***

Вечером я пошла на помойку. Это социально одобряемый способ побыть в одиночестве. Периодически мы ходим на помойку вдвоем с мужем. Но в этот вечер надо было пасти детей и развлекать гостей. Было решено, что отдыхать пойду я одна. Помойка от нашего дома далеко, в дебрях огромного безалаберного садоводства, куда нет выхода из нашего маленького островка на десяток домов. Идти надо по шоссе. Я взяла два увесистых пакета с мусором, который нельзя сжечь, и пошла. Над головой сверкали звёзды, а на востоке полыхало алым зарево Скандинавии - трассы, ведущей в Финляндию. По правую руку замерзал лес. В просветы между деревьями была видна линия Маннергейма - огромные гранитные глыбы, укрытые снегом. Слева пушистой тенью бежал Хруст, по-другому Тамарочка. У Хруста отсутствует инстинкт самосохранения. Он бегает вокруг того, кого считает хозяином и иногда бросается под машины. Именно поэтому его хозяева и назвали его Хрустом. А мои дети видели его в другой ипостаси - игривой, и поэтому он у них - Тамарочка. Так вот, я шла с Хрустом и мне было не так страшно как в полном одиночестве. Идти в темноте по шоссе страшновато. Но чего не сделаешь ради одиночества? Я, например, готова боятся. Я шла и вспоминала истории про белого лыжника, замороженную деву, мглистые пади, зловещие лощины, как вдруг из заснеженной канавы прямо на меня выскочила какая-то фигура вся в белом. Я вполне ожидаемо заорала. Фигура тоже заорала. Мы орали, Хруст лаял, мороз трещал. В общем, апокалипсис. Она остановилась первая, поправила белую вязаную шапочку и оказалась девушкой лет двадцати. Только мы успокоились, как из чащи заиндевевшего борщевика вновь послышался треск и на трассу вывалился парень, похожий на героя карело-финского эпоса Калевала Лемминкяйнена, только более компактного. Девушка и парень посмотрели на меня. Яркий свет звёзд высветил авансцену. Я была одета в форменную теплую куртку метрополитена и резиновые калоши на меху, на голове была красная финская шапочка с лосями, в полиэтиленовых пакетах позвякивал мусор. Думаю, что обо мне сложилось определенное мнение. Оторвав взгляд от меня, девушка с достоинством посмотрела на наследника финского эпоса и сказала: "Я себя не на помойке нашла, Коля". Я поняла, что стала свидетелем серьезного разговора. "Женщина, - обратилась ко мне белошапочка, - где тут остановка автобуса?". Я сказала, что недалеко и я как раз иду в ту сторону. Потомок карело-финнов эпически забасил: "Рита, ну Рита, ну что ты прямо, ну ладно тебе". "Думать надо было головой Коля, - звонко сказала Рита, - отвали от меня и р-руки, р-руки свои убери". Коля топал рядом и бубнил что-то покаянное, периодически пытаясь взять разгневанную подругу за рукав. Из препирательств я поняла, что Коля весьма неосторожно пошутил про роль женщины на зимней стоянке и теперь лишался всякой надежды на нежность.
"Ты что думаешь, вы бухать там будете а я тару выносить?" - и Рита кивнула головой в мою сторону. Я сделала интеллигентный вид. Коля тоже посмотрел на меня и вдруг, выхватив пакеты у меня из рук, рванул к помойке. Мы с Ритой тоже прибавили шагу. Хруст взволнованно семенил рядом. "Война и поэзия - вот что важно для мужчины", - непонятно с чего казала я. Рита рассеянно посмотрела на меня. Из-за поворота показался автобус и пополз к остановке. "Поедешь?" - хмуро спросил Коля, который только что выкинул пакеты. Что ответила Рита я не услышала, Хруст залаял на проезжающую легковушку и выскочил на середину дороги. Я, теряя калоши, побежала за ним и, схватив за ошейник, притащила на обочину. Тут мимо нас проехал автобус. Обернувшись, я увидела как Белошапочка и Лемминкяйнен стоят обнявшись. Хруст облизывал мне руку, преданно заглядывая в глаза. "Вот так вот, чучело ты собачье, не только война, не только поэзия", - сказала я. "Пойдем домой. Я уже устала бояться".