Красный анклав, Глава 33

Москва

Охваченный сражениями город стонал и сотрясался от непрерывных разрывов снарядов. Самые глупые и безрассудные птицы могли бы наблюдать с неба интересную картину, если бы у них хватало ума осознавать процессы, происходящие внизу. Окраины города поглотила бесконечная суета – колонны беженцев тянулись по улицам, из мест, где недавно стихли бои, организовывались пункты приёма раненых и временного размещения гражданских лиц, сновали командирские автомобили, санитарные машины. В город уходили колонны танков и солдат пехоты. По мере движения к центру перемещения становились всё более хаотичными и дёрганными, нарастала интенсивность боёв, гражданских совсем не было видно, разве что отчаявшиеся фигуры с поднятыми руками выбирались и рушащихся домов в надежде не поймать пулю. Казалось, не было в огромном мегаполисе ни единой тихой улочки, где можно было бы перевести дух не опасаясь поймать шальную пулю или осколок. Тут и там вспыхивали очаги ожесточённых схваток, рушились от прямых попаданий ракет и снарядов стены и, топча чёрную жижу, бегом проносились солдаты. Промокшие до нитки, они сражались героически, они прятались в страхе за свои жизни, они закрывали телами товарищей, они же безучастно смотрели как умирающие тянут к ним руки. В таких условиях человек раскрывался и являл своё истинное лицо. Говорят, война меняет людей, но скорее близость смерти заставляет их сбрасывать маски, которые они всю жизнь видят в зеркале. Здесь их зеркалом стали лица таких же солдат по ту сторону прицела.
Передовые части вторжения прощупывали оборону окопавшихся защитников, то углубляясь в неё на отдельных направлениях, то откатываясь после удачных контратак противника. Обе стороны сражались с иступлённым остервенением двух смертельно рассорившихся братьев, чей гнев и обида друг на друга были куда сильнее схожих эмоций, которые можно испытывать к чужаку. На пределе сил, ведомые яростью и верой в свою правду, солдаты бросались друг на друга. Не жалея пуль, не щадя себя в боевом трансе они жаждали лишь одного – чужой кровью оправдать свой выбор. Доминируя доказать свою правоту. Но, вкусив малой победы, мгновенно проникались милостью к поверженным врагам, щадя их жизни и уводя из пекла в тыл. В этом обе стороны были зеркально схожи. В этом таилась главная горечь и боль происходящего. Периоды затишья на соседних улицах регулярно сменялись интенсивными перестрелками, шелест первых весенних дождей то заглушал отдалённую канонаду танковых боёв, то подавлялся ею, когда болотно-зелёные стальные черепахи грохоча выползали из-за усеянных бетонным ломом куч мусора.
Многие жители так и не смогли по разным причинам покинуть город, брошенные посреди бушующей вокруг войны в серых коробках многоэтажек, они жались друг к другу в углах своих комнат подальше от окон, в которые с затянутого свинцом неба заливал студёный дождь. Богатые и бедные в мирное время, сейчас все были равны, обладая единственной ценностью – собственными жизнями. Каждый из них вздрагивал от нового близкого разрыва и метался по помещению, слыша треск коллапсирующих перекрытий. Или же шептал слова утешения, ободряя родных и близких. Солдаты в разных униформах бесцеремонно топтали их гостиные, проносясь от одного оконного проёма к другому, заливали их ковры кровью и устилали пол гильзами, совершенно не обращая внимания на забившихся в угол перепачканных и оборванных людей. Война рушила все привычные социальные связи и создавала новые на этот безумный миг полыхающего пожара человеческого упорства. Семьи распадались, семьи прирастали сиротами и покинутыми. Мирные люди, как и солдаты, преображались под давлением смерти.
Отряд майора Васнецова вместе с другими моторизированными подразделениями сильно углубился в оборону противника по Ленинскому проспекту. Успев привыкнуть к новой полимерной кирасе, похожей на те, что носили штурмовики 30-30, он чувствовал себя намного более уверенно и безопасно. Насколько это вообще было возможно на передовой. Жаль, что таких ещё не было в битве на Урале, многие его товарищи сейчас могли бы быть живы… Когда основная часть сражений происходила ещё далеко позади, их ударный кулак удачно прорывался к 3-ему транспортному кольцу и вот уже где-то впереди, за площадью Гагарина, их призывно манили распахнутые врата старых кварталов, приглашающих в самый центр, к сердцу страны и последнему прибежищу предателей. Двигаясь от дома к дому, от завала к завалу, смешанные бригады солдат, состоящие как из не видевших солнечный свет десятилетиями бледнолицых и «сухих» бойцов гарнизонов закрытых подземных городов, так и из добровольно перешедших на сторону армии освобождения солдат Российской Армии, вынужденных теперь воевать с точно такими же воинами, но находящимися по ту сторону баррикад.
Достигнув очередного хорошо укреплённого врагом участка проспекта, отряд Васнецова и следующие с ним части мотопехоты вступили в позиционный бой, связав врага огнём в надежде, что товарищи в это время зайдут к нему с флангов и танки подтянутся наконец на огонёк. Вся улица непрерывно простреливалась, рокотали пулемёты и рвались гранаты – обе стороны не испытывали стеснения в боеприпасах, щедро осыпая укрытия врага градом пуль, заставляя солдат пригибаться к земле в ожидании своей очереди на ответ. Майор не имел общей тактической картины штурма и не знал, насколько они оторвались от основных сил, но надеялся, что не слишком далеко и скоро отстающие части подтянутся для нового рывка вперёд. Пока лишь отдельные небольшие группы солдат присоединялись к ним за щедро усеявшими проспект завалами полуразрушенных артподготовкой зданий.
Сквозь безумную канонаду яростной перестрелки и шум дождя прорвался истошный женский крик, полный отчаяния, ужаса и боли. Посреди непрерывно простреливаемой зоны отчуждения между двумя сторонами, в разбитом дверном проёме какого-то разбитого в дребезги магазина, располагавшегося на первом этаже жилого дома, протягивая одну руку вперёд, на улицу, кричала женщина покрытом бетонной пылью коричневом пальто. Другой рукой она плотно прижимала к себе маленький закутанный в одеялко комочек. Женщина разрывалась между страхом за жизнь малютки в руках и порывом выпрыгнуть под пули за убежавшей от неё зарёванной девочкой двух-трёх лет, в рыданиях заткнувшей уши и бегущей поперёк улицы не понятно, куда. Ещё мгновение и шальная пуля сразит ребёнка. Внезапно битва стихла, ни один солдат не стрелял, провожая дрожащими от напряжения глазами маленькую фигурку с двумя мокрыми, прилипшими к лицу хвостиками. Только холодный дождь замешивал грязь на разбитой улице. Мать вышла из оцепенения и немедленно рванула вперёд, в два прыжка подскочив к ребёнку ухватила плачущую, но невредимую малышку и столь же стремительно скрылась откуда пришла. На эти несколько десятков секунд обе стороны ощутили единение и общность мыслей, чувств, эмоций. Вспомнили, что они люди, сыновья и отцы, солдаты, чей долг – защищать и оберегать вот этих вот малышей. Проскочило понимание ужасной несправедливости ситуации, неправильность обстановки. Но вскоре тишину разорвали одинокие, как бы извиняющиеся, выстрелы. И снова грянул бой, стерев недавний эпизод из реальности, будто его и не было.
Васнецов заметил движение в арке дома слева – знакомые силуэты в высокотехнологичных латах быстро двигались параллельно проспекту. Майор слышал от бойцов, что 30-30 сильно потрепало в последней операции и вряд ли оставшиеся в строю бойцы брошены на прорыв обороны – очевидно у них была какая-то своя, особая, миссия. Как, впрочем, и всегда.
Группы солдат при поддержке наконец подошедших танков уверенно продвигались за спинами могучих ТАКТов, чьи массивные ростовые щиты легко принимали на себя град пуль и снарядов небольшого калибра. Кумулятивные гранаты рвались о броню щитов, прожигая в них сквозные дыры струями огня под огромным давлением, но пройдя этот слой металла смертоносная плазма теряла силу и рассеиваясь лишь нежно облизывала бронированные бока робота. До центра площади оставалось совсем немного, там уже можно было с комфортом окопаться за удачно упавшим на проезжую часть памятником первому космонавту. Ничего, памятник мы потом восстановим ещё лучше, чем был. А сейчас он сбережёт нам жизни и приблизит победу. 
Образующие вогнутый полукруг здания, что венчали выход с площади, были отличными оборонительными рубежами для защитников города – из окон грохотали крупнокалиберные пулемёты и станковые гранатомёты, с тылу оперативно подходили подкрепления, обеспечивая прикрытие прижатым огнём в туннелях автодороги частям. Советские солдаты ещё только занимали полуразрушенное здание Российской Академии Наук, дающее отличную позицию для охвата всей площади и прилегающих территорий, и пока не могли в полной мере прикрыть с трудом продвигающиеся отряды Васнецова, которые надеялись только на броню и выносливость укрывающих их ТАКТов. Сами роботы давно израсходовали свой боекомплект, нанеся существенный урон живой силе врага и сейчас просто исполняли транспортную функцию – нельзя было терять инициативу на передышку и перезарядку, надо было идти вперёд, пока не иссякли силы, а как иссякнут – окапываться и ждать подмоги. Близкая победа кружила солдатам и командирам головы, подгоняя, не считаясь ни с чем, идти и идти вперёд. 
Из разбитого бомбами проёма в стене одного из домов на противоположной стороне площади хлынул ливень снарядов, сопровождаемый чуть запаздывающим трескучим рокотом, гулко разлетевшимся по обширной площади. В мгновение ока потрёпанный робот и следующая за ним группа солдат исчезли в облаке взметнувшейся грязи и вспышек. Уцелевших не было. Старая советская зенитная самоходка увлечённо засеивала свой сектор обстрела разрывными снарядами из четырёх связанных стволов, губя всех, до кого получалось дотянуться. Наступление забуксовало, бойцы рассеялись по ближайшим укрытиям, роботы получили сигнал отойти. Проблема требовала немедленного решения, но позиция у смертоносной «Шилки» была крайне удачной – танки не решались выйти на открытую всем направлениям площадь, а прижатым огнём бойцам было нечем ответить глубоко засевшей в руинах броне. Заметив заминку, защитники Москвы немедленно увеличили плотность огня, одновременно наладив снабжение своему авангарду в туннеле под площадью. Началось активное движение по ту сторону баррикад, за которыми укрывались солдаты Васнецова. Со стороны реки советские войска внезапной атаки не опасались, а вот соседние улицы всё сильнее «нагревались» от растущей интенсивности перестрелок. Слишком глубоко зашёл в оборону противника этот кулак, того и гляди собравшийся с силами враг отрежет Ленинский проспект позади них и прижмёт окружённые части к реке, задавив числом. Осмелевшие бойцы, верные Российской Федерации, потихоньку начали выползать из туннеля, под прикрытием товарищей подбираясь к засевшим за упавшей стелой Гагарина солдатам Васнецова. Вспыхнули близкие стычки, скоротечные и смертоносные, гранаты летали от укрытия к укрытию, калеча и убивая. Майор был здесь же, с товарищами, экономя патроны он отгонял от своих позиций врага, мысленно уже готовясь вызывать артиллерию на себя, если радисту всё же удастся прорвать пелену радиопомех. По нарастающим вокруг звукам битвы он уже понимал – окружение неизбежно и вопрос лишь в том, чтобы их гибель на острие атаки не была напрасной, а значит для следующих ударных частей придётся расчистить площадку.
Однако, со стороны Профсоюзной улицы вместо солдат и машин врага хлынул поток пехоты в сопровождении бронемашин с красными флагами – ещё один рукав наступления прорвался и воссоединился с ними! С немалыми потерями площадь была отбита, а враг оттеснён дальше, к Садовому кольцу. Майор Васнецов со своим отрядом получил приказ спуститься в метро и выдвигаться навстречу штурмовым группам, идущим по рельсам с юга. Захватив контроль над подземной железной дорогой, наступающие силы обретут доминирующую мобильность и возможность наносить внезапные удары в любой части города. Тогда можно будет передохнуть и зализать раны в относительном покое и тишине.

Норфолк, Вирджиния

Марс, лояльный ему генералитет и представители спецслужб собрались в штабе для наблюдения за ходом боевых действий на море и в воздухе. На столе перед президентом лежала злополучная папка со списком целей на территории России, полученных от Мейсона Колби. Роберт должен был решить, что с ними делать. И он принял единственно верное решение, которое позволила ему принять совесть и был готов отвечать за последствия. Он прекрасно понимал, что сегодня из объявленного предателя может стать предателем, вошедшим в историю, как человек – отдавший страну на ядерное разорение красным. Он смотрел на своих генералов, а они смотрели на него. И в их лицах он видел понимание. Не одобрение, не восторг, не любовь. Понимание. Перед началом операции, встречи с Марсом попросил командующий военно-морскими силами. Оставшись один на один с президентом, он спросил:
 - Сэр, разрешите говорить откровенно, сэр?
Марс стойко встретил его прожигающий взгляд и ни секунды не колеблясь ответил:
 - В этом помещении каждый может говорить предельно откровенно.
 - Сэр, от лица всего командования я пришёл высказать Вам слова поддержки. То решение, которое Вы приняли – никто из нас никогда не смог бы принять. В итоге может случиться так, что мы возненавидим Вас за последствия этого решения. Но я не могу не выразить Вам уважения за то, что Вы пытаетесь поступать правильно там, где другой на Вашем месте поступил бы иначе. Мы с Вами до конца, Сэр, чем бы всё это ни кончилось. И если Вам придётся отвечать за последствия – я встану рядом. Спасибо за то, что подаёте всем нам пример истинного мужества. Сэр, разрешите идти?
Марс моргнул пару раз и скользнул глазами по стенам, остановившись на американском флаге и фото своей семьи в рамочке на столе. Затем черты его лица огрубели и он снова поймал взгляд адмирала:
 - Спасибо, Лемюэль, это важно для меня. Знать, что я не один, что я поступаю правильно. Вы свободны.
Напряженные лица в гнетущем молчании слушали сводки с полей, отчёты о потерях и рапорта о достигнутых целях. Два крупнейших морских сражения современности происходили сейчас у двух американских берегов. И в этих сражениях американцы убивали американцев для того, чтобы предотвратить гибель американцев. Звучало, как ужасный абсурд, по сути им и являясь. Эсминцы, торпедоносцы, крейсера, прикрывающие авианосцы, обрушивали друг ну друга шквал ракет и снарядов. Один флот прорывался сквозь другой для того, чтобы выйти на дистанцию пуска крылатых ракет. В небе шла своя битва – истребители атаковали бомбардировщики, штурмовики пикировали на корабли сквозь заградительный огонь систем ПВО. Силы обеих сторон быстро таяли – современная война была скоротечна и жестока, унося сотни жизней каждую минуту. Кренящиеся на борт и коптящие небо чёрным дымом корабли упорно стремились к точке пуска ракет, которым далее предстояло прорвать ПВО и поразить цели в глубине материка. Пусковые шахты баллистических ракет, которые вот-вот должны были быть запущены через весь земной шар по России. У Колби не было иной возможности стремительно атаковать столь ненавистную ему идеологию, кроме как ударив имеющимися в распоряжении ракетами шахтного базирования – иностранные силы до конца не понимали, кому они подчиняются, а подводные ракетоносцы остались под командованием Марса.
Спустя часы напряжённого сражения начали поступать сигналы о готовности к скоординированной атаке – лишь единовременный массированный удар со всех направлений мог гарантировать прорыв эшелонированной системы ПВО. Настал момент истины. Вся неядерная огневая мощь под командованием президента Соединённых Штатов Америки Роберта Марса обрушилась на военные ядерные объекты изменников. На большом экране в реальном времени цели массово выбывали из списка, замещаясь крестами на карте. Марс с раздражением смотрел, как медленно растёт число отметок о поражении целей. И вот по радио взволнованный голос сообщил, что шахты открылись и из них стартовали ракеты. Шёпот пробежал по комнате, убелённые сединами мужчины молились, матерились и отказывались поверить тому, свидетелями чего становились. Подземные ракетные комплексы были построены на совесть и многие пережили ракетную атаку, сохранив работоспособность стартовых механизмов. Часть стартующих ракет удалось перехватить на взлёте, пока они только набирали скорость, но тем не менее – прорвалось слишком много. Роберт больше ничего не мог сделать для предотвращения неизбежного. Мегатонны смерти на огромной скорости неслись к своим целям. Покрывшись холодным потом, Марс смотрел на визуализацию примерных траекторий взлетающих ракет с широко раскрытыми глазами. Он попросил всех выйти из помещения и взялся побелевшими пальцами за красную телефонную трубку.