Глава III

Даль под снегами тонет.
Даль в голубых сугробах.
Ты их возьми в ладони,
Ты их на вкус попробуй.

Выпал первый снежок. Многие его никогда и в глаза не видели. Первый снег всегда радует, потому что приносит новое, чистое, прекрасное.
Столпились у окон. Смотрели, как плавно кружаться и опускаются снежинки на оголённые сучья, заборы и крыши, на землю, прихваченную за ночь морозцем.
Дунул ветер – снежинки легко заплясали, завертелись. Через открытую форточку вплылыи в класс. Падая на лица и протянутые ладони, мягко таяли. Было приятно от их покалывающих касаний.
Шумно облепили подоконник и не заметили, как вошёл учитель.
Что это? А. Вот, что их отвлекло, заворожило.
- Красиво? – дрогнуло за их спинами.
Разом обернулись: Антон Сергеевич. Но по местам не разбежались.
- Очень! Камарадо маэстро! – восхищённо выдохнула Кармен.
«Камарада маэстро» подходит к окну. Любуется вместе с учениками. А Лола молча, без слов, радуется – про себя. На долю секунды промелькнуло видение – будто взглянул на всё это великолепие их глазами. Так это же для них почти сказка. Первый в жизни снежок – разве его можно забыть?

И так они стоят несколько минут,. Не произнося ни слова. От этого коротенького лирического отступления урок только выиграл – начался тепло и задушевно. А то, что они стояли вместе и любовались одним и тем же, ещё больше сближает их, учеников и учителя, который им полюбился с самого первого занятия.
Захолодало. Хоть снег ещё не удерживался, таял на размокавшей грязью земле, но задули уже первые стойкие зимние ветерки. Даже в погожие солнечные дни колюче пронизывали насквозь, сушили мокрую жижу, зло кусали голые ноги.
Девочки получали у кастельянши зимнее бельё. Лола взяла комплект. Стоит, чулки примиряет.
Среди девочек свои заводилы. В группе младших это – Лола. Её зовут «ла рейна». «Королеву» слушаются, стараются во всём подражать. Стоит «королеве» сказать, что у Хулианы или Бегонии некрасивые ноги или слишком длинный нос, этому верят, хоть на самом деле, может быть, это и не совсем так.
Лола примерила тёплые шерстяные чулки. Аккуратно сложила. Вернула кастильянше и, ровно отвешивая слова, не сказала, приговор вынесла:
- Таких чулок я, - и немного подумала, - м ы таких чулок носить не будем!
Крутнулась на каблуках. И – топ-топ – пошла-заторопилась летящей, лёгкой походкой.
В Испании чулок не надевали – обходились, тоненькими носочками: легко, удобно и, главное, красиво.
- Фи! – фыркнула и Кончита.
Тоже вернула свою пару.
- Длиннющие, как противогазная кишка. И толстые, - взбунтовалась Кармен.
Душа у неё мятежная, баламутная. И уж как она вздумает, так и будет. И не Лолы она испугалась – сама так решила.
Так зимних чулок никто и  не взял. Упрямо носили носки. Ноги мёрзли, покрывались гусиной кожей. Но девочки мужественно гнули испанскую моду. Кто-то схватил злющий, слезоточивый насморк. Кто-то слёг от гриппа.
Но когда обрушилась настоящая русская зима с хваткими морозами и секущими ветрами, не только чулки, но и валенки пошли в ход.
У Лолы гожка маленькая. Нужного размера не подобрали. Пришлось довольствоваться большими, просторными валенками.
Глубокий снег выпал лишь в начале декабря. Городок накрыло серебряной шапкой-неведимкой. Лола вспомнила – на днях Антон Сергеевич читал им о приключениях барона Мюнхаузена, правдивейшего человека на земле. Смешной, как он не заметил, что привязал лошадь к кресту на маковке церквушки? Неужели могло выпасть столько снега, что даже церковь завалило?
А теперь верит – «самый правдивый человек» не лгал. И знает, что могло это произойти только в России.
…встала рано утречком. На стекле распустились белые снежные магнолии, выросли тоненькие жемчужные деревца в холодной кружевной листве.
Стёрла тёплой ладошкой цветок на студёном стекле. Заглянула в протаявший «глазок», и ослепило – снежно, бело, солнечно. А думала – всё растаяло, как в рассказе о Мюнзгаузене.
Вместо утренней зарядки старшие ребята убирали снег, рыли дорожки между корпусами. Лоле видно: наработавшись, они лепят снежки и бросают друг в друга. Вот угодили Фернандо в голову, а он ничего – смеётся. Значит, не больно. Ударившись, снежные шарики рассыпаются в порошок. «Но ведь он лёгкий. Почему ж летит и ударяется, как камень?» - недоумённая вертелась мысль. И так захотелось попробовать его на вкус. Какой он – солёный, или сладкий, как сахар?
Надела меховую шапку, тяжёлое зимнее пальто, валенки и незаметно выскользнула за дверь.
Стояло безветрие. В небо упирались ровные столбища дыма. И от них снежная сказка теплела, становилась явью.
У складского помещения во-какой сугробище: не обхватить. Зачерпнула пригоршню снега, поднесла к губам – ничего особенного, просто вода, только ледяная.
Тут же, в затишке, сняла валенки, отчаянно прошлась по глубокому сугробу – ногивыше колен утонули в белом рассыпчатом песке, прогибая продавливая в нём чёткие глубокие следы. Холодно щекотало голую кожу, зло покусывало икры. «Беззубый, а кусается».
И ничего такого. Со стороны куда интересней. А подойди поближе – совсем не то.Снежок, принесённый со двора, превратился в обыкновенную воду. А в носу что-то захлюпало, наверно, и там растаяло. Действительность разрушила милую детскую сказку. Но душа ребёнка слишком богата, чтобы от такой потери обидеться.
Не так восприняли первый глубокий снег ребята. В тот же день делегация во главе с Эрнесто заявилась в кабинет директора.
- Иван Петрович, русские на санках катаются. И мы хотим.
- Где ж мне их достать такое колличество?
- Купите.
- Да и денег не хватит на всех.
- Купите не на всех – мы по очереди будем кататься.
- Хорошо. Постараюсь. Подождите до завтра.
- Ууууу! Долго!
Им вынь, да положь.
Ушли разочарованные. Думали: попросят – и тут же вам санки.
Директор обзвонил магазины. Оказалось, санки стоят дорого. Но это полбеды, для испанского детдома денег не пожалеют. А вот где их взять? Завозят их редко – здесь, на юге, нечасто выдаются снежные зимы.
Ребята не получили санок и на следующий день. Снег уже начал подтаивать и оседать.
А ещё день спустя на дубовом директорском столе зазвонил телефон.
- Иван Петрович!? – закричала трубка голосом председателя горисполкома. – Алло! Ты?
- Да. Слушаю.
- Твои испанцы – хай им грэць – тут всё движение перекрыли на Карла Маркса. Как раз напротив горисполкома. Где улица под гору идёт.
- Как перекрыли?
- Да вот так. Взяли и перекрыли. Они у тебя, видимо, хлопцы решительные. Одно слово – испанцы.
- Не понимаю.
- А что там понимать. Катаются прямо по мостовой. Место для катания самое подходящее – спуск зороший.
- Быть не может. У них и саней-то нет. Не на чем…
- Как нет?
- Весь город обыскал – нигде для них саней не нашёл. Обещали через пару дней из облцентра подбросить.
Настало время удивляться председателю горисполкома:
- Ну, знаешь. Как же так? Они ведь катаются.
- Путаешь ты что-то.
- Ну-ка погоди. В окно выгляну.
А минуту спустя:
- Точно, катаются. Только сани у них странной конструкции – со спинками. Может сами смастерили, а? Они у тебя боевые и башковитые, шельмецы. Ну вот что. Мне некогда. Сам приезжай. На месте разберёшься. И их с собой прихватишь. А то тут и милиция бессильна – политика.
Всё обьяснилось просто. Массивные, добротные шведские стулья, украшение красного уголка, были ловко приспособлены под санки. И надо отдать должное мальчишеской изобретательности – получились, как на диво.
Исамо собой пришло решение – создать столярный кружок, в котором они могли бы мастерить несложные вещи, необходимые для них самих, для детского дома. В тот же день с подшефного завода прислали столяра. И новй кружок назвали «Умелые руки».
За работу принялись с энтузиазмом и первым делом сделали санки, маленькие – для катаний с горок и одни большие, для коллективных выездов, - настоящие русские розвальни.

В актовом зале поставили огромную ёлку. Внесённая с мороза, сперва казалась куцей и сплющенной. Привезли её издалека – поблизости ели не росли – специально для детского дома, по особому заказу.
Пока прилаживали крестовину, оттаяла. Распрямилась. Широко расставив разлапистые ветки.
Нетерпелось нарядить её игрушками. Никто не помнил, чтоб в Испании на новый год продавались такие большие ёлки. Эта и впрямь была лесной красавицей. Уйдя острой вершиной под потолок, подбоченясь колючими лапами, спокойная и горделивая, будто говорила: вот я какая, полюбуйтесь.
Кармен прислонилась к стене: на ёлку не наглядиться. Ничего не скажешь – хороша!
Лола подкралась сзади. Зажала ей ладонями глаза.
- Лола – ты? Конечно, ты. Я тебя сразу услышала.
Кармен узнаёт подружку не только по рукам, тёплым и ласковым, но и по походке, дробной, постукивающей, неспокойной.
И они обхватили друг дружку за талию. Часто вот так, в обнимку, ходят они по детдому.
- Камарада Маргарита обещала показать, как делать из бумаги ёлочные игрушки. Пойдём помогать?
- Пойдём.
Почти все игрушки приготовили сами девочки и ребят из кружка «Умелые руки» мобилизовали.
Наряжали ёлку в канун нового года всем детдомом. Внизу поставили бородатого румяного деда-мороза, так не похожего не молодцеватого испанского рей-маго.
В ночь под Новый год Лола долго не засыпала – выждали, тихонько взяла в руки тапочки, осмотрелась и, неслышно ступая босыми ногами по холодному полу, незамеченной прокралась в коридор.
Проскользнула мимо дежурной и шмыг в актовый зал. И прямо к ёлке. Подбежала вплотную и растерялась. Нечаянно задела за ветку. Дерево зашевелилось. Ожило. Стукаясь друг о дружку, хрустальным звоном отозвались стеклянные украшения. Тоненько запели: тень-тень-тень. И вздрогнула. Испугалась. Бросив башмачок у ног деда-мороза, стремглав выбежала из зала. В груди колотилось сердце – не одно, все сто. Их учащённые голоса отдавались в ушах, бились о стены, звенели в окнах. Тук-тук-тук. Будто мягкое эхо её быстрых, стремительных ног в пустом коридоре.
Чуть живая добежала до спальни. Бухнулась в постель. С головой накрылась одеялом.
Проснулась раньше всех и, надев оставшуюся тапочку, снова в зал. Серел зимний день, но за окном ещё мутно темнело.
Снова торопливо билось сердце. Но не от нечаянного, безпричинного страха – от нетерпеливого ожидания.
В сумеречно-призрачном утреннем освещении ёлка ещё прекрасней. Приятно-щекочуще попахивало смолой от вечнозелёных игл. Разноцветные стекляшки мягко поблескивали на осевших широких лапах. А под самым стволом, опершись на посох, подрёмывал белобородый дедушка-мороз, перекинув за спину мешок с подарками.
Ёлка так прекрасна, так волшебно хороша, что забывается всё на свете. И Лола стоит на одной ножке – по-аистиному, другую под себя поджала: босая застыла на холодном полу. Любуется, холода не замечает.
К сказочному мешку не потянулась, а наклонилась, присела. Золушка пришла за своим башмачком. Но он оказался пуст, а она-то надеялась. Напрасно шарила под ногами деда-мороза в надежде, что не всё ещё потеряно – желанного новогоднего подарка там не оказалось. От разочарования даже притопнула босой ногой.
Дома под новый год всегда оставляла пустой башмачок под ёлкой. Так делали все дети. А просыпаясь рано утром, находила в нём подарок от вездесущего рэй маго. И всегда это оказывалось то, о чём просила папу и маму заранее: самое желанное и заветное.
Неспеша надела пустой, остывший за ночь башмачок на холодную голую пятку. Разочарованная, направилась к выходу. Никакого, даже маленького подарка.
Но там было нечто другое, чего она не заметила: рядом с её башмачком кто-то аккуратно поставил ещё несколько таких же, одинаковых, детдомовских, только разных размеров, в надежде на то, что новогодняя сказка повториться.
А после завтрака утренник. Много и шумно веселились. Пришёл дед мороз и начал смешить, рассказывать истории, водить хороводы. Потом придумал такую игру, что всем понравилась: к нему подходили желающие, он угадывал, как их звать, как ведут себя, как занимаются.
Вот этот дед-мороз, действительно, волшебник: всё может и знает.
- А обо мне что скажешь? – выступил из скованной изумлением толпы Педро.
Уж он-то не такой простачёк: поймёт, в чём дело, раскусит этого деда.
- Знаешь Педро Хуан Родригес Монтейра. Девять с половиной лет. Учишься хорошо. Мог бы лучше, особенно по-русскому…
Ого-го. Педро так и пристыл на месте с открытым ртом. Остолбенел. А ребята смеялись до упаду. Под конец дед-мороз снял седенькую бороду, усы и огромную шапку – и сразу превратился в Антона Сергеевича. Ну и диво! И ещё больше смеялись. А они-то думали – дед-мороз.
Потом камарада Антон-дед-мороз-он-же-рэй-маго раздавал подарки.
Все получили поровну, чтоб никому не обидно. Лолитетоже дали красиво разукрашенный кулёк. Разорвала – и вскрикнула: там, завёрнутая в прозрачную бумажку, покоилась плитка масапана. Так вот он где оказался, желанный: не в оставленном на ночь башмачке, а в этом подарочном пакете. От него вкусно пахло знакомым, испанским запахом. Таким особенным, новогодним. Turron de Alicante (миндальная), халва в твёрдых брикетах и mazapan в мягких были обязательным подарком в Новый год.
И она уже забыла, что на этой красавице-ёлке нет ничего испанского – таким приятным был этот кусочек халвы. А вкусней масапана ну-ничегошеньки на свете нет!
У каждого в пакете лежала такая плитка халвы. Иван Петрович хотел, чтоб в новогодних подарках дети нашли что-то национальное, испанское, что могло б напомнить о доме, принести радость и праздничное настроение. И взрослые испанцы, педагоги и воспитатели, посоветовали.

И открыв пакет со вкусом
Стала есть она конфеты,
Мандарины и печенье.
Ну, а то, что нет подарка
В её туфельке, - неважно.
Ведь она ещё любила
Шоколад и апельсины
И, конечно, масапан.