовился основательно: целые семьи с детьми расположились прямо на земле, некоторые предусмотрительно пришли с пледами и теперь, расстелив их на земле, приготовились к долгому празднику. 
   По периметру огороженного участка были расставлены торговые палатки. Организаторы подумали о комфортности и, видимо, безопасности мероприятия: здесь можно было перекусить, утолить жажду, выпить чашку чая или кофе; алкоголь не продавался. Сквозь толпу, следя за порядком, то и дело проходили живописно одетые байкеры и казаки.
   Звучащая музыка наполняла людей тожественностью, патриотизмом и трагизмом отмечаемой даты одновременно:
 На войне, как на войне:
Патроны, водка, махорка в цене,
А на войне нелёгкий труд,
А сам стреляй, а то убьют…

Комбат-батяня, батяня-комбат,
Ты сердце не прятал за спины ребят.
Летят самолёты и танки горят…

Огонь, батарея, огонь, батальон… - подпевали зрители вместе с артистами группы «Любэ».

   Мы послушали несколько песен, но когда стемнело, решили, что пора домой. И только на следующий день вечером на даче, когда мы, как всегда, сидя на качелях, наблюдали за закатом солнца, Николай стал рассказывать о своём военном и послевоенном  житье-бытье. 
               

1. Посёлок Южный. Война. Бомбёжки.

   Я родился в довоенном Сталинграде, городе на великой русской реке Волге. Первые годы моей жизни прошли в Тракторозаводском районе, в посёлке Южный, расположенном на высоком берегу Волги.
   Эти пафосные строки не имеют никакого отношения к тому, как мы жили. А жили мы бедно и голодно. Главное было – выжить. Так жили все вокруг нас. Мои детские годы на Южанке можно разделить на две части: до бомбёжки и нашего ухода из родного города и после разгрома фашистов в Сталинграде, когда мы снова вернулись к нажитым местам.
   Моя мать Мария Ильинична Федосова родилась в 1912 в селе Горный Балыклей Сталинградской области. Закончила два класса, умела читать, а читать в те времена умел не каждый, не все были обучены грамоте.
   Отец Федосов Алексей Давыдович был родом из села Заплавное той же Сталин-градской области. Родился он в 1914 году, следовательно, был младше мамы на два года, что являлось поводом вечных семейных шуток, «кто в доме старший». Отец едва умел читать, так как закончил всего один класс. Писал коряво, большими буквами, с ошибками.
   Встретились и поженились отец и мать в 1936 году в Сталинграде и прожили счастливо шестьдесят лет, почти не разлучаясь, если не считать шести лет эвакуации отца на Урал в годы Великой Отечественной.
   В трудовой книжке отца первой записью было:

   1. «Общий трудовой стаж до з-да 385 – 10 лет.
                З-д 385
    2. 1942.VII.18. Принят на должность слесаря в цех 6.
    3. Мастер.
    З-д № 385 – это завод «Баррикады», выпускающий военную технику, с которым и про-работал отец в Златоусте целых шесть лет.
В трудовой книжке матери трагическое время бомбёжек Сталинграда и спешное оставление матерью города, покидавшей Южный посёлок с двумя маленькими детьми, обозначено записью:
« 4. 1942. VIII.23. Эвакуация в Эльтонский район» 
 
   Та часть Южного посёлка, в которой мы жили, состояла из нескольких сотен землянок. Наша -  под номером 921. Улиц не было в помине, так как не было никакого порядка расположения жилищ. Землянки строились на любом свободном месте.   
   Что такое землянка? Современный человек, представляет это с трудом. Да и я сам, когда вспоминаю условия, в которых мы жили, уже воспринимаю ту жизнь в детстве, как что-то очень-очень далёкое, а может быть и не существовавшее вообще, часто отгоняю от себя эти воспоминания. Но это моя жизнь, моё нажитое, горькое или радостное, я часть этой жизни, был и буду.
 
   На Южном же посёлке все строили землянки, как говорят в народе, «самостроем», без всяких официальных разрешений на свободных местах своими руками из того, что су-мели раздобыть. Это делалось примерно так. Выкапывался котлован, не более метра вглубь земли, стены устанавливались от основания котлована, то есть вырастали как бы из земли, собирались они из обычного плетня, который утеплялся снаружи и изнутри глиной. Глина добывалась тут же, в овраге. Её месили с водой и затем этой массой замазывали плетёные стены. Затем стены белили.
   Пол выравнивался, утрамбовывался, также покрывался глиняной массой. На этом работа с ним заканчивалась. Когда убирали в доме - просто мели земляной пол веником, собранным из метёлок росшей тут же неподалёку травы. К праздникам полы тщательно зачищались тряпкой, обмакиваемой в ведро с водой, как бы полировали, обновляя его поверхность.
   Крыша накрывалась досками, листами железа, и сверху для тепла всё это засыпалось землёй, которую укрепляли жидким сланцем, чтобы в непогоду насыпанная на крышу земля не размывалась. Из всего описанного понятно, почему подобное строение называлось «землянкой».
     Чтобы войти в такой дом, надо было спуститься по ступенькам, или, как говорили тогда, «приступкам», вниз. Все подобные жилища, как правило, состояли из одной-двух комнат.
   В землянке, где жила наша семья, было две комнаты, каждая - площадью не более пяти–девяти метров. В первой комнате, кухне, стояла плита, на которой готовили еду и которой обогревались в холодное время года, стол и кровать, во второй комнате, где жили родители и маленькая сестра Валя, родившаяся в июле 1940 года, было два окна, выходившие на овраг, из мебели – две кровати и стол.  В кухне было одно окошко, смотрящее на так называемую улицу.               
     В соседней землянке, которая попросту была продолжением нашей, вернее, была пристроена стена к стене к нашей, жила бабушка Мария (мать отца) и её дочери:  Дарья, для меня - тётя Дася и Степанида - тётя Пана. Рядом, так же вдоль оврага, была землянка моего дяди Петра, брата отца.               
   Кроме землянок, в посёлке были, как мы их называли, «настоящие дома», которые строились на фундаменте, полы в них покрывались досками, ну а стены сооружались тем же способом, что и наши.
Освещались наши жилища керосиновыми лампами, которые регулярно надо было заправлять керосином, за ним ходили в лавочку у базара, бывшего цирка. 
Меня не надо было уговаривать идти за керосином: это был выход в «город», то есть в мир огромных полуразрушенных кирпичных зданий и незнакомых людей. Мама только скажет:
  -  Коля, собирайся за керосином, - я собирался тут же.
   Я шёл, рассматривая всё вокруг: дома, людей, - всё было интересно! Мама рассказы-вала, показывая на базар:
  -  До войны на месте базара был цирк. Присмотрись, Коля, здание рынка круглое.
   И действительно, если внимательно рассмотреть внутреннюю часть рынка, то можно увидеть, что она представляет собой сооружение со стенами, образующими круг с двумя выходами, а центр круга, где сейчас торговые ряды, был ареной. Ко времени моих походов за керосином на месте цирка уже обосновался базар. В керосиновую лавку ходил весь Тракторный, как до войны, так и после освобождения Сталинграда от фашистов, пока не восстановили электрическое освещение в основной части района и не провели его на Южный.
   Моя мать Мария Ильинична работала на Сталинградском тракторном заводе крановщицей. Отец Алексей Давыдович на заводе «Баррикады» чистил и «возвращал к жизни» стволы пушек с потопленных в Чёрном море кораблей.
   Когда в августе 1942 года начались бомбёжки с воздуха, мне было всего три года и девять месяцев. Воспоминания мои очень скудные - был мал. Ужасом в мою детскую память вошла картина горящего на Волге парохода с людьми, с криками прыгающими в воду.
   Помню тёмную яму, в которую пряталась наша семья, когда начинали бомбить. Из рассказов матери, я знаю, что, как только слышались разрывы бомб, я хватал одеяло, бежал к яме-укрытию и кричал:
   - Баба, бомблят! Баба, бомблят!
   Не все успевали спрятаться в безопасное место. На моих глазах убило соседку, а бабушку Марию смертельно ранило: они так и не добежали до ямы. Бабушка умерла на следующий день после ранения. Её похоронили около землянки, где уже было несколько могил.
   Во время этой бомбёжки я получил контузию. Как рассказывала мать, оглох и перестал говорить. Глухота вскоре прошла, но говорить стал не сразу, да и то, очень сильно заикаясь. Заикался я до десятого класса.

Продолжение тут: http://www.proza.ru/2020/02/05/306