Шекспир и Писемский

      Послу в Крым (1564-1573), заключившему также перемирие с Польшей (1582) и Швецией (1583), Федору Андреевичу Писемскому после этого довелось еще и в Англии побывать сватом Иоанна Грозного, который, как известно, имел семь жен, первых трех и шестую из которых уморил, четвертую и пятую заключил в монастыри, седьмую сослал в Углич и перед смертью захотел осчастливить еще и какую-нибудь английскую принцессу, и хотя ему сообщили, что из всех английских принцесс на выданье осталась лишь худородная тридцатилетняя Мария Гастингс, он увидел в этом знак судьбы и велел Писемскому не скупиться на подарки и обещания, а главное, доставить портрет невесты, перед которым собирался коротать время до ее приезда.
      Соответственно, статейный список, т. е. последовательный пересказ переговоров («А се список посольства Федора Писемского да подьячего Неудачи Ховралева, как ся у них в Англинской земле государево дело делалось»), сопровождало изложение сговора в тайной палате королевы («А се таков список посольства тайново подал государю Федор Писемской»), где Федору Андреевичу Писемскому пришлось трижды просить Елизавету, «чтобы ты велела написать парсон ее», потому что Елизавета всячески отнекивалась: «А лица ее написати и к государю вашему послати соромлюся, что она не красна, а не может быть добре, и лежала воспицею, и лице ее красно и ямовато… и топерво дитя-девица недомогает, а так, какова она топерво есть, не мочно парсон ее велети написати, хотя мне давай всего света богатство».
        Предварительно, разумеется, «Федор и Неудача явили королевне от себя поминков: Федор сорок соболей, да пару соболей, да Неудача сорок соболей, да толмач Роман Бекман пару соболей... И королевна учала быть весела…»
        «Да королевна ж Федора и Неудачу спрашивала: «Земля де ваша Русская и государство Московское по старому ли? И нет ли в вашем государстве в людех какие шатости?»
         И Федор и Неудача говорили: «Земля наша и государство Московское, дал бог, по старому, а люди у государя нашего в его государстве твердой руке; а в которых людех и была шатость, и те люди, вины свои узнав, государю били челом и просили у государя милости, и государь им свою милость показал…»
         «Да королевна же Федора и Неудачу спрашивала про свою про Аглинскую землю: «Ехали де есте нашею Аглинскою землею от города от Скарбара до Лунды, и вы видели какова Аглинская земля, и вам, едучи, нужи какие не было ли?»
         И Федор и Неудача говорили: «Земля Англинская людна добре и угожа и изобильна всем; и нам в твоей земле по ся места твоим жалованьем нужи не было никоторые».
         И на прощание «Федора и Неудачу учала спрашивати: «Какова де Англинская земля, и не было ли вам живучи в нашей земле какие нужи?» И Федор и Неудача говорили: «Земля Англинская людна добре и угожа и изобильна всем; и нам в твоей земле по ся места твоим жалованьем нужи не было никоторые».
         «А в те поры учали в той столовой полате играть играти игрецы в сурны и в трубы и в ыные во многие игры; а дворяне королевины з боярынями и з девицами учали танцевати. И Федору и Неудаче говорили: «В том де государыне нашей, королевны Елизавети, не осудите, что при вас танцуют; у государыни у нашей, у королевны, в обычае так ведетца: по вся дни после стола живут потехи и танцеванье».
        Не менее театрализованными выглядели и смотрины: «А в саду чердак наряжен, и в чердаке поставлены двое кресла, обиты бархаты золотными. И как пришел Федор в чердак, и князь Томос велел ему сести в кресле, а в другом кресле сам сел; а князю Хунтинскому и Томосу велел сести по лавкам… И погодя немного, пришла княгиня Томосова, а другая княгиня Хунтинского князя, а промежь себя привели княжну Хунтинского Марию Хунтинсу…»
        Лишь через полгода «июня в 13 день Томос Рондолф приезжал к Федору в село в Улижь, и говорил: «Королевна де прислала к тебе парсун княжны Хунтинского, а своей племянницы, и велела тебе отвести к ее брату, а к своему государю», и Писемский от досады приписал к отчету: «А земля Англинская не велика; стоит на море на одном острову с Шкотцкою землею; всего, сказывают, Англинские земли верст с пятьсот, а поперег с триста верст».
         После этого не приходится гадать, чем навеяны «Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе» Николая Семеновича Лескова и «Сказы» и «Сказки» Бориса Викторовича Шергина, но не забудем также, что посольство Федор Андреевича Писемского не укрылось и от внимания Вильяма нашего Шекспира.
         Последний откликнулся комедией под названием «Напрасные усилия любви» («Love's Labour's Lost»), юмор которой, однако, обнаруживается лишь после того, как часть ее персонажей переодевается в русские костюмы. Тогда уже и зрителям становится очевидно, что никакой любви в таких костюмах и с такими безнадежно отставшими от моды их носителями быть не может.
          Степан Петрович Шевырев по этому поводу писал: «Замечательно, что от зоркого глаза Шекспира не укрылось дородство русских и эта грубая сила телесная… Его всепроницающая наблюдательность схватила черты дородного, плотного ума наших предков и запечатлела их…» Намекая на то, что для их характеристики Шекспир пользовался собственными наблюдениями.