Здравствуй Ара

       Ара происходит от слова Ар имени Арм. Бога солнца, а армяне — это дети Бога солнца, который создал первого бога на земле и назвал его Арий. С тех пор армянские мужчины обращаются друг к другу Ара.
       Армяне народ очень дружелюбный и никогда не дадут в обиду своего хорошего друга, потому что они его воспринимают, как брата.


       В Советской Армии солдатам и сержантам срочной службы, прослужившим год, после баньки выдавали новое обмундирование.
       В воскресный день перед завтраком личный состав гарнизона шёл повзводно строем в баню. В раздевальном отделении бойцы сдавали каптенармусу поношенную военную форму (ХБ), сапоги и головные уборы. Получали всё новенькое, аккуратно складывали (ХБ) на длинные, стоящие в ряд скамейки и под них ставили сапоги. Каждый солдат должен был запомнить место, где располагалось его обмундирование, чтобы не перепутать с чужим. Особо рассеянные товарищи оставляли под головным убором записку со своей фамилией.

       Получив свою форму, я не мог налюбоваться новенькими сапожками. Это были обычные кирзовые сапоги, но они заметно отличались от остальных качеством выделки. Мне захотелось скорее помыться и облачиться в новое обмундирование. Схватив тазик, в числе первых, отправился в мыльное отделение.
       Быстро помывшись, выскочил в раздевалку и стал искать свою форму. Записку под пилоткой не оставлял, так как был уверен в том, что легко найду свою одежду по так приглянувшимся мне сапогам.
       Разглядывая их со всех сторон, заметил, что одна пара сапог действительно сильно отличалась от остальных. Подойдя поближе, с ужасом понял, что на месте моих сапог стоят «видавшие виды» растоптанные, с оторванными подошвами, грязнущие сапоги сорок пятого размера.

       Я недоумевал: - Как могла произойти с моими сапогами такая метаморфоза? И, как же я теперь должен их носить, если, несмотря на рост 182 сантиметра, у меня был всего сорок первый размер ноги. Наконец-то до меня дошло, что мои сапоги кому-то очень понравились, и он подменил их мне на эти, хуже которых наверняка трудно было бы отыскать во всей Советской Армии!
       Поначалу очень огорчился, из-за того, что стащили сапоги только у меня, больше ни у кого. Подумал, что я самый не везучий человек на свете, но, вспомнил, что они были самые красивые: вот и привлекли внимание явно неблагородного человека. Сначала мне и в голову не могло прийти, что с этой бедой можно легко справиться, переставив ужасные сапоги соседу, а его новенькие забрать себе. Мысль об этом больно кольнула за грудиной. Ведь это означало украсть сапоги у товарища. Эх, узнать бы, какой-такой товарищ гарцует сейчас в моих сапожках? Не пожалел бы своих кулаков!

       В раздевальном отделении я пока был один. В любое мгновение в него могли войти, а я всё никак не мог решиться на неблаговидный поступок. Но, Милостивый Боже, как же не хотелось одевать на новое галифе эту ужасную потрёпанную обувь! Страшная мысль, что, увидев меня в таком одеянии, не будет кататься со смеху только самый ленивый, подтолкнула на сделку со своей совестью. Воровато озираясь, с сильно участившемся сердцебиением я «обменялся» сапогами с ближайшим соседом.

       Торопливо намотав портянки и, с трудом втиснув ноги в ещё не разношенные сапоги, выскочил на крыльцо бани. Прекрасное настроение было испорчено. На душе стало не спокойно. Ощущал себя без вины виноватым. Пытался оправдаться тем обстоятельством, что не я затеял всё это безобразие с подменой сапог. Стал прислушиваться к тому, что происходит в бане, но солдаты как обычно подшучивали над «салагами» (новобранцами), и весело смеялись. Но тревожное предчувствие того, что не всё так просто не покидало меня.

       Вспомнил, как был зол на негодяя, стащившего мои сапоги. Готов был просто прибить его за это! А вот сейчас в моей казарме появиться разъярённый хозяин с дюжиной не менее озлобленных за своего товарища его друзей. Как будешь вести себя под их ударами боец Макарихин? Молча скрипеть зубами или умрёшь от стыда?
       Невесёлые мысли не оставляли меня и после возвращения в казарму. Стоя у окна, находясь в состоянии сильного волнения, разглядывал бойцов, возвращавшихся из бани, успокаивая себя мыслями о том, что верну несчастному обладателю ужасных сапог вот эти новые и красивые, а себе подберу в каптёрке старые более или менее пригодные для носки.

       Увидев группу солдат, направляющихся к нашей казарме, отметил, что все они были горцами. Лица у них были серьёзными, взгляды строгими и придирчивыми. Меня насторожило то, что они останавливали любого солдата и сержанта, оказавшегося на их пути, и заставляли повернуться к ним спиной. Проведя быстрый осмотр, отпускали. Присмотревшись к этим процедурам, я понял, что их интересуют каблуки у сапог. Но почему их интересовали именно каблуки, когда у всех новых сапог они должны быть одинаковыми?

       Машинально я взглянул на каблуки своих сапог и, мне сразу стало ясно, что предмет, вызывающий у них такой огромный интерес находится на моих ногах. У старых сапог за год службы стоптались каблуки, поэтому одев новые, не удивился, что стал повыше ростом. И только сейчас внимательно присмотревшись, заметил, что каблуки у новых сапог нарастили, причём придали им изящную, клиновидную форму.

       Отряд, разыскивающий похитителя особенных сапог, приблизился к окну и во главе его я увидел хорошо знакомого мне армянина Ована добродушного, коммуникабельного и отзывчивого парня. Ован служил в другом подразделении. Официально нас никто не знакомил. Я часто видел его на аэродроме, возле здания ДЗ (дежурное звено) в котором бойцы помогают одевать высотные костюмы лётчикам истребителям. С начала, при встречи, мы просто кивали друг другу головами, потом постепенно стали обмениваться короткими фразами и однажды он поприветствовал меня:
       - Здравствуй Ара!
       Синонимами этого слова в русском языке, можно считать слово - друг, товарищ, земляк! То есть тот человек, к которому очень уважительно относятся.
Мне было очень приятно услышать такое приветствие из его уст, и я при каждой нашей встречи стал с удовольствием отвечать ему:
       - «Здравствуй Ара!»

       Воспоминания о наших тёплых взаимоотношениях болью отозвались в моей душе. Ведь через несколько минут распахнётся дверь нашей казармы, и человек другой национальности с большим разочарованием в русском парне перестанет считать его, (то есть меня), своим другом…
       Наконец-то я услышал шаги и почувствовал, что ребята остановились у меня за спиной. Я решил не поворачиваться к ним лицом, чтобы дать им возможность увидеть каблуки сапог, которые они с таким упорством старались отыскать.

       В казарме были мои земляки, которые уважительно относились ко мне, ценили мою дружбу, и по первому зову кинулись бы на мою защиту! Но вся беда была в том, что я был очень виноват перед «чужими» ребятами, поэтому не рассчитывал на помощь от своих, так как сам привык отвечать за свои поступки.  На несколько мгновений наступила тревожная тишина. Я обернулся и увидел, Ована, слегка наклонившегося и смотрящего вниз.

       Он узнал свои сапоги, поднял голову и направил на меня свой негодующий полный гнева взгляд, от которого я просто лишился дара речи. В следующее мгновение Ован узнал меня. Глаза его потеплели, и он как нив чём не бывало, повернулся назад, сказал короткую фразу своим землякам на армянском языке и, увлекая их за собой, быстро направился к выходу из казармы.
       Я продолжал стоять и размышлять: по какой причине Ован сменил свой гнев на милость, даже не спросив у меня: - «Как я докатился до того, что присвоил себе чужие сапоги?» И как мне, при нашей встречи, объяснить ему, что так поступить меня вынудили сложившиеся обстоятельства. Но в глубине души меня не переставала мучить совесть и, после отбоя, я долго не мог уснуть.

       На следующее утро, подходя к помещению дежурного звена, с большим волнением заметил, что его, обычно распахнутые двери, закрыты. Вокруг никого не было, и только я облегчённо вздохнул, дверь помещения приоткрылась. Предо мной предстал Ован и широко улыбаясь, произнёс:
        - Здравствуй Ара!
       Испытывая неловкость, я с большим трудом выдавил из себя:
       - Здравствуй Ара!
       И только хотел попытаться объяснить, что же, на самом деле, произошло со мной, в предбаннике, Ован опередил меня словами:
       - Я всё прекрасно понял там в вашей казарме, взглянув в твои глаза. Не переживай! Ты в них хорошо смотришься, так что носи себе на здоровье! На гражданке я любил сапожничать, даже немного поработал в сапожной мастерской. Сделаю себе такие же!

       Я был очень тронут таким выражением благородства с его стороны и мне стало ещё больше стыдно за малодушие, проявленное мной в истории с сапогами.
       Демобилизовался Ован на полгода раньше меня. Перед отъездом в свой родной город Ереван оставил мне на долгую, добрую память о нём фотографию с надписью, которую я поместил в начале рассказа.
       После разлуки с ним мне стало очень не хватать его задорного и добродушного оклика: - «Здравствуй Ара!»