Глава IV

В те годы Средиземноморье отнюдь не считалось мирным и безопасным.
15 августа 1937 г. В Эгейском море при загадочных обстоятельствах был затоплен испанский теплоход «Сиудад де Кадис», команду которого спасли советские моряки. 4 сентября мир сотрясло новое известие о пиратских действиях фашистов. Там же, в Эгейском море, недалеко от морских границ СССР, был пущен на дно подводной лодкой с флагом Франко советский пароход «Благоев», а у берегов Алжира советский теплоход «Тимирязев»
Ещё через месяц в Дарданеллах неизвестная подводная лодка торпедировала испанский пароход «Армуру».

Из сообщений центральных газет.

Камарада Элена Аллегрия стала преподавать географию и историю Испании.
Строгая, неприступная, с проницательным, глубоким взглядом, она требовательна к себе и к ученикам.
С самого начала мятежа камарада Элена оставалась в Мадриде, работала в школе. Но здание заняли под госпиталь. И она с учениками перебралась в подвал. А когда разбомбило госпиталь, оставшихся раненных перевели в подвальное помещение – и классы оказались под открытым небом. Занятия прекратились. Тогда Элена попросилась помогать раненым. Её патриотический порыв оценили. Но при госпитале не оставили. Она знала иностранные языки. И её направили на аэродром, где были иностранные лётчики. Она смотредла за тем, чтобы в их комнатах было чисто и уютно. Накануне во время налёта авиации фалангистов перед корпусом, где жили русские, французские и испанские лётчики, упала бомба. Она разорвалась прямо среди клумбы, убив цветочницу. Цветы и кровь. Такова война: даже самая мирная профессия в дни кровавого затмения не может считаться безопасной. Элена любила цветы, она привела в порядок клумбу и стала ухаживать за этими хрупкими, нежными растениями, приносящими людям радость.
Рано утром ещё прохладные, свежие, с капельками росы, в комнатах лётчиков появлялись цветы, и когда те возвращались с задания, им улыбались голубые, фиолетовые и алые букетики.
Эту стройную, привлекательную женщину любили и уважали. Она всегда понимала, кому какие нравились цветы: русским – розы, испанцам – гвоздики, ффранцузам, как они говорили, - любые цветы, которых касалась рука женщины. Ей поверяли самое душевное, показывали фото жён и детей.
В апреле – так уж случилось – она в составе деоегации цветоводов и садоводов была направлена в Советский Союз для высадки испанских деревьев, кустарнииков и цветов на Украине и в Крыму.
Живой дар испанского народа был отправлен параходом через Аликанте в Одессу – путь по тем временам нелёгкий и опасный. Здесь шныряли итальянские фалангистские подводные лодки, пиратствовали военные корабли врага. Так что 7500 саженцов жасмина, миндаля, персиков, оливков и других фруктовых деревьев и цветов Испании вместе с сопровождавшими их людьми подвергались одинаковой опасности. Цветы и деревья тоже могут быть солдатами, когда идёт война.
Огромный живой букет, подарок щедрого испанского сердца русским людям, говорил о многом – прекрасное дарят тем, кого любят.
Вскоре прекрасный дар испанского народа пустил пока ещё робкие, но крепкие корешки в гостеприимную русскую землю, а камарада Элена назад не вернулась сильно простудилась, и её оставили на излечении с двухсторонним воспаленьем лёгких в одном из санаториев Крыма. А после выздоровления направили в испанский детский дом, где не хватало специалистов с высшим образованием. И снова мирная профессия: вместо цветов – дети. Её любимое занятие. И она вернулась к нему. Но дети были, как израненные цветы, и требовали особого подхода, ласки и любви. С первых же дней она отдалась работе всей душой. Цветы и кровь. Она знала, какими слезами плачут на заре их обожжённые войной лепестки.

- Дети, я буду учить вас географии вашей Родины. А когда вы подрастёте, то её героической истории.
Камарада Элена знакомится с учениками. Каждый встаёт, называя имя и фамилию. Но это не просто знакомство: она умело вплетает в него обьяснение и опрос.
- Вы все баски?
И в один голос:
- Все!!!
Только Хоакин встаёт:
- Я – астуриец. Но мы всю жизнь жили в Бвсконии. В Сан-Себастьяне.
- А как твоя фамилия?
- Перес. Хоакин Перес.
- Ты говоришь, из Сан-Себастьяна? А какая это провинция?
- Гипускоа.
- Молодец. Садись.
И делает какую-то пометку в журнале. И дальшебежит цепочка.
- Артигас Эмильяно?
- Аааа? Чтоооо? – вскакивает Эмильяно. – Я ничего не делал.
Ребята смеются. Камарада Элена на смех не реагирует.
- А ты откуда родом?
- Из Герники. Провинция Бискайя.
Ещё бы не знать этого: древняя столица басков известна всем.
- Очень хорошо.
- Агирре Мануэль.
- Меня спрашиваете? Я – Мануэль, - и неуклюже поднимаясь из-за парты хлопает глазами.
«Какой-то тянучий» - примечает мимоходом.
- А ты?
- Я из Португалетты.
- А знаешь, где это?
- В Бильбао.
- В какой провинции?
- В Бильбао, - тянет Мануэль.
- Ребята, где находится Португалетте?
Оказывается, все считают, что это в Бильбао, а провинции не знают.
- Запомните, что Португалетте – пригород Бильбао, главного города Страны басков. Это провинция Бискайя. Другой крупный пригород Бильбао – Сан-Турсе. Есть ли кто-нибудь из Сан-Турсе?
И вдруг от штиля к шквалу:
- Я!!!! – рванул парту, словно кремнем высекает. – Гихарро Эрнесто!
Камарада Элена вздрагивает. Резкий. Как молния.
- А Гихарро Кармен кто?
- Я!! – почти как брат вскакивает Кармен.
Да, трудные ребятки. Или просто испытывают?
- Кастаньеда Хосе? – продолжает камарада Элена.
Хосе встаёт молча и нехотя.
- Ты Кастаньеда?
- Да. Я из Эйвара. Провинция Гипускоа, - и садится так же нехотя, как и встал.
Про себя она отмечает, скорее чувствует – это не просто угрюмость, а какая-то открытая боль.
- Родригес Педро?
Педро встаёт и, придерживая крышку парты двумя руками, твёрдо, но не громко:
- Я.
Вдруг что-то сильное и властное толкает её в плечо. Отрывается от журнала. Внимательные чёрные глаза пронзают Педро. «Нет, не может быть. Просто совпадение. Случайность. А если…?» И она проверяет себя:
- Ты из Пласенсии де лас Армас?
- Да, - недоумевает Педро. – А откуда Вы знаете?
- Нет, нет. Я просто так, - отвечает она сбивчиво и, словно боясь сделанного про себя открытия, и вспыхнувшая мысль останавливается лишь на мгновенье: об этом потом, не на уроке.
И снова бежит цепочка:
- Луис?
- Я. Из Альтамира. Бискайя.
- Кампорро Анхелита… Соло Пилар… Сантос Анхель…
- Я… Я… Я… Из Дуранго… Из Вергара… Из Баракальдо.
Каких только здесь нет имён! Будто читаешь строчки истории. В одних намертво застыла средневековая католическая медь: Доминго- Воскресенье, Тринидад – Троица, Сальвадор – спаситель. Другие уводят к великой Испании колумбовских времён: Америка, Архентина. Есть и имена-лозунги буржуазной революции: Либертад – Свобода, Фратернидад – Братство. Отдана дань уважения и Великой Октябрьской революции: однного звать Ленин, другого – Сталин. Есть и имена, кстати, не такие редкие на Севере Испании, которые по звучанию поразительно похожи на те, что до сих бытуют среди простого русского люда: Онесимо, Грегорио, Арсенио, Исидоро, и даже Трифон. Одну девочку звать Олга.
- Всех назвала? Никого не пропустила?
Лола, сидевшая рядом с Педро, встаёт из-за парты. Она заметно ниже брата и когда сидит, над крышкой видна одна голова, и тот не вся: от носа и выше. А теперь рост у неё, как у ученицы первого класса. Не придерёшься. А было к чему – по возрасту она чуток не дотянула до школьницы. А Педро скоро десять. И их разделили: он учился, а она дошкольница. Сколько из-за этого было слёз. Очень хотелось сидеть рядом с Педро, с которым она всегда неразлучна. Была и ещё причина, самая-самая главная, но её держала при себе.
Ещё в начале учебного года Лола сталаходить в класс. Ей запретили: не вышла годами. И после упорной борьбы комарада Маргарита настояла на своём, а Лола примирилась. Но только внешне. Потому что самое сокровенное ради чего хотелось в школу жило с ней самой, с ней и осталось.  И поэтому, глядя уже во втором полугодии, когда пришла новая учительница, Лола снова появилась в классе и села рядом с Педро.
- Меня пригласили, - нерешительно выдавливает она, страх тоненькой булавкой прикалывает язык. Вдруг не запишут, не поверят? А глаз не поднимает. Учительницу и не видела – с самого момента, когда та вошла в класс. Не решилась взглянуть. Только голос её слышит и по нему чувствует: хоть и строгая, но справедливая, не обидит, как камарада маргарита.
- Как тебя звать? – голос учительницы ободряет.
Лола отвечает – голову чуточку выше подняла.
- Ну же. Как? – поощрительно переспрашивает камарада Элена.
- Лолита.
И глаза её поднимаются всё выше и выше и уже видит твёрдо очерченный подбородок учительницы. И по немузамечает: камарада Элена улыбается – одними уголками губ: с каждой стороны закручиваются две резкие, но ласковые запятые.
- Мне надо имя и фамилию. Понимаешь?
- Да, - и Лола уже почти не боится: булавочку будто вытащили, откололи.
И ещё выше подняла-выпрямила голову. Вот-вот посмотрит учительнице в глаза. И тогда. Тогда обнаружится ложь. Нет, в глаза не надо.
- Долорес Эсперанса Родригес Баскес. Монтейра Эчевария.
Здесь и её двойное имя и обе фамилии – от отца и от матери. У многих в детдоме метриков не было. Некоторые помнили только одно имя и одну фамилию. А Лола заучила всё целиком ещё в Испании. Мамита боялась, как бы в хаосе эвакуации дочь не потерялась навсегда. А если будет знать полностью имя и фамилию, в случае чего её можно будет отыскать. Да и не забудет своего рода-племени.
Лола ещё больше выпрямляется. И встречает твёрдый взгляд учительницы – её глубокие, умные глаза. А над ними прочерчены чёрные ниточки бровей, как две аккуратно выведенные строчки, безошибочно ровные. И ещё замечает: в их невозмутимой ясной глубине вздрогнула какая-то жилка – от этого они становятся почти испуганными, а строчка бровей ломается, и, кажется, учительница вот-вот вскрикнет. Но проходят мгновенья. Брови снова стягиваются в строчку. Жилка будто проваливается на самое донышко зрачков. Но что-то уже произошло, неуловимое, но определённое.
- Долорес Родригес? – раздумчиво, словно переспрашивая, повторяет каиарада Элена и записывает только одно имя и фамилию: для журнала достаточно.
И хоть её лицо непроницаемо, Лола чувствует: их соединила какая-то тайная нить – секунду назад её конец трепетал в испуганных глазах учительницы – тоненькое начало клубка, который Лоле пока не под силу размотать.
Педро подозрительно уставился на сестру – будто б выросла. Открыл крышку парты – вот оно что – на цыпочках стоит. Чудеса в решете. Не замечал за ней такого.
Но урок продолжается. И учительница рисует на доске какую-то карту. Нет, это не Испания: очертаниями она напоминает треугольник, обращённый книзу острым углом. Все с интересом смотрят за ней. Что ж это такое? Потом она делит треугольник на четыре части, в каждой из которых ставит по кружку. Нет, они и сейчас не могут сказать, на что это похоже. Тогда она удовлетворяет их любопытство, надписав наверху аккуратным, ровным почерком: «Карта страны басков».
- А что означают эти четыре части? Кто знает? Ты, Педро?
- Это провинции.
- Правильно. На западе провинция Бискайя. А этот кружок – центр провинции и главный город страны басков. Какой это город?
- Бильбао, - отвечают хором.
- Рядом, вдоль побережья Бискайского залива тянется провинция Гипускоа. А этот кружок – город Сан-Себастьян. На юге ещё две провинции – Алава с главным городом Витория и Наварра с городом Памплона.
Потом она увеличиваеттреугольник, пририсовывая ещё две провинции на территории Франции.
- Здесь живут французские баски. И эти провинции называются Лапурдиа и Хубероа…
После звонка обступили учительницу. И Лола снова чувствует – мелькнула тайная жилка в строгих зрачках, и камарада Элена застыла на секундочку, будто что-то напряжённо вспоминая. Потом к себе подозвала. М вдруг стушевалась и, ничего не сказав, неловко положила Лоле руку на плечо и, погладив её по щеке, торопливо вышла.
Что это? А может, никакой тайны и нет? Просто учительница раскрыла обман, но не хочет уличить её перед всеми? Но этому не верится – слишком встревоженно билась жилка под строгой ниточкой бровей.
Камарада Элена в самом деле занесла Лолу в общий список. Но несколько дней спустя обнаруживается обман. И камарада Маргарита предлагает помощь. Элена соглашается, не предполагая, что услуга эта медвежья.
Камарада Маргарита подзывает, говорит, в чём дело. Отчего не помочь?
- В два счёта.
- О, Фернандо, не надо грубостей. Она девочка. Маленькая. Не забывайся.
И выразительно смотрит на его крючкастые руки.
- Ну, это уж само собой, - и рубит воздух картинным жестом: ладонь ложечкой, пальцы вытянуты, указательный и большой сцеплены в кольцо.
- Я ж понимаю, камарада Маргарита.
В дверях класса Фернандо сталкивается с мальчишечьей лавиной, которую неудержимо выносит в коридор. Его длинная фигура штопором ввинчивается против течения.
- Ну-ка, цыплята, разойдитесь.
Лола догадывается, зачем пришёл этот верзила. Убегает в угол. С трёх сторон на неё падают стены. Спереди издевается Фернандо. Гипнотизирующим жестом выбрасывает вперёд руки. И ловит… пустоту. Лола пропадает между широко расставленных длинных ног.
Вдруг в класс грозно вваливается тишина.Это Педро. Рядом с ним, как телохранители, застыли-затвердели его «янычары». У каждого своя боевая стойка. Хоакин свободно и легко опустил руку, упруго расставив ноги, будто собирается ловить мяч. Эрнесто пригнулся, переложил в локтях сжатые в кулаки руки, сбычился. А ну-ка – померяемся.
Фернандо отступает, глубоко засунув руки в карманы:
- Нельзя уж и пошутить.
Ребята молчат, и так же грозовеет тишина. Фернандо не выдерживает. Кричит:
- Чо уставились? Пропустите, ну!
В класс просачиваются другие. В неразбирихе не замечают, как входит учительница. Стараясь сохранить достоинство, Фернандо неспеша, враскачку уходит из класса.
Комарада Элена уже поняла, зачем приходил Фернандо. Так вот она помощь Маргариты. Нет, насильем не добьёшься того, чего можно достичь лаской, разумным уговором, умением выждать. Она, как и Иван Петрович, считала, что мимолётный каприз пройдёт, и Лола сама бросит занятия.
Не тут-то было. Увидев расположение учительницы, Лолита делала всё, что задавали, занималась вместе с братом, часто знала материал лучше его. Но, выполняя распоряжение директора, учительница не спрашивала её на уроках, и это обижало. Чем она хуже?
Однажды сломала и эту преграду. Случилось так, что никто не мог ответить на заданный вопрос. Только с Лолиной парты одиноко вытянулась рука. И камарада Элена спросила её. Лола ответила правильно. Тогда учительница сделала и следующий шаг – поставила ей «отлично». Первая пятёрка в её жизни. Она-таки добилась своего: её признали. Она ликовала – и Иван Петрович дал согласие. Теперь-то она сделает и то главное, о чём мечтала: сама напишет письмо своей дорогой мамите и, конечно, Солечу, светловолосой подружке, которая всё ещё лечилась в Крыму.
Элена близко к сердцу принимала чёрные известия, которые нет-нет, а и доходили из Испании до еёё учеников. Иногда кто-нибудь получал письмо – пока ещё редко, но они уже стали приходить, - где сообщалось о смерти отца, старшего брата, а то и матери. Получивший письмо плакал прямо в классе. Его сочувственно поддерживали остальные, и ничего нельзя было сделать: ни утешить, ни возобновить бесповоротно испорченный урок.
И снова, прихлынув, стучали в виски невесёлые мысли. И снова думалось о цветах, которые в годину войны плачут живыми, человеческими слезами. И случалось так, что прямо в классе, утешая плачущего, она читалаписьмо вслух для всех, чтоб они знали правду о том, что происходит там, за дальними далями, на их святой, материнской земле. В этих письмах было всё – поражения и смерть, борьба и победа. А её чтение, вдохновлённое и выразительное, пости артистическое, доходило до каждого сердца. Ей давали читать письма родителей, как самому близкому другу, поверяя семейные горести и радости. Читая для всех, она обходила личное и выбирала самое главное и нужное - , что воспитывает высокое чувство любви к Родине, родителям, отчему дому.

Войне и миру. Цветы и кровь.
И под свинцом восходят розы.
Но в обожжённых лепестках
Дрожат, как на ресницах, слёзы.